Помоги проекту - поделись книгой:
— Ну, не знаю, Луговой, — Матько поднял глаза к потолку, — получается, я поощряю тебя на пропуск занятий по другой дисциплине. Это не дело, — если бы я не знал физрука как облупленного, то принял бы звучащее в его голосе осуждение за чистую монету. Тянуть резину с этим перцем было нельзя. Или пан, или пропал!
— Савелий Никитич, скажите, пожалуйста, а у вас на кафедре существует экстернат? Ну так, чтобы можно было сдать все положенные нормативы за один день.
Я выпалил своё предложение скороговоркой и буквально всей спиной ощутил сконцентрировавшиеся на мне взгляды остальных преподавательниц. В преподавательской на целую минуту повисла гробовая тишина.
— Это ты приколоться так решил, Луговой? — скучающее выражение сползло с лица Матько, а глаза неподвижно уставились мне в переносицу.
— Какие шутки, Савелий Никитич? Я искренне хочу доказать, что мне нет необходимости посещать институтские занятия по физкультуре, так как занимаюсь самостоятельно.
— Какую секцию посещаешь? Динамо? Спартак? Вид спорта? — буквально выплюнул свои вопросы Матько.
— Я занимаюсь самостоятельно. Силовой гимнастикой. Много лет. Не хожу ни в какие секции… — начал я.
— Ну-у-у, брат, это несерьёзно. Мы все гимнастику по утрам делаем, — снова расслабился Матько. Видимо, подумал, что я пытаюсь его объехать на хромой козе. Конечно, пытаюсь! Да только не на той козе, о которой он подумал.
— А давайте так, Савелий Никитич: вы мне даёте норматив, а я обязуюсь прямо сейчас, в зале, пока большой перерыв, перекрыть его в два раза. Если не выполню, обязуюсь оплатить за полгода посещения вашей секции! — я полез за гаманком и сделал вид, что открываю его, шурша купюрами.
— Вот это по-нашему! — послышался сзади весёлый голос одной из преподавательниц, — слабо, Савелий, пацана поучить? А?
— Кто бы говорил, Танька! — буркнул Матько, на глазах наливаясь дурной краской. Затем перевёл тяжёлый взгляд на меня, — ну ты, Луговой, допиз…пошли! — он вскочил так резко, что стул отлетел из-под него метра на два, — пошли, пошли, спортсмен, мля! — проходя, он попытался выдернуть меня с места, ухватив за плечо, но не тут-то было.
Я аккуратно перехватил его бычье запястье, постаравшись дозировать силу аккуратно и не слишком крепко сжимать его руку, чтобы не сломать. Не спеша отвёл её в сторону с вежливой улыбкой.
— Всегда готов, товарищ Матько!
В зале было пусто и слегка пахло влажными тряпками. Дежурные только что вымыли пол. Из открытых окон несло осенней прелью.
За нами в зал потянулись и остальные преподаватели кафедры физкультуры.
Заметив это, Матько раздражённо пробурчал под нос: «Курицы любопытные!».
— Значит так, Луговой, — физрук уже взял себя в руки. Голос его был сух и не предвещал мне ничего хорошего. Делаешь по одному подходу на каждый вид упражнений. Перекладина — двадцать подтягиваний. Потом пятьдесят приседаний. Дальше — отжимания от пола. Тридцать, — сказал, как отрубил Матько — з-затем, па-пр-рашу к шведской стеночке. Десять подъёмов и удержаний под девяносто градусов: «уголочек». Ну и на закуску — снова перекладина. Пять подъёмов с переворотом. Всё делаешь подряд. Паузы между упражнениями по одной-две минуты, не больше. Восстановишь дыхание и по новой. Ну? — он со зловещей усмешкой глянул на меня и с торжеством на стоящих в ожидании преподавательниц, — не забздел, боец? — всё же не удержался он от колкости.
— Никак нет, товарищ Матько! — бодро ответил я, внутренне чувствуя себя Электроником.
