Многоценная жемчужина

Сергей Аверинцев

Многоценная жемчужина

СЛОВО К ЧИТАТЕЛЮ

Тайна человека — в его абсолютной единственности. Каждый человек есть уникальная неповторимая личность. И как таковой, человек свободен от «земли», «родства» и «дома отца», словом, всего того, что сегодня принято называть историческим и культурным контекстом. Наше подлинное «я» не тождественно социальному и определяется не тем, что нас окружает, а тем, что мы любим, тем, что мы сделали достоянием своей личности. Любовь и служение — вот что делает нас самими собой, ибо подлинное «я» человека может обнаружить себя лишь пред Богом и в Боге, когда мы, подобно Аврааму, покидаем пространство «земли» и «родства» и вступаем в священное пространство общения. Любовь прилагается к любви. Сердце к сердцу. Свет к свету. Божественная любовь восхищает нас в «землю обетованную», туда, где наше подлинное «родство» и «дом Отца»: пред лице Божие. Мы приходим к Нему из различных эпох и земель. И каждый из нас приносит Ему в дар, то, что любит: реализованные таланты, свои взаимоотношения, творения своих рук, свой род и своих друзей. Антология христианской письменности «Многоценная жемчужина», которую Вы, дорогой читатель держите в руках, представляет собою опыт сугубого приношения. Во-первых, это приношение авторов текстов, которые здесь собраны. Это избранные места из знаменитых духовных сборников — «Лавсаика», «Изречения египетских отцов» и «Луга духовного», поучения преп. Исаака Ниневийского (более известного как Исаак Сирин), а также боговдохновенная церковная поэзия свв. Иоанна Дамаскина, Ефрема Сирина и Романа Сладкопевца. Но, во-вторых, эта книга является личным приношением составителя и переводчика — академика Сергея Сергеевича Аверинцева. Это уже третья книга выдающегося современного мыслителя, которая выходит в Киеве в издательстве «Дух i лiтера».

Первая — «София-Логос. Словарь», — представила С.С. Аверинцева как христианского ученого и мыслителя. Затем сборник «Стихи духовные» открыл перед нами недюжинное поэтическое дарование Сергея Сергеевича, возможно, сердцевину всех его талантов. Настоящая книга раскрывает уже новую грань этого универсального церковного ума: Аверинцев выступает здесь как переводчик. Здесь, однако, более уместно другое слово — «путеводитель». Подобно Аврааму, он исшел из ситуации «родного» времени и пространства и водворился в той Обетованной всем нам Земле, имя которой «христианская культура». Перед нами не просто мастер своего дела и талантливейший ученый. Феномен С.С. Аверинцева в том, что он конгениален предмету своего исследования, в том, что древнегреческий и другие так называемые «мертвые» языки, с которых он переводит, стали для него родными. Он не исследует святоотеческую мысль, а живет ею, вступая с Отцами во внутренний и глубоко личный диалог. Это труд не только и не столько могучего интеллекта, сколько верующего и смиренного сердца. Вот почему переводы Сергея Сергеевича особенно ценны для современного поколения христиан. Его перевод звучит по-новому и вместе с тем остается глубоко органичным, можно сказать, глубоко традиционным. Ведь он не только высоко научен, но и обладает редким даром проникновения в духовный смысл древних творений. Собственная поэтическая система Аверинцева (а мы знаем, что он сам прекрасный, оригинальный поэт!) смиренно умолкает перед оригиналом, чтобы дать возможность зазвучать голосу автора. И вот что удивительно: именно это самоуничижение перед оригинальным текстом и делает перевод Аверинцева уникальным. Это очень личный перевод. В нем нет чего-то додуманного, искусственно привнесенного в текст извне. Свидетельством этого может служить то, что голос каждого участника этой антологии звучит по-своему, со своей неподражаемой интонацией. Вместе с тем, при всем явном различии голосов, каждый текст, переведенный Аверинцевым, несет на себе печать личности его переводчика. Нам явственно его смирение, его граничащая иногда с «саморастворением» вдумчивость, удивительная поэтичность его души и, наконец, какое-то особое, свойственное ему качество, которое, вероятно, можно назвать «созвучностью». Удивительным образом слово аверинцевского перевода созвучно другим словам. Созвучно слову, которое стоит в оригинале. Созвучно всем другим словам автора, текст которого переводится. И, наконец, созвучно тем словам, которые знал и любил наш автор.

Эта книга радует сердце. Мы радуемся за авторов этой замечательной антологии, тексты которых теперь становятся доступными нашим современникам. Радуемся за переводчика, который, подобно евангельскому купцу, предпочел всем драгоценностям мира драгоценную жемчужину Живой и Воплощенной Истины. И радуемся за читателя, получившего из рук известного киевского издательства эту «Многоценную жемчужину».

Да послужит же она всем нам в просвещение. Да пребудет со всеми нами Свет той живой Жемчужины, которая теперь, после того как Бог стал человеком, стала неотъемлемым даром каждого чистого и смиренного сердца. Гряди, гряди, Тихий и Кроткий Свет, восхищающий нас в Небесное Царство.

Владимир, Митрополит Киевский и всея Украины.

ПРЕДИСЛОВИЕ К КИЕВСКОМУ ИЗДАНИЮ

Я сердечно благодарен за предоставленную моей книге возможность быть переизданной именно в этом городе, святом граде Киеве, некогда так красноречиво воспетом Тютчевым в стихотворном послании А.Н. Муравьеву, — «…Где Первозванного Андрея / Еще поднесь сияет крест…», — и, конечно, не им одним. А какую роль в истории моих собственных занятий христианскими темами три с половиной десятилетия назад сыграло посещение Киева и специально Св. Софии, мне уже не раз приходилось сознаваться. Кто имеет вкус к символам, знакам и знамениям, к «семиотическому» аспекту реальности, не может не оценить такого многозначительного «обстоятельства места», как Киев, в контексте «выходных данных» книги.

Смею надеяться, что книге это подходит: то, что в ней содержится, порой до того близко нашему восточнославянскому миру, что кажется, будто непостижимое чудо открывает тайный доступ из родных подземелий Киево-Печерской Лавры — прямо в святые пещеры Египта, Сирии, Малой Азии. Ведь и словесные, стилистические возможности, которыми пользовалось иноческое предание с самых времен преп. Ефрема Сирина и Отцов пустыни Египетской и которые я пытался передать в моем переводе, это поразительное сочетание обиходнейшей простоты, обнаруживающей себя, например, в уменьшительных формах, и запредельной тайны, так плотно, так вещественно сгущающейся в неожиданных вокабулах, — разве всё это не напоминает потаенные укромы и благодатную тесноту пещер, освященных жизнью поколений иноков, а затем их святыми мощами, лежащими совсем рядом, рукой подать? Есть же у греков пословица: «Чем меньше храм, тем больше в нем благодати». В этом внутреннем пространстве подземельных ходов и созданных той же традицией навыков речи словно бы действуют иные физические законы, чем во внешнем мире; так близко чудо, и временная даль, отделяющая нас от веков начала православной аскетики, тоже вроде бы становится близкой. Важно не оставаться вовне, а спуститься по крутым лестничкам вовнутрь — под своды пещеры, пещеры слова, пещеры своего сердца. Кто же не знает, что древняя духовная наука велит сводить ум в сердце?

Смею надеяться, что та аллюзия на слова Христа, которая лежит в основе заглавия книги, будет вполне понятна читателю. Под конец статьи, завершающей книгу, читатель встретит размышления над притчей из Евангелия от Матфея, 13, 45–46. Напомним, что речь там идет о купце, который повсюду ищет жемчужин высокого качества — и находит единственную и ни с чем не сравнимую «многоценную жемчужину»; чтобы стяжать ее, он продает всё свое достояние и на все вырученные деньги приобретает ее одну. Это образ, помогающий понять жар аскетической сосредоточенности, готовой всё без остатка отдать ради Царствия Небесного. Поэтому мне с самого начала показалось уместным взять для антологии текстов, важнейшей темой коих является именно аскетизм, такое заглавие; впрочем, в 1987 г., когда выходило первое издание, его еще пришлось заменить («От берегов Евфрата до берегов Босфора»), — перемена отечественных обстоятельств тогда не зашла настолько далеко, чтобы допущено было столь неприкрыто христианское заглавие! Позднее, однако, открылась возможность восстановить его — при очередном переиздании.

Книга переиздавалась уже несколько раз. Специально для киевского издания несколько расширено число включенных текстов. При этом я позволил себе исходить в большей мере из мысли о единстве православной традиции, нежели из «востоковедческого» замысла, определившего первоначальный состав; поэтому был введен небольшой малоазийский раздел, существенно расширенным оказался раздел константинопольский, так что пропорция несколько изменилась в сторону греческих текстов. Это было мотивировано прежде всего легким изменением замысла, но также и одним прагматическим обстоятельством; как ни трудно было печатать переводы религиозных текстов в советское время, иногда это получалось: в таком случае мои переводы из греческих Отцов Церкви и византийских авторов, хотя бы и в небольшом числе, находили себе место, скажем, в обоих томиках «Памятников византийской литературы» (1968 и 1969 гг.). То, что вошло туда, в свое время было замечено читателем, — и мне не хотелось ничего перепечатывать в составе новой книги. С тех пор, однако, упомянутые томики стали большой редкостью; поэтому я счел, что не грех включить в книгу кое-что из опубликованного там, взглянув на давние переводы свежим взглядом и кое-что в них исправив.

Как там ни смотреть на вещи, а было бы слишком жаль оставить читателя без такой классики православной культуры, как лирика Григория Богослова, одного из триады Великих Святителей, как гимны преп. Романа Сладкопевца, как стихи о монашеской жизни преп. Феодора Студита и мистические признания преп. Симеона Нового Богослова, — имена-то какие! В подзаголовке книги речь идет о I тысячелетии; расширяя состав, я сохранил ориентацию на временные границы этого периода, но ради того, чтобы включить в книгу образцы творчества Симеона Нового Богослова (949–1022), позволил себе немного отойти от чересчур педантичного понимания этих границ и обратиться к переходной поре между двумя тысячелетиями.

Сергей Аверинцев

ЗОЛОТОЙ ВЕК СИРИЙСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

ПРЕП. ЕФРЕМ СИРИН (АФРЕМ ИЗ НИСИВИНА){1}

СЕМЬ СЫНОВ САМОНЫ{2}

1

Родительницу достославных семи уподоблю чреде о семи днях,[1] и светильнику о семи ветвях,[2] и дому Премудрости о семи столпах,[3] и полноте Духа о семи дарах.[4] Благословен Венчающий верных Своих!

2

Украсилась матерь как птица небес, ибо перья ее — любимые ее;[5] но прияла сиротство и наготу, исторгла и отбросила перья свои, да в воскресении возможет их обрести. Благословен Венчающий верных Своих!

3

В воскресении матерь воспарит,[6] и возлетят за нею любимые ее: кого во утробе носила она, кого во огне отдала она, да в царствие небесное возможет ввести. Благословен Венчающий верных Своих!

4

Муки, понесенные в смерти их, лютее были родовых мук; в сих, как в оных, твердость явила она — ибо крепки узы Господней любви,[7] крепче мук родов и смертных мук. Благословен Венчающий верных Своих!

5

Не потерпела матерь, чтоб юнейший из всех остался как посох ее седин, но преломила посох ее седин; победившая в сыне своем шестом не была и в седьмом побеждена. Благословен Венчающий верных Своих!

6

Оторвала сынов от объятий своих и сама отдала их во огнь; умножала огнь и воздувала дух,[8] да претворится плотское их естество в естество ангелов — во огнь и дух. Благословен Венчающий верных Своих!

7

Будет девственниц наших судить матерь, лишившая себя сынов:[9] неразумные девы в безумьи своем оставляют заботу о светах своих, но приемлют сынов суеты. Благословен Венчающий верных Своих!

8

Потому в смущении Судного дня всуе труждавшиеся об одежде своей неразумные будут нагими стоять: не станет елея в сосудах у них,[10] и светочами их овладеет мрак. Благословен Венчающий верных Своих!

9

В жертву предала себя Иевфаева дщерь,[11] возлюбила юница острие меча, в крови ее жертву сотворил отец; простецам же дозволено в крови своей святое приношение сотворить. Благословен Венчающий верных Своих!

10

О бане брачной она небрегла, но омылась излитием крови своей[12] и чистым сотворила тело свое; через отирание омывающих струй истребляется сокрытая нечистота. Благословен Венчающий верных Своих!

11

Анна пророчица во храме святом[13] без уныния шестьдесят годов провела, Богу себя по смерти мужней предав; став вдовою душу свою обручила нетленному Жениху. Благословен Венчающий верных Своих!

12

Господа возлюбила наместо мужа своего, к дому Божию прилепилась наместо дома своего, Господу послужила в доме Господа своего; отрешась от уз, Господу предала себя, и Он свободной соделал ее. Благословен Венчающий верных Своих!

13

Свободною волей как Владыку своего приняла Бога, не понуждавшего ее;[14] всякую свободу вверил нам Бог, да нашу свободу предадим ему и соделаемся наследниками Царства Его. Благословен Венчающий верных Своих!

14

Доколе свободная воля людей лишь себе внемлет, пребудет рабой; когда же Богу предаст себя, поистине станет свободной вполне, господство бо Господа благо есть. Благословен Венчающий верных Своих!

15

Возлюбила Анна Бога своего, и послужила Ему в доме Его, и созерцала неотступно красоту Его, во все годы не отвращая от Него очей, не насыщаясь видением лика Его. Благословен Венчающий верных Своих!

16

Христовы же девственницы, увы, блуждают вне дома своего и в обители своей развлечены умом; телом в затворе, но душою не там, леностно изживают свое житие. Благословен Венчающий верных Своих!

17

О дивный Божий атлет,[15] досточтимый Самонин сын! испытуя крепкого, тиран меж пыток и приманок поставил его между блаженств и горчайших зол. Благословен Венчающий верных Своих!

18

Вновь и вновь сулит ему блага тиран; но как благое возможет дать, кто всецело блага лишен? В самом своем благе был он злым, и горе приносили блаженства его. Благословен Венчающий верных Своих!

19

Усмотрев, что страдальцы ограждены противу причиняемого им зла, Лукавый намерение свое изменил: ограждая, чтоб вредить, он блага сулил, да через блага свои причинит зло. Благословен Венчающий верных Своих!

20

Коль скоро человекоубийца — Отец Лжи[16] и тогда, когда добрым представляет себя, должно уразуметь нам, что Бог и тогда Всеблагий, когда подает зло, да скорбями ко блаженству нас приведет. Благословен Венчающий верных Своих!

21

Лукавый личиною прикрыл себя, да возможет добрым представить себя и страдальцев верховного блага лишить: они же избрали терпеть зло, да высшего блага не лишат себя. Благословен Венчающий верных Своих!

22

Юнейший разсудил[17] в уме своем, что есть благо и что есть зло, и благо, что тиран предлагал, согласно с истиной счел за зло и за благо — его зло. Благословен Венчающий верных Своих!

23

Посему, бодрствен и мудр, избрал он соделывающее триумф; юный отрок явил себя старцем многоопытным по уму, и ум его был как плавильная пещь.[18] Благословен Венчающий верных Своих!

24

Предлежащее на выбор ему в сердце своем он положил, как во огнь: искусил благо, что сулили ему, и проклятие в нем прозрел, через муку же обрел торжество. Благословен Венчающий верных Своих!

25

Отверг он благо, что сулили ему, усмотрев проклятие из него, и тиран был поруган от него, когда Лукавый умножал муку его, Благий же украшал венец его. Благословен Венчающий верных Своих!

26

Не убоялся он безчестий, чинимых ему от тирана, сулившего ему честь; нам от насильства — и страх, и срам, но юноша возмог равно презреть насильство от тирана и честь от него. Благословен Венчающий верных Своих!

27

Тиран насильством его понуждал, да неискушенный вкусит утех. Помыслите ж: юность даже уздой от вкушения утех не удержать, — а юноша нудимый воздержал себя! Благословен Венчающий верных Своих!

28

Что же, коль малоумные мы от Господа нашего запрещенное нам приемлем, насилуя святой завет! Что юноша, победив насильство, отверг — прилагая насильство, ищем мы! Благословен Венчающий верных Своих!

29

Некогда юноша Иосиф обрел опасный ков, великое зло,[19] впал в уготованную юным сеть; в наготе искали его погубить, он же в наготе разрушил сеть. Благословен Венчающий верных Своих!

30

Два волка, старостию отягчены,[20] распалялись на агницу в саду; напротив, львенок, телицу узрев в опочивальне, бежал от нее, стеснил естество, воздержал глад. Благословен Венчающий верных Своих!

31

В опочивальне Иосиф исповедником был[21] и свидетельство о Боге втайне принес; исповедник свидетельство приносит свое тем, что терпит муку огня, Иосиф же — тем, что не разжегся в огне. Благословен Венчающий верных Своих!

32

Во дни гонений девы нежных лет вступали в битву и стяжали венец; было время силы, и дух был тверд. В оных правда утвердила себя, в нас же победу правит ложь. Благословен Венчающий верных Своих!

33

Впавши в руки врагов чистоты, чистоту свою они соблюли,[22] сугубой улучив награду свою — венец страданий и девства венец: и каждый вдвойне крепок другим. Благословен Венчающий верных Своих!

ПЕСНЬ НА ВЗЯТИЕ КРЕПОСТИ АНАЦИТ{3}

1

Умерщвлены сыновья мои и дочери мои вне оград моих, пали стены твердынь, бежали чада их,[23] попраны святыни их. Хвала наказанию Твоему!

2

Ловцы уловили в силок горлиц моих из твердынь моих, уловили кинувших гнезда свои, к пещерам направивших побег свой. Хвала наказанию Твоему!

3

Как тает воск от лица огня, так истаяли, увяли тела сыновей моих от жара лучей и от жажды в ограде твердынь. Хвала наказанию Твоему!

4

Вместо источников, что текли млеком для сыновей моих, иссякло для младенцев млеко в сосцах, иссякла вода для мужей и жен. Хвала наказанию Твоему!

5

Оставлял младенец лоно матери своей, ибо не было млека для него, ни воды для матери его, и оба выдыхали душу свою. Хвала наказанию Твоему!

6

Как возможно, что милость Твоя стеснила родники свои?[24] Ибо обильно прежде лились струи потоков ее. Хвала наказанию Твоему!

7

Как закрыла благость Твоя жалость свою, отняв родники у людей, из коих каждый вопил, моля омочить язык его?[25] Хвала наказанию Твоему!

8

Бездна отверзла зев свой[26] между ними и братьями их, как было с богачом, что возвышал глас, моля омочить язык его. Хвала наказанию Твоему!

9

Словно бы в средоточие огня ввергнуты были немощные они, и жар в жаждущих веял огнем, попаляя утробу их. Хвала наказанию Твоему!

10

Истаевали тела их, от жара изнемогали они, и жаждущие напояли прах гноем от тела своего. Хвала наказанию Твоему!

11

И твердыня, насельников своих жаждою умертвившая, пила влагу, точимую трупами их, когда от жажды истаевали они. Хвала наказанию Твоему!

12

Кто и когда видел народ, жаждой палимый, хоть окруженный водой, но не могущий в муке своей омочить влагой языки свои? Хвала наказанию Твоему!

13

Возлюбленные мои и дети мои купно с Содомом осуждены и купно с Содомом терпят казнь, но не в одночасье, как терпел Содом! Хвала наказанию Твоему!

14

Господи, мука от огня длится лишь единый час, но жажда долго человека томит и к смерти приводит трудной стезей. Хвала наказанию Твоему!

15

После скорбей моих, Господи мой, и после горчайшей муки моей в утешение ли мне, что ныне Ты новою жаждой томишь меня? Хвала наказанию Твоему!

16

Целение, которого я ждал, и перевязывание язв моих сызнова причиняют мне горькие раны и сущую боль. Хвала наказанию Твоему!

17

Когда чаяла я в пристань бежать от бурного волнения вод, в пристани волнение настигло меня, горше, чем волнение среди пучин. Хвала наказанию Твоему!

18

Когда в безумии моем мыслила я, что изошла из смертного рва, сызнова грехи мои в яму низринули меня. Хвала наказанию Твоему!

19

Призри, Господи, на тело мое: Мечи многие вонзены в меня, изъязвляют мне руки мои, и ранят копья ребра мои! Хвала наказанию Твоему!

20

Слезы — в очах, в ушах — злая весть, вопль — в устах, и в сердце — скорбь; Господи, хоть бы новой беды ты не наводил на меня! Хвала наказанию Твоему!

ВОСЬМАЯ ПЕСНЬ ОТ РАЕ, ИЛИ О СОСТОЯНИИ ДУШ, РАЗЛУЧЕННЫХ С ТЕЛОМ{4}

1

Се, подъемлется к ушам моим глагол, изумляющий меня; пусть в Писании его прочтут, в слове о Разбойнике на кресте,[27] что весьма часто утешало меня среди множества падений моих: ибо Тот, Кто Разбойнику милость явил, уповаю, возведет и меня к Вертограду, чье имя одно исполняет веселием меня — дух мой, расторгая узы свои, устремляется к видению его. Сотвори достойным меня, да возможем в Царствие Твое войти![28]

2

Вижу уготованный Чертог и Скинию осиянную зрю,[29] внемлю, как взывает оный глас: «Блажен Разбойник, блажен, прияв прощения благодать, получив Рая ключи!» Уж верую, что Разбойник в месте том, но тотчас смущает меня мысль, что едва ли возможет душа восчувствовать вхождение свое в Рай в разлуке с сопутником своим, орудием своим и кифарой своей.[30] Сотвори достойным меня, да возможем в Царствие Твое войти!

3

В месте радования сем приступает ко мне печаль, ибо нет пользы уму испытывать таинства мерой своей; и всё же вопрос является мне при мысли о Разбойнике том: если по себе способна душа силою своей внимать и зреть без помощи тела своего, — зачем она в нем заключена? Если может она жить без него, как через него познает она смерть? Сотвори достойным меня, да возможем в Царствие Твое войти!

4

Что без помощи тела душа, соделывается неспособна зреть, показует тело само, когда поражено оно слепотой; через него слепнет и душа, осязанием ищет во тьме путь. Вот как и тело, и душа обличают друг друга и зовут: как тело, чтобы живу быть ему, нуждается в действовании души, так и душа, чтобы зреть и внимать, имеет нужду в теле своем. Сотвори достойным меня, да возможем в Царствие Твое войти!

5

И если соделалось тело глухим, с ним и душа теряет слух; даже безумием недужит она, если жар ввергает тело в бред; и хотя возможно душе пребывать по себе и одной, всё же без сопутника ее бытие неполно ее. Ныне же подобна она зародышу во чреве родном, являющему некую жизнь, но безсильному мыслить и говорить Сотвори достойным меня, да возможем в Царствие Твое войти!

6

Если же душу и в теле ее мы по правде с зародышем сравним, и ни она, ни сопутник ее для познанья не много имеет сил, насколько же еще слабее она, когда отлучается от него! Ибо невозможно ей обрести через отделенную самость свою тех орудий пяти чувств, которые прежде служили ей; через чувства сопутника своего и сама явлена бывала она. Сотвори достойным меня, да возможем в Царствие Твое войти!

7

Но ведь благодатный оный сад ни с каким ущербом не совместим, ибо он есть место полноты, совершенной целости во всем; так возможет ли в него войти с сопутником разлученная душа, если велика нужда ее в орудиях, потребных ей, чтобы чувствовать и познавать? Воистину, в воскресения день тело и все чувства его, составя полноту, войдут в Эдем. Сотвори достойным меня, да возможем в Царствие Твое войти!

8

Древле Создателя рука, вылеплявшая тело из земли, устрояла его затем, чтобы воспело оно Творца своего; но пребывала кифара немой, и безмолвствовали гласы ее, покуда, творенью полагая конец, не вдунул Создатель в уста ее душу, способную воспеть песнь,[31] и струны звука не обрели: так телом овладела душа и премудрость чрез тело нашла язык. Сотвори достойным меня, да возможем в Царствие Твое войти!

9

Когда же целокупный Адам был в составе своем завершен, Господь его взял его и в Раю поставил его; туда не вошла одна душа,[32] сама по себе и для себя, но тело в единении с душой, и в совершенстве полноты своей вступили они в место полноты, как вместе и вышли, скверну прияв; из чего да усмотрим, что вместе они и в воскресения день обретут возврат. Сотвори достойным меня, да возможем в Царствие Твое войти!

10

Древле Адам нерадивый был и ненадежный Вертограда страж, — и сколь коварен был тать,[33] что пришел сотворить татьбу свою! Он плоды понудил ниспасть в месте, где пролегали пути, и похитил из Эдема того, кто над Эдемом поставлен был. Но Господь похищенного взыскал его, сошел во Ад, и обрел его, и падшего воздвигнул мышцей Своей,[34] дабы возстановить его в Раю. Сотвори достойным меня, да возможем в Царствие Твое войти!

11

Сущие в затворе своем, во блаженных укромах своих,[35] души верных и праведных ждут, в сокрытом месте своем, чтобы исполнилось время встречи их, с возлюбленными телами их. Когда же явятся отворены Вертограда райского врата, и тела, и души возопиют, купно осанну возгласив: «Благословен, Кто Адама от Ада возвел и ввел в Эдем с сынами его!» Сотвори достойным меня, да возможем в Царствие Твое войти!

ОДИННАДЦАТАЯ ПЕСНЬ О РАЕ, ИЛИ О БЛАГОУХАНИЯХ ДУХОВНЫХ{5}

1

Воздух, повевающий в Раю, есть великих услад родник, от которого сосал Адам во дни юности своея; сей воздух, как матери сосцы, вскармливал младенчество его, и был он прекрасен и млад и лучами веселия осиян; презрев же заповедь, соделался дряхл и скорбен от старости своей, под бедственным бременем согбен преклонного возраста своего. Благословен Властный Адама воззвать и возвратить его в Рай!

2

Ни ознобом веющий хлад, ни люто попаляющий жар не ведомы месту сему, столь благословенно оно! И оно есть собрание отрад, и мирное пристанище утех, и сладостный света укром, и всяческой радости приют; о, созвучия арф, о, согласные звоны кифар,[36] о, хоры, что осанну гласят, о, Церковь, что воспевает хвалу![37] Благословен Властный Адама воззвать и возвратить его в Рай!

3

Ограда, замыкающая Рай, есть тишина, что миротворит всё; и твердыня его, и вал его суть согласие, что всё единит; и на страже его стоит Херувим, приветно взирающий на тех, кто внутри, но грозящий тем, кто суть вовне, на отверженных насельников тьмы; и всё в ограде Рая того непорочно и свято весьма, и должно тебе всё, что слышишь ты, тонкостно и духовно разуметь. Благословен Властный Адама воззвать и возвратить его в Рай!

4

Пусть не торопится слушатель судить по этим изъяснениям моим, ибо всецело толикий предмет бежит разумения его; и когда, по несовершенству слов, представляется плотским Эдем, по самому существу своему он остается духовен и чист;[38] так, пусть нарицается оный ветр,[39] тем же именем, что и сей, — но дух освящения, что веет в Раю,[40] с зачумленным сим ветром отнюдь не схож. Благословен Властный Адама воззвать и возвратить его в Рай!

5

Ибо неволею принужден говорящий прибегнуть к словам, кои по обычаю суть зримых и земных вещей имена, — усиливаясь слушателям своим явить незримых образ вещей; коль скоро и Создатель Сам, Кем духовный Сад насажден, сокрывал величество Свое словами наречия земли, кольми паче о Саде том позволено в притчах вести речь. Благословен Властный Адама воззвать и возвратить его в Рай!

6

Кто же в неразумии своем схватит одни имена вещей, кои от него же принял Бог, дабы через них пособить ему, — безумец соделает из сих притч кощунства и богохульства предлог; Божией благости, снисходившей к нему, о, сколь неблагодарным явит он себя, — ей, что всецело превышала его, но сокрывала запредельность свою образами, соприродными ему, да по образу своему исправит его. Благословен Властный Адама воззвать и возвратить его в Рай!

7

Пусть же речения сии нимало не смутят ума твоего: тебя ради облекается Рай в слова наречия земли твоей, — отнюдь не затем, чтобы был убог и нуждался в заемном покрове притч, но затем, что немощно твое естество, и непосильно для тебя вместить божественное величие его, и сияние его умалило себя, в тусклых красках отображено, что привычны естеству твоему. Благословен Властный Адама воззвать и возвратить его в Рай!

8

Поелику слабые очи твои не возмогут прямо взирать на полную славу лучей небесных великолепий его, — он облачил деревья свои именами наших дерев, смоковницам даровал своим прозвание смоковниц мира сего, и духовные листы его предстали как осязаемая плоть; так преобразил он облик свой, да будут едино риза и суть. Благословен Властный Адама воззвать и возвратить его в Рай!

9

Превышая числом рои звезд на зримом небосклоне сем, обильные цветы оной страны, светло торжествуя, являют себя, — и малая толика дыхания их, в коем дышит благость Творца, сильна недуги уврачевать больной проклятием земли сей; являясь, словно бы лекарь язв, целебное дыхание то отнимает от нас болезнь, что древним Змием причинена. Благословен Властный Адама воззвать и возвратить его в Рай!

10

Веяние, что лиется родником от благословенных удолий тех, чудно подслащивает горечь ту, что нашим присуща краям, и приходит оно, дабы облегчить проклятие, бременящее землю сию; вот как сладкий оный Вертоград благоуханием живит своим занедужившую землю сию, — и когда уже погибает она, веяние то приносит весть, что для смертных безсмертия источник дан. Благословен Властный Адама воззвать и возвратить его в Рай!

11

Какая была бы нужда земле, чтобы оттоле изливалась на нее и струила по ней влагу свою, на многие расходясь рукава, река,[41] — если не затем, чтобы воды те благословением насыщали ее, напояя собою мир, и с ними приходила благодать очистить источники вод земных, проклятием отравленные искони, как в руках Елисея очищала соль воды больные от недуга их?[42] Благословен Властный Адама воззвать и возвратить его в Рай!

12

Сим-то образом в сердце истока вод благоуханий исток является там:[43] если ароматов райский дух, напояющих воздух земли, великую пользу несет душе, от тяжкого пробуждая ее сна, и тлетворного дыхания нашего смрад бывает чудесно исцелен, дуновение Эдема прияв, то источников наших естество приемлет крещальную благодать от благодатного райского родника. Благословен Властный Адама воззвать и возвратить его в Рай!

13

Се, кадильница великая и здесь, выдыхая веяния свои, уже напоевает воздух земной благовонным дымом своим, и семо, и овамо, лиет[44] освящающие токи свои; но кольми паче мы вкусим сие, когда вступим в славный Эдем! Нас упокоит его затвор, и мало-помалу умиротворит древнее проклятие земли действием струимых ароматов своих. Благословен Властный Адама воззвать и возвратить его в Рай!

14

Когда были в покое одном блаженные апостолы соединены,[45] се, сотряслась горница та, и Рая благовоние пролилось; признал их Эдем за гостей своих, и разлил благоухания свои, и усладным явил себя для вестников, выходивших в путь, дабы проповедовать и созывать сотрапезников на пиршество Отца;[46] ликуя, Человеколюбец, поспешил Он Сам навстречу тем, кто имели войти. Благословен Властный Адама воззвать и возвратить его в Рай!

15

По милости Твоей соделай меня достойным лицезреть благодать Твою, сию сокровищницу щедрот, сию мироварницу услад, ибо ароматами Эдема ищу во благих желание мое утолить; то сладкое дыхание животворит на всякое время всякую тварь, кто вдохнет его, соделывается бодр и позабывает муки свои; се трапеза Царствия Твоего: благословен Устрояющий ее в Раю! Благословен Властный Адама воззвать и возвратить его в Рай!

ПРЕНИЕ НЕБА И ЗЕМЛИ{6}

Мир, от ангелов человекам обетованный; мир, пророками духовно предвозвещенный и апостолами таинственно проповеданный; праведными в притчах обретаемый и святыми в иносказаниях познаваемый; священниками в подобиях созерцаемый и царями в послушании улучаемый; младенцами во утробе лицезримый, старцами в гадании несомый, судьями в трепете стрегомый, — мир сей да будет с нами и между нами, молитв ради блаженных мучеников, вовеки, аминь. Сего ради, возлюбленный! ухо приклоним и с охотою послушаем, как честные два сосуда, сиречь Небо и Земля, прение свое ведут, и возблагодарим Господа за оба дара сии. Небо говорит: — У меня Царствие и ангелы! И Земля говорит: — У меня Церковь и праведные! Небо говорит: — У меня тысячи и мириады предстоящих Престолу Его! И Земля говорит: — У меня сонмы и роды предстоящих Кресту Его! Небо говорит: — У меня духи пламени огненного, текущие творить волю Его! Земля говорит: — У меня девственники и девственницы, неизменные в услужении Ему! Небо говорит: — У меня Херувимы, идущие за славой Его на колеснице Его! И Земля говорит: — У меня иереи, творящие таинство Его на Алтаре Его! Небо говорит: — У меня Серафимы, летающие окрест предивно! Земля говорит: — У меня хоры, взывающие «свят!» непорочно! Небо говорит: — У меня светила и звезды! Земля говорит: — У меня праведные и кроткие! Небо говорит: — У меня Стражи грозные! И Земля говорит: — У меня пророки возлюбленные! Небо говорит: — У меня Престол, от коего истекает река огненная! И Земля говорит: — У меня Алтарь, от коего изливается поток спасающий! Небо говорит: — У меня громы, устрашающие жителей твоих! И Земля говорит: — У меня молитвы, понуждающие насельников твоих! Небо говорит: — У меня молнии, без ног на землю сходящие! И Земля говорит: — У меня милость, без крыл на небо возлегающая! Небо говорит: — От меня дождь, на землю ниспадающий! И Земля говорит: — От меня дела добрые, на небе пребывающие! Небо говорит: — У меня росы, всякий плод возращающие! И Земля говорит: — У меня слезы, Владыку всех умилостивляющие! Небо говорит: — У меня облака, без источников воду подающие! И Земля говорит: — У меня Дева, без мужа зачавшая! Небо говорит: — У меня жизнь безсмертная! И Земля говорит: — У меня мертвые нетленные! Небо говорит: — У меня Серафимы безгрешные! И Земля говорит: — У меня назореи безупречные! Небо говорит: — У меня безплотные, падения не ведающие. И Земля говорит: — У меня мученики, отпадения не знающие! Небо говорит: — У меня ангелы, сражавшие живых! И Земля говорит: — У меня праведники, воскрешавшие мертвых! Небо говорит: — У меня двери, ведущие в Чертог Брачный! И Земля говорит: — У меня держатели ключей Царствия! Небо говорит: — У меня те, кто с трепетом несет угль огненный! И Земля говорит: — У меня те, кто с радостию приемлют его и вкушают! Небо говорит: — У меня огнь, подающий славу носящим его! И Земля говорит: — У меня Дары, подающие радость вкушающим от них! Небо говорит: — У меня река огненная, страшащая взирающих на нее! И Земля говорит: — У меня чаша спасительная, животворящая пиющих от нее! Небо говорит: — У меня огнь, в коем недобрые обретают скончание! И Земля говорит: — У меня купель, в коей нечистые получают прощение! Небо говорит: — У меня обитель, коей похваляются живущие в ней! И Земля говорит: — У меня Крест, к коему прибегают насельники мои! Небо говорит: — У меня Престол, над коим жители мои ликование возглашают! И Земля говорит: — У меня Крест, коим чада мои освящение приемлют! Небо говорит: — Я почтило Господа моего, ибо завесило светильники мои, дабы не видеть мне поношения, на Голгофе Ему учиненного! Земля говорит: — Я почтила Господа моего, ибо стенала, и вопила, и сотрясала горы мои, и колебала холмы мои, и разделила скалы мои, и отверзла гробницы мои, и скликала мертвых моих к тайне страстной, и побуждала живых моих к покаянию слезному, и собирала погребенных моих для плача, и облекалась в ризу черную, и сидела в скорби, покуда не узрела Его — и через время тридневное совлек Он с меня ризу черную и облек в ризу белую! Небо сказало: — Он сотворил мне радость Вознесением Своим! И Земля сказала: — Он соплел мне венец Воскресением Своим! Небо сказало: — Он возседает во мне на Престоле Своем! И Земля сказала: — Он пребывает у меня на Алтаре Своем! Небо сказало: — Он сотворил мне радость, без усилия создав меня! И Земля сказала: — Он от вретища воздвиг меня и от пепла омыл меня; Он сотворил Церковь Свою брачным чертогом моим и в брачном чертоге Церкви Своей посадил меня; Он исполнил благ трапезу Свою и дал мне вкушать от нее; Он смесил спасение свое в Чаше Своей и дал мне пить от нее; и ныне взирают очи мои на обетование Его! Небо сказало Земле: — У меня те, кто не погрешает, у тебя же те, что хульное творят на всякий день; у меня те, кто никогда Бога не гневают, у тебя же те, кто на всякое время мятеж чинят; у меня Создатель один почитаем, у тебя же почитаются идолы златые, серебряные, деревянные и каменные! Земля сказала Небу: — Если и есть у меня идолов чтущие, у меня и мученики, кровию своею Бога примиряющие; если и есть у меня блуда ищущие, у меня и чистоту возлюбившие; если и есть у меня домы свои хищением наполняющие, у меня же и достояние свое милостыни ради раздающие; если и есть у меня всецело злые, у меня же всецело правые; если и есть у меня чужого вожделеющие, у меня же и от своего бегущие; если есть у меня худые, есть и праведные; если есть алчные, есть и щедрые; если есть пожирающие с алчностью, есть и томящие себя ношением; если есть у меня винопийцы, от пианства обуянные, есть и назореи, правды алчущие; если есть яств ради ропщущие, есть и вкушающие благообразно; если и есть у меня законов презрители, есть у меня и заповедей блюстители; если есть у меня воскресению веры не имущие, есть у меня и ожидающие его с упованием; если есть у меня стяжания уловляющие, есть и обетом своим уловляемые; если есть у меня диавола тешащие, есть и Богу угождающие; если есть избравшие войти в Геенну, есть и заслужившие войти в Царствие; если есть те, коих ждет пламя неугасимое, есть и те, коим готовится радость нескончаемая; если есть имеющие наследовать тьму непреходящую, есть имеющие стяжать венец нетленный; если есть отрицающие Бога среди услаждений своих, есть исповедующие Его среди скорбей своих; если есть явившиеся мерзкими среди веселий своих, есть Богу угодившие среди мук своих! Небо сказало Земле: — Сестры мы; не будем же прений вести, ибо насельники наши братья меж собою суть! Кончено слово о Небе и Земле.

В ПУСТЫНЕ ЕГИПЕТСКОЙ

МАЛАЯ АЗИЯ

ПАЛЛАДИЙ ЕЛЕНОПОЛЬСКИЙ

ЛАВСАИК{7}

IV. О Дидиме

Много явилось между мужей и жен, которые совершали подвиг свой в Церкви Александрийской, таких, что воистину достойны были земли, кротким обетованной.[47] Был меж оных и книжник Дидим, зрения лишенный.[48] Встречался же с ним сам я четырежды, в разное время, на протяжении десяти годов.

Скончался он осьмидесяти пяти лет; лишился же употребления очей своих, как сам мне сказывал, четырех лет от роду, так что ни грамоте не учился, ни в школу не хаживал. Однако же от природы получил он наставника отменного, сиречь собственное свое разумение; и таким был он по благодати украшен даром ведения, что на нем прямо исполнилось реченное в Писании: «Господь умудряет слепых» (Пс. 145:8). Ибо он толковал Ветхий и Новый Завет слово за словом; а что до догматов, то в них он столь изощрился и с толикою тонкостью и силою излагал их, что ведением своим превосходил всех древних.

Однажды велел он мне сотворить в келейке его молитву, я же отказался, и тогда рассказал он мне:

— В эту самую келейку приходил блаженный Антоний трижды навестить меня; когда же предложил я ему сотворить молитву, немедля преклонил он колена в келейке сей и не заставил меня повторять сказанное, но делом преподал урок послушания. Итак, если желаешь идти по стопам его, монашествуя и добродетелей ради от мира удаляясь, отложи любопрение.

И еще поведал он мне:

— Когда печалился я о делах злополучного царя Юлиана, гнавшего Церковь,[49] случилось мне сидеть день до глубокого вечера, не вкушая хлеба по причине печали сей; когда же задремал я, продолжая сидеть, было мне видение всадников, что скакали на белых конях и возвещали:

— Скажите Дидиму, что в седьмом часу дня сего скончал Юлиан жизнь свою; пусть встанет он и ест, да пусть передаст весть сию епископу Афанасию, чтобы и тот знал!

— И заметил я, — примолвил Дидим, — и час, и месяц, и седьмицу, и день; и всё сошлось в точности.

V. О Александре

Рассказывал он мне и о некоей девице по имени Александра, которая оставила город, затворилась в гробнице, взяв с собою необходимое для жизни, и десять лет не встречалась лицом к лицу ни с женщинами, ни с мужчинами; на десятый же год она почила, прибрав себя к погребению.

— А сказала нам о том женщина, по обыкновению своему подошедшая к гробнице той и не получившая ответа, после чего мы сняли с двери печать, вошли и увидели, что она упокоилась.

О ней же сказывала и триблаженная Меланион, о которой я еще буду говорить ниже:

— В лицо я ее не видела, а только, ставши перед щелью, вопросила о причине, коей ради затворилась она в гробнице. Она же через щель заговорила со мною и отвечала:

— Человек некий повредился из-за меня в уме; и вот я, чтобы не вводить мне его в печаль или в грех, предпочла лучше живая в могилу сойти, нежели соблазном быть для души, по образу Божию сотворенной.

А я и спросила ее:

— Как же терпишь ты сие, как воюешь с унынием, и лица человеческого не видя?

Она же ответила:

— От рассвета и до девятого часа[50] творю я молитвы на каждый час да лён пряду; а в оставшееся время размышляю в уме своем о святых патриархах, и пророках, и апостолах, и мучениках, да хлеб свой ем, а время и проходит; и так дожидаюсь я конца с благою надеждою.

XXI. О Евлогии и калеке

Так рассказывал мне Кроний, пресвитер Нитрийский:[51]

— В молодые мои годы ушел я, унынием понуждаемый, из обители архимандрита моего и ходил до самой горы святого Антония. Гора же сия лежит между Вавилоном[52] и Ираклеополем[53] в пустыне великой, до Чермного моря[54] простирающейся, в тридцати милях от реки. Придя засим в монастырь, подле реки, где в месте, называемом Писпир,[55] подвизались ученики святого мужа сего, Макарий и Амат, которым суждено было по кончине его предать его погребению. Провел я там пять дней, дабы встретиться мне со святым Антонием; сказывали, что навещает он монастырь тот через десять или через двадцать, а то через пять дней, как направит его Господь на благо посетившим в это время обитель. И вот собрались там различные христолюбцы, различные имея нужды до святого мужа; в числе их был некто Евлогий, монашествующий александриец, и с ним еще другой, калека, а пришли они вот чего ради.

Евлогий этот был человек книжный и обучался наукам; уязвясь любовию к нетленному, удалился он от шума житейского, роздал всё, что было у него, и оставил себе лишь малую толику монет, ибо не имел сил для труда телесного. И вот, прискучив сам себе, он ни в общину не желал войти, ни наедине с собою покоя не имел; между тем нашел он на торжище выброшенного туда калеку, безрукого и безногого, которому один только язык и остался, дабы испрашивать помощь у проходящих. И вот Евлогий, остановясь, вперяется в него взором, и молится Богу, и полагает с Богом такой завет:

— Господи, во имя Твое принимаю калеку этого и покою его даже до смерти, дабы через него и мне спастись; ниспошли мне терпение служить ему.

Затем, подойдя к калеке, говорит он ему:

— Желаешь ли, почтеннейший, я приму тебя в дом и буду тебя ублажать?

А тот отвечает:

— И весьма!

— Итак, я привожу осла и забираю тебя!

Тот согласился; и Евлогий привел осла, поднял калеку, отвез его в странноприимную комнату келейки своей и стал о нем печься. И был терпелив калека пятнадцать лет, живя у него как бы во врачебнице, омываемый и прибираемый руками Евлогиевыми и питаемый от него так, как должно при недуге его.

Когда же прошло пятнадцать лет, вселился в калеку бес и принялся возмущать его противу Евлогия; и начал калека изрыгать на благодетеля своего всяческие слова хульные и бранные, говоря:

— У, захребетник, раб неверный, чужие денежки утаил, а через меня спастись хочешь? Тащи меня на площадь! Мяса хочу!

Принес ему Евлогий мяса, а тот снова как закричит:

— Мало мне! Хочу народа! Хочу на площадь! Насилие! Брось меня туда, где нашел!

Будь у него руки, недолго бы ему и придушить Евлогия, так ожесточал его бес.

Идет Евлогий к ближним подвижникам и жалуется им:

— Что мне делать? Привел меня калека тот в отчаяние. Выброшу ли его? Страшусь, ибо давал обет Богу. Не выброшу его? Злые дни и злые ночи доставляет он мне! Что делать, не ведаю.

Они же говорят ему:

— Коль скоро Великий еще жив, — а «Великим» именовали они Антония, — ступай к нему, а калеку положи в челн и так отвези в монастырь, а там дожидайся, покуда святой муж выйдет из пещеры своей, и представь всё на суд ему; что он тебе ни скажет, смотри, держись решения его, потому что Бог глаголет к тебе через него.

И послушался он их, и взвалил калеку на лодочку пастушью, и оставил в ночи город, и привез калеку в монастырь учеников святого Антония. А случилось так, что пришел Великий на другой день, поздним вечером, и была на нем, как сказывал Кроний, хламида кожаная.[56] А когда приходил он в монастырь, был у него вот какой обычай: он подзывал к себе Макария и спрашивал его:

— Брат Макарий, что, пришли братья?

Тот отвечал:

— Да!

— А что, египтяне это или иерусалимляне?[57] — потому что он заранее условился с ним так: «Если увидишь, что странники пришли празднолюбивые, скажи, что они египтяне; а если люди богобоязненные и разумные, скажи, что иерусалимляне».

И вот он спросил по обыкновению своему:

— Египтяне ли братья или иерусалимляне?

Макарий сказал в ответ:

— И такие есть, и такие.

А когда отвечал он ему, что это, мол, египтяне, говорил ему святой Антоний: приготовь, мол, им чечевицы и дай им поесть, — да творил для них молитву единую, и с тем отпускал; когда же, напротив, отвечал тот, что это, мол, иерусалимляне, сидел он с ними всю ночь и наставлял о вещах душеспасительных.

И в этот вечер, как сказывал Кроний, садится он и обращается ко всем; и хотя никто ничего еще не сказал ему, какое кому имя, при наступлении темноты взывает он громко до трех раз:

— Евлогий! Евлогий! Евлогий!

А тот книжный человек не отзывался, думая, будто зовут другого Евлогия.

И говорит ему Антоний сызнова:

— Тебе говорю, Евлогий, что пришел от Александрии!

Говорит ему Евлогий:

— Что велишь ты мне? Изволь молвить!

А тот:

— С чем пришел-то?

Отвечает ему Евлогий так:

— Кто открыл тебе имя мое, открыл и нужду мою.

Говорит ему Антоний:

— Знаю, для чего ты пришел; расскажи, однако, при всей братии, чтобы и они послушали.

Сказывает ему Евлогий:

— Калеку этого нашел я на площади; и положил я с Богом завет, что буду за недужным ходить, дабы спастись мне через него, а ему через меня. И вот, когда минуло уже столько годов, принялся он мучить меня до крайности и понуждает выбросить его. Сего ради и пришел я к твоей святости, дабы присоветовал ты мне, что мне делать, да и помолился обо мне; страшную терплю бурю.

Говорит ему Антоний голосом строгим и грозным:

— Выкинешь его? Но Сотворивший его не выкинул его. Ты — и выкинешь его? Но возбудит Бог иного, лучше тебя, и тот возьмет его к себе.

И вот Евлогий поник в безмолвии; Антоний же сызнова, оставив Евлогия, начинает бичевать калеку языком своим и вопиять:

— Калека злополучный, ни земли, ни неба недостойный, ужели не перестанешь с Богом враждовать? Ужели не знаешь, что это Христос служит тебе? Как же смеешь ты говорить такие слова против Христа? Не Христа ли ради человек этот по доброй воле соделал себя рабом твоим на служение тебе?

Укорив, он оставил в покое и того; а после, преподав советы прочим, возвращается к Евлогию и калеке и говорит им:

— Не блуждайте более, ступайте домой, в келью вашу старую, да смотрите, не разлучайтесь. Уже посылает Бог по ваши души. Искушение же сие приключилось вам по той причине, что близки вы оба к кончине вашей и уготованы вам венцы. Так не творите ничего неподобного, и пусть ангел ваш, придя за вами, не застанет вас в месте сем.

Итак, вскорости совершив путь, вернулись они в келью свою. И в сорокадневный срок преставляется Евлогий; а еще через три дня преставляется калека.