Железный Феникс

Виктор Котович

Железный Феникс

Глава 1

Чтоб не сказали «помер»

— …Ладно, уговорили! Беру обеих!

Жирная лоснящаяся морда сидящего напротив мужика будто идёт рябью. Где-то под пластами его затянутого в дорогой костюм сала зарождается хриплый смех, почти сразу же переходящий в сдавленный кашель.

Курить меньше надо, кретин. Моложе меня на целых двенадцать лет, а уже явно одной ногой в могиле.

Ладно, с некоторых пор двумя. И здоровье тут совершенно не причём.

Жирдяй наконец прокашливается и жадно присасывается к стакану, на два пальца наполненному янтарной жидкостью. Точно такой же стакан, из которого я отпил чисто из вежливости, стоит рядом со мной.

Все знают, что я сто лет в завязке, поэтому вопросов моё поведение не вызывает.

В нашем деле лишние вопросы вообще чреваты. В лучшем случае возьмут под белы рученьки и популярно объяснят, почему не стоит лезть не в своё дело. В худшем же… Скажем так: бывает по всякому. И просто смерть иногда — самый милосердный вариант.

Только предателей это не касается. Потому что ответственность несут не только они, но и их семья, друзья, любимая собачка.

Как славно, что у меня ни того, ни другого, ни третьего. Особенно собачки.

Жирный доглыкивает своё пойло и по-хозяйски щедро наливает ещё. Хитро грозит мне толстым пальцем с массивной печаткой из белого золота:

— Седина в бороду, бес в ребро? А, Макс?

Загадочно улыбаюсь, предоставляя хозяину думать над ответом самостоятельно. А ответ тут может быть только один: не твоё, пёсий сын, собачье дело, кого я трахаю и в каких позах.

И вообще — когда уже к делу перейдём, Николаич? Час сидим, а к обсуждению нового заказа так и не перешли. Начинаю думать, что ты реально позвал меня ради выпивки и болтовни о бабах. Помнится, подручные твои трепались, что ты жуть какой занятой, прям на козе не подъедешь. Врали, поди.

Будто подтверждая мои подозрения, Николаич слишком неторопливо обрезает головку сигары. Долго поджигает. Раскуривает. Затем любовно укладывает её в пепельницу и подпирает двойной подбородок едва сцепливающимися ладонями.

Пока он всё это делает, я терпеливо жду. Всё-таки Николаич — мой главный бизнес-партнёр, куда деваться.

И главная мишень.

Совсем недолго осталось.

Слегка меняю положение тела на более удобное. Чувствую, как в кармане требовательно сдвигается зажигалка.

Погоди. Ещё не время.

— У меня для тебя тоже байка имеется, — проникновенно, будто сказку, начинает вдруг жирдяй. А меня как током бьёт: неужто спалили⁈ Если так, то придётся… — Это лет десять назад произошло… Или одиннадцать? Не помню.

Если это то, о чём я думаю, то двенадцать. Двенадцать лет, три месяца и семнадцать дней.

Смотрит испытующе, пытаясь считать мою реакцию. В ответ добродушно киваю и расслабленно откидываюсь в кресле — продолжай, мол, очень интересно.

Николаич хмыкает и действительно продолжает:

— Так вот. Жил тут как-то один… уважаемый учёный. Исследовал всякую дребедень, то ли физику, то ли биологию. Гранты себе попиливал, кхах.

Химия. Это была химия. Если бы не она, я бы перед тобой сейчас не сидел. А гранты… Было бы что пилить.

Приподнимаю уголки губ в вежливой улыбке. Я уже знаю, к чему всё идёт. Знаю, что шансов отсюда выйти у меня почти нет. Но если уж начал блефовать — доводи до конца. Всё равно терять мне нечего.

— А потом у него чего-то произошло, — ухмыляется Николаич. — То ли с женой, то ли с дочерью. Или с обеими?

Автокатастрофа. Жена, сын, беременная невестка. Вера, Юра, Лиза, Арсений. Как я выяснил после — они не были первыми. Да и последними — тоже.

Против воли моя улыбка застывает, превращаясь в маску. За которой я пытаюсь сдержать рвущиеся наружу эмоции. Ещё чуть-чуть — и вызверюсь оскалом.

Ну уж нет. Так бездарно просрать на финальном этапе тщательно продуманную операцию — да меня в аду даже черти засмеют! И плевать, что их не существует.

— Говорят, учёный после этого спился и через пару лет сдох где-то под забором в луже собственной блевотни, — с удовольствием заканчивает толстяк.

Или это ещё не конец?

Проверим.

Николаич замолкает, чтобы попыхтеть сигарой. А я невзначай достаю из кармана зажигалку. Обычная дешёвка с логотипом сетевого магазина, в котором и была приобретена. Щелчок — и ничего. Видно, газ кончился.

Поднимаю взгляд на Николаича — он настороженно пялится на предмет в моих руках, словно боится, что тот взорвётся. Даже про любимую сигару забыл.

Знает.

Он всё знает.

А значит, ближе мне к нему уже не подобраться. Придётся идти ва-банк.

Делаю вид, что убираю зажигалку в карман. Николаич едва заметно выдыхает. Что, страшно? То ли ещё будет.

Тянусь за стаканом — и неловким движением смахиваю его со стола. Чертыхаюсь, лезу доставать.

Быстро просовываю так и оставшуюся в руках зажигалку под манжет рубахи. Вроде держится, да и я руками размахивать не собираюсь. Риск неудачи, конечно, велик. А что делать? На случай провала есть план Б, но хочется всё же прищучить урода собственноручно.

— А ещё говорят, — чуть повышает голос Николаич, когда я с пустым стаканом наперевес возвращаюсь в исходное положение, — что это всё брехня. Не спился он, а на весь мир разобиделся. Особенно почему-то — на некоторых уважаемых людей. С чего-то взял, что они к этому причастны, и пошёл разбираться с ними направо и налево.

Вообще-то, дорогой мой Виталий Николаевич, есть такая вещь, как доказательства. Только они почему-то никого не интересуют, когда на кону толстая пачка бабок, правда?

— Действовал тайком, будто крыса. И звали нашего героя… Как же его звали, а Макс? Может, ты в курсе?

— Воскресенский Максим Сергеевич, — ровным голосом произношу я. Пора кончать этот балаган.

И тут же, будто только того и ждали, в комнату врывается толпа охранников. Стаскивают меня на пол. Пинают по рёбрам и в рыло — чисто для проформы, чтоб не рыпался. Скручивают руки за спиной и защёлкивают наручники на запястьях. Молниеносно обыскивают, но у меня с собой даже телефона нет. Только ещё одна зажигалка, рабочая. Хрен знает, почему до сих пор таскаю. Наконец-то пригодилась. Её выкладывают на стол, потом двое охранников усаживают меня обратно в кресло.

Всё это время Николаич с видимым удовольствием наблюдает за происходящим. Подсчитывает будущие барыши, не иначе. Ещё бы! Взять в оборот самого Макса-алхимика! Почему алхимика? Потому что я, как никто другой, умею превращать свинец и прочую дребедень в натуральное золото. В бабло, в смысле.

И даже будь я тысячу раз предателем, убивать меня не так уж выгодно. Гораздо лучше как следует прижать хвост и пользоваться моими талантами дальше, уже на своих условиях.

Только в этом ты просчитался, Николаич. Я больше ничего на боюсь.

— А хорошо ты спрятался, — почти восторженно сообщает бывший деловой партнёр, как только я снова оказываюсь напротив него. — Мои ребята пятаки стёрли, пока на тебя компромат рыли.

— И на чём же я прокололся? — интересуюсь чисто для поддержания разговора. Какая, в сущности, разница. Меня больше волнует, как побыстрее извлечь зажигалку из-под манжета, не привлекая внимания охраны.

Николаич хрипло ржёт:

— Да так, всего помаленьку. Лучше всего Стас Петров сработал. Помнишь такого?

Конечно, помню. Способный парень, хороший сотрудник. Чересчур хороший, как видно.

— А ведь я тебе доверял, — фальшиво-грустно вздыхает Николаич. — Равнялся. Чуть ли не учителем считал.

— Ох, избавь меня от всего этого сопливого дерьма, Николаич, — порядок, зажигалка в руке. — Ты ж не просто так меня в живых оставил. Что надо? Выкладывай.

— А ты не меняешься, Макс. Или всё-таки Максим Сергеевич?

Смотрю на него исподлобья:

— И долго ты будешь со мной заигрывать? Уймись, я не по этой части. Давай к делу.

Не любит Николаич таких намёков, ой как не любит. Толстая рожа заметно кривится, а хриплый голос дрожит от ярости:

— К делу, так к делу, Макс. Работать теперь будешь на меня. Все права на прошлые, текущие и будущие разработки — мои. И больше никаких фокусов. Ясно?

Кошусь на посмеивающихся охранников:

— Да куда уж яснее.

Толстые щёки торжествующе колыхаются:

— А прямо сейчас, Макс, ты расскажешь мне, где вся документация по Белой орхидее.

Так вот оно что. Захотел наложить лапу на проект для другого заказчика. Ожидаемо. Неплохая приманка.

— Прямо при всех рассказывать? — с сомнением уточняю я, снова посматривая на охранников.

На физиономии Николаича отражаются страшные сомнения.

— Всё забрали? — гавкает он в сторону одного из подчинённых.

— Обижаете, Владислав Николаевич, — бурчит тот. — При нём и не было ничего, одна зажигалка.

Толстяк удовлетворённо кивает:

— Тогда выйдите все. Но чтоб при любом подозрительном звуке…

Охрана послушно подчиняется. Отлично, просто великолепно. Первый этап завершён.

Теперь подобраться поближе, чтоб наверняка.

— Ну? — требовательно вопрошает Николаич, стоит нам остаться наедине. — Где документы?

— Они у меня лежат… Слушай, а ты уверен, что у тебя тут прослушки нету? Сейчас такие хитрые приборы делают — хрен обнаружишь…

Делаю ставку на свойственную бывшему партнёру паранойю, и попадаю в яблочко. Значит, не зря его повадки столько лет изучал.

Николаич тяжко вздыхает:

— Погоди, я поближе подойду.

Сползает с кресла. Идёт, переваливаясь с боку на бок, будто раскормленная рождественская утка. Хорошо, что стол между нами не такой уж большой, иначе сто лет пришлось бы ждать. А у меня нервы всё-таки не железные.

Наконец бескрайняя туша нависает надо мной.

— Ну? — говорит тише, но не менее требовательно.

— Баранки гну! — весело отвечаю я. Хоть и не так, как я планировал, но ведь получилось же! — Соси жопу, Николаич!

Преувеличенно-деловое выражение на его физиономии сменяется пониманием, затем ужасом. Он дёргается назад, но поздно: я уже нажимаю одному мне известное место на корпусе заветной зажигалки. В руках разрастается огненный цветок, выжигая всё в радиусе пары метров.

Белая Орхидея.

Оружие возмездия.

Вера, Юра, Лиза, Арсений, спите спокойно.

А мне пора на покой.

Наконец-то.

* * *

Не сразу понимаю, что меня бьют. Методично хреначат головой об стену. Как будто так и надо. Меня этот факт почему-то тоже не слишком беспокоит. В голове ни единой мысли, только непрекращающийся гул трансформатора. Видать, башка у меня после взрыва совсем запеклась…

Вообще-то взрыв был такой, что она должна была лопнуть, как перезрелая слива, не то что запечься. Я в эпицентре даже теоретически выжить не мог.

Но если я жив и что-то чувствую…

Значит, Николаич, тварь, тоже спасся!

В виски шибает адреналин, кровь будто закипает. Надсадно рычу и с усилием выворачиваюсь из медвежьей хватки огромной лапищи, которая держит заломленной мою руку. Обидчик с готовностью отступает, я оборачиваюсь к нему, где-то на краю сознания удивляясь непривычной подвижности собственного тела.

А потом у меня отвисает челюсть.