Помоги проекту - поделись книгой:
В конце концов герцог придумал, как натравить друг на друга двух могущественных врагов как королевы и герцога Орлеанского, так и его самого, а также заронить в душу несчастного маркиза надежду вернуть былое расположение властей предержащих. Втайне проводя свою политику, герцог придумал способ, как примирить Краона с королевой, но не раньше чем ему это будет выгодно; одновременно он хотел сохранить в лице маркиза союзника, на чей ум всегда можно положиться. Королева вполне могла простить маркиза, ибо своими откровениями он никому не навредил, тем более что вскоре он сослужил им всем службу, подняв руку на Клиссона, врага гораздо более опасного, чем он сам.
Переговоры происходили в Туре, во время встречи короля с герцогом Бретонским, куда вскоре поспешила Изабелла: ей не терпелось увидеть герцога.
На встречу коннетабль явился в кричащем костюме, очень похожем на тот, в котором, демонстрируя всем свое богатство, прибыл герцог Бретонский. Королева, выступавшая посредницей, на самом деле активно помогала герцогу, полагая в дальнейшем использовать его для своих честолюбивых замыслов.
Во время этой встречи герцог Бретонский помирил ее с Краоном, а Изабелла устроила его брак с одной из своих дочерей, заключив сей коварный альянс с единственной целью — придать сторонникам Англии еще больше блеска; Франция оказалась связанной брачными узами с принцем, охотно служившим ее врагам. После заключения брака все разъехались по своим владениям.
Герцог Бретонский не торопился возвращаться в Ренн; подстрекаемый Изабеллой, он только и думал, как бы нарушить обещания, данные своему монарху.
По возвращении из поездки король почувствовал первые симптомы безумия. Если бы для его лечения использовали иные средства, нежели те, что были применены к нему, возможно, тяжелых последствий удалось бы избежать; к несчастью, мало кто стремился доподлинно исцелить его; имея причины не столько остановить болезнь, сколько усугубить ее, его лечили исключительно празднествами и развлечениями, которые устраивали те, кто разжигал смуты.
Долгое время подозревали, что королева давала вдыхать или глотать государю особые порошки, составленные специально для нее итальянскими монахами, некоторое время назад выписанными ко двору за большие деньги. После приема этих порошков состояние короля — в зависимости от нужд Изабеллы — менялось то в худшую, то в лучшую сторону.
Но разве можно по своему усмотрению оказывать влияние на человеческий разум?
Если причины болезни известны, если ее можно исцелить, значит, ее можно и вызвать; если есть яды, способные лишить человека физических возможностей, почему яды, обладающие иным составом, не могут отрицательно повлиять на его умственные способности? Разве умственные способности не имеют физическую природу, не являются продолжением способностей телесных? Разве не доказано, что все способности человека теснейшим образом связаны друг с другом? Разве состояние души больного человека не отличается от состояния души здорового? Разве душа может существовать без теснейшей связи с телом? Иначе говоря, разве духовные способности не являются одновременно и способностями физическими? Если яд может изъязвить мягкую перегородку желудка, значит, он может поразить и мозг, став причиной безумия. А если вредоносное воздействие зависит только от природы яда, кто поручится, что поиски ботаников не помогут нам изготовить как один яд, так и другой? Однако всегда следует помнить о том, сколь часто мы заблуждаемся в наших предположениях, а заблуждения, как известно, приводят к ложным выводам. Можно ли наши нравственные качества приравнять к качествам физическим? Усомнившись в этом, мы вновь вернемся в темные века, сумерки коих, к счастью для нас, уже рассеялись; так будем же безбоязненно судить о наших качествах. Безумие, отрицательно воздействуя на нашу нравственность, разрушает ее, ибо нравственность имеет физическую природу; все, что претит нравственности, несомненно наносит ущерб и физическому состоянию, и наоборот. Поэтому безумие, будучи болезнью, затрагивающей одновременно и тело, и душу, может возникнуть внезапно; так же внезапно его можно излечить; говоря иначе, его можно и возбудить, и исцелить.
В сущности, мы вторим словам монахов, продававших яды, а потому не ручаемся за их правдивость; не назовем мы и растения, из которых они их извлекали; даже владей мы сей наукой, мы бы поостереглись разглашать подобные тайны.
Кое-какие утверждения из признаний Буа-Бурдона подтверждают наши рассуждения, но мы предлагаем читателю самому их осмыслить. Возможно, ниже мы попробуем разъяснить некоторые из высказанных нами предположений, особенно важных для нашей истории. Но мы все время будем стараться ограничиться ролью рассказчика.
Королева не успокаивала супруга, а, напротив, делала все, чтобы поддерживать его в состоянии возбуждения. В Венсенне она создала непристойный
Возможно, кто-то из любопытства попросит нас подробно описать упомянутые нами собрания; мы бы удовлетворили его просьбу, если бы самым строгим образом не запретили бы себе любые рассказы, оскорбляющие приличия. Так что читателю придется удовлетвориться только упоминанием о
Постоянные празднества способствовали интригам: под покровом веселья всегда удобнее устраивать заговоры. В те дни герцог Туренский получил от короля герцогство Орлеанское и в дальнейшем стал именовать себя герцогом Орлеанским, от названия полученного герцогства; признаем, в нашем рассказе мы наградили его этим именем слишком рано.
В это же время Краон совершил покушение на коннетабля; предвидя подобное преступление, мы заранее сообщили его причины, хотя, как нам кажется, несмотря на варварство того испорченного века, подобного рода злодеяния ни при каких обстоятельствах не должны бы марать руки французского дворянина.
Краон давно накапливал у себя в доме различное оружие. За несколько дней до совершения преступления к нему в дом под покровом ночи явились сорок негодяев; почти все они являлись уроженцами Бретани.
— Друзья мои, — обратился к ним Краон, — речь пойдет о мести за вашего принца. Вам известно, что коннетабль Клиссон сильно провинился перед герцогом Бретонским. Посвященный во все его тайны, он предал его; не будучи уверенным, что истина сможет погубить герцога в глазах короля Франции, он присовокупил к словам правды низкую клевету: осмелился сказать, что ваш повелитель заключил преступный альянс с англичанами, направленный против Карла Шестого. Эта гнусная ложь имела целью разгневать монарха, дабы тот из чувства мести перенес военные действия в Бретань. Война в Бретани давала коварному и честолюбивому Клиссону верный шанс прославиться. Если бы Францией по-прежнему управлял герцог Бургундский, король никогда бы не доверился Клиссону: ему открыли бы глаза на вероломство коннетабля. Герцог Бретонский хотел уничтожить Клиссона, но потом отпустил, назначив выкуп. Бретонец сохранил ему жизнь, а неблагодарный Клиссон повел себя по отношению к герцогу отвратительно. Друзья, пришла пора отомстить за вашего повелителя: приказываю не щадить негодяя, вооружайтесь, сразите предателя и исполните долг честных людей. Завтра, когда коннетабль поедет мимо дома, нападите на него; пусть мошенник умрет у ваших ног. Я не призываю вас идти против закона: ваш поступок угоден Небу, кое в справедливости своей хочет наказать преступника; угоден он и нашему повелителю, ибо мы мстим за него; он будет угоден и Карлу Шестому, потому что мы избавим его от самого опасного человека среди всех смертных. Тот из вас, кто со мной не согласен, пусть остается. Для тех, кто следует за мной, приготовлены булавы, мечи, кинжалы…
И Краон взял в руку меч.
— Пусть сталь, зажатая в руке мстителя, — вскричал он, — первой пронзит сердце виновного. И пусть ни угрызения совести, ни раскаяние не смутят умы ваши; испытывая отвращение к незаконному убийству, мы гордимся, когда одним ударом мстим за Господа и честь короля.
Все берут оружие и приносят клятву повиноваться ему.
Для позорного убийства выбрали День праздника Святых Даров. В те невежественные времена, исполненные суеверий, особенно жестокие злодеяния совершались в дни церковных праздников, словно виновники их хотели взять в союзники само Небо.
Смеркалось. Неожиданно разразилась гроза, погрузившая Париж во мрак.
Мы не утверждаем, что заговор стал причиной грозы; мы всего лишь хотим сказать, что горизонт, очистившись, вновь померк. На улицах ни души; воцарившаяся повсюду тишина напоминала о смерти.
В тот вечер во дворце Сен-Поль происходило очередное торжество, на котором, по обыкновению, присутствовал весь двор; начавшийся после ужина бал затянулся глубоко за полночь.
Наконец коннетабль покинул дворец и отправился домой; дом его находился на том месте, где впоследствии вырос особняк Субизов. Часы показывали час ночи, когда Клиссон в сопровождении восьми слуг, державших в руках факелы, пересек улицу Кюльтюр-Сент-Катрин. Несколько убийц, налетевших на слуг Клиссона, загасили их факелы, и коннетабль перестал видеть, с кем он имеет дело. Решив, что виновником глупой выходки является молодой герцог Орлеанский, он воскликнул: «Я знаю, мой повелитель, вы решили подшутить надо мной, но, поверьте, такая шутка не достойна ни вас, ни меня».
И тут подал голос Краон.
— Коннетабль, — произнес он, — это не герцог Орлеанский, это я… Я хочу освободить Францию от ее злейшего врага; довольно разговоров, вам пора умереть. Бейте, бейте, — трусливо продолжил он, обращаясь к тем, кто следовал за ним, — и не щадите никого, кто попытается защитить его.
Напрасно восемь слуг коннетабля пытались оказать сопротивление: их вместе с хозяином окружили со всех сторон. Но слуги сумели убежать, а Клиссон остался один на один с убийцами, и, не будь на нем кольчуги, которую он всегда носил на теле, его бы непременно убили.
В темноте он никак не может догадаться, кто его противник… Мрак столь глубок, что несколько убийц ведут поединок друг с другом. Испугавшись мужественно оборонявшегося Клиссона, наемники убегают, рассыпаются по близлежащим улицам и возвращаются в дом Краона. Самый яростный разбойник наносит коннетаблю сильнейший удар, тот падает с коня прямо на незапертую дверь булочника, и та под напором тела коннетабля раскрывается. Слабый свет, исходящий из лавки, повергает нападающих в ужас, и они разбегаются. Клиссон остается лежать без сознания.
Вернувшиеся слуги окружают раненого, а один из них мчится предупредить короля о случившемся. Карл как раз собирался отходить ко сну: в чем был, он вскочил на коня позади посланца и повелел гнать во весь опор. Вбежав к булочнику, он увидел коннетабля в луже крови и хлопочущих вокруг людей, пытавшихся остановить кровь.
— О мой дорогой Клиссон, — воскликнул король, — кто напал на тебя?
— Сир, — ответил коннетабль, — ваши враги, которые одновременно являются и моими врагами. Ибо всем известно, как я люблю ваше величество, и этого негодяи не могут мне простить.
— Но кто они, друг мой?
— Сир, это Краон, я узнал его; он приказал трусливо убить меня; я не боюсь назвать его имя, потому что, желая убить меня, он хочет нанести ущерб вам.
— Коннетабль, — произнес король, — чтобы покарать гнусного убийцу, мне достаточно того, что он покушался на вашу жизнь. А так как затронуты еще и мои интересы, месть моя будет вдвойне сурова.
Тем временем нашли и привели лекарей.
— Осмотрите коннетабля, — приказал им король, — и скажите, на что я могу надеяться. Его страдания — это и мои страдания, и, если вы исцелите его, вы получите гораздо больше, нежели если я заболею от волнения…
И добрый Карл, склонившись над другом, оросил слезами раны коннетабля.
— Сир, — произнес растроганный Клиссон, — если я и сожалею о пролитой крови, с коей смешались ваши слезы, то лишь потому, что не пролил эту кровь на поле брани, сражаясь с вашими врагами.
— Коннетабль, ты будешь жить.
— В любом случае мой последний вздох будет посвящен моему государю, — ответствовал Клиссон, сжимая руки своего повелителя.
Раненый так разволновался, что раны его открылись, и врачи попросили короля удалиться.
— Я уйду, — ответил Карл, — но обещайте мне, что он будет жить, иначе я остаюсь.
— Он будет жить, сир, мы за него отвечаем.
— Тогда я удаляюсь, — успокоившись, произнес король. — Прощайте, коннетабль, и берегите себя: только так вы сможете доказать, что любите меня.
На прощание король поцеловал друга…
О, как отрадно, когда король роняет слезы при виде ран своего военачальника, не раз проливавшего за него кровь! Воистину монарх, готовый плакать над несчастьями преданных ему слуг, должен быть любим своими подданными!
В тот же вечер парижскому прево приказали арестовать убийц Клиссона. Но слуги убийц предупредили, а выносливые кони помогли им спастись от людского правосудия; оставалось уповать на правосудие Господа, редко оставляющее безнаказанным столь отвратительные преступления. Арестовали нескольких невинных людей, и среди них каноника из Шартра, у которого останавливался Краон, но самого виновника преступления не нашли. Домчавшись до Сабле, Краон укрылся в одной из принадлежавших ему крепостей на границе Мена и Бретани. Узнав, что Клиссон остался жив, он перестал чувствовать себя в безопасности даже в собственном замке и вскоре бежал к герцогу Бретонскому; герцог сначала посмеялся над ним, а потом упрекнул, что тот не сумел использовать прекрасную возможность отомстить.
— Сударь, — возразил Краон, — видно, сам черт решил спасти Клиссона, ведь мои люди нанесли ему не менее шестидесяти ударов.
— Следовательно, вы совершили два больших промаха, — ответил герцог. — Во-первых, вы напали на него, а во-вторых, напали, но недобили.
С Краоном поступили по всей строгости закона. Дом его разрушили до основания, а на его месте устроили кладбище; сегодня это кладбище Святого Иоанна. Улица, проходившая мимо дома Краона, получила название улицы Злых Ребят; название сохраняется и поныне. Конфискованное у него имущество досталось герцогу Орлеанскому. Снесли до основания не только собственный дом Краона, но и все дома, в которых он когда-либо проживал. При дворе даже стало хорошим тоном присутствовать при разрушениях домов маркиза; впрочем, когда лесть оказывает почести добродетели, мы готовы простить ее.
Супругу преступника, Жанну Шатийонскую, и его единственную дочь изгнали из дому в одном рубище; с ними поступили несправедливо, ибо они не были ни в чем повинны; только ужас, испытанный монархом при виде окровавленного Клиссона, оправдывал эту жестокость.
Как только стало известно, что Краон нашел убежище у герцога Бретонского, Карл потребовал его выдачи; герцог ответил отказом, причем в достаточно резкой форме, и королевский Совет объявил войну герцогу.
Не все считали поступок маркиза преступлением. У Клиссона при дворе имелось немало врагов: его упрекали в нечестно нажитых богатствах и в алчности; упреки исходили прежде всего от герцогов Беррийского и Бургундского, то есть тех, кто хотел бы завладеть землями и замками Клиссона.
Наша обязанность поведать читателю, кто на самом деле явился подстрекателем покушения, и показать, что действовал он из тех же самых побуждений, что и убийцы Клиссона, завидовавшие его состоянию.
Мы помним, как королева поссорилась с Краоном, когда тот злоупотребил доверием ее любовника, герцога Людовика Орлеанского. Однако герцог Бретонский намекнул ей, что от коннетабля вреда несравнимо больше, ибо тот имеет влияние на короля, несказанно богат и каждодневно увеличивает свое состояние, потому он куда опаснее, нежели Краон, чью нескромную болтовню легко пресечь. К тому же Краон единственный, кто настолько храбр, что может избавить ее от коннетабля; тем более, судя по слухам, маркиз считает Клиссона единственным виновником своей немилости при дворе.
Помирившись с предателем, мстительная Изабелла быстро сообразила, как чужими руками устранить одного из своих врагов. В самом деле, одно из двух: если Краон преуспеет, она избавится от Клиссона, а если у него ничего не получится, ее избавят от болтливого Краона.
План обсудили во время переговоров в Туре; советчик королевы, герцог Бретонский, также оставался в выигрыше: либо он избавлялся от своего заклятого врага Клиссона, либо Краон, представлявший опасность для тех, кто его использовал (вспомним, как он предал герцога Анжуйского), оказывался в опале и удалялся от двора. Как и королева, герцог Бретонский выигрывал от этого покушения, каким бы исходом оно ни завершилось.
Изабелла немедленно поведала свой замысел любимчикам: сначала Буа-Бурдону, тотчас его одобрившему, а затем герцогу Орлеанскому, с коим она по-прежнему состояла в любовной связи. Желая заручиться его поддержкой, она изложила уже известные читателю соображения за и против и пообещала поделить с ним имущество того, кто станет жертвой покушения. Прельщенный богатствами, алчный Орлеан одобрил план и пообещал всяческое содействие.
Изабелла свела его с маркизом, присутствовала при их переговорах, и под ее руководством союзники договорились, что Орлеан, присоединившись к убийцам, возможно, сам нанесет удар несчастному, чьи владения для него оказались чрезвычайно притягательными. Какой жестокий расчет! Напомним, когда коннетабль услышал приказ погасить факелы, ему показалось, что он узнал голос герцога Орлеанского, поэтому он и попросил прекратить эту дурную шутку, не приставшую ни ему, ни герцогу. Вспомним, что удар, отбросивший Клиссона на дверь булочника, нанес тот, кто более всех был заинтересован устранить его. А когда встал вопрос, кто же нанес последний удар, сначала указали на Орлеана, а потом на Краона. Почему же Краон не выдал своего сообщника герцога? Потому что сообщник пообещал ему вознаграждение, и маркиз надеялся получить хотя бы часть его. Орлеан же, наследуя имущество жертвы, кто бы ею ни оказался, мог ускорить ее смерть и сам нанести удар. Но скорее всего и он, и Краон действовали по указке Изабеллы, раздававшей направо и налево свои коварные советы. Убеждая любовника забрать себе вещички убитого, она хотела остаться вне подозрений и вместе с тем не упустить своей выгоды.
Нам еще не раз придется напоминать, что сама природа наделила Изабеллу тягой к преступлению и одновременно поразительной изворотливостью, дабы отводить от себя подозрения.
Искать замысливших и осуществивших покушение на коннетабля надо среди тех, кому это преступление выгодно. А кому оно более выгодно, если не королеве, не герцогам Орлеанскому и Бретонскому? Увы, приходится признать сию печальную истину. Ибо долг историка заключается не только в перечислении известных всем фактов; старательно следуя за своими героями, историк обязан находить утраченные в цепи событий звенья или же восстановить их в согласии с истиной. Иначе вся история свелась бы к простой хронологии событий. В нашем случае мы опираемся на показания, сделанные перед смертью главным конфидентом королевы, а такие показания обладают силой факта.
Изабелла видела врага и в Краоне, и в коннетабле — этот вывод подкреплен здравыми рассуждениями и признанием приговоренного к смерти конфидента; что еще нужно для установления истины?!
Тем временем в Бретани назревала война. Карл твердо решил отомстить за Клиссона, об отмене экспедиции и речи быть не могло. Однако герцог Бургундский не хотел начинать военные действия; имея общие интересы с королевой, он пока еще не снискал ее полного доверия, они пока шли по разным дорожкам, но в одном направлении.
Все заинтересованные лица наперебой уговаривали короля повременить с походом; врачей заставили во всеуслышание заявить, что здоровье короля не позволит ему встать во главе армии.
Не обращая внимания на советы лекарей, Карл готовился к походу; узнав, что Краон покинул Бретань, он велел ускорить сборы, хотя герцог уверял его, что Краон давно уже находится в Арагоне. Усмотрев в уговорах придворных стремление предать его и спасти маркиза, он заявил, что ничто и никто не помешает ему отправиться на войну против строптивого вассала, вознамерившегося обмануть его.
5 апреля 1393 года армии предстояло выступить в поход.
Тем временем Изабелла вместе с принцами убеждала всех, включая короля, что смешно вооружать всю Францию ради мести за человека, повинного в лихоимстве не более, чем кто-либо иной из обвиненных в этом пороке. Но ее речи действия не возымели: армия выступила в поход; оставалось надеяться, что какое-нибудь неожиданное событие положит конец этому походу.
Противники войны имели серьезные основания воспрепятствовать королевскому предприятию, и нетрудно догадаться, что, обладая талантом придавать видимость правды любой лжи, они сделали все, чтобы оказаться правыми.
Сбылись предсказания врачей: здоровье короля резко ухудшилось. Черная меланхолия сменялась приступами необузданной ярости, а когда ярость проходила, он впадал в отчаяние, ибо понимал, что пребывал во власти безумия. Безумец счастлив, пока живет своими иллюзиями, но что делать, когда повязка упала с глаз? Он становится несчастнейшим из смертных…
В день отбытия из Манса государь чувствовал себя, как никогда, отвратительно: он едва коснулся блюд, поданных ему на завтрак. Когда он наконец тронулся в путь, армия его уже маршировала по дороге на Анже.
Несмотря на жару, Карл кутался в теплый плащ; бледный, печальный, задумчивый, он первым въехал в лес; свита держалась на почтительном расстоянии, опасаясь помешать размышлениям монарха.
Внезапно из-за деревьев выскочил призрак в черном и схватил под уздцы коня Карла.
— Король, — прозвучал замогильный голос, — остановись! Поворачивай назад, ибо тебя предали!
При виде жуткого, искаженного насмешливой гримасой лица привидения Карл задрожал…
Стражники спешат, кто-то ударил призрака по рукам, он отпустил поводья и помчался к лесу. Никто его не задержал… не остановил! Такая небрежность заставляет думать о многом! Словно всех заранее предупредили о появлении призрака и приказали не мешать ему и не преследовать его.
Когда король и его свита выехали из леса, паж, везший копье короля, неосторожно задел им шлем своего товарища. От звона железа Карл встрепенулся, ему вновь почудился призрак, с криком он выхватил меч и устремился на ехавших позади пажей и оруженосцев… «Кругом предатели!» — кричит он, и четверо слуг падают, сраженные его ударами.
Герцог Орлеанский устремился к брату с намерением разоружить его, но герцог Бургундский остановил Орлеана.
— Осторожно, не торопитесь, — сказал он племяннику, — а то он и вас убьет.
В эту минуту Мартель, дворянин из Нормандии, исполнявший обязанности камергера короля, изловчился вскочить на коня позади своего повелителя и обхватил его, прижав руки короля к туловищу; подоспевшие слуги обезоружили монарха, ссадили его с коня и, конфисковав запряженную быками повозку, уложили его и повезли в Манс. Король пребывал без сознания.
— Возвращаемся, — сказали принцы. — Кампания окончена.
И армии отдали приказ отступать. Короля привезли в Манс в тяжелом состоянии; все вокруг опасались за его жизнь. Кто-то предположил, что его отравили; подававшиеся утром королю вина и блюда попробовали заново, но яда не обнаружили; похоже, для этого преступления использовали иное зелье.
Лекари списали все на усталость: король давно чувствовал слабость и пребывал в подавленном настроении. Принцы приписали случившееся колдовству. И никто не видел, или же не хотел видеть, что загадочным призраком руководила та же самая коварная личность, которая устроила покушение на Клиссона.
Говорят, в это время королева носила под сердцем плод своей преступной связи с герцогом Орлеанским; в этом ребенке, равно как и в его отце, брате Карла, она видела тех, кто в случае смерти короля обретал законное право на трон. Для Изабеллы любовник на троне был бы полезнее, нежели безумный супруг, особенно если предположить, что разум к нему не вернется, а значит, он все время будет находиться под опекой дядьев и власть их прекратится только с его смертью. Словом, она очень надеялась, что устроенный ею в лесу спектакль будет стоить Карлу жизни. Узнав, что король остался жив, она немедленно сообщила об этом герцогу Орлеанскому, и тот, желая ее утешить, убедил ее, что поддерживать короля в состоянии легкого безумия для них даже выгоднее, ибо в таком случае на него легко можно повлиять; следить же за действиями дядьев для них труда не составит. Так завершилась новая интрига Изабеллы.
Обладала ли королева средствами поддерживать супруга в нужном для нее состоянии? Разумеется, средства у нее имелись. Вспомните, мы уже говорили вам об этом; и как ни тяжело в это поверить, но приходится признать, что она прекрасно знала о слабоумии короля; именно поэтому она возлагала надежды на призрака, костюм которого сделали по ее приказу верные ей умельцы.
Фарс с призраком придумали двое: Изабелла и Орлеан. И чтобы никто в этом не усомнился, мы приведем вам убедительные доказательства.
Новость о безумии короля взволновала всю Францию. Несмотря на неумение Карла держать в руках бразды правления, народ любил своего монарха, ибо тот никогда не пытался обмануть его; народ всегда отделял его слабости от его благородства и, оплакивая слабости, воздавал должное благородству: такова истинная душа французов! Любя и почитая своих монархов, они всегда готовы забыть об их недостатках, дабы прославлять их добродетели.
Но после происшествия в лесу в стране фактически стали править два дяди короля; прошлым фаворитам пришлось немедленно удалиться от двора.
Защищать Клиссона с оружием в руках никто более не собирался, и королева решила как можно скорее расправиться с ним.
Между Орлеаном и принцами встал вопрос о дележе власти. Принцы передали Совету право решить, будут править они или же Людовик; впрочем, молодость герцога Орлеанского казалась им достаточно веской причиной, чтобы его не допустили к кормилу власти.
Историки убеждают нас, что Клиссон рассчитывал на защиту и дружбу герцога Орлеанского, и мы обязаны объяснить почему; иначе те, кто не верит нашему рассказу, смогут обвинить нас во лжи.
Как могло случиться, что враг королевы, Клиссон, стал другом ее любовника? Объясняем: герцог Орлеанский притворялся, называя Клиссона другом; с помощью этой уловки герцог, поощряемый Изабеллой, замаскировал их гнусный замысел погубить коннетабля. А если бы покушение вновь сорвалось, любовники притворились бы, что они, напротив, защищали Клиссона.
Пока погубить коннетабля не удавалось, они делали вид, что дорожат его дружбой, но сами только и ждали удобного случая, чтобы покончить с ним.
Разве могли враги коннетабля не воспользоваться обстоятельствами, столь удачно сложившимися в их пользу? О войне в Бретани все забыли, двор перестал роптать против поборов на бессмысленный поход, никто не преследовал убийц коннетабля, значит, пора наконец уничтожить внушавшую всем страх гидру! Возвышение Клиссона всегда вызывало недовольство у принцев, и они решили, что пришла пора от него избавиться.
Коннетабль прибыл во дворец Артуа получить распоряжения от герцога Бургундского. Его тайные враги в сборе, его смерть предрешена; осталось организовать судебный процесс.
— Клиссон, — заявил герцог Бургундский, — вам не следовало вмешиваться в дела правления; теперь вам предстоит ответить за свою ошибку; полагаю, вряд ли вы сумеете объяснить, откуда у вас столь огромные богатства.
Клиссон удалился, оставив вопрос без ответа; только добравшись до дому, он осознал, какая опасность ему угрожает. Почитая герцога Орлеанского своим другом, он попытался заручиться его поддержкой, но Людовик, дабы не встречаться с ним, отправился в Крей к своему брату-королю. Видя, что остался в одиночестве, Клиссон бежит из собственного дома через потайную дверь, добирается до Монлери, где стоит один из его замков, и там узнает, что отдан приказ задержать его. Он бежит к себе в Бретань, где сразу несколько крепостей готовы предложить ему убежище. Следом в провинцию прибывают посланцы парламента — задержать Клиссона и доставить его в суд, однако найти коннетабля им не удается. Впрочем, королеве только этого и надо: у нее свой расчет.
— Если он явится, — размышляла она, — король, который по-прежнему любит коннетабля, помилует его; если же приговор вынесут заочно, он погиб.
О, кто еще из женщин сумел столь тонко постичь искусство губить врагов?
Коварная женщина быстро поняла, что, если Клиссон предстанет перед судом, его обвинят в преступлениях, не находящихся в компетенции обычного правосудия, и поэтому решать его участь станет король. И чтобы наверняка погубить его, она добилась приказа о его аресте; в составленном на скорую руку приказе написали, что коннетабль лжец, предатель, злоумышленник и строит козни против властей. Несчастного приговорили к штрафу в сто тысяч марок серебром и лишили должности, передав ее зятю герцога Беррийского Филиппу д’Артуа. Гонцы, отправленные в Бретань забрать у обвиняемого меч коннетабля, до Клиссона не добрались; коннетабль же, не получив уведомления ни об отставке, ни о приказе отобрать у него меч, узнал о назначении нового коннетабля и выразил протест против столь наглой узурпации. Протест, впрочем, остался без внимания.
Поделиться книгой: