Психический мир будущего

Самохвалов Виктор Павлович

«ПСИХИЧЕСКИЙ МИР БУДУЩЕГО»

На основе прошлого познаем будущее, на основе ясного познаем скрытое…

Мо-цзы. Против нападения V в. до Р.Х.

Предисловие

Один из моих пациентов, Л., на протяжении многих лет обращался к специалистам с одними и теми же жалобами, которые можно было бы назвать экзистенциальной тревогой. Он не был уверен, что правильно живёт, хотя по общепринятым меркам жил традиционно, он периодически мучил себя вопросом: «То, что я делаю и как я живу, является ли это именно моим предназначением?» Эта тревога исчезала тогда, когда он что-либо делал спонтанно, но стоило ему задуматься, как у него исчезал волевой импульс. Л. служил в одной из фирм переводчиком и занимался бизнесом, у него была хорошая квартира, любящая жена и дочь. Хотя он был вполне успешен, ему не хватало свободы и убеждённости в правильности и искренности избранного пути. Посещая множество психотерапевтов и общаясь с психиатрами, он последовательно принимал антидепрессанты, подвергался гипнозу и групповой терапии. Некоторые из специалистов ставили ему диагноз невротической депрессии, другие считали, что имеют дело с истериком, третьи даже были убеждены в первых симптомах «расщепления» и отчуждения Я. Беседуя с ним, я отметил, что Л. идёт в своей жизни по проторённому пути, он избрал профессию, которую рекомендовали его родители, он рос в атмосфере тепла и понимания, жизнь для него, несмотря на современное нестабильное состояние, укладывалась во вполне упорядоченную структуру.

Ему практически не снились сны, он не верил в тайны, а Богом[1] считал безличную силу, которой люди придают материальную форму. Удивительная внешняя гармоничная цельность собственной личности ему не нравилась. Он всем своим существом отрицал самого себя. Спиртное он употреблял умеренно и жёстко себя контролировал, всегда старался быть аккуратным, хотя личностные особенности Л., с точки зрения классического психоанализа, нельзя было назвать анальными.

Конечно, его тревога указывала своей энергией косвенно на потребность в анархистической дезорганизации, места для которой не было у послушного мальчика и подростка, который предпочитал свою семью (мать, отца, дедушку, бабушку, сестру) иррациональной компании подростков. Можно было сказать, что Л. находился в задержанном кризисе аутентичности и нуждался в некой инициации, которая и должна была привести к рождению истинного Я, находящегося пока в тени. В психотерапии существует множество инициационных методик, которые своей стрессорной силой могут помочь в этом случае. Некоторые из них носят экстремальный характер, например пневмокатарсис, депривационные методы и терапия «второго рождения», другие — продолжительны и этапны, поскольку уделяют больше внимания личностному росту и поиску языка для понимания Себя (гештальт-терапия, психоанализ). Но я подумал, что на самом деле наша обычная жизнь уже содержит всё необходимое, чтобы не моделировать, а переживать инициацию по-настоящему. События смерти, любви, болезни, лишений и изоляции иногда концентрируются с такой плотностью, что неминуемо приводят к Себе, хотя это может проявляться по-разному, например в альтруистическом, криминальном поведении, торможении или проявлении творческого потенциала.

Может быть следует эти события просто ускорять и регулировать? А может быть просто каждый человек предрасположен к выбору именно тех ситуаций, в которых у него есть потребность? Так или иначе, но я дал Л. лишь один совет: быть максимально внимательным ко всем окружающим его ситуациям, поскольку развитие каждой из них может привести его к кризису, а именно кризиса ему и не следует бояться, так как по моим расчётам он должен привести его к разрешению главного вопроса.

Далее на шесть месяцев я теряю его из поля зрения и встречаю вновь случайно на улице. Я никогда не смог бы узнать в этом заросшем, в помятых штанах и рваной рубахе человеке Л., если бы он меня не окликнул. По его внешнему виду можно было отчётливо понять, что он регрессировал. Цвет лица, инъецированные склеры, тремор указывали на алкогольную абстиненцию. Но поразительным было другое: он был совершенно счастлив и даже благодарил за данный когда-то ему совет.

Далее он рассказал следующую историю.

«Около пяти месяцев назад у меня случился приступ аппендицита и мне сделали операцию, но неудачно, кажется что-то забыли в животе. Стали делать повторные операции под наркозом.

После последней операции я стал ко всему безразличен и очень ослаб, сразу после нее мне что-то сделали, какой-то укол. С открытыми глазами я видел ярких рыб с выпуклыми глазами и слышал булькающие звуки, как будто я находился под водой. Хирург мне объяснил, что была сделана инъекция вещества, которое запускает работу кишечника.

Вслед за этим появились очень яркие сны. При этом сон сначала появлялся вечером даже с открытыми глазами, и когда я открывал глаза утром, он продолжался еще некоторое время. За несколько дней после этой операции я пережил и увидел больше, чем за все 32 года своей жизни. Я видел слонов, тропики, Космос, слышал музыку, которой сам мог управлять, летал на немыслимых воздушных кораблях.

Об этом я никому не рассказывал. Но самое интересное, что я стал все воспринимать по-другому. У меня обострилось обоняние, слух, я различал тончайшие оттенки цветов и часто мне хотелось говорить стихами, стоило мне услышать мелодию, как я мог ее продолжить, и хотя никогда не играл на музыкальных инструментах, явственно видел перед собой клавиши рояля, на которых были мои руки. На прежнюю работу я не вернулся и устроился в студию звукозаписи, месяц продавал кассеты, затем стал писать компьютерную музыку».

Л. был радостно удивлён случившимися переменами, он будто забыл о своей тревоге. 12–14 часов в день он занимался только любимым делом и достиг больших успехов. Далее он переехал в Москву и в настоящее время является очень известным ди-джеем. Ценой освобождения стал регресс, он утратил семью, социальный статус, манеры «правильного» члена общества. Свобода крылась в нем самом, но, чтобы открыть её, понадобилась психотическая, вероятно делириозная, инициация. Странность и нестандартность его поведения — лишь внешние признаки глубинных изменений Я.

Этот случай напомнил мне судьбы Поля Гогена и Винсента Ван Гога. В первом случае путь: буржуазный клерк — свободный художник — заканчивается стремлением к регрессии в традиционной культуре Таити, и именно этот возврат приносит, с одной стороны, творческий взлёт, но с другой — смерть. Во втором случае путь: альтруистическое миссионерство — живопись, регрессия в психиатрической клинике, картины, отданные за рюмку абсента, — но и творческий взлёт, хотя всё заканчивается самоубийством. Далее проходим сквозь целую анфиладу имён и ассоциаций: Оскар Уальд и опий, Амадео Модильяни и эфир, Зигмунд Фрейд и кокаин, Фридрих Ницше и сифилитический прогрессивный паралич, Пётр Великий и эпилепсия, Михаил Врубель и опухоль мозга и так далее, этот перечень можно продолжать часами. Ч. Ломброзо считал, что все гении являются помешанными, но у меня были другие факты, что все, страдающие душевными заболеваниями, являются исключительными личностями и, в конечном счёте, гениями. Они подсказывают то, что пока чаще всего мы не можем понять или расшифровать.

Идеям и событиям такого рода посвящена эта книга, написанная по анархистической системе, то есть без какого-либо порядка и правил, так как, вероятно, именно такой принцип построения будет полезен для данной проблемы. Ряд положений и утверждений намеренно повторяется, другие лишь намечены, чтобы позволить специалисту и читателю их продолжить. В целом, эти идеи не научно-фантастичны, а скорее безумно романтичны, они окрашены магией и символикой, нуждаются в тщательной расшифровке.

В отличие от психоаналитической трактовки переживаний, которая всегда отличается некоторым подозрением к искренности анализируемого, мы считаем всякое высказывание и трактовку подлинными. Это характерно для герменевтического анализа ситуации и символа.

Английский композитор и музыкант Brian Eno (слева) обучает композиции пациентов Крымской республиканской психиатрической больницы № 2 (пос. Костырино). Их спонтанное творчество было затем использовано им в 1997 году для собственных произведений.

«Странные» идеи

Замечательный утопический русский философ Николай Фёдорович Фёдоров (1828–1903), будучи всю свою жизнь скромным библиотекарем, после острого кризиса, связанного с ранней утратой родителей, всю последующую жизнь посвятил созданию теории смысла жизни, в центре которой стоит наука. Он считал, что конечной задачей науки, её отдельных направлений и областей является оживление всех умерших «отцов» и преодоление смерти. Его «Философия общего дела» повлияла на теории осуществления межпланетных путешествий К. Э. Циолковского, который понимал, что при достижении общей цели науки места на Земле людям не останется и их следует переселить в Космос. Так, глобальная мечта человечества и самые революционные технологии, оказывается, являются лишь производными от «странной» идеи и кризиса, пережитого конкретным человеком.

Когда правительства тратят миллионы долларов на космические программы, они вряд ли вспоминают о простом библиотекаре и тем более о его родителях, но именно их смерть и тягостная невозможность сделать жизнь вечной привела к созданию гигантских технологий.

Аджигольский маяк (инженер В. Г. Шухов), находящийся в русле Днепробугского лимана.

_{Фото автора}

Вероятно, таким идеям должно повезти, чтобы они стали в результате естественного отбора известными хотя бы одному гению, но, может быть, следует обратить внимание на все странные идеи, которые по непонятным пока для нас законам вдруг станут определять будущее человечества. Гиперболоидные башни члена ВЦИК, одного из первых Героев Труда В. Г. Шухова, автора Шаболовской башни, были связаны идеологически с К. Циолковским, который полагал необходимость дальней радиосвязи при межпланетных сообщениях. Навязчиво и стереотипно повторяя одну и ту же конструкцию в радиомачтах, маяках и даже водонапорных башнях, В. Г. Шухов достиг такого совершенства, что ни одно из его творений не нуждается в капитальном ремонте уже более 50 лет, а Аджигольский маяк в период второй мировой войны даже выдержал продолжительный обстрел немецкой тяжёлой артиллерии, дислоцированной у Измаила.

Технические идеи В. Г. Шухова, однако, также являлись лишь объектным воплощением «бредовых» мегалитических строений конструктивистов, своеобразных новых Вавилонских башен В. Е. Татлина и дизайна раннего А. Архипенко.

Борис Виан, вероятно один из наиболее популярных писателей XX века, в сюрреалистическом романе «Пена дней» описывает антитезу идеи Николая Фёдорова:

«— Эта земля стерильна, — пояснил он. — Сами знаете, что это значит. Для укрепления обороны страны требуется материал высшего качества. Чтобы стволы винтовок росли правильно, без искривлений, им необходимо тепло человеческого тела, это уже давно установлено. Впрочем, это относится вообще к любому виду оружия.

— Ясно, — сказал Колен.

— Вы выкопаете в земле двенадцать лунок. Затем воткнете в каждую по стальному цилиндру, разденетесь догола и ляжете на них ничком так, чтобы они пришлись вам между сердцем и печенью. Сверху вы накроетесь вот этим шерстяным стерильным одеялом и проследите за тем, чтобы отдавать свое тепло равномерно».

Итак, оружие уже не символически, а реально произрастает из человеческого, тепла и жизнь является платой за любое оружие. Производя новое, человечество укорачивает свою жизнь. Следовательно, революционная технология, направленная на продолжение жизни и любви, на самом деле её убивает.

Не менее удивительный основоположник «Института гармонического развития человека» Г. Гурджиев в 1920 году высказывал мысль о том, что в основе творчества и новых идей лежит индивидуальное желание родиться заново и создать собственный сценарий будущего. Для этого следует понять суть всего странного и загадочного, поступать не так, как другие, думать по-другому и доверять собственному видению Мира (G. Ourdjieff, 1973). Словом, делать всё то, что позволяет себе любой пациент, находящийся в состоянии острого психоза. Стимуляция интеллекта и сознания через психотические, галлюцинаторные феномены позволяет человеку превратиться из гусеницы в кокон и бабочку, — уверяет Тимоти Лири — основоположник идеи психоделической колонизации мира (Т. Leary, 1977). Эта колонизация мыслится как «прорыв» из обыденного сознания через психоделический психоз к «онейрической» (сноподобной) реальности, из которой можно черпать бесконечно новые возможности. Психоделический опыт, согласно Т. Leary, — результат смешения переживаний на грани психического заболевания и нормы.

Несколько лет назад я получил следующее письмо:

Госкомитет Украины по вопросам науки и технологий

Крымская астрофизическая обсерватория

334413, Крым, пос. Научный

06554-71161 Fax [phone]

posmaster@ crao. crimea.ua.

26 мая 1994

Профессору Самохвалову В. П. и его коллегам по кафедре психиатрии Крымского медицинского института Глубокоуважаемые доктора!

Ко мне как к учёному секретарю Обсерватории в последние два-три месяца несколько раз по телефону обращались люди из Симферополя, уверяющие, что они вступили в контакт с Внеземной Цивилизацией. По их словам, этому делу их научил Руководитель, который в данный момент находится в Кишиневе. А два дня тому назад у меня в кабинете собственной персоной явилась молодая, вполне обычная, не робкого вида женщина, по образованию романо-германский филолог, и предложила моему вниманию записи, которые, по её словам, ей продиктовали «оксигенные астрогены» или «плазмоиды». Я, любопытства ради, взяла эти записи, предупредив её, что действую не как представитель администрации Обсерватории, а как любопытная женщина… На другой день она возникла предо мной вместе со своим Руководителем — весьма темпераментным мужчиной лет 35, который в последующей беседе сообщил, что на самом деле ему 44 и более тридцати лет он контактирует с этими астрогенами, потому он так хорошо сохранился, хотя все внутренности у него «порушены». Он оставил мне свои телефоны в Симферополе — Кишинёве — Краснодаре. Судя по всему, он и есть тот Руководитель. Зовут его К.[2] Свою цель в жизни он видит в спасении хотя бы части человечества, которому грозит опасность из Космоса через солитоны, мазеры, «цигнусы» и геомагнитную инверсию. Вот он и собирает людей, учит их контактировать и воспринимать научную информацию, которая поможет осуществить это спасение. Небольшую по объёму часть записей этих контактеров я вам высылаю. Как он сам признался, это не «сырые» записи — он их редактирует.

Мне хотелось бы получить от вас совет: как обращаться с этