Нерушимый-7

— Но не за два месяца на пять сэмэ. Я серьезно. Если вычислят, затаскают потом, и жизни тебе не будет.

Микроб вздохнул.

— Да я и так на поле не особо-то выпендриваюсь, только когда совсем прижмет…

— Ага, на три позиции поднялись. Но то ладно. Нам очень повезло с Витаутовичем, потому что он — за нас, хотя мог бы доложить, что обнаружены новые… ты понял.

— Это да. В общем, рад, что ты вернулся! Без тебя — тоска, и поговорить не с кем, все гы-гы да га-га.

— Да-да, понимаю, — я пропел: — «Вокруг меня чужие люди, у них совсем другая игра»…

Микроб хохотнул, пожал мне руку.

— Вот! Именно так. Я-то теперь не такой, как они.

О, как же хотелось ему рассказать про Энн и крота, и что я теперь сотрудничаю с БР, но вспомнился документ, который я подписывал. Секретную информацию разглашать нельзя. Странно, что Энн у меня ничего об одаренных не спрашивала. Наверное, знала, что простые смертные не в курсе.

Кабинет Витаутовича находился на втором этаже спорткомплекса прямо над столовой, а на двери рядом красовалась табличка: «Димидко А. А.»

— Ух ты, у Саныча тоже кабинет?

Микроб махнул рукой и ответил прежде, чем постучать к Тирликасу.

— Он там не появляется. Это так, для солидности.

— Входите, — донесся до боли знакомый голос, и мы с Микробом переступили порог.

Увидев меня, Тирликас глазам своим не поверил, растерянно заморгал и поднялся.

— Добрый вечер, Лев Витаутович, — я шагнул к столу и протянул руку. — Рад видеть вас в добром здравии.

Огромный рот Тирликаса растянулся в улыбке, мелкие морщины избороздили щеки. Он ответил на рукопожатие, а потом шагнул навстречу, сгреб меня в объятия и похлопал по спине.

— Тоже рад, Саня! — Он отодвинулся и посмотрел так, словно у меня выросли рога или огромный нос, и он это внимательно изучал. — Сто лет тебя не видел.

— Мне уйти или остаться? — спросил Микроб, наблюдающий за нами у входа.

Тирликас кивком велел ему удалиться, положил телефон в ящик стола и подошел к окну, откуда открывался вид на стоянку.

— Как видишь, все обошлось, но два месяца провел, вообще как в тумане, в марте-апреле проблески сознания, ну и теперь память просела… Как вообще произошло такое дерьмо? Чтобы Шуйский… — Он помотал головой. — До сих пор не верю.

— Разведка не дремлет, — сказал я, присаживаясь. — Хотя за месяц, проведенный в Англии, не заметил, что там живется лучше, чем тут. Дорого все, просто капец.

— Это простым людям у нас лучше. А тем, кто вкусил власти, всегда хочется большего, будь ты хоть трижды… — «одаренный» он говорить не стал. — Федор прогрессирует медленно, но у него получается держать процесс под контролем.

— Хорошо. Следующий вызов в национальную сборную — его.

— Одно меня беспокоит… — Тирликас взял паузу, будто решал, говорить или нет. — Двое в одном месте. И у обоих очень странный контролируемый талант. Да, таланты бывают разные, но есть и общие базовые вещи. Например, если талант набирает силу, то остановиться сложно. А у вас процесс… контролируемый. Как будто природа вашего дара другая.

Я пожал плечами. Не говорить же ему, что Саня Нерушимый существует благодаря неведомой сверхсущности.

— А Горский? — спросил я еле слышно. — Как у него? Он же, получается, первый, все равно что нулевой пациент, с него все пошло.

— Никто не знает. — Тирликас прищурился, будто видел меня впервые. — Хорошо ты сказал — нулевой пациент. Мудро.

— Пойдемте с нами праздновать, — предложил я. — Команда вам многим обязана… и я.

Витаутович усмехнулся.

— Скорее это я тебе обязан. Если бы не ты, кормил бы уже червей. Кстати, как тебе удалось узнать то, что проморгали спецслужбы?

— Стечение обстоятельств. Помог авторитетным людям в СИЗО, они раздобыли информацию.

Себе я напомнил, что нужно разузнать, где чалится Кардинал, и отослать ему посылку с самыми лучшими сигаретами, которые на зоне все равно что валюта. Он вряд ли нуждается, просто пусть знает, что я помню добро.

«И Кардинал может еще пригодиться», — квакнула жаба.

— Ждем вас в «Чемпионе», — сказал я Витаутовичу, мысленно щелкнув жабу по носу.

Тирликас поморщился, но кивнул. На душе стало тепло, только сейчас я понял, как боялся увидеть сломленного Льва Витаутовича. Но нет, это тот же самый варан.

У выхода он меня окликнул и показал «класс».

— Я болел за тебя. Ты превосходно справился.

— Подробности — в «Чемпионе».

Я захлопнул дверь и рванул сперва в раздевалку за сумкой с сувенирами и телефоном, затем — в спортбар.

Идти туда было минут семь, и все это время я крутил в голове мысль о вызове в сборную СССР. В прошлой жизни, когда играл в футбол, часто мечтал об этом. Вот так идешь и мечтаешь, потом приходишь в обшарпанную раздевалку и понимаешь, что до мечты, как до… Владивостока на карачках.

А теперь перестаешь мечтать — а мечта никуда не исчезает, она здесь, рядом и скоро воплотится. Не верится! Как будто и не было того вызова, а это все мои мечты.

В маленьком баре яблоку было негде упасть. Парни заняли четыре свободных столика, Димидко с Матвеичем, Гребко и Колесом расположились за стойкой. Ранюкова я среди них не увидел. Наверное, слился, надо будет спросить, что с ним. Увидев меня, лысый бармен-качок вытянулся, помахал и изобразил улыбку. Улыбаться он не очень любил, и получилось у него, как у Терминатора.

Ага, узнал.

Три девчонки, расположившиеся на диване, стреляли глазками и предвкушали интересный вечер. Четверо незнакомых мужчин тоже узнали меня, зашептались, напряглись.

Один сразу достал телефон и начал кому-то писать. Двое хотели подойти за автографом, но не были уверены, что не ошиблись. Последний косился на стену, где раньше был плакат с накачанными бегунами, а теперь поверх него прицепили вырезки из газет с нашими портретами… Да тут прямо место встречи титанопоклонников! А на стене, что напротив выхода — автографы наших парней и мой свеженький черно-белый портрет. Видимо, перерисовывали с товарищеского матча в Англии: я стою, запрокинув голову, и смеюсь, мокрые волосы… Ясно: это игра с «Арсеналом».

Как все изменилось, пока меня не было!

Я сел на единственный свободный стул возле стойки и распорядился:

— Угощение за мой счет. Всем — пива, надеюсь, есть запасы?

— Какое еще пиво?! — обернулся ко мне Димидко.

— У нас игра второго августа, — ответил я. — Сегодня двадцать седьмое июля. Пусть парни расслабятся.

— Ну в самом деле, — прогудел бармен, наливая первую кружку. — Пусть Александр расслабится! Он провел звездную серию матчей. Теперь за него в вышке тренеры горло друг другу перегрызут, а он тут, с нами! Да я сам за него выпью. Водки! Хотя пять лет капли спиртного во рту не было.

Дела у него явно пошли в гору после того, как здесь стали отдыхать «титаны». Болелы повадились ходить. Когда знаковые трансляции, наверное, вообще аншлаг — конечно он на стороне того, кто приносит ему прибыль.

— В сборную не каждый день приглашают, — с пониманием и тоской сказал Матвеич, с тоской — потому что это тоже его мечта, и она уже точно не осуществится.

— В национальную. Сборную. СССР? — С каждым словом глаза бармена становились все круглее и круглее.

— Да, — кивнул я. — Сам еще не верю.

— Вот это да! — выдохнул он.

Бармен продолжал таращиться, не заметив, как пиво наполнило кружку, и через верх пошла пена.

— Ох ты ж ешкин кот! — интеллигентно выругался он, вытер кружку салфеткой и поставил напротив меня. — Это подарок. Мелочь, понимаю, но не отказывайся. Мне будет приятно.

В зале на два голоса пропели Мика и Микроб:

— Ну-ка мечи стаканы на стол! Ну-ка мечи стаканы на стол!

Дальше запели все, хлопая в такт по столам. Димидко скривился, бармен (как его, интересно, зовут?) улыбнулся, поставил вторую кружку.

Ко мне все-таки подошли двое болел, что поглядывали искоса.

— Нерушимый? — спросил тот, что пониже.

— Он самый, — кивнул я.

— Распишись на футболке! — блеснул глазами второй и, протянув черный маркер, развернулся спиной.

Я поставил размашистые подписи на спине одного, второго, третьего. Четвертому даже мяч нарисовал. Ушли мужики довольные.

Старший состав «Титана» разобрал пиво, и к стойке началось паломничество. Причем, чтобы прорваться к ней через тесный зал, парням приходилось двигать стулья и даже стол, где сидели девчонки, две худые блондинки, похоже, сестры, и шатенка поплотнее, розовощекая, с длинными вьющимися волосами. Девочки все время хватали бокалы, чтобы они не перевернулись.

Наконец пышка не выдержала, вспорхнула и схватила за руку идущего за пивом Клыка.

— Стойте! Вы же из «Титана»?

Ее голос стал бархатным, а Клык замер, на щеках вспыхнули красные пятна.

— Титаны держат небо на каменных руках! — пропел Микроб. — Да, мы — они.

— Я за вами поухаживаю, — расплылась в улыбке девушка.

А я подумал, что вовсе она не толстая, так кажется на фоне анорексичных блондинок, просто фигуристая.

— Меня зовут Маша, это, — она кивнула на подруг, — слева Катя, справа Мила. Сестры. Близнецы. Пока их две, к вечеру для некоторых будет четыре.

Шутка дошла не до всех, я улыбнулся и подумал, что раз она остроумно шутит, с интеллектом у этой девочки все хорошо.

Отпустив Клыкова, который так и остался стоять в середине зала, она подбежала к стойке, подождала, пока наполнится вторая кружка, и обе отнесла за столик, где сидели Погосян, Микроб, Клык и Гусак с Левашовым. Только сейчас увидел, что они шестое место держат для меня.

— Еще бы закуски до пива, — мечтательно протянул Гребко с южным акцентом.

Бармен пожал плечами:

— Позже, не успеваю. Запара.

— Можно я помогу? — вызвалась Маша. — Сыр порежу, арахис отсыплю, чипсы…

— Никаких чипсов! — припечатал Димидко. — Это отрава забугорная!

Наполнив очередную кружку, бармен, кивнул выделил три куска сыра, рассказал, что и как, и из разговора я понял, что его зовут Кирилл.

Маша порхала туда-сюда, построила блондинок, и они нехотя принялись разносить пиво, пока она возилась с закуской.

Наконец у всех было налило, закуска разнесена, Димидко встал и заговорил:

— Дорогие «титаны» и гости этого заведения! Чужих людей здесь нет, все мы — одна большая семья…

Мужик, что подходил за автографом первым, достал телефон и начал снимать тренера, остальные последовали его примеру. Димидко, похоже, или не замечал, что его снимают, или ему было все равно. Меня же журналисты задолбали сперва в Англии, потом — здесь, и я боролся с желанием подойти и попросить убрать телефоны, успокаивая себя тем, что это не журналисты, а наши люди, которые нас любят, для них иметь историческое видео — наивысшее счастье. Они потом на каждом застолье им хвастаться будут.

— Причин того, что мы тут собрались, несколько. Во-первых, к нам вернулся Александр Нерушимый! Во-вторых, его усилиями враг повержен, Англия посрамлена, несмотря на все приготовленные нам подлости!

— Ура, товарищи! — Лабич встал и захлопал, все с радостью присоединились.

Мужики собрались чокнуться кружками, но Димидко жестом велел этого не делать, и они поняли, присмирели.

— И, наконец, главный повод, — торжественно произнес Димидко. — Но сперва — маленькое отступление. Я помню, как Нерушимый пришел в «Динамо-2», практически ничего не умея. Я на него посмотрел и подумал, что этот мальчик и недели не продержится. Но у него были, не считая таланта, упорство и бешеная работоспособность. Прошел какой-то месяц, и Нерушимый превзошел нашего вратаря. Миновало каких-то полтора года, и вот наш Саня защитил честь страны в Англии, и пришел приказ… — голос Димидко дрогнул, и он смолк, расчувствовавшись.

Лабич снова стал аплодировать, но на него зацыкали, чтобы не мешал.

— В общем, горжусь тобой, Саня. Мы все гордимся. Ты — пример того, как можно своими руками воплотить мечту в жизнь, ведь талант — это только десять процентов успеха, остальное — труд и упорство. Теперь переходим к главному… — Он посмотрел на меня. — Может, ты сам скажешь?

Я спрыгнул со стула, повернулся лицом к собравшимся.

— В детстве все мы мечтаем о несбыточном. Потом вырастаем, мечта все отдаляется, и мы захлебываемся бытом, мелкими проблемами и перестаем мечтать. Я с малых лет смотрю футбол, и мне невыносимо было видеть, как наши проигрывают то французам, то англичанам, то еще кому-то. Я смотрел и мечтал, что окажусь на поле, и моими усилиями череда проигрышей закончится. И вот я вернулся из Англии с победой…

Зал зааплодировал, и пришлось ненадолго смолкнуть.

— Но это только первая вершина, которую удалось покорить. Меня пригласили в национальную сборную, и я знаю, все у нас впереди. Мы победим! Спасибо всем, кто верил в меня!

Четверка хлопала стоя. Погосян поднял кружку и заорал:

— За Нерушимого! За будущие победы!

— Ура! — подхватил Клыков.