Я быстро скинул рубашку, туфли, снял носки, оставшись в джинсах для приличия, дабы не шокировать дам своими армейскими семейками, и вопросительно посмотрел на физрука. Тот, словно только этого и ждал, дунул в тренерский свисток.
Я подошёл к перекладине, запрыгнул и…понеслась душа по кочкам. Считать самому не пришлось. За меня это делали болельщицы. Уже к пятидесятому подтягиванию преподавательницы вели счёт чуть ли не хором.
Я, в свою очередь, постарался максимально отключиться от окружающего мира, стараясь лишь чётче соблюдать технику упражнений и фиксировать реакцию организма анавра. После отжиманий шведская стенка приятно холодила спину. По ощущениям мой торс покрылся обильным потом, волосы на голове слиплись. Но в целом для первых суток адаптации очень даже неплохо.
Дабы ладони не скользили на перекладине, пришлось потереть их об штукатурку на стене спортзала. Как и обещал, я удвоил с запасом все требования физрука по количеству упражнений. Закончив, отступил на шаг в сторону от перекладины и встал по стойке смирно, прислушиваясь к своему гулкому и ровному сердцебиению.
Кроме обильного потоотделения, в конце ощутил небольшое головокружение, да ещё подрагивали пальцы рук. Всё-таки я немного волновался: уж не многовато ли способностей я решил продемонстрировать Матько? Слишком явный диссонанс при оценке моего телосложения и теми результатами, которые я показал за всего лишь двадцать минут непрерывной физической нагрузки, был очевиден.
Дрищём я, конечно, не был. Да и после армии прошло всего полтора года. Студенческая жизнь тоже не располагает к излишнему весу. Но чего в жизни не бывает? Вот и Матько, видимо, списал это на возможную уникальность нагловатого студента.
— Ну…Луговой, что сказать? Красавелла! — что, что, а признавать поражение физрук умел достойно, — пообещал — сделал! А, девчонки? — обернулся он к преподавательницам, которые наградили меня после окончания серии короткими, но дружными аплодисментами, — что ж, за мной не заржавеет. Кстати, тебя как звать, Луговой?
— Гаврила.
— О, как! В точку. Г-а-в-р-и-л-а, — чуть ли не пропел физрук. Служебную записку я в деканат составлю, у Семёныча подпишу. Железно. Нефиг тебе на общие занятия время тратить.
— Спасибо, Савелий Никитич, — искренне поблагодарил я физрука.
— Себе спасибо скажи, Гаврила, — отмахнулся Матько, — только и к тебе будет парочка просьб.
— Чем могу, — пожал я плечами, понимая, что дзюдоист своего не упустит.
— Можешь, можешь… Можешь подумать о занятиях в моей секции. Бесплатно! — поднял он указательный палец, предваряя мои возражения, — с твоими силовыми возможностями, да поработать над координацией…есть перспектива! Ну как?
— Подумать можно? — решил я сразу не соглашаться. Глядишь, а потом и вовсе про меня забудет.
— Конечно, это же твоя жизнь, Луговой. Ну а вторая просьба к тебе будет более ответственная. Через две недели посвящённая ноябрьским универсиада будет. Нам в факультецкую команду такой бы хлопец сгодился. Ничего ведь особенного делать не придётся. Разве что кросс по пересечёнке: пять или десять километров. А? Как смотришь на это? Ты же сам рассказывал, что по индивидуальной программе тренируешься.
— Можно попробовать, отчего ж нет? — решил я согласиться. С меня не убудет. Ну и жизнь свою здесь надо же как-то разнообразить, а то я что-то с места в карьер начал грузиться.
— Отлично, Луговой! Я в тебе и не сомневался, — цинично воскликнул Матько и победно оглядел улыбающихся исподтишка преподавательниц, словно всё, что им было сейчас продемонстрировано — это его заслуга.
Иваныч с кислым лицом встречал меня у колоннады.
— Гавр, ну ты чего? У меня уже желудок к позвоночнику прилип. Чего так долго-то?
— Прости, Федь. С Матько зацепился. Погнали в курсантское. Ты как, десять сосисок сдюжишь?
— Десять? — оторопел приятель. Это было две с половиной стандартных порции. Сосиски в курсантском кафе подавали мировые. Длинненькие, вкусные, с кетчупом и русской горчицей, чёрным или белым хлебом на выбор, с густым и ароматным томатным соком…эх ма!
— Ты же собирался слона съесть, Иваныч?
— Не дороговато ли? С чего гуляем-то?
— Да ладно тебе, Федь. Не ресторан же? И не пропиваем. Заработал — деньги есть. Пошли!
До кафе было не больше десяти минут ходу. Вообще, нужно сказать, большая часть нашей студенческой жизни на начальных курсах проходила в центре города, где располагались медицинский, сельскохозяйственный и педагогический институты на площади своеобразного микрорайона. И потоки студентов с раннего утра и до позднего вечера циркулировали по улицам этой части города густо и часто. На этой же территории располагались и вузовские общежития, дом культуры, театр, парочка кинотеатров.
В то время мало кто из нас думал о крупнейших британских и американских учебных заведениях не просто как об университетах, а ещё и как о студенческих городках. А для нас же эта часть города тогда была своим Оксфордом, Кембриджем, Стэнфордом и Гарвардом вместе взятыми. Может быть, в Москве или Ленинграде было учиться престижнее и, допускаю, интереснее. Даже круче! И у нас было не хуже.
Для меня и многих из нас небольшой, но такой уютный, южный город, да и вся область значили намного больше престижа, столичных понтов и передовой науки. Вот только судьба не только расставляет всё по ведомой её плану местам, но и частенько потакает нашим не вполне разумным желаниям.
Кафе было наполовину пустым: набирающая с апреля 1991 года темпы инфляция сделала цены в подобных заведениях такими, что большинство студентов уже не могли позволить себе посещать сосисочную, когда вздумается. А в магазинах нашего города этого продукта в общем доступе не встречалось уже больше года. Не знаю, может, в Москве и других крупных города сейчас и не так? Сомневаюсь…
Прошедший два месяца назад августовский путч и последовавший за ним настоящий вал изменений в политической и экономической жизни страны с каждым днём погружали многих людей в состояние затяжной тревожной неопределённости. Погружение в атмосферу этого полузабытого времени помимо восторженных ностальгических чувств юности неожиданно придало всем ощущениям неприятный привкус горечи и даже тухлятины. Послезнание не совсем то, что нужно обычному молодому студенту, чтобы хоть немного чувствовать себя оптимистом.
— Чего завис, Гавр? — Федька отхлебнул добрую половину стакана томатного сока, отрывая меня от философских размышлений о времени и о себе.
Я продолжал механически жевать сосиски. Только сейчас, вынырнув из глубоких размышлений, понял, какие они вкусные и как отчаянно полыхает у меня во рту, так как, по своему обыкновению, я щедро обмакивал их в горчицу и запихивал в рот чуть ли не целиком.
— На, запей! — протянул мне Иваныч стакан с соком, — а то морда красная, хоть прикуривай. Ты о чём спросить-то меня давеча хотел, Гавр?
Я с благодарностью кивнул товарищу, запивая горчично-сосисочный пожар ледяным соком. Вот это кайф!
— Спросить хотел, как ты квартиру снял, Федь? Задолбала меня общага, никакой личной жизни.
— Так снять дело нехитрое. У «Интуриста» рядом с троллейбусной остановкой на углу пятачок есть. Там ещё стенд такой с объявлениями. На нём народ, что квартиры сдаёт и кучкуется. Обычно вечером. Мне батя сам снимал ещё зимой. Сразу на год у хозяйки часть дома. Вроде так дешевле. Правда, сортир на улице. Зато газ и вода в доме. Горячая и холодная. Ванна опять же. Хоть я в городскую баню люблю ходить.
— А телефон есть?
— Не, без телефона живёт бабка. Так это, Гавр, сейчас, наверно, и цены другие.
— Понятное дело. А вы почём платили?
— Двадцать пять рублей в месяц. Но бабка уже ворчит, к Новому году обещала увеличить цену. Насколько не говорила.
— Ещё бы! Так говоришь у «Интуриста»? Почему бы прямо сейчас не прошвырнуться?
— Не, батя говорил, что бабки там только по субботам-воскресеньям приходят по утрам. Вроде как специально себе студентов ищут. Кто девочек, кто мальчиков. А в будни там одни барыги да посредники. Квартиры на день, на полдня. Командировочным там, ещё кому.
— Блин, как всё запущено! И в Авито не прикинешь…
— Где? — переспросил Фёдор.
— Нигде, Иваныч, это я так. Бурчу чушь всякую. Переутомился. Может, есть какая газета с объявлениями?
— Не слышал про такую, — Ушаков доел последнюю сосиску, вымазав кетчуп на тарелке корочкой хлеба, и с сожалением посмотрел на пустую посуду.
— Может, повторить, Федь? — перехватил я его взгляд.
— Не, Гавр, спасибо, наелся. И так тебя в расходы ввёл.
— Не переживай, будет время — и ты проставишься! — улыбнулся я, вспомнив как всего лишь через несколько лет родители Федьки займутся фермерством: выращиванием лука, огурцов и арбузов. И как я буду ездить к ним в гости, в небольшой, но такой гостеприимный и добрый дом, где мама Иваныча будет кормить меня буквально на убой.
— Слышь, Гаврила, — Фёдор смачно потянулся на крыльце кафе, когда мы вышли на улицу, — ты правда на работу устроился?
— Есть немного. Грузчиком на железке.
— Ух ты! А нельзя там и мне притулиться?
— Не знаю, Федь. Врать не буду. Сам пока на птичьих правах. Но пошуршать попробую. Слово!
— Спасибо, Гавр! — расплылся в широкой улыбке Иваныч.
— Пока не за что, — махнул я рукой. Ну что, пузо набили, может, погуляем? Дипломаты мне в комнату забросим.
— А может, в видеосалон сходим?
— А что идёт?
— В парке «На гребне волны» со Суэйзи и Ривзом, в театре второго Терминатора крутят, а на бродвейчике — сдвоенные сеансы, чередуют «Молчание ягнят», шестого Фредди Крюгера и какой-то «Гудзонский сокол».
— Ястреб, Федя, «Гудзонский ястреб».
— Ты что, смотрел уже?
— Нет, рассказывали, — решил я не расстраивать друга, так как все перечисленные фильмы смотрел много раз.
— Так куда пойдём?
— Решай сам. Мне пофиг. Только не ужастики.
— Хорошо. «На гребне…» и ягнят ещё долго крутить будут. Да и первый фильм в кинотеатре показывали, я уже видел. Давай на Шварца? Второй терминатор — сила! — я и не сомневался в товарище. Фантастика всегда вне конкуренции.
— Пошли, Иваныч! Поможем австрийскому недотанкисту замочить Т-1000! — хлопнул я по плечу друга.
— Чего? — снова не понял Ушаков.
— Да не слушай ты меня! Сказал же, заговариваюсь. Пошли уже, только по дороге где-то надо отлить. Сока я, похоже, перепил.
Глава 6
Несмотря на жуткую экранную пиратку легендарного фильма, я неожиданно для себя получил массу удовольствия. И прежде всего, благодаря озвучке бессмертного Андрея Гаврилова. Я даже отвлёкся от ошеломительной погони Т-1000 за Т-800, осознав вполне очевидную вещь: голос этого переводчика стал для многих из нас настоящим голосом времени. Ироничный, доходящий до откровенного стёба, местами корявый до оскомины, он доводил до нас придуманные смыслы простых как чугунный лом экранных голливудских судеб. К которым наши жадные неокрепшие умы в ту пору стремились при каждом удобном случае.
Много раз просмотренный фильм, тем не менее затянул меня с первых минут. Возможно, свою роль сыграла атмосфера единения в небольшой театральной подсобке, отданной под видеосалон, где умещалось от силы два десятка зрителей.
Будущий губернатор штата Калифорния смотрелся неизменно брутально и непоколебимо, успешно с бескомпромиссной тщательностью асфальтируя жидкого Патрика при каждом удобном случае. Никогда не нравившаяся мне прежде Сара Коннор, сейчас открылась с неожиданной стороны. Как-то слышал фразу, что дубляж убивает атмосферу фильма. Не знаю, я не эстет. Но просматриваемая нами экранная копия имела ещё один недостаток, который для меня превратился в преимущество. Как-то так получилось, что голоса настоящих актёров были слышны вполне отчётливо, а Гаврилов поразительно успевал со своим переводом, не отставая от действия. Да перевода особенно и не требовалось.
Легкодоступный многоголосый дубляж, да ещё с выбором полюбившейся студии — это, конечно, великое достижение диванного двадцать первого века. Но ламповость, настоящая душевность с ним куда-то ушла. Последние годы частенько ловил себя на том, что недосматриваю фильмы даже до середины. Слишком просто стало всего лишь парой кликов отвергнуть очередное кино и сменить его на другое. Ещё и мстительную одинокую звёздочку в оценке поставить. Мда, обожрались мы, господа кинозрители…
Хотя возможно, это всего лишь форма ностальгического мазохизма. Наиболее остро подобное ощущается в этом зале, где каждый пришедший за кровный рубль приобщался к «великому Голливуду».
Интересно, что сказали бы на сей счёт мои дочери, в распоряжении которых всамделишный рог изобилия из миллионов фильмов из разных концов планеты? Только знай жми кнопку!
Надо же, чёрт дёрнул вспомнить про своих… Настроение совсем пропало. Хорошо хоть два с половиной часа экранного времени почти подошли к концу.
Фёдор почти весь фильм просидел с разинутым ртом. Я тоже помню своё потрясение, когда впервые попал в видеосалон во время очередного армейского увольнения в город. Тогда я едва не оторвал налокотники на кресле, приспособленном почему-то внутри фюзеляжа старого «Як-40» в городском парке. Но нет. Не «Терминатор» был тому виной.
Крышесносящее творение Ридли Скотта. «Чужой»! Кто же не слышал знаменитого слогана? «В космосе никто не услышит твоего крика…» Что ж, какая извращённая ирония, Вееру Миров тоже абсолютно до лампочки переживания какого-то там Миротворца.
Расстались с приятелем мы уже на троллейбусной остановке. Стемнело, пора было заскочить в общагу и отправляться в лес, воплощать очередную мою задумку. Но для порядка следовало отзвонится Зелимхановичу — телефонная будка как раз напротив общаги.
Экспедитор ответил сразу. На сегодня я был свободен. А вот в среду меня ждал второй вагон с солью. Что ж, неплохо. Заработок приличный. А планов громадьё. Да и на «прописку» с бригадами по совету Степаныча нужно было где-то разжиться алкоголем и закуской. Талоны-то я потратил пусть и с пользой, но теперь водку придётся покупать втридорога.
Ночной тренировке теперь ничто не могло помешать. Ежедневно ходить в институт, наслаждаться мирной жизнью и всеми её преимуществами, да ещё в теле анавра — всё это, конечно, прекрасно. Но не стоит забывать, с какой целю я нахожусь в этой пространственно-временной точке.
Демиург! Снова долбанный Демиург — вот ключ к моей цели. И теперь-то уж он от меня никуда не денется. Никаким Хранителям я его не отдам, пока он не сам поможет мне выдернуть родных из основной реальности. Как там говорил Лукреций? Создать для них локальную пространственно-временную петлю? Да хоть чёрную дыру и заткнуть сверхновой!
Нужной временн
Поделиться книгой: