Помоги проекту - поделись книгой:
Мятежный Альмош несколькими годами ранее вступил в брак с маленькой Предславой[19], дочерью великого князя Святополка II Изяславича. Девочке на момент свадьбы было всего-то восемь лет, но разве это имеет значение, когда на кону государственные интересы?
Теперь Кальман готовился повторить удачный ход брата. Ему следовало жениться на дочери великого князя и обеспечить себе помощь от Руси. Дочь Владимира Мономаха идеально подходила на роль венгерской королевы.
Евфимия тоже была юна, но вступила в разрешенный церковью брачный возраст. Это и решило ее судьбу. Переговоры прошли быстро, вскоре княжну отправили к Кальману, состоялась свадебная церемония и… спустя несколько месяцев девушку вернули домой.
«Виновна в супружеской измене», – категорично заявил король Кальман.
Находясь на последних месяцах беременности, Евфимия молилась, чтобы роды прошли успешно. Борис Конрад, ее единственный сын, издал свой первый крик на родине матери. Кальман наотрез отказывался признавать его своим.
В этом не было ни малейшей логики – настаивать на брачном союзе, спешно жениться, чтобы потом оговорить Евфимию? Или же княжна на самом деле оступилась? Ее сын на протяжении всей своей жизни считал себя обделенным властью законным наследником венгерского трона. И он тоже неплохо учился. Чтобы завоевать престол, он пошел тем же самым путем, каким следовали до него. Борис Конрад отправился в Византию, чтобы просить у императора войско и… заключить брачный союз.
В какой-то момент у него все могло получиться. Византия была заинтересована в ручном венгерском короле. Более того, добился он и руки принцессы, Анны Дукаины… Однако в противостоянии с другим престолонаследником Борис оказался менее удачлив. Считается, что его жизненный путь завершился из-за метко пущенной печенегами стрелы. Мать уже не видела этого, она ушла в монастырь и тихо угасла в обители. Приняла постриг и Анна Дукаина.
Отвергнутая жена – позор для всего рода. Разумеется, Кальман Книжник не мог этого не знать. Учитывая, что обстоятельства измены не выяснены до сих пор, историки спорят – а какими, на самом деле, были мотивы венгерского короля? И тут следует обратить внимание на очень интересные нюансы. Еще до своей женитьбы на Евфимии Кальман неоднократно направлял свои войска на русские земли. Ему даже удавалось заполучить тот или иной кусочек земли, чтобы добавить к своим владениям. Особенно интересовал короля Закарпатский регион. Вот по этой причине и есть основания считать, что избавиться от Евфимии он захотел только для того, чтобы беззастенчиво разорять территории киевского князя. Когда княжну везли в Венгрию, политические ветры дули по-иному. Но за несколько месяцев ситуация поменялась.
Нет информации, ушла ли Евфимия в обитель добровольно или на этом настояли ее родные. Однако – вполне вероятно – у нее просто не было другого пути. Обвинение в измене мужу всегда рассматривалось очень серьезно, и на Руси это был тоже повод для развода. Более того, на этом настаивала сама церковь. Сохранились свидетельства, что за прощение неверной жены супруг мог быть наказан… штрафом.
Еще один важный момент: на Руси после развода с изменницей у мужчины не всегда появлялась возможность вступить во второй брак. Каждый случай рассматривался отдельно. А женщину в таком случае называли «пущенницей» – то есть отпущенной на все четыре стороны.
Развод был оскорбителен. И русские князья использовали его для унижения второй стороны. Если начиналось военное противостояние с семьей жены, ослабить чужой род можно было, если «пущати» ее на волю. Теоретически и супруга могла потребовать расторгнуть союз. Например, в церковном законе XII века упоминается причина: «Аще муж не лазит на жену свою, про то их разлучити». И все-таки расторжение браков происходило намного реже, чем теперь. Считалось, что союз, освященный церковью, заключается навсегда.
Нам кажется странным, как это: из родных мест, из привычной обстановки молодые женщины и очень юные девушки попадали сразу в чужую атмосферу. Иногда вообще не зная языка своей новой родины. Как они осваивались там? Бывали ли рядом с ними близкие люди, нянюшки, слуги?
Обычно с невестой ехала целая свита. Большая часть затем возвращалась назад – эти люди создавали «массовку», были нужны для поддержания имиджа государства. Но рядом с молодой княжной обязательно оставляли нескольких верных слуг. Считается, что рядом с Анной Ярославной был духовник. Анастасия увезла с собой в Венгрию нескольких прислужниц, знакомых ей с самого детства.
Не было необходимости оставлять девушек одних в незнакомой среде. Первая жена Кальмана Книжника, Фелиция, увезла с Сицилии не только фрейлин, но и собственную хорошо обученную охрану. Впоследствии некоторые из молодых людей, обеспечивающих безопасность принцессы, стали родоначальниками видных венгерских династий.
Они привозили с собой не только имущество – дары, золото, меха, мебель. Они привозили песни и традиции, сказки и праздники. Обычай наряжать «новогоднее дерево» даровала России императрица Александра Федоровна, супруга Николая I.
А дочь флорентийских правителей, Екатерина Медичи, научила Францию готовить мороженое. И «файв-о-клок» – это не придумка англичан! Их вообще научила пить терпкий коричневый напиток королева Екатерина Браганса, португальская супруга короля Карла II. Обмен принцессами, княжнами, царевнами неизменно порождал и культурный диалог. Вспомним: крещение Руси, по одной из версий, было предпринято по настоятельной просьбе Анны, супруги Владимира Святого!
Конечно, культурным связям уделялось не такое уж большое внимание, как политическим. И, чтобы освоиться на новом месте, иноземным принцессам приходилось – в первую очередь! – принимать законы и порядки принимающей стороны. Екатерина II, несмотря на свое немецкое происхождение, активно учила русский язык – и преуспела в нем. На одном из парадных портретов она запечатлена в настоящем русском кокошнике и платье, на манер боярынь прошлых веков. А вот императрица Александра Федоровна, супруга Николая II, русской в полном понимании этого слова так и не стала. Она общалась с мужем и детьми на английском и мало интересовалась традициями России. Неприязнь к императрице в народе была вызвана очень многими причинами, но ее «нерусскость» – была одна из очень важных.
История отверженной Евфимии не была единственной. Но в самом громком конфликте между мужем и женой была замешана не она, а ее родная тетя. Евпраксия Всеволодовна, сестра Владимира Мономаха, ставшая императрицей Священной Римской империи.
Все началось приблизительно в 1083 году, когда четырнадцатилетнюю русскую княжну привезли в немецкие земли. Генрих Штаден, маркграф Саксонской Северной марки, изъявил готовность взять в жены дочь киевского князя. За высокий рост его прозвали Генрихом Длинным, и он был ненамного старше невесты – на пять или на шесть лет. Считается, что брак устроили для усилений позиций князя Всеволода в Европе, поэтому Евпраксия ехала к нареченному с огромным караваном даров. Она везла традиционную пушнину, драгоценные камни и золото. Пышный въезд княжны символизировал богатство ее края: каждый должен был убедиться, что маркграф берет в жены девушку из состоятельной семьи, чье влияние только крепнет!
В «Хронике Розенфельдского монастыря» есть такие строки: «Она прибыла в страну с большой пышностью, с верблюдами[20], нагруженными драгоценными одеждами и каменьями».
Какие каменья могла привезти с собой княжна? В первую очередь – рубины и смарагды (так называли изумруды). С древнейших времен на Руси широко использовали жемчуг, который добывали сами (включая мелкий речной) или завозили из Византии. Серьги и височные кольца, а также браслеты и подвески знатные женщины носили из золота. У княжеской дочери наверняка было немало подобных украшений.
«Евпраксия, очень легкая, словно облачко, вся сверкала золотом и молодостью, рядом неуместным и нелепым выглядел долговязый маркграф с драконьей головкой (шлем нельзя было надевать в церкви, держал его на согнутой углом левой руке), в золоченом панцире с пышным ошейником и нагрудником, украшенным целым ворохом самоцветов, в высоких красных сапогах (длинные шпоры тоже позолочены), с гремливым мечом на дорогой перевязи».
Вполне возможно, что брак маркграфа и княжны не успел осуществиться. Что из-за юного возраста новобрачной исполнение супружеских обязанностей решили отложить. Так или иначе, когда вскоре Генрих Длинный скончался, детей у Евпраксии не было. По всей видимости, она осталась невинной. Это, возможно, и объясняет интерес к ней со стороны императора Священной Римской империи: вдовицы нередко выходили замуж повторно, но чтобы к ним сватался человек столь высокого ранга да в XI веке – такое было исключительным явлением. А еще, как считают и средневековые, и более поздние источники, княжна Евпраксия была на редкость хороша собой.
От таких предложений не отказываются. Когда в 1088 году император Генрих IV посватался к девушке, она ответила согласием. Нет сведений, советовалась ли она с родными, – но это вполне допустимо. По крайней мере, от того времени, когда император выразил пожелание жениться, до самой свадьбы прошел почти год. Достаточный срок, чтобы отправить гонцов в Киев и получить ответное письмо. Евпраксии выпадала честь получить главную европейскую корону.
Генрих был старше ее на девятнадцать лет и получил титул императора в 1084-м. Полунемец-полуфранцуз (матерью его была Агнесса де Пуатье из аквитанского герцогского дома), он считался большим почитателем прекрасного пола. И не всегда действовал законными методами для достижения взаимности. По крайней мере, в летописях Бруно Мерзебургского есть такие строки:
«Одновременно имел двух или трех любовниц… Если слышал, что у кого-либо есть молодая и красивая дочь, приказывал доставить ее даже путем насилия… Его прекрасная супруга Берта была ему… ненавистна».
Та самая Берта, первая жена Генриха, была навязана ему матерью – нередкая история. Ее брак с императором долгое время был сущей формальностью: молодожен сразу продемонстрировал неприязнь к Берте. И, хотя в свидетельствах Мерзебургского епископа говорится о ее красоте, маловероятно, чтобы это соответствовало истине. Генрих, влюблявшийся постоянно, вряд ли оставил бы без внимания красивую женщину!
Спустя несколько лет Генрих потребовал развода. Он настаивал на том, что его жена девственна и он ни разу не прикоснулся к ней. И что у него нет никаких оснований считать ее недостойной. Удивительный случай! Обычно, расторгая союз, стороны обязательно ссылались на ряд причин – измена, близкое родство, неповиновение… Из всего же получалось, что Берта Савойская – прекрасная девушка, она просто не пришлась по вкусу государю.
Нетрудно догадаться: то самое прошение не привело к результату. Папа римский Александр II посоветовал супругам примириться друг с другом. Этот совет – как ни странно! – был услышан. Берта стала настоящей женой императора и родила ему дочь. За ней последовали еще четверо наследников. Более того, невзирая на прежние разногласия, Берта доказала свою преданность мужу. Она сопровождала его в Каноссу[21] и разделила все унижения, которые пришлось вынести императору. А 27 декабря 1087 года ее не стало.
До Евпраксии ни одна русская княжна не примеряла императорской короны. Этот титул поднимал престиж Рюриковичей, и нет сомнений: если княжна действительно обращалась за советом на родину, она рассчитывала на положительный ответ.
Но пока ее состояние было подвешенным, следовало позаботиться о правилах приличия. Евпраксию на время перевезли в Кведлинбургское аббатство, которым управляла сестра Генриха, Адельгейда. По всей видимости, княжна провела там от шести месяцев до года, потому что 14 августа 1089 года Евпраксия была обвенчана с Генрихом. Перед этим она сменила веру и имя – стала называться Адельгейдой. К слову, семью веками позже Марта Скавронская тоже возьмет имя сестры своего супруга – Екатерины Алексеевны…
То, что Евпраксия отказалась от православия, один из самых любопытных моментов в ее биографии. В XI веке вопросы веры не были пустым звуком, и даже ради политических интересов немногие рисковали сменить вероисповедание. Время Генриха Наваррского, шесть раз менявшего свои убеждения (из протестантизма в католичество и обратно) и заявлявшего на полном серьезе, что «Париж стоит мессы», еще не пришло. Однако же русская княжна приняла решение в точности как король Наварры пять столетий спустя! Что это могло означать? Что для нее религиозная сторона жизни не имела значения?
Евпраксия получила такое же воспитание, как Анна Ярославна или венгерская королева Евфимия. Церковь и ее обряды занимали в нем не последнюю роль. Вряд ли новая императрица Священной Римской империи легко пренебрегала верой. Не могла она не знать, что ее переход в иную конфессию будет негативно воспринят на родине… Так почему же она пошла на этот шаг?
Вывод напрашивается сам собой: вполне вероятно, что Евпраксия не получила полного одобрения от Киева на свой брак с императором Генрихом. То, что в последующем семья не выказала ей никакой особой поддержки, может косвенно свидетельствовать об этом. Поэтому, становясь женой императора Генриха и меняя веру, она в любом случае шла против воли родных. Терять ей было нечего.
Коронация Евпраксии-Адельгейды состоялась позже, в Кельне, практически под Рождество. Император нервничал – его противники объединялись, и ему пришлось срочно ехать на юг. Евпраксия последовала за ним, она остановилась в Вероне. Там, узнав о своей беременности, она оставалась вплоть до 1093 года. Генрих бывал с супругой наездами, каждый раз вынужденный возвращаться к своим делам: его положение в то время нельзя было назвать прочным. Поэтому такой резкой стала его реакция на смерть новорожденного сына – ему требовались сыновья, чтобы удержать династию на троне. Один или два наследника, с учетом тогдашнего уровня медицины и постоянных войн, были слишком ненадежной гарантией продолжения рода. Есть основания считать, что как раз в ту пору между супругами произошла очень большая размолвка.
Это было не лучшее время для императора. Итальянские города объединились против Генриха. Он пытался бороться, но у него не хватало на это сил. Взбешенный неудачами император стал все чаще срываться на близких. Пожалела ли Евпраксия в ту пору о своем выборе? В конце концов, от императора отвернулся собственный сын, Конрад. В 1093 году он убежал в Рим и, заручившись поддержкой понтифика, был коронован в качестве короля Италии. Священная Римская империя грозила расколоться на куски. И сын Генриха принимал в этом самое активное участие.
Относительно бегства Конрада есть версия «Штаденских анналов». История, которая описана там, звучит поистине чудовищно:
«Король Генрих обезумел и возненавидел жену свою, Адельгейду… Он подверг ее заключению, и с его позволения многие совершали над ней насилие… Он даже сына убеждал войти к ней. А так как он отказывался осквернить ложе отца… принялся утверждать, будто он сын не его, а герцога».
Потерявший над собой контроль император восстановил против себя самых близких людей. «Штаденские анналы» могли сгущать краски, но история о насилии над императрицей начинает звучать по-другому, если внимательно вглядываться в контекст событий. Евпраксия-Адельгейда, будучи вдовой маркграфа из Саксонии, представляла в союзе с Генрихом не только русскую сторону, но и саксонскую. А к 1093 году Генрих потерял уважение и влияние… Саксония, и прежде демонстрировавшая независимость, теперь подчеркивала свое неповиновение, так что унизить представительницу этого края – вполне в духе того времени (вспомним изнасилование Рогнеды из Полоцка). Императрица Евпраксия, принявшая католическую веру, в немецких землях уже мало ассоциировалась с «королем руссов». Да и Киев не спешил слать осуждающие депеши Генриху IV…
Русский историк Николай Карамзин, описавший эти события много позже, рассказывает и другой момент – что император буквально сошел с ума от ревности и постоянно и везде видел измену. Однако это не согласуется с фактом насилия: ревновал и отдавал жену другим?
Так или иначе, положение Евпраксии стало совершенно невыносимым. О примирении не могло быть и речи: император не только унизил ее как женщину, но еще и показал, что ему глубоко безразличен ее статус. Генрих IV размыл рамки между допустимым отношением к императрице и к уличной девке. Даже если бы его собственное поведение изменилось, повлиять на тот факт, что Евпраксия была многократно втоптана в грязь, он уже не мог.
Конрад, его сын и наследник, успешно убежал и фактически подал Евпраксии идею. В начале зимы 1093 года императрица последовала за ним – она смогла выбраться из Вероны и направилась в Рим. Безусловно, совершить такой поступок в одиночку она не могла. Считается, что ей оказали поддержку тосканский маркграф Вельф V и его гораздо более зрелая супруга Матильда Тосканская[22]. Этот поступок вовсе не был проявлением доброты или сочувствия. В дело была замешана обычная политика – Вельф создавал на севере Италии собственное королевство. Он боролся с Генрихом, и его ослабление было очень ему на руку. Евпраксия была ценной свидетельницей прегрешений императора. Такой шанс нельзя было упускать.
Уже в сердце Италии, находясь под защитой папы римского, Евпраксия-Адельгейда сделала несколько важных заявлений о своем муже. Она обвинила его в насилии над собой, в нарушении супружеских обетов и в ереси. Последнее могло быть сделано по рекомендации самого папы – еретика проще привлечь к ответственности, нежели изменника и насильника.
После этих обвинений Генрих IV был предан анафеме. До сих пор историки спорят, что же стало причиной поведения императора – его приверженность секте николаитов? Или же он действительно в какой-то момент испытал приступы безумия? Как известно, французский король Карл VI, правивший с 1380 по 1422 год, не сразу полностью потерял рассудок. Полному помутнению сознания предшествовали кратковременные припадки, погружение в состояние хаоса на недели и месяцы. Схожей была история с английским королем Георгом III. Его безумие длилось несколько десятилетий, но лишь в короткий срок, перед самой смертью, государя признали полностью недееспособным и назначили регента.
Другое дело, если обвинения против Генриха IV были вымышленными… История знает немало подлогов в самых, казалось бы, понятных моментах. На протяжении веков активно распространялась идея о том, что король Англии Ричард III приказал убить своих племянников, расчищая путь к трону. Однако же историки ХХ столетия пришли к выводу, что Ричард точно так же ничего не знал о местонахождении принцев, как и мы. Большинство современных людей убеждены, что Бонапарт – коротышка с «комплексом Наполеона». Однако рост императора достигал вполне обычных для конца XVIII века ста шестидесяти восьми сантиметров. И выставлять его маленьким, смешным человечком придумали англичане в своих карикатурах. Увы, историю императора Генриха IV мы тоже знаем из рассказов и хроник. И очень сложно достоверно судить о его поступках. Одно совершенно точно: низвержение супруга Евпраксии было очень выгодно многим сторонам.
Любопытно, что в «Хронике Бернольда Констанцского» говорится о реакции императора на показания супруги – якобы он был настолько поражен ими, что собирался покончить с собой. Художественное преувеличение? Или Евпраксия-Адельгейда оговорила мужа? Если так, то чем руководствовалась она? Есть романтическая версия, что в Евпраксию был влюблен ее пасынок, Конрад. И якобы весь церковный суд над Генрихом был нужен, чтобы объединить императрицу и принца…
В общей сложности императора отлучали от церкви трижды. Когда он снова смог собрать силы и даже вернуть себе некоторый политический вес, первым делом он объявил о низложении своего сына, Конрада. Это был формальный жест – «король Италии» находился от него слишком далеко. Генрих сделал ставку на другого сына, на Генриха. Но и тот недолго демонстрировал лояльность и в конечном счете тоже предпочел отречься от отца. Генрих IV был обречен: у него не оставалось никого, кому бы он мог полностью доверять. К тому моменту их брак с Евпраксией-Адельгейдой был расторгнут.
Если между Конрадом и русской княжной действительно существовал сговор, то он не сработал. Положение дел быстро менялось – сам папа римский настоял на браке Конрада с Констанцией Сицилийской[23]. Перспектива получить императорскую корону делала молодого человека очень сговорчивым. Евпраксия не была ему нужна. Забегая вперед, скажу, что Конрад не смог добиться своего – он умер от лихорадки, не достигнув возраста тридцати лет. По легенде, во время похорон на его правой руке появился знак креста, что позволило говорить, будто бы покойный был «крестоносцем по духу».
Вдова и разведенная женщина – таким теперь был статус Евпраксии – предпочла поехать домой. Нет, не в Саксонию, где она тоже потеряла какой-либо вес. По всей видимости, она провела какое-то время в Венгрии и только потом направилась в Киев. Путь этой женщины, начинавшийся столь блистательно, завершился около 1109 года в Печерском монастыре.
«Преставилась дочь Всеволода месяца июля в день десятый, и положена в монастыре у дверей, которые к югу».
Незадолго до смерти Евпраксия приняла постриг, но мы не знаем, какое имя она приняла. Нет сведений и о том, как ее приняли родные: осуждали за то, что сменила веру? Сочувствовали ее злой судьбе? Судя по всему, на родине она успела застать свою мать, Анну Половецкую. Вторая жена князя Всеволода скончалась уже после своей дочери, в 1111 году.
История Евпраксии наделала много шума в Европе: то, как обращался с супругой император, учитывая ее изначально высокое положение, не соответствовало средневековым представлениям о чести. Рабыня или заложница могла подвергаться насилию, дочь короля (а мы помним, что киевские князья у европейцев назывались «королями руссов») – ни при каких обстоятельствах. Когда в 1306 году королева Шотландии, Елизавета де Бург, оказалась в плену у англичан вместе с золовками и падчерицей, все они были размещены в различных замках и монастырях. Но ни одна из них не попадала в ту же ситуацию, что Адельгейда.
Обвинения, прозвучавшие в Пьяченце, поразили абсолютно всех. Генрих IV остался в истории как жестокий и вздорный правитель, своими руками разрушивший свою жизнь. У него не было детей с Адельгейдой, а его потомки от первой супруги, Берты, восстали против него. Младший сын, Генрих, принявший имя Генриха V, стал последним императором Священной Римской империи от Салической династии. От брака с дочерью короля Англии[24] у него не появилось наследников, и со смертью Генриха V род пресекся.
Глава 6. Княгини-иноземки
Новорожденному мальчику дали два имени: Мстислав, на славянский манер, и Гаральд, на англосаксонский. Так выразили уважение к предкам обоих родителей – киевским князьям и королям с далекого британского острова. Все знали, что матерью маленького Мстислава была принцесса Гита. Дочь короля Гаральда II, погибшего в 1066 году во время знаменитой битвы при Гастингсе[25].
Она родилась в любви и достатке. Отец Гиты был одним из самых богатых людей в Англии. Мать – Эдит – женщиной невероятной красоты. В соответствии со старыми обычаями на острове эти двое сочетались друг с другом датским браком. Это означало, что они приносили свои обеты не в церкви, а в присутствии родных и близких. Датские браки практиковались и во Франции, в ее северной части. Известно, что нормандский герцог Вильгельм был рожден в точно таком же союзе.
У Гаральда и Эдит было шестеро детей. Гита появилась на свет около 1055 года, и к тому моменту, когда ее отец получил английскую корону, она была еще одиннадцатилетним ребенком. Одновременно с радостью пришла и обида: Гаральд решил вступить в церковный брак, но только не с ее матерью, а с девушкой из другого знатного семейства. Провозглашенному государю определенно сказали: ваши дети от Эдит могут быть приравнены только к бастардам. Церковь не признает их, и они не смогут унаследовать трон. В вашем новом положении вам нужны законные сыновья…
Но мудрая Эдит убедила Гиту, что волноваться не стоит. Отец любит ее, и его союз – вынужденный. Ничто не поменяется в их жизни, разве что рядом с Гаральдом на официальных церемониях будет сидеть другая женщина. Впрочем, таких церемоний удалось провести не так уж много. В начале осени началось решительное наступление нормандцев на Британию, и в битве при Гастингсе они одержали победу. Гаральд, всегда удачно выходивший из самых разных щекотливых ситуаций, не сумел увернуться от метко пущенной стрелы.
Отныне корона принадлежала другому человеку – Вильгельму, сразу же названному Завоевателем. Пока убитая горем Эдит медленно бродила по полю брани, отыскивая тело любимого, ее свекровь лихорадочно отдавала распоряжения. Она-то понимала, что предаваться горю нынче нельзя. Что единственно верный путь – на восток. Подальше от Британских островов, пока еще Вильгельм не спохватился и не послал за ними погоню.
В первые месяцы воцарения герцога Нормандского ему активно оказывали сопротивление. Сыновья Гаральда пытались перехватить власть у него из рук, но их постигла неудача. Равнодушная ко всему Эдит не принимала в этом никакого участия, и что с ней было дальше, история предпочитает от нас скрыть. А вот бабушка Гиты собрала всех оставшихся детей и сначала перевезла их в Эксетер. Оттуда их путь лежал на остров Флатхольм, где семья разделилась. Мальчики Гарольда решили попытать счастья в Ирландии. Гита и бабушка сели на корабль и доплыли до Фландрии. Отдаленное родство позволяло рассчитывать на гостеприимство.
Монастырь Сент-Омер стал надежным домом для девочки и пожилой дамы. Когда же к ним приехали Годвине и Эдмунд – братья Гиты, – они растерялись. Принцы так и не оставили надежду вернуть корону отца и теперь решили отправиться в Данию, где местным королем был их кузен Свейн.
Для Гиты такое путешествие тоже могло быть полезным – новые земли, перспектива устроить свою жизнь… Однако король Свейн Эстридсен критично рассматривал прибывшую девушку. Во-первых, он мало верил, что ее братья смогут занять английский престол, и союз с изгнанницей сулил мало выгод. Во-вторых, для своих детей он уже приготовил выгодные партии, и эта принцесса оказалась лишней.
Отмечали, что она была неплохо образованна, что говорила как минимум на трех языках… «Я подыщу ей мужа», – усмехнулся король Свейн.
Это он предложил руку опальной принцессы русскому князю Владимиру Мономаху. Расписывая в послании ее красоту, правитель Дании понимал – этого явно недостаточно, чтобы заинтересовать князя. Но Гита могла стать «мостиком» между двумя державами.
У датчан были свои аппетиты по отношению к европейским землям. У русских правителей – беспокойные соседи на западе, периодически предпринимающие попытки захватить части земель. Они могли договориться и сделали это.
То ценное, что удалось увезти с собой из Англии, осело в карманах правителя Фландрии. Поэтому-то Гита осталась бесприданницей, и все, что полагалось к свадьбе, ей щедро выделили датчане. По всей видимости, в 1074 году она приехала в Смоленск, где княжил Владимир. И вскоре стала его женой.
Как мы помним, мать Гиты считалась самой красивой женщиной своего времени. Вполне вероятно, что принцесса унаследовала ее красоту. А затем доказала и свою плодовитость – в 1076 году родился сын Мстислав, с двойным именем. В 1078 году – Изяслав, затем Святослав и Роман… В браке у Владимира и Гиты Уэссекской – под этим именем она вошла в историю – появились десять или одиннадцать детей (происхождение сына Глеба остается под вопросом). Та самая несчастная Евфимия, которую выдали за Кальмана Книжника, а затем обвинили в измене и вернули домой, тоже была дочерью Гиты.
Гита успела застать то время, когда ее муж был провозглашен киевским князем в 1093 году. Но относительно даты ее смерти есть разночтения – 1098 или 1107 год. Это означает, что печальный итог брака Евфимии она увидеть не могла.
Дочь англосаксонского короля Гаральда была не первой княгиней-иноземкой (вспомним Анну Византийскую и Инигерду Шведскую) и не единственной в XI веке на Руси. Князья не только отдавали на чужбину дочерей и сестер, но и охотно привечали иностранных принцесс. Например, князь Изяслав, сын Ярослава Мудрого, приблизительно в 1030 году взял в жены Гертруду Польскую. Эта девушка должна была помочь укреплению связей с Польшей, где в то же самое время находилась русская княжна Мария-Добронега.
Изяслав не прогадал, сделав выбор в пользу Гертруды. Когда его лишил трона полоцкий князь, приют и поддержку он получил именно в Польше. Племянник жены протянул руку помощи и выделил Изяславу войско, с которым он снова завоевал киевский престол. И потерял его во второй раз в 1073 году.
Не раз бывало, что князей выгоняли из мест, где они правили (Александра Невского, победителя рыцарей на Чудском озере, выставили из Новгорода, когда посчитали его недостаточно эффективным управленцем). Но дважды терять корону – это удар по репутации. Изяслав уже не рассматривался как сильный союзник, и в Польше ему больше не стали помогать. К конфликту политическому добавился и другой – Гертруда предложила племяннику драгоценности в обмен на войско, но золото было взято, а вот обученных ратному делу людей князю не предоставили.
Возмущенные обманом князь и княгиня покинули пределы королевства и отправились искать заступничества у императора Священной Римской империи, Генриха IV. Их встреча состоялась в 1074 году, когда император еще не был женат на киевской княжне Евпраксии. Случись изгнание Изяслава и Гертруды пятнадцатью годами позже, Генрих захлопнул бы перед ними двери. Не стал бы даже слушать.
Из всего получалось, что с князем поступили недостойно: польский родственник не только обманул, но и ограбил его. К сонму голосов в пользу Изяслава добавился и голос папы римского Григория VII. «Польская корона не может быть на голове недостойного», – звучал вердикт понтифика. Для Болеслава это был более чем серьезный сигнал: возможно, отлучение. Поэтому-то Изяславу и Гертруде моментально разрешили приехать в Краков и предложили вести переговоры. Оказанного на польскую власть давления оказалось более чем достаточно – князь получил войско. В середине июля 1077 года Изяслав вернул себе престол.
История княгини Гертруды была показательной: тесные родственные связи с иностранными державами могут в решающий момент быть важным аргументом в любом противоборстве. Изяслав дважды терял трон и дважды возвращал его только благодаря своей супруге. Впрочем, мира на русскую землю это не принесло. Уже в следующем году начался новый виток борьбы за власть, и 3 октября Изяслава убили в битве на Нежатиной ниве:
«Изиде противу ему весь город Кыев… и не бе лзе слышати пенья во плачи и велице вопли, плака бо ся по нем весь град Кыев… И принесше положиша тело его в церкви святыя Богородица, вложивше и в раку мраморяну».
От киевской княгини Гертруды остался удивительный средневековый памятник – псалтырь, на полях которого она записывала собственные молитвы. Девяносто текстов сохранились до наших дней, и посвящены они ее мужу и сыну. Из всего выходило, что Гертруда была одной из образованнейших женщин своего времени.
В своих молитвах она просит о самых простых вещах: пощадить ее близких, дать им возможность одуматься, если они совершат проступок, оградить их от возможных опасностей и вселить в них уверенность. Особенно часто молилась Гертруда о своем сыне Ярополке (она не единожды называла его любимым сыном), который большими добродетелями – увы! – не отличался:
«Внуши ему надежду, истинные чувства, совершенную любовь… Чтобы не попал к врагам, чтобы недруги не радовались его поражению, отведи от него гнев и негодование».
Считается, что Гертруда несколько раз меняла веру. Едва оказавшись на Руси, стала православной с именем Елизавета. Но во время своих странствий вернулась в лоно католической церкви и склонила к тому же супруга (отсюда заступничество папы римского!). Считается, что и ее сын был крещен в католичестве под именем Петр. Однако в ту пору, когда Изяслав вернул себе киевский престол, Гертруда раскаялась и опять стала исповедовать православие.
На польскую землю она больше не возвращалась. Гертруда жила в землях своих сыновей, а окончила свой земной путь, предположительно, в монастыре. 4 января 1108 года ее сердце перестало биться.
А вот история невестки Гертруды, Кунигунды фон Орламюнде, нам известна куда более обрывочно. Девушка эта, дочь Оттона Веймарского, была выдана за любимого сына Гертруды, за Ярополка. Так же как и свекровь, она приняла православие и стала называться Ириной (вполне возможно, в знак уважения к одной из своих предшественниц, жене Ярослава Мудрого). Кунигунда оказалась на Руси не позднее 1072 года, то есть было ей около двадцати двух лет, и очень ненадолго. Как было сказано выше, ее свекор потерял киевский трон. Так что в польских и немецких странствиях княжеской четы принимала участие и Кунигунда.
После убийства отца Ярополк решил прибегнуть к испытанному средству – поискать помощи у польской стороны. Жена и мать остались в Луцке, и это оказалось ошибочным решением. Владимир Мономах захватил Луцк, так что Гертруда и Кунигунда стали его пленницами. Скорее всего, именно после этого польская принцесса и ушла в монастырь, завещав невестке свой удивительный псалтырь.
Ярополк не сумел добиться великого княжения. Более сильный и влиятельный Владимир предложил ему мир, но вскоре после этого Ярополка убили. Овдовевшая Кунигунда-Ирина оставаться на русской земле не захотела. Она была еще молода и поэтому запираться в обители по примеру многих княжеских вдов не сочла для себя нужным. Ее старшую дочь на тот момент уже просватали, поэтому двенадцатилетняя княжна Анастасия отправилась к минскому правителю Глебу. Сыновей – наследников Ярополка – не разрешила забрать семья. Эти дети могли и не получить трона, но считались княжичами. У Кунигунды оставалась лишь младшая дочь, которую она и забрала с собой на родину.
Имя этой девочки неизвестно, но немецкие источники утверждают, что она приняла католичество и вышла замуж за кефернбургского графа. А сама Кунигунда пошла под венец с Куно фон Нортхеймом[26]. Страница жизни, посвященная ее русским приключениям, была окончательно перевернута.
А вот мать десятерых детей, шведская принцесса Христина Ингесдоттер, практически не упомянута в исторических жизнеописаниях. Это тот случай, когда мы можем судить о существовании женщины лишь по косвенным признакам. Например, благодаря документам о разводе короля Франции Филиппа II Августа. 14 августа 1193 года в Амьене государь взял в жены принцессу Ингеборгу Датскую. «Выбрал самую красивую из своих сестер», – писал король Дании будущему родственнику. Однако Филипп II не оценил. Уже на следующий день после свадьбы потребовал удалить Ингеборгу. Начался длительный бракоразводный процесс, который завершился… ничем.
До сих пор не выяснено, отчего так резко поменял свое мнение король Франции. Про Ингеборгу строили самые невероятные предположения: она не оказалась девственницей (если бы это было правдой, то такой факт сложно было бы скрыть), она была замешана в чародействе (серьезное обвинение для того времени), она по какой-то причине физически отвратила Филиппа II, и поменялся политический курс, отчего датская принцесса больше не была нужна королю.
Пытаясь обосновать причину для расторжения брака, Филипп прибегал к разным уловкам. Одним из весомых обстоятельств для развода считалось кровное родство. Ингеборга и Филипп действительно были родственниками – но весьма отдаленными. Король Франции был потомком Анны Ярославны, киевской княжны. И принцесса тоже была связана родственными узами с русскими правителями. Вот поэтому-то и возникло имя Христины Ингесдоттер в бумагах о разводе.
Изображение Христины сохранилось в новгородской церкви Спаса на Нередице, дошла до наших дней ее печать и любопытная берестяная грамота, в которой говорится, что-де у княгини Христины пропала рабыня. По всей видимости, сбежала или была украдена.
Очевидно, что в 1095 году Христина вышла замуж за новгородского князя Мстислава – того самого, что носил второе имя Гаральд. В дальнейшем все семейство переехало в Белгород, где, скорее всего, шведская принцесса и скончалась в 1122 году. А вот ее дочерям была уготована удивительная судьба. И про них как раз известно немало.
Глава 7. Датские жены
Светловолосая дама тяжело откинулась на спинку трона. С годами держать осанку становилось все сложнее. Ей исполнилось тридцать шесть лет, но ее преждевременно состарили тревоги и заботы: на плечах Маргариты Фредкуллы[27] лежала ответственность за все датское королевство. Супруг мало интересовался политикой, и Маргарита фактически правила вместо него.
Все, что хотела, она на сегодня сделала: посланники на Русь были отправлены. У князя Мстислава следовало просить руки его старшей дочери, Ингеборги. Эта девушка была совсем не чужой светловолосой даме. Она доводилась ей родной племянницей. Дело в том, что королева Дании, Маргарита Фредкулла, решительная и суровая к врагам, все еще помнила свою сестренку Христину. Юной восторженной девушкой она отправилась на Русь, чтобы выйти замуж за Мстислава. И вот теперь следовало совершить обратную поездку – кровь от крови Христины, плоть от ее плоти должна была приехать на датскую землю.
Маргарита хлопотала не за собственного сына. Ее-то мальчик, Магнус, был еще совсем ребенком. Княжна Ингеборга предназначалась герцогу Кнуду Лаварду, родственнику с другого бока. Кнуд приходился племянником ныне царствующему королю Нильсу I, и на самом деле все права на трон были у него. Однако юношу отодвинули от престола после смерти отца. Маргарита предполагала, что у Кнуда могут возникнуть честолюбивые планы вернуть себе королевство, и поэтому было бы правильным дать ему в жены девушку, которая… будет правильно на него влиять. Не станет же родная племянница интриговать против любимой тети? Конечно, они не виделись ни разу до этого момента, и Маргарита обошла Ингеборгу в наследстве, но никогда не поздно восстановить родственные связи!
«История датских королей» донесла до нас, что в Киеве устроили настоящее представление: посланники наперебой расхваливали предполагаемого жениха и расписывали выгоды этого союза. Князь Мстислав Великий дал свое согласие. Приданое для Ингеборги было собрано заранее, ведь она уже вошла в брачный возраст. И к дарам из Киева добавлялись поместья на территории Швеции – вклад родственницы, датской королевы Маргариты. Совсем не лишнее дополнение! Учитывая, что жених был герцогом Южной Ютландии, в руках молодой пары оказывались немалые владения, равные по территории настоящему королевству.
Скандинавские диалекты при русском дворе было принято учить еще со времен Ярослава Мудрого. Учитывая происхождение Ингеборги, она наверняка знала шведский (вспомним, что Анна Ярославна и ее сестры тоже изучали родной язык матери). Так что у княжны вряд ли были сложности при общении с посланниками королевы Маргариты. Вполне возможно, что Ингеборга владела так называемым Donsk Tunga – единым языком, на котором в XII веке говорили сразу и шведы, и датчане, и исландцы, и норвежцы. Фактически это был скандинавский праязык, из которого впоследствии выделились все остальные.
Правда, в XII столетии уже начали складываться особенности западного и восточного диалектов, но они все равно не были настолько различны, чтобы люди не понимали друг друга.
Очевидно, что в 1116 году Ингеборга вышла замуж за Кнуда Лаварда, который был всего на 4 года ее старше. Но первые годы брака принесли ее супругу разочарование – княжна дарила ему только дочерей. Маргарита, Кристина, Катарина… В русской поговорке говорится, что дочери – это чужое сокровище. Также обстояли дела и в европейских королевствах. Принцессы были важной составляющей дипломатии, но трон переходил в мужские руки! Со времен Кнуда I Данией никогда не правили женщины (по крайней мере, официально).
А между тем владения Кнуда и Ингеборги ширились. Они стали не только правителями Южной Ютландии, но и Гольштейна. Кнуд действовал жестко, часто бескомпромиссно. Он поставил своей целью искоренить грабежи на дорогах, и всякого, заподозренного в этом, ждала виселица. В Шлезвиге шептались, что однажды ему попался родственник короля Дании Нильса, уличенный в разбоях. И Кнуд, нисколько не сомневаясь, приказал повесить и его. Собственно, тогда и «прижилось» его прозвище – Лавард. По датской версии, это искаженное слово «лорд» или «господин».
Маргарита Фредкулла умерла в 1130 году и не увидела драмы, которая разыгралась всего год спустя. Ее сын, Магнус, всегда ревниво относившийся к кузену – Кнуду Лаварду, – посчитал усиление его власти слишком опасной для самого себя. Практически не было сомнений, что старый король Нильс захочет передать трон сыну, а не племяннику. Но в XII столетии большую роль играли не только монархи, но и их окружение. Однажды они обделили Кнуда властью, а в будущем могли исправить содеянное. В конце концов, популярность Кнуда была огромной, а вот Магнус, напротив, любовью народа и знати не пользовался.
Не угадала королева Дании и с характером Ингеборги. Она была уверена, что княжна, полная благодарности за то, что ей представили шанс так устроить свою судьбу, станет более послушной. Ингеборга же показала себя честолюбивой, властной и решительной женщиной.
Все начинания мужа она горячо поддерживала. И она тоже понимала: настанет час, и Кнуда Лаварда призовут на престол.
Поделиться книгой: