Боги космоса

Заработали двигатели, крылатая машина покатилась и у края стола взлетела. Поднялась вверх и принялась описывать в воздухе фигуры высшего пилотажа, ловко огибая люстру. Пилот из кабины приветливо помахал братьям рукой. Те заулыбались.

Вову осенило: он быстро сотворил из пластилина страшное чудовище: что-то среднее между сказочным драконом и птеродактилем размером с летучую мышь. Дима же, отгадав намерение брата, заставил самолёт приземлиться и оснастил его пулемётами и пушкой. После чего пилот снова взлетел.

Чудовище, услышав гул моторов, рассвирепело, обнажив кривые клыки. Замахало перепончатыми крыльями, взлетело и ринулось на самолёт. Пилот в ловком вираже ускользнул от оскаленной пасти, развернулся и выстрелил из пушки, но промахнулся: снаряд угодил в аквариум — трах — и тот разлетелся на куски. Водопадом хлынула и растеклась по полу, заливая старенький потёртый ковёр, вода. Рыбы конвульсивно задёргались в судорогах, раскрывая безмолвные рты.

Пилот пустил в ход пулемёты и с близкого расстояния всадил длинную очередь в противника. Кувыркаясь, чудовище рухнуло вниз на диван, где стало извиваться и биться, испуская предсмертные стоны.

Сердце Вовы пронзила жалость. Он подбежал, смял умирающего зверя и тот стал тем, чем был и прежде, — комком обыкновенного пластилина.

Услышал мысленное восклицание брата: «Аквариум! Его нужно восстановить, иначе мама рассердится».

Дима кивнул головой и исчез: перенёсся на кухню, где мысленным усилием заставил ведро переместиться под кран, наполниться водой и вместе с ним вернулся в комнату.

Вова тем временем уже собрал осколки и установил их на прежние места: стёкла соединялись друг с другом без видимого следа. После отключил своё внешнее зрение и увидел внутренним взором балкон, хотел было взять тут тазик и тряпку, но передумал. Волевым усилием собрал разлившуюся воду в одну лужу. Представил, что от нее в канализацию тянется невидимая труба, и вода, журча потекла по ней, подчиняясь желанию мальчика. Через минуту в комнате стало столь же сухо, как и прежде.

Дима наполнил водой аквариум и собрал рыбок. Они лежали на его ладони бездыханные. Он накрыл их другой рукой, легонько встряхнул, подул и опустил в воду: рыбки расплылись в разные стороны как ни в чём не бывало.

Братья от радости захлопали в ладоши, взялись за руки и, сотворив себе из воздуха красные плащи, принялись кружиться в весёлом хороводе: сначала по полу, затем поднявшись в воздух, вокруг люстры. Расшалившись, начали бегать друг за другом по полу, по стенам, по потолку, хохоча во всё горло…

Резкий звонок и грубый стук в дверь оборвали их веселье. Они напряжённо застыли на месте, повиснув над полом. Перед внутренними взорами близнецов возникла лестничная площадка, а на ней усатый мужчина с крайне рассерженным лицом. То был сосед сверху. Мальчики видели злые искорки в его глазах, нос с красными прожилками и жёлтые от никотина зубы. Испуганно поёжились. Каждый стук отзывался в них болезненной стрункой. Открыть дверь они не решились. Им всей душой захотелось оказаться как можно дальше отсюда. Они переглянулись и исчезли…

Появились мальчики на одном из коралловых островков Тихого океана. Над их головами шумели кокосовые пальмы. Под ногами поскрипывал золотистый песок с мелкими ракушками. Над бирюзовой поверхностью океана качалось оранжевое солнце. Дул свежий, чуть солоноватый ветерок.

Братья побежали к воде. От них испуганно метнулась прочь стайка диковинных рыбёшек с ярко расцветкой. Близнецы безбоязненно ступили на водную гладь и побежали вслед за ними. Рыбы бросились врассыпную, большая часть скрылась в глубине и в витиеватых переплетениях коралловых наростов.

Дима, не раздумывая, последовал за ними, а Вова — следом. Они погружались всё глубже и глубже, уже забыв про рыбок, просто им было интересно осмотреть морскую пучину. Коралловые «леса» кончились. С каждым метром становилось всё темнее. Тогда мальчики включили своё внутреннее око, и сразу для них словно включилось яркое освещение — они видели вокруг так же хорошо, как и на воздухе под тропическим солнцем. Невесомо висели облачками медузы. Пошевеливая хвостами, плыли глазастые рыбы, выглядя со стороны испуганными.

