– Мама…
– Выходи же, Дико, – тихо сказала мама. Она достала из кармана заржавевший ключ и вставила его в массивный замок. В ответ послышалось зловещее шипение. Коффи невольно поджала пальцы ног, когда из тени клетки появилось прекрасное существо.
У него было тело рептилии, мощное и мускулистое, украшенное радужной чешуей, которая, кажется, переливалась тысячей цветов при каждом движении. Умные лимонно-желтые глаза глядели то на Коффи, то на ее маму. Та пока что возилась с замком. Когда чудовище на секунду просунуло раздвоенный черный язык между прутьями решетки, в воздухе повис запах, похожий на дым. Коффи сглотнула.
Когда она увидела джокомото впервые, еще маленькой девочкой, Коффи показалось, что эти существа отлиты из стекла, что они хрупкие и уязвимые. Она ошибалась. Казалось, у огнедышащей ящерицы нет ни единой слабости.
– Достань лист хасиры, – скомандовала мама. – Немедленно.
Коффи тут же вытащила из мешочка, висевшего на поясе, три изящных сухих листка с серебряными прожилками. На них блестела белая смола, от которой пальцы делались липкими. Сердце гулко забилось, когда дверь в клетку джокомото распахнулась, а его голова качнулась. Мама прикрыла нос одной рукой, а другую предупреждающе подняла:
– Спокойно…
Коффи потрясенно застыла, когда джокомото метнулся к выходу из клетки и заскользил на длинных когтистых лапах. Она дождалась, пока он не окажется в нескольких метрах от нее, и тогда подбросила листья в воздух. Дико тут же заметил их и невероятно быстро бросился вперед. Сверкнули острые зубы, раздался безжалостный треск – и листья исчезли. Коффи быстро сунула руки обратно в карманы. Джокомото не водились в этой части Эшозы, они обитали в западной части континента. Поговаривали, что это дети Тиембу, бога пустыни. Размером примерно с обычного варана, Дико не был самым большим, быстрым или сильным животным в Ночном зоопарке, но он был
– Дальше я справлюсь. – Коффи уже зашла за спину Дико, держа в руках кожаную шлейку и поводок, которые взяла со стоявшего неподалеку столба. Она наклонилась, скрепила потертые ремни под чешуйчатым брюхом, затянула их и только тогда немного расслабилась. Было глупо возлагать надежды на эту хлипкую шлейку – она ничем не поможет, если у Дико испортится настроение, – но пока что он был покорным.
– Убедись, что ремни надежно застегнуты.
Коффи подняла взгляд:
– Уже.
Довольная, мама наклонилась, чтобы демонстративно потрепать Дико по морде:
– Хороший мальчик.
Коффи закатила глаза, распрямляясь.
– Не знаю, зачем ты с ним так разговариваешь.
– А почему нет? – Мама пожала плечами: – Джокомото – впечатляющие создания.
– Они опасны.
– Иногда то, что кажется опасным, просто остается непонятым. – Мама произнесла это со странной печалью, а затем снова потрепала Дико по морде. На этот раз, словно подтверждая ее слова, он слегка ткнулся в ладонь. Похоже, это снова ободрило ее. – К тому же просто просмотри на него. Он сегодня в хорошем настроении.
Коффи хотела было возразить, но передумала. Мама всегда отличалась странным сочувствием к обитателям Ночного зоопарка. Коффи решила сменить тему:
– Знаешь, это был последний лист хасиры. – Чтобы подчеркнуть слова, она похлопала по пустому мешочку. – У нас больше нет, пока не привезут новые.
Даже сейчас нотки приторного запаха все еще витали в воздухе. Она невольно вдохнула его, и необычный аромат защекотал ноздри.
– Коффи! – Мамин голос, словно острый нож, рассек мимолетное очарование. Она по-прежнему держала поводок Дико, но теперь хмурилась. – Ты же сама знаешь. Не вдыхай их.
Коффи нервно встряхнулась, а затем помахала рукой в воздухе, пока запах не улетучился. Листья хасиры собирали на кустарниках вдоль границы Великих джунглей, и они обладали достаточно мощными седативными свойствами, чтобы вырубить взрослого слонобыка, если он их съест. Было неразумно вдыхать их запах на близком расстоянии даже в небольших количествах.
– Пора в путь. – Мама посмотрела на освещенный шатер, поставленный на другом конце территории Ночного зоопарка. Другие смотрители уже направлялись к нему, ведя за собой животных. Отсюда шатер казался просто красно-золотым огоньком свечи, горящим в темноте, но Коффи тут же поняла – сегодняшнее представление будет проходить в Хеме[2]. Мама снова посмотрела на нее: – Готова?
Коффи поморщилась. Она никогда не чувствовала себя готовой к представлениям Ночного зоопарка, но это едва ли имело значение. Она хотела встать рядом с Дико, но заметила кое-что необычное.
– Что не так? – спросила мама, увидев, как Коффи подняла бровь.
– Сама скажи
– О… – Внезапно мама засмущалась. И теперь Коффи осознала, что за непривычная эмоция отражается в глазах матери. Коффи потрясенно поняла, что именно она не смогла распознать сразу – счастье.
– Что-то случилось?
Мама переступила с ноги на ногу.
– Ну, я собиралась подождать до завтра и тогда сказать. После того, что случилось с Сахелем, мне казалось неправильным это обсуждать, но…
–
– Бааз подозвал меня несколько часов назад, – сказала она. – Он посчитал сумму нашего долга… и мы почти выплатили его.
– Что? – Коффи ощутила, как внутрь ворвались одновременно потрясение и радость. Дико фыркнул, ощутив внезапный всплеск эмоций, и выпустил в воздух струйки дыма, но она проигнорировала его. – Как?
– Те несколько часов, которые мы брали дополнительно… если их сложить… – Мама слабо улыбнулась. Она выпрямилась, словно растение, которое вот-вот расцветет. – Нам осталось всего две выплаты, и мы, наверное, справимся с ними за ближайшие несколько дней.
Коффи не могла поверить в услышанное.
– И после этого – все?
–
Коффи выдохнула и ощутила, как отступает напряжение, которое уже давно на нее давило. Как и большинство правил в Ночном зоопарке, условия для контрактных работников были такими, чтобы выгоду от них получал только один человек. Одиннадцать лет, которые она проработала здесь вместе с мамой, успешно вдолбили в нее это. Но они победили, они обыграли Бааза в его собственной извращенной игре. Они
– Куда мы пойдем? – спросила Коффи. Она едва могла поверить, что действительно задала этот вопрос. Они никогда никуда не ездили, она едва помнила жизнь за пределами Ночного зоопарка.
Мама подошла ближе и взяла Коффи за руку.
– Мы можем пойти
– Что? – Мама тут же заметила, как изменилось ее лицо. – В чем дело?
– Просто… – Коффи не знала, сможет ли найти правильные слова, но попыталась – Мы никогда больше не увидим никого из здешних.
Понимающее лицо мамы смягчилось.
– Ты будешь скучать.
Коффи кивнула, злясь на себя за это. Ей вовсе не нравилось работать в Ночном зоопарке, но это был единственный дом, который у нее был, единственная
– Я тоже буду скучать по ним, – мягко сказала мама, словно прочитав ее мысли. – Но они не захотели бы, чтобы мы остались тут, Коффи, если мы не обязаны это делать.
– Мне просто хотелось бы им помочь, – прошептала Коффи. – Вот бы мы могли помочь им всем.
Мама едва заметно улыбнулась.
– Ты такая чуткая девочка. Тебя ведет сердце, как и твоего отца.
Коффи неловко поежилась. Ей не нравилось, когда ее сравнивали с папой. Его больше не было.
– Но иногда нельзя позволять сердцу вести тебя, – мягко сказала мама. – Нужно думать
Внезапно воздух рассек звук горна. Его призывы доносились издалека, от храма Лкоссы, и их эхо разлеталось над территорией Ночного зоопарка длинными звучными нотами. Коффи с мамой застыли, когда возгласы взбудораженных монстров заполнили пространство вокруг, а Дико в предвкушении оскалил зубы. Звук рога-саа[3] наконец возвестил наступление ночи. Настало время. Мама перевела взгляд с Хемы на Коффи.
– Все почти позади, маленькое зернышко поньи, – нежно сказала она, и в ее голосе послышалась нотка надежды. Она не называла ее так уже много лет. – Я знаю, как сложно было, но все почти позади. Обещаю: у нас все будет хорошо.
Коффи не ответила. Мама потянула Дико за поводок и повела его к шатру. Коффи шла следом, отставая на шаг. Она смотрела вдаль, не отрывая взгляда от неба цвета крови. Мамины слова крутились в мыслях.
У них все будет хорошо – теперь она это знала, но мысли по-прежнему цеплялись за что-то еще – вернее,
Глава 2. От корня
Еще за много лет до того, как Сатао Нкрума исчез, его называли безумцем.
Позже коллеги предполагали, что признаки упадка давно затаились у него внутри, тихо подъедая ум ученого, как лишайники – гнилое дерево. Со временем симптомы проявлялись все сильнее: срывы, резкие перепады настроения, случаи амнезии. Но когда старый мастер Нкрума в возрасте восьмидесяти семи лет начал говорить о Великих джунглях в женском роде,
Сатао Нкрума исчез.
Он покинул скромное жилище, не взяв ничего, кроме одежды, которая была на нем. Он даже не взял дневник, который позднее стал ценнейшим источником сведений о естественной истории региона Замани. Поисковые отряды никого не нашли, и через несколько дней поиски прекратились.
Через пару-тройку десятилетий ученые Лкоссы по-прежнему иногда вспоминали старого Нкруму, размышляя о его печально известном безумии и исчезновении. Некоторые считали, что среброволосые юмбо из глубины Великих джунглей утащили старика и до сих пор танцуют с ним босиком при луне. Другие придерживались более мрачной версии, будучи уверенными, что какое-то злобное существо похитило его прямо из постели. Конечно, эти истории были лишь собранием мифов и фольклора. Экон Окоджо, который
Великие джунгли полны зла, и доверять им нельзя.
Капли пота катились по затылку, когда он шагал, стараясь сосредоточиться на мерном хрусте под сандалиями, а не на жутковатых черных стволах по правую руку.
Мурашки покрывали голые руки, несмотря на жару, но он изо всех сил старался игнорировать и их, продолжая считать.
Он молился Шестерке, чтобы его не назначили в патруль сегодня, но, похоже, боги не услышали его или им было все равно. Были уже почти сумерки – пора, когда кроваво-оранжевое солнце Лкоссы скрывалось за деревьями, и их силуэты словно охватывало пламя. В это время он
– Мы уже нашли еще одно тело. – Рядом с ним шел Камау, плечом к плечу, устремив вперед ястребиный взгляд. Казалось, близость джунглей его не тревожила, но он выглядел усталым. – Это была старая женщина, которую часто тянуло побродить поздно вечером.
Экон шумно вдохнул.
– Насколько плохо?
– Плохо. – Камау покачал головой. – Нам пришлось завернуть то, что от нее осталось, в одеяло, просто чтобы донести ее до храма для кремации. Это… выглядело не очень.
Кафтан Экона был чист. У брата – запятнан кровью.
– Тебя не было сегодня за ужином, – заметил Экон, пытаясь отвлечься.
Камау не ответил. Он пристально смотрел на куст у подножия ближайшего дерева. Листья у куста были с серебристыми прожилками. Когда брат так и не ответил, Экон прокашлялся:
– Кам?
– Что?
– Я… спросил, где ты был вечером.
Камау нахмурился:
– У отца Олуфеми была работа для меня. Секретная. – Он взглянул на пальцы Экона, которые по-прежнему барабанили по бедру. – Ты опять делаешь эту странную штуку.
– Извини. – Экон сжал руку в кулак, заставляя пальцы остановиться. Он сам не помнил, когда у него появилась эта привычка – считать, но иногда просто не мог остановиться. Этому не было логичного объяснения, но в привычке было что-то успокаивающее, какое-то особое утешение он находил в этих тройных повторах.
Три.
Воцарилась неловкая тишина, и он позволил новому счету заполнить ее. Было легче думать о числах, чем о том, что Камау на самом деле так и не ответил на вопрос. Когда-то они с братом делились друг с другом всем, но теперь это случалось все реже. Когда стало ясно, что больше Камау ничего не скажет, Экон попытался еще раз:
– Так, значит… по-прежнему никаких новых зацепок? Никаких свидетелей?
– А когда они были? – Камау рассерженно пнул камушек. – Все как всегда. Никаких следов, никаких свидетелей, просто тела.
Экона пробрала дрожь. Братья пошли дальше, и между ними, словно осевшая пыль, воцарилась печальная тишина. Прошли почти сутки с тех пор, как последние жертвы Шетани были обнаружены на краю джунглей. По идее, убийства уже не должны были так шокировать – чудовище оставалось угрозой для Лкоссы дольше, чем Экон прожил на этом свете, – но на самом деле привыкнуть к кровавому следу, который оно оставляло за собой, было невозможно. Каким-то образом лужицы крови на земле выглядели ужасающе каждый раз, а изуродованные трупы всегда вызывали тошноту. У Экона сжался желудок, когда он вспомнил отчет о погибших, который прочитал несколько часов назад. Восемь жертв. Самым молодым на этот раз был маленький мальчик, слуга-невольник, которому было не больше двенадцати. Его нашли отдельно от остальных. Кажется, именно таких людей чудовище и предпочитало – беззащитных, уязвимых.
Они прошли поворот тропы, когда солнце еще не село. Внезапно Экон напрягся. Справа от него по-прежнему возвышались деревья, словно стражи; слева простиралась полоска бесплодной рыжей грязи в несколько метров шириной, между городской чертой и границей джунглей – ничейные земли. Это место было ему знакомо. В детстве они с Камау часто приходили сюда поиграть, когда чувствовали себя смелыми или безрассудными. Они делали игрушечные копья из палок и изображали, будто вдвоем могут защитить город от тварей из Великих джунглей, от легендарных монстров. Но эти приключения остались в прошлом, времена изменились. Теперь, когда Экон смотрел на тесно сплетенные стволы, корни и лианы джунглей, он не помнил легенд.
Он помнил голос.
Экон вздрогнул. Каждый раз, когда он слышал в голове голос отца, тот звучал нечетко, как у человека, который выпил слишком много пальмового вина.
Это нереально. Экон знал, но его сердце все равно забилось чаще. Он снова забарабанил пальцами, еще быстрее, пытаясь использовать счет, чтобы отвлечься и сдержать то, что, как он знал, последует дальше.
Не помогло. Поле зрения по углам начало туманиться и терять четкость по мере того, как давний кошмар возвращался к нему. Он почувствовал, что теряет контроль, безуспешно пытаясь отделить реальность от воспоминаний, настоящее от далекого прошлого. В воображении он был уже не на краю джунглей, он был