— Свита они называются, — покачала головой дочь наемников. — Неужели кто-то догадается витязей сравнивать с обычными солдатами!? Тем более, что богатырей очень и очень немного.
— Это точно, — вздохнул я. — Я вот только одного знаю. Да и тот уже не молод.
— Воевода, — тряхнула челкой Ксения. — Матерый воин. И ничего он не старый. Ну, не на столько старый, чтоб не справиться с китайцами.
— Причем тут китайцы? — удивился я. Удивился, потому, что пора было уже привыкнуть к манере Баженовой, хаотично менять тему разговора. А я все никак не мог приноровиться. Изощренный путь ассоциаций в ее голове, как по мне, никак не укладывался в законы человеческой логики.
— Это что? — сделала большие глаза девушка. — Большой секрет?
— Подробности, — тяжело вздохнув, потребовал я.
— Это только мои догадки, — шепотом, чтоб ни единого слова не попало в уши водителя такси, почти в самое мое ухо, выдала начинающая разведчица. От нее приятно пахло, ее волосы щекотали ухо, а в плечо уперлось одно из двух мягких полушарий груди. Мысли так и норовили свернуть на волнующие ощущения. Приходилось то и дело одергивать самого себя, чтоб вообще не потерять нить повествования.
— Отряд в пять тысяч штыков — это уже небольшая армия, — продолжила Ксения. — С такой силой можно и княжество небольшое завоевать, если десяток нормальных потентиков добавить. Вот я и стала выискивать цель, куда можно было бы применить такую мощь. И решила, что соседи пока могут спать спокойно.
— У-у? — чуточку отстранившись, сумел взглянуть на Баженову. Зря, наверное. Вблизи ее глаза казались еще больше. Сердце, невесть от чего, застучало в боевые барабаны.
— Проверила, — кивнула та. — Ни к кому из соседей у Летовых нет никаких территориальных претензий. Ни с кем не враждуют, и уже лет сто не ссорились…
Подумал, что сто лет для старых аристократических семейств — не срок. Иногда воздаяние за грехи предков приходило и триста лет спустя.
— А потом поисковик Сети подсказал, что на юге есть, оказывается, еще и китайский Алтай! Понял? Алтайские князья позволяют каким-то циням владеть частью Алтая! Это ли не унизительно?!
— Нашему императору, — хихикнул я. — Принадлежит только часть Евразии. Не находишь это унизительным для империи?
— Кстати — да! — засмеялась Баженова. Когда она улыбалась, была чудо как хороша. — Намекаешь, что с Тюрвальдом ваши планы согласованны? Что там, Антон?! Скажи. Я умею хранить тайны. Что там, а? Золото? Драгоценные камни? Нет? Серебро! Точно! Там серебро, да?
— Ход твоих мыслей просто поражает, — вздохнул я.
— Не, ну а что? Монгольские кланы слабы и малочисленны. Это все знают. Потом, Летовых в Китае отлично знают и опасаются. Так что велика вероятность, что и император не станет спешить с военной помощью монголам. Городок там один всего. Как раз для полицейской акции на отряд в пять тысяч человек… А в горах, наверняка, куча полезных ископаемых…
— Заманчивое предложение, — согласился я. — Жаль только: логистика подкачала. Дорогу туда строить очень долго и дорого. Так что удержать Монгольский Алтай будет труднее, чем захватить.
— Но если там много серебра, то есть смысл? — не сдавалась доморощенный стратег. — Царя металлов ведь можно и дирижаблями возить. Все окупится.
— Я обужу эту идею с воеводой, — улыбнувшись, согласился я. — А ты пока, если вдруг кто-то будет интересоваться, зачем Летовым сильно увеличенный отряд «Перуничей», намекай на монгольский Алтай. Хорошо?
— Заранее напугать врага, — обрадовалась дочь наемников. — Уж им-то точно донесут.
— Вот именно, — стараясь держать лицо серьезным, воскликнул я. — Именно, что: донесут!
3. Руна Хагалл
Я, конечно же, знал технологию. Не раз и не два видел, как это делал старый эконом в усадьбе. Неоднократно представлял, как сделал бы это сам. Думал даже, что смог бы это сделать лучше. Быстрее и легче перехватить горло жертвенному барану, направить струю черной крови в специальный, ведущий прямо в центр яростно полыхающего пламени, желобок. Сказать нужные слова на старом языке. Чего проще?!
Бьющий в ритме твоей души барабан, рваные черные тени от беснующегося пламени костра, тяжелый запах крови, и Боги, внимательно глядящие сверху будто бы в самое сердце. Каждый раз одно и то же. Даже нож тот же, привезенный из усадьбы. Старый, кованный, и невероятно острый.
Никто и никогда не говорил, что процесс буквально вытягивает из тела силу. Что нужно уметь ее как-то дозировать, чтоб после, когда освежеванную тушу уже наденут на вертел и пристроят над багровыми углями, еще и раздать соратникам прожарившиеся куски. И чтоб руки не дрожали. Потому что — сильный вождь, это сильный год. Это хороший урожай на полях, удача в походе и боящиеся шалить ниссе. Что еще нужно доброму бонду, как не туго набитые мешки в амбарах, золото в сундуках и мир в семье?!
Их таких — важных — жертвоприношений всего два в году. Первое на Йоль. Второе — Брандблот[5], перед весенним севом. Перед летними плаваниями. Перед жизнью и смертью. И тому и другому каждый честный рус будет рад. И то и другое должно быть выполнено правильно. И чтоб Боги не мешали, не путали нити слепым норнам, не напускали ненужный дождь, и не злили духов, следует оказывать им, Небожителям, почтение.
У славян в ту ночь тоже праздник. Они славят пришествие на престол мира доброго Живы. Хотя тоже жгут костры, но мясо или кровь в огонь не бросают. Все-таки славяне больше земледельцы, чем охотники. Вместо этого, они «подсказывают» только-только проснувшемуся после зимней спячки Богу, как должны выглядеть настоящие весенние деревья. Наряжают голые ветки какого-нибудь куста лентами и бумажными цветами. Водят свои хороводы…
Впрочем, хороводы — это признак любого их праздника. Говорят раньше, век или даже два назад, юношам и девушкам нельзя было касаться друг друга. Говорят, за нарушение этого обычая могли и из деревни изгнать. И только на праздники, во время хороводов, молодые люди могли подержаться за руки.
Признаться, не особенно этому верю. Во всяком случае, никакого разумного объяснения возникновению такого запрета в голову не приходит. А у славян все не просто так. Все со значением. Выходит, и у этого странного обычая смысл какой-то должен быть. Не простой же контроль целомудрия проповедовали злобные старцы?!
У русов с этим всегда было куда как проще. Но у нас и девственность никогда не считалась непременным условием для свадебного обряда. В старых сагах не раз и не два описывался случай, когда одна из дочерей бонда охотно следовала на ложе с заезжим героем-молодцом. Рожала от него детей, а потом спокойно выходила замуж за старшего сына соседа. И всех все устраивало.
Ну у нас и традиции празднования важных дней в году значительно проще. Есть четкая установка: что должно обязательно произойти. Кто что делает и зачем. Но чтоб у каждого было свое место в обряде, свои слова в песне и свой, особенный, венок на голове — этого нет, и не было никогда. За этими изысками к латинянам. Славяне, конечно, тоже те еще затейники. Но и они до римского формализма не дотягивают.
Впрочем, какое мне дело до римлян?! Мне и моих забот хватает. Ночной блот как-то уж слишком сильно меня утомил. А представляю, что бы было, если бы на церемонии присутствовали не два десятка человек, а тысячи! Меня бы, как лимон, выдавили до дна? Старики надо мной потом посмеивались. Говорили, что это от того я так много сил отдал, что много ее у меня, этой Силы. Мол, кому много Богами дано, от того Они и требуют помногу.
Так или иначе, но утренняя встреча с бывшим сослуживцем опекуна прошла как-то странно. Я откровенно тормозил — как не преминула бы выразиться Ксения, и за себя и за меня отдувался Варгов. Благо общую ситуацию я ему подробно обрисовал, еще когда просил о помощи в поисках нормального ответственного управляющего в бывший автосервис. Боюсь, у майора интендантской службы в отставке, Ролло Сванссона Фродда, служившего прежде в ремонтных механических мастерских Берхольмского гарнизона, могло создаться впечатление, что предприятии вообще принадлежит Олефу Бодружевичу. А я — так. Поставлен, чтоб набраться умений в управлении небольшим заводиком. Студент.
Мне это не нравилось, а вот Ролло Сванович — как его Варгов называл, оставил вполне приятное впечатление. Этакий военный хомяк, у которого зимой снега не выпросишь, но подопечное подразделение снабжается целиком, полностью и вовремя. Хозяйственный дядька, одним словом. Именно то, что нужно. Чтоб на поводу не шел у изобретателя с горящими энтузиазмом глазами. Ну и чтоб Воислав Ромашевич сразу к порядку привыкал. Хочешь получить какую-то деталь для экспериментов, обоснуй документально.
Мало по малу, разговор двух снабженцев, немало лет прослуживших в одном гарнизоне, свелся на темы «а помнишь». Имена, слэнговые названия подразделений и особенности характеров неведомых господ, меня совершенно не интересовали. Едва не задремал, усилием воли вновь и вновь расклеивая слипающиеся веки. Следовало, наверное, перенести встречу на другой день. Дать себе время выспаться, восполнить вдруг, за несколько ритуальных движений, опустевший резерв. А я с чего-то решил, что железный. Что смогу. Выдержу.
Пообещал себе никогда больше так не делать. На важные встречи нужно являться полностью готовым. Ко всему. В том числе, и к конфликту. В первую очередь — к конфликту. А какой из меня был боец, если я голоса двух матерых дядек сквозь шум в ушах слышал, и сквозь туман в глазах видел?
Еле дождался, когда воодушевленный новым, перспективным местом службы, Ролло Сванович откланяется, и уедет. Условились с ним созвониться, и договориться, вместе съездить в автокомплекс. Негоже будет, если новый управляющий заявиться сам по себе, без меня. Ромашевич, конечно, не выглядит агрессивным. Но — здоровенный, как и все остальные в семье. Попадешься под горячую руку, может за порог выкинуть.
Не меня, естественно. А вообще. Да в любом случае, конфликты мне в коллективе без надобности. Мне нужно, чтоб изобретатель, в кратчайшие сроки довел до ума свой прототип, специально обученные люди создали комплект технологических карт, и мы начали производство. Пока, небольшую партию. Исключительно для нужд моей личной дружины. А там, после испытаний в полевых условиях, и когда все «детские болячки» прототипа будут выявлены и устранены, глядишь, и на продажу станем делать. Конструкция более чем перспективная.
Показал ТТХ ромашевического изделия воеводе. Тот долго разглядывал таблицы, и выдал вердикт:
— Снаряды к гаубице подтаскивать — еще куда ни что. А так… Детская игрушка.
— А если добавить брони, а в манипуляторы по крупнокалиберному пулемету добавить? Тут масса покоя почти тонна. Отдачу можно в расчет не принимать. Мобильность, относительная защищенность и невероятная огневая мощь. Я бы такой поиграл, — засмеялся я. — Эта штука, как пулеметный дзот, только двигающийся. Представляешь?
— Что-то не вижу тут характеристик бронирования, и скорости в снаряженном состоянии, — прищурился старик на, отложенные было в сторону, листы распечаток.
— А ты впиши сам, что считаешь нужным. Изделие в стадии прототипа. Воислав изменит мощность приводов, если для его варианта окажутся слабыми.
— Я подумаю, — всерьез озадачился старый воин. — Такого ведь ни у кого пока нет?
— Не-а, — хихикнул я. — Мне-то на глаза случайно попал. Так что, пока мы сами не наиграемся, это только наши игрушки.
— Так-то оно так, — не поддержал старик мое веселье. — Только, Антонушко, каждому орудию имеется свое место в бою. Запусти вот этот твой мобильный доспех в плотную городскую застройку, и потеряешь и чудную игрушку, и воина, что в ней будет. Тут над боевым применением думать надо, а ты мне пока даже основные параметры дать не готов. Вот изладит твой Воислав прототип, тогда и посмотрим.
— Но ты, все же, подумай над применением, — ощутив серьезность момента, решил-таки оставить за собой последнее слово я. — И над теми параметрами ТТХ, что были бы предпочтительными. Накажу Ромашевичу к ним стремиться.
Виделся я с изобретателем достаточно часто. Персонал опытного производства даже близко еще не был укомплектован. Если сварщика и к нему в пару — слесаря удалось найти сразу, то столы, за которыми должны были трудиться чертежники и инженера все так же пустовали.
Да что там говорить, закупками необходимого сырья и то некому было заниматься. Ксения выискивала в Сети поставщиков, а мы с Вышатой Ромашевичем, как могли, организовывали закупку. Пару раз, когда требовались особенно специфические детали, вроде гидроприводов, особых шлангов, выдерживающих высокое давление или ударопрочных подшипников, приходилось обращаться за помощью к Шелтран-шану. Он, понятное дело, в этом тоже разбирался не лучше нас. Но у него было полно людей, кому это можно было поручить. В конце концов, как оказалось, в горной технике гидравлика применялась широко, специалисты у шорского княжича нашлись, и нужные штуковины мы заполучили.
В Лицее вовсю шла подготовка к выпускным экзаменам. И если меня, как прилежного, успевающего по всем предметам, ученика особенно не трогали, то за одноклассников учителя взялись серьезно. Не считая уроков гимнастики и потентиковедения, я почти их и не видел. Ребят разбили по группам и целыми днями натаскивали на решение тестов. Да еще и на дом задавали. Традиции — это дело такое. Умри, но исполни. Сказано, что в Лицее традиционно высокий уровень образования, значит, изволь соответствовать.
С одной стороны, эта чуть ли не круглосуточная занятость одноклассников была мне на руку. Мог ездить куда хочу, не выдумывая каких-то отговорок. С другой, чувствовалось уже приближение порога, выйдя за который, мы все, практически мгновенно станем совершенно чужими людьми. Меня бросало в настроении от нетерпения — скорее бы сбросить с плеч эту школьную обузу, и заняться действительно серьезными вещами. До тихой грусти. Было даже жаль, что явился в Берхольм так поздно, и не успел с головой окунуться в тихое бурление лицейской жизни. Особенно не сдружился ни с кем, кроме Ксении. Не участвовал в общих делах и праздниках.
Слава Богам, особенно рефлексировать времени не было. То одно, то другое. Снова вызывали в имперский суд, оглашали результаты, полученные по запросу из ИСБ и жандармерии. Предсказуемо, никаких известий о текущем месте проживания и роде деятельности его милости, князя Летова, у государственных служащих не нашлось.
Кстати, я, когда пройду тестирование на понециал, а суд примет-таки решение о признании меня князем, стану сиятельным. Ну, или его сиятельством, если угодно. Четвертым в истории династии. Первым был основатель, конунг Ингемар, вторым его сын Фроуд, а третьим безграничную Силу от Богов получил тот мой предок, что построил Лицей в Берхольме, и у которого этот самый Берхольм сбежал в личные коллективные вассалы императора. То есть, получил самоуправление согласно Хольмгардского права.
Отец был его милостью, потому что потенцией даже до светлости не дотягивал. Ирония Судьбы: древний эконом и вот уже полвека бессменный управляющий княжеством — его светлость, а князь был всего лишь милостью. Воевода — тоже его милость, но он еще и воинский ранг ektemann имеет, сиятельному мне до овладения искусством применения переплетений в бою еще очень и очень далеко. Такая вот у нас чехарда получается.
Второе заседание суда тоже ничем окончилось. Теперь суд должен был оповестить широкую общественность о том, что на оспариваемый титул появился претендент, и если в течении определенного законом срока отец не явится в любое государственное присутствие, тем самым подтвердив свое намерение и дальше оставаться правящим князем, суд вынесет нужное нам решение. Существовал еще вариант, что кто-то из дальних родственников вдруг решит рискнуть, и заявит свои претензии. Но вероятность такого выверта была исчезающее мала. Ближайшими родичами, имеющими право претендовать на престол в случае, если со мной что-то случится, были потомки моего воспитателя — старого эконома. А тот выразился вполне определенно:
— Выпорю засранцев, — рыкнул он в ответ на предупреждение Капона.
У прадеда было два сына. Старший стал князем, и моим дедом, а младший, ярл Гус Летов, собрав дружину, отбил у киргизов часть степи к западу от Алтайских гор, и поселился там. Признав себя, и всех своих потомков, вассалами старшего брата, конечно. Так в степном Алтае появился городок Гуселетов, а граница с беспокойными степными аборигенами оказалась надежно прикрыта.
Эконом доводился Гусу младшим сыном. И так уж вышло, что после гибели старших братьев, именно ему пришлось возглавить западный херад княжества. Власть на земле он давным-давно передал потомкам, оставаясь, тем не менее, старейшиной рода Гуселетовых.
Были и другие потомки предков, когда-то давно отпочковавшиеся от главной семьи. Те и вовсе уже никаких, даже воображаемых, прав на княжеский престол не имели. Да, признаться, не всех из них и отингирами[6]-то можно было назвать. Отдельные личности за прошедшие столетия и дворянства умудрились лишиться.
По древней традиции, моя мать, если бы не отказалась от титула, и осталась с нами в усадьбе, была бы полноправной княгиней. А я бы так и оставался наследником и княжичем.
Больше того, ее прямые родственники — братья и племянники — автоматически принимались бы законом и обычаем за наследников престола нашего княжества второй очереди. То есть, случись чего со мной, кто-то один из рода Тайшиных мог стать Летовым. Прямая линия Рода, идущая от конунга Ингемара, прервалась бы, но княжество не осталось бы без хозяина.
Однако случилось то, что случилось. Снежана Летова, бывшая до замужества княжной Обдорской, официально, пред людьми и Богами у двух лип Берхольмского Хофа отреклась от всех титулов. А месяц спустя, вышла замуж повторно. За майора интендантской службы. Простого, без титула, дворянина Варгова.
Представляю, как бесились Тайшины. Из претендентов, одним махом превратиться в дальних родственников, никаких прав на юг Сибири не имеющих. Думается мне, они сгоряча и наговорили матери много чего неприятного. Откуда-то же взялась эта ее неприкрытая ненависть к родне с севера.
Нужно еще сказать, что Обдорским крупно не повезло. Их земли располагаются в устье Великой реки Оби, у самого полярного океана. Пятьсот лет назад, там добывали горы мехов и Тайшины жили припеваючи. Одно время были полностью независимыми от империи, успешно отражая все попытки Великих князей присоединить непокорных к державе. Выписывали в свою столицу под названием Пулноват-Вош европейских архитекторов и строителей. Зазывали туземных князьков перейти под их руку.
Потом зверя стало меньше, да и спрос на меха сильно упал, когда к империи присоединили огромные территории на Востоке. А сто пятьдесят лет назад, после окончания грандиозного строительства Братством Стали железной магистрали от Хольмгарда до Тихого океана, Обдорское княжество и вовсе оказалось на периферии страны. На краю земли. На берегу никому ненужного, холодного и неприветливого Ледяного моря.
В прошлом веке на берегах Оби, севернее Томбургского княжества, нашли нефть и газ. Тут-то и обнаружилось удивительное обстоятельство: во всех княжествах вокруг Обдорского, углеводороды были. А в самом Обдорском — нет. Ни капли. Словно бы Боги наказали Тайшиных за чрезмерную гордыню. Главное, у всех соседей нефть была, а у Обдорских — нет.
Конечно, Пулноват-Вош, удачно расположенный на мысу в устье большой реки, использовался нефтедобытчиками в качестве базы для изысканий. В летнюю навигацию туда доставляли десятки миллионов пудов различных грузов, а позже, зимними трассами, все это развозили по окрестностям. Ремонт дирижаблей, мощный торговый речной порт, какая-никакая промышленность, делали город столицей всего севера Сибири. Но все равно, такого изобилия средств, какое дает нефтяная труба, у Тайшиных не было.
Одно время они даже пытались приторговывать голосом в Совете Князей. Потом закон изменился. Голос стал обладать так называемым — политическим весом, величина которого зависела от количества постоянно проживающего на землях княжества населения. Крайний Север никогда многолюдностью не отличался. Очень уж неприветливая там природа. Две трети года просто зима, и одна треть — потепление, похожее на весну на Юге. Так что и с политическими акциями у родственников ничего не вышло.
Старый эконом рассказывал, что у Обдорских теперь новое развлечение. Хотят, совместно с Братством Стали, организовать строительство стального пути в Пулноват-Вош. Напрямую, через Васюганские болота, или через север Урала — не суть важно. Главное, чтоб путь был, и по нему можно было доставлять грузы круглый год, а не только летом, как по реке.
В общем, не самая богатая, знатная и политически значимая семейка в стране. Не будь отец сраженным красотой Снежаны Тайшиной, союз князя Летова и княжны Обдорской наверняка бы не состоялся. У наших родов абсолютно отсутствовали общие интересы.
Ну, не считая Берхольма. В некотором роде. В городе постоянно проживает не так много представителей высшей аристократии. Вернее сказать: совсем не много. Хватит пальцев одной руки. И то, если принять главного имперского чиновника региона — губернатора — за аристократа, кем бы он ни был в действительности. Все-таки определенный отпечаток должность на человека наносит. А губернатор, как бы находясь под сенью правящего рода, и сам становится на ступеньку выше, чем того заслуживает по праву рождения.
А вот Тайшины прежде в Берхольме жили чуть ли не постоянно. У них даже особняк был в пригороде, который получила мать в качестве приданого. И который теперь достался мне.
С юридической стороны, Капоны давно все приготовили для выселения арендаторов из моей новой собственности. Им даже выдумывать ничего не пришлось: смена владельца подразумевала перезаключение договора аренды. И я его, естественно, подписывать не намеревался.
Тем не менее, организаторы загородного гольф-клуба оказались ребятами ушлыми. И какими-то… упертыми что ли. Вместо того чтоб собрать вещи и съехать, вдруг потребовали встречи с новым хозяином. Юристы предположили, что для того, чтоб попытаться переубедить и подписать-таки новый договор аренды. Мне и самому было интересно взглянуть на усадьбу. Ну и на странных людей, решивших поспорить с Законом империи. Согласовали дату и время Капоны. Мне только и оставалось, что вовремя выйти из ворот Лицея и сесть в машину.
По дороге, с удивлением, узнал, что лето почти наступило. В городе это как-то мимо глаз попадало. Город вообще как бы вне времен года. Как славяне говорят: весной и летом одним цветом. Стекло, бетон, асфальт. Небо — и то не отовсюду разглядеть можно. А вот стоило выехать из-под серой шапки городского смога, как в глаза прямо-таки бросилась оживающая природа. Пронзительное голубое небо, почти распустившиеся листья, цветущая и оглушительно пахнущая черемуха. И птицы, целые толпы птиц, неустанно орущие какие-то, одним им понятные, песни.
И именно под их веселую суету по меня дошло, наконец, что срок вышел. Что осталось всего ничего до сдачи мной выпускных экзаменов, и начала реализации Большого Плана. Что всего несколько дней, пара недель — не больше — и город вздрогнет от перемен, а у меня еще очень не скоро появится время, на то чтоб полюбоваться небом, травой и птицами.
Вообще-то, слева от центрального здания особняка имелся крытый навес над обширной парковкой, куда, как я знал, служащие отгоняли автомобили посетителей клуба. А тут, прямо у парадных дверей, затрудняя подъезд, стояло сразу несколько больших, черных, блестящих хромированными деталями джипов иностранных марок. Этакие эталонные аппараты для людей, страдающих отсутствием социальной значимости. Желающие хоть таким вот, замысловатым, образом продемонстрировать невесть кому наличие власти или влияния. Наш старый лимузин на фоне блистающих солнечными зайчиками автоштуковин смотрелся старым дворецким в дверях древнего замка, встречающих пестро разодетую публику.
— О-хо-хо, Антонушко, — внимательно рассмотрев затрудняющие проезд автомобили, развеселился вдруг воевода. Взял старика с собой, чтоб, на обратном пути заехать в бывший автосервис, познакомить, наконец, матерого воина с изобретателем энтузиастом. — Об этой стороне бизнеса в Берхольме мы как-то не подумали.
— Ты о чем? — дернул я бровью. — Какой-то особый вид бизнеса?
— Ну, да, — хмыкнул седой воевода. — Теневой. Проще говоря: организованная преступность.
— Я думал, в этом городе эту роль играет полиция, — удивился я.
— Не без этого, — согласился тот. — Но это не отменяет наличия преступных сообществ, так сказать: классического типа. Уголовники, торговля запрещенными веществами, сутенерство, подпольные игровые дома или даже — бойцовские арены.
— И что? Думаешь, полицейские чины этим не занимаются?
— Уверен, что без их покровительства не обходятся. Но организовать — это одно, а получать мзду за лояльное отношение — совершенно иное. Все-таки сотрудники местного правоохранительного органа знают законы, и на каторгу не стремятся.
— А эти, — я легким наклоном головы указал на черные джипы. — Совсем больные на голову?
— Эти и на каторге выживут, — широко улыбнулся старик. — Как они сами утверждают: тюрьма — их дом родной.
— Странные люди, — улыбнулся и я. — Ну да Боги им судьи. Здесь-то им чего надо?
— Видимо и здесь у них есть свой интерес, — предположил воевода. — Так что, готовься Антонушко. Сейчас тебя станут пугать.
— Вот как? — еще больше удивился я. — Чем же, интересно?
— Понимаешь, — крутанул кистью матерый воин. — У обывателей сложилось впечатление о членах преступных сообществ, как о некой силе из тени. Невидимой, неожиданной, и от этого — страшной. Ну, вроде: сунет в толпе нож в спину наркоман какой-нибудь, и даже убегать не станет. Наркотики ему потом и в тюрьму доставят. По их, воровским каналам. А тебе уже будет все равно. Ты уже в ином мире. Вроде того…
— Нас с тобой это тоже касается? — поинтересовался я. В конце концов, старый воин столько сил потратил на то, чтоб пробудить у меня чувство опасности, что пристальный взгляд готовящегося убивать человека я, наверное, шагов с десяти ощутил бы. О воине в ранге ektemann и говорить не приходится. Эти люди вообще практически неуязвимы.
— Нас, — старый почесал нос. — Пожалуй, что и нет. А вот родные твои… мать с отчимом, сестры — эти да. Этим что-то может угрожать.
— И что теперь? — фыркнул я. — Позволим какой-то твари глумиться над собой?
— Боги не поймут, — вздохнул воевода. — Боги любят кровь.
— Пусть только дадут повод, — оскалился я. — Будет много крови во славу Богов!
— И позвони ка ты Ормссону. Пусть проверит номера этих авто. Кто такие, где живут, чем дышат. Стар я стал по притонам этих варнаков потом вылавливать…