Их потревожили и заставили удалиться, неизвестно откуда объявившиеся огромные белые акулы. Близнецы сначала испугались, а потом вспомнили о своём испытанном способе защиты от всех бед и опасностей, мысленно воскликнув: «Я в домике! Мне никто не страшен! Мне в нём никто не причинит вреда!»

Одна из акул бросилась на них, но в метре от Димы упёрлась в невидимую стену, которая не подпустила её к жертве. Снова сделала попытку — с тем же результатом.

Братья торжествующе переглянулись. Но плыть вниз им уже расхотелось, мрак внизу отпугивал, они начали подниматься наверх.

Акулы стали бросаться всё чаще, словно понимая, что упускают близкую добычу, но не могли к ней приблизиться, и как ни старались, так и не смогли прокусить своими страшными зубами невидимую преграду.

Близнецы снова оказались на водной глади. Мысленное усилие согнало с них всю воду, как с тела, так и из одежды. Они оказались совершенно сухими.

Ветер усилился. Волны стали больше и круче. Мимо проплывал дельфин, разрезая плавником воду. Дима ухватился за него и проехал метров десять, пока он сердито не рванулся и не ушёл на глубину. Мальчик не стал его преследовать.

Братья принялись кататься на крутых волнах, скатываясь с них, как с горок. Тут оказался другой дельфин с улыбкой на своём лице и готовый принять участие в играх, но…

«Мама!» — внезапно застыли они. Близнецы видели, что она возвращается домой. К её приходу им нужно быть в квартире. Мальчики понимали, что никто, даже она, не должен знать о их способностях, которые таятся почти в каждом человеке, но мало в ком проявляются. Пока такие люди редкость и выглядят белыми воронами, и живётся им несладко. Общество ещё не научилось в полной мере ценить их. Пока не научилось…

Близнецы переглянулись, и поверхность моря опустела. Дельфин высунул свою улыбающуюся голову наружу из воды, непонимающе огляделся по сторонам. Громко фыркнул, выпустил из дыхала горячий воздух вместе с многочисленными брызгами, сердито нырнул под волну и поплыл по каким-то своим делам.

А братья снова оказались в комнате родного дома. Находясь в ней, они хорошо видели свою мать: она шла по улице, привычно опустив голову, с тяжёлыми сумками, которые оттягивали её худенькие плечи. Мальчики заботливо убрали с её пути обломок кирпича и сделали груз чуть полегче. Женщина почувствовала это, обернулась: не потеряла ли чего?.. Затем немного растерянная зашагала дальше. Она уже подходила к своему дому.

Дима и Вова выбежали на балкон, приветствуя мать радостными криками. Лицо её подобрело.

На лавочке у подъезда сидели старушки-пенсионерки. Женщина поздоровалась с ними, избегая встречаться глазами, словно испытывая перед соседями странное стеснение. Те кивнули головами, а потом смотрели вслед, пока женщина не скрылась в подъезде. Затем перевели взгляды на балкон, где за решёткой виднелись личики близнецов, издававших нечленораздельные звуки, похожие на мычание.

— Бедная Галина, — сказала одна из старушек, — хорошая она женщина, но несчастливая: супружник её в Чернобыле реактор усмирял, а опосля запил. Да и было с чего: весь больной сделался. В позапрошлый год преставился. То ли от пьянки, то ли от радиации, поди разберися таперича. А чрез него и дети у неё неполноценные — слабоумные и глухонемые. Потому она их никуды из дому не пущает. Завсегда они одни взаперти сидят. Хотя и вдвоём, но, несомненно, скучно бедняжкам!..

Право на работу

Он боялся, даже коленки его тряслись. А между тем ещё никогда от него не требовалось столько мужества и хладнокровия, как сегодня.

Иан Раш облизнул внезапно пересохшие губы и незаметно для коллег ощупал кольт в правом кармане пиджака. Это несколько приободрило его.

Рабочий день закончился. Возможно, последний в его жизни. Теперь следовало встать и идти — идти, возможно, навстречу собственной гибели. Иан чувствовал себя мишенью, на которой скрещивались взгляды его сослуживцев: все они исподтишка наблюдали за ним.

С усилием поднялся, стараясь не выдавать охватившего его волнения, и сделал первый шаг, оказавшийся неимоверно трудным. Остальные дались легче.

— Желаю удачи, — услышал он тихий шёпот Алекса Славора и его окатила волна признательности. Он ответил благодарным кивком и подумал: «Бедный Алекс, скоро и ты окажешься точно в таком же положении». Он знал, что пару дней назад тому прислали второе извещение о частичном сокращении заработной платы.

Иан прошёл по коридору: шаги его тяжко печатались в гулкой тишине. По лестнице спустился вниз, в вестибюль, и остановился, увидев на улице врага — горбоносого брюнета лет двадцати пяти в шапке тёмных волос с колючими глазами. «Афганец, турок или албанец?» Тот криво ухмыльнулся и демонстративно помахал пистолетом-автоматом, показывая, что это он самый и есть. У пояса гранаты, сбоку кинжал в кожаных ножнах.

Несколько секунд они мерили друг друга взглядами. Иану казалось, что его ноги врастают в пол. С врагом их разделяла лишь стеклянная перегородка, сквозь которую они не имели права стрелять.

Горячий озноб пробежал по телу Иану и он рванулся с места, как заправский спринтер. Промчался по коридору и успел достигнуть поворота мгновением раньше, чем преследователь вбежал в коридор. Оказавшись вне пределов видимости, он направился не к чёрному ходу, а юркнул в архивный отдел. Закрыл дверь на задвижку и через окно выбрался наружу. Несомненно, противник тщательно изучил план здания, но вряд ли предвидел подобный манёвр.

— Он здесь, Махмуд, скорей беги сюда! Он здесь! — раздались крики.

Они принадлежали группе смуглых парней, очевидно, это были приятели его врага.

В первую минуту Иан испугался, а потом пришёл в ярость: это подлость, ведь и так большинство шансов на стороне его преследователя. Но ничего с ними он поделать не мог.

Неподалёку стояло аэротакси. Он поспешил к нему, но южане преградили путь:

— Мотор нанят нами, ищи себе другой!

Иан выхватил кольт и глухо произнёс:

— С дороги, подонки! Мне нечего терять!

Они испуганно шарахнулись в сторону.

— Лети! — крикнул водителю Иан, валясь на сиденье.

Тот пожал плечами и взялся за штурвал. Тело бросило на спинку кресла — аэротакси почти вертикально взмыло в небо. Иан успел заметить, как из дверей здания выбежал враг. «Его зовут Махмуд», — вспомнил Иан, непроизвольно вжимаясь в мякоть обшивки сиденья, желая укрыться от его взгляда. Затем усмехнулся: «Глупо, всё равно дружки ему сообщат». А куда он направился, преследователь знает и сам — домой. Так поступали почти все в его положении.

Ежели разборка происходила в ином месте, то весь причинённый ущерб приходилось потом компенсировать в полном объёме. А за телесные повреждения и смерть других людей можно было ещё и угодить в тюрьму на очень долгий срок. Так что собственный дом был наилучшим вариантом. Дома же и стены помогают! Там он приготовил врагу несколько сюрпризов.

Закон не запрещал укрываться в собственном доме, но в таком случае власти не несли ответственности за порчу имущества и за жизнь находящихся там людей. Ну и пусть! Жену и детей он загодя отправил к тестю, а вещи не жалко — уцелеть бы самому!..

О том, что придёт такой день, Иану стало ясно год назад, когда он получил от дирекции своего учреждения первое извещение о частичном снижении заработной платы в связи с понижением его трудового коэффициента. Через шесть месяцев последовало второе извещение, а неделю назад он получил уведомление о своём условном увольнении со всеми вытекающими отсюда последствиями.

По закону, принятому в конце прошлого, двадцать первого века, Биржа труда назначила на место Иана другого человека из огромной армии безработных, который получил статус условно принятого. По конституции они оба — условно уволенный и условленно принятый — имели равное право на условно вакантное место, и решать, кто именно его займёт, предоставлялось им самим в соответствии с принципами демократического либерализма. Никто не вправе насиловать свободную личность, каждый волен в своём выборе. На деле же редко кто отказывался от занимаемой должности или от возможности её получить. Оружие решало спор: сильный и удачливый получал работу.

На кладбище обычно отправлялся условно уволенный, ведь претендент многие годы, будучи безработным, посвящал специальному тренингу, совершенствовался в умении владеть оружием, что в сочетании с молодостью, честолюбием и жаждой деятельности чаще всего оказывалось решающим.

Следует заметить, что не все были сторонниками данной системы, говорили, мол, из-за чересчур интенсивных тренировок не остаётся времени для пополнения знаний по специальности, поддержания профессиональных навыков. Но их мнение мало кого интересовало. Главное — свобода личности!..

В поединках разрешалось пользоваться холодным и огнестрельным оружием, вплоть до автоматов, пускать в ход гранаты, ежели их применение не наносило вреда посторонним людям и их имуществу.

Иан Раш взялся отстоять своё право на труд. Он ещё мог изменить решение в течение нынешнего дня, заявив об этом до конца рабочего времени, но остался, зная какое унизительное и беспросветное существование ведут оставшиеся не у дел люди, и у них уже не было ни малейшего шанса получить её вновь, ибо миллионы безработных, куда более молодых и рьяных, ожидали своей очереди…

У его дома собралась толпа зевак, дабы посмотреть интересное зрелище смертельного поединка. Это резануло сердце Иана. Он знал, что любопытные сойдутся, но не ожидал, что их окажется столь много. Они двинулись к нему навстречу, но вдруг попятились назад.

Иан оглянулся и увидел почти падающее с неба аэротакси. Там находился его преследователь. Побежал к дому, оглядываясь на ходу. Пинком распахнул калитку, предусмотрительно не запертую утром. Повернулся задвинуть засов и отпрянул — пули врезались в дерево столба рядом с его рукой. Припустился бежать к дому, где родные стены должны стать ему укрытием.

Неожиданно заметил, что брюнет лезет через ограду. В спешке они обменялись выстрелами и оба промахнулись. Враг бросился наперерез, преграждая дорогу к дому. Видимо, заранее обдуманный ход!

Это было так неожиданно, что Иан на мгновение растерялся, почувствовав себя беззащитным: теперь шансов на спасение практически не оставалось. Захотелось броситься наземь и лежать в ожидании смертельного выстрела. Он представил себя распростёртым на земле, а рядом торжествующего победителя и заскрипел зубами от нахлынувшей на него злости.

— Нет, такому не бывать!

Но что делать? Путь к дому, на который была вся надежда, перекрыт. Где теперь укрыться?.. В глаза бросился гараж: в нём можно спрятаться! Сейчас он пуст — машина-то давно продана. До гаража метров двадцать, только бы суметь благополучно их преодолеть!

Прячась за кустарником, Иан пополз, время от времени стреляя для острастки врага. Потом вскочил, в четыре огромных прыжка достиг ворот гаража и рванул на себя ручку… Вдогонку раздались запоздалые выстрелы. Одна пуля обожгла правое предплечье и рука безжизненно повисла, едва не выронив оружие.

Вбежал в гараж и присел на корточки, так как от боли потемнело в глазах. Передохнул пять-шесть секунд, переложил кольт в левую руку и осторожно прикрыл створки ворот. Так он чувствовал себя в большей безопасности… Зацокали пули, прорывая тонкий металл двери. Вжался в угол, где бетонные стенки служили довольно надёжным укрытием, через щель между створкой и косяком наблюдая за противником.

Тот не спешил, зная, что его жертве деваться некуда. Подкрепился из фляжки, выкурил сигарету и лишь потом двинулся к гаражу, умело используя канавы, деревья и кустарник в качестве прикрытия.

Тем временем Иан передвинул стоявшую у стены бочку с песком в угол, что далось ему с немалым трудом, ибо он мог действовать только одной левой рукой. Потом взобрался на бочку. Отсюда у него был куда более удобный пост наблюдения. Брюнет стрелял гораздо ниже — туда, где по его мнению, должен был находиться Иан.

Затем наступила длительная пауза.

Враг затаился за кустом, готовясь перебежать к стволу клёна. Сверху была хорошо видна его спина с мокрым пятном пота между лопатками. «Тебе тоже приходится несладко, — со злорадством подумал Иан, — но я тебе ничем помочь не могу!..»

Тщательно прицелился, понимая, что ему предоставляется, быть может, единственный шанс выиграть схватку. Плавно вдавил курок, но… последовал сухой щелчок, В самый ответственный момент кончились патроны! Потрясённый Иан застыл в недоумении, глядя на свой кольт, ещё не веря в случившееся. Такое невезение!

Быстро заменил обойму, но счастливый случай был уже упущен.

Из-за ствола толстого клёна показалось дуло пистолета-автомата. Иан откинулся к стенке и тут же пули начали буквально рвать в клочья дверь возле верхней петли. Под собственной тяжестью створка перекосилась и рухнула вниз.

В следующую минуту, описав в воздухе полудугу, в гараж влетела граната. Иан увидел её в полёте и бросился на пол. От резкого толчка бочка опрокинулась и заслонила его от осколков. Лишь один рикошетом от верхней металлической балки-стропилы угодил в правый бок человек. От невыносимой боли тот закричал, а потом закусил губу, чтобы удержаться от обморока. Кровь лилась из раны ручьём, а вместе с ней утекали и силы.

Вторая граната взорвалась в ремонтной яме, не причинив Иану вреда, хотя осколки метались по всем направлениям в тёмном пространстве гаража. Ему необыкновенно повезло, что ни один не задел его. Немало осколков приняла на себя бочка, выступив в роли бронеподушки.

После взрыва наступила удивительная тишина.

«Как в могиле», — подумал Иан, борясь со слабостью и терзающей тело острой болью, едва заставляя себя держать наизготовку кольт.

Враг уже подходил к двери, напряженно вглядываясь в полумрак помещения и не замечая лежащего за бочкой раненого противника.

«Только бы не потерять сознание, успеть выстрелить!» — напрягал свою волю Иан. Разить нужно было насмерть, ибо оправившись от ран, преследователь возобновит охоту, без всякого предупреждения, что сделает его шансы на успех стопроцентными.

Иан спустил курок: брюнета тряхнуло, он содрогнулся всем телом и тихо осел на траву, выпустив оружие из рук. С усилием поднял голову и его чёрные глаза невольно расширились, словно он увидел саму смерть.

— Нет, нет, нет, — с ужасом прошептал он.

В ответ кольт Иана трижды изрыгнул пламя вместе со смертоносным свинцом…

Отшельник

Грубые руки бесцеремонно схватили его и поволокли к выходу из пещеры.

Там его глаза, давно отвыкшие от дневного света за те долгие годы, что он провёл здесь, ослепило полуденное солнце. Оно окончательно вывело его из того привычного состояния транса, в котором он пребывал. Внимание мудреца рассредоточилось, он понял, что теперь уже не сможет удержать себя в состоянии самадхи и осмотрел окрестность.

Всего лишь мгновение ему понадобилось, чтобы понять — его потревожили воины очередного завоевателя вселенной, каковым тот себя мнил. Мечом и насилием венценосный владыка подчинил своей воли сопредельные земли, держал подвластные народы в непрерывном трепете и страхе за свои жизни, которые походили на крохотные искорки под бушующим ветром. Погасить их он мог одним жестом руки.

Завоеватель вселенной совершал очередной поход против непокорного государство, вёл войско через горы и тут в глубине тёмной прохладной пещеры его воины обнаружили седобородого старца, совершенно нагого и столь худого, что рёбра едва не прорывали обтягивающую их кожу. Он сидел неподвижно, скрестив ноги, похожий на каменное изваяние, устремив взгляд внутрь самого себя. Солдаты скорее догадались, чем заметили, что жизнь ещё не покинула старика, и тогда они в служебном рвении без всякого почтения приволокли его к своему владыке.

Властелин с презрением оглядел седые космы волос, выпирающие рёбра отшельника, худые ключицы, тонкие ноги с почти высохшими комками жёстких мускулов. Лицо его искривила улыбка: на какое-то мгновение он ощутил жалость к этому ничтожному созданию, столь мало похожего на человека.

— Кто ты? — милостиво осведомился он.

Отшельник молчал: его пронзала острая жалость к этому человеку, который безосновательно ставил себя выше всех себе подобных. Мудрец видел в его душе гнездившийся страх. Завоеватель вселенной не мог завоевать себе даже и одного дня спокойствия и безопасности, пребывая в постоянном опасении за свою жизнь. Каждый день мог стать для него последним, ибо слишком много у него имелось соперников, врагов: даже его собственные дети втайне жаждали занять место своего отца. Подчинённые силой государи ненавидели своего повелителя, хотя и тщательно скрывали это чувство за маской покорности и полного повиновения. Все жаждали удобного случая: яд, кинжал или стрела, посланная метким стрелком, могли оборвать жизнь владыки а любой момент.

Тут мудрец подумал о тех городах, которые захватил и разорил завоеватель вселенной, которые залил потоками крови и которые превратил в руин, совершенно безлюдные. Подумал о тысячах и тысячах людей, что стали жертвами — среди них были дети, женщины, старики, молодые девушки и юноши… Из их голов складывались пирамиды, на которые стаями слеталось вороньё…

Отшельник затрясся от сострадания ко всем этим многочисленным жертвам неуёмного честолюбца. Из его глаз потекли слёзы.

Лицо властелина исказила презрительная гримаса. «Жалкий трус, — подумал он, — ничтожнейшее создание! Как и все людишки: он испугался одного звука моего голоса и плачет. Несомненно, немало наслышан о моих великих деяниях и сейчас дрожит от страха за свою жалкую шкуру».

— Знаешь ли ты, кто я? — соизволил осведомиться владыка, ожидая увидеть трусливое кивание головой, подобострастные поклоны и услышать сбивчивый лепет.

Мудрец ничего не ответил, словно не слышал обращенного к нему вопроса: его трясло от осознания бесплодности всех попыток многочисленных завоевателей покорить вселенную, чтобы установить единый порядок, который они мнили единственно справедливым. Отшельник думал, что этот, как и многие другие воители, будет заливать землю кровью, причинять людям неисчислимые страдания и муки, а потом сойдёт в могилу, истлеет, станет прахом, которым будут замазывать щели, а его имя забудут.

Отшельник почти стонал от своего бессилия изменить хоть что-то, предотвратить бесчисленные жертвы. Он ведал, что родятся и сойдут в могилы многие поколения, прежде чем вселенную завоюют Добро, Истина и Красота, только они будут править людьми в грядущем.

Мудрецу было открыто будущее и он знал, что пройдёт совсем немного времени и этот самодовольный властелин, отпив из кубка отравленное вино, уйдёт в небытие. Его сыновья перессорятся между собой за власть, погибнут тысячи людей, и они сами также, пока самый жестокий и коварный единолично не захватит власть…

Завоеватель вселенной зевнул: неожиданно ему стало скучно. Да и мог ли долго занимать его мысли этот ничтожный старик! Владыка вспомнил о подчинённых ему великих государях, о несметности своих сокровищ, о дворцах, об огромном гареме с прекрасными женщинами, о своём храбром и послушном войске. Что знал этот нищий обо всём этом? Он — просто червь, пылинка, в сравнении с всемогущим повелителем!

Завоеватель вселенной хотел было приказать обезглавить старика, но ему было лень шевельнуть пальцем, дабы сделать этот страшный знак воинам. «Он не заслуживает даже этого», — горделиво подумал владыка и, зевнув, тронул поводья своего могучего скакуна. Больше он об отшельнике не вспоминал.

Солдаты переглянулись: они ожидали привычного знака своего повелителя, чтобы пустить в ход мечи, но того не последовало. Поэтому они просто оттолкнули от себя старика и поспешили вслед за своим повелителем.

Мудрец вернулся на прежнее место в глубину тёмной пещеры. Сел, скрестил ноги, медленно и глубоко вобрал в грудь воздух, а затем выпустил его, очищая себя от скверны. Успокоил дыхание, сосредоточился: из холодного горного воздуха он вбирал в себя тайную энергию — прану. Утишил биение сердца, теперь его толчки стали редки и почти незаметными, течение крови по жилам предельно замедлилось. Мудрец возвращался к своему обычному состоянию транса, в котором он до этого пребывал не одну сотню лет.

Он вновь стал частицей необъятной вселенной: он был в ней всем — каждым атомом, каждой частицей вещества, каждой звездой, каждой галактикой… Он был всем: от мельчайших пылинок до сверхгигантских скоплений звёзд — метагалактик… Он был и тем, что есть, и тем, что некогда было, и тем, что ещё только будет… Он был везде: в каменной пещере и в лесном ските, безлюдной пустыни и в гроте у бушующего студёного северного моря, в лачуге беднейшего индуса и в хижине южноамериканца, расположенного в горном ущелье величественных Анд…

Сознание мудреца пронизывало всю вселенную, все её бескрайные просторы, во всех её ипостасях — прошлых, настоящих и будущих. Он знал все тайны бытия, для него не было ничего непознанного. Он ведал всё. Кроме одного, — зачем есть он?

Но очень желал постичь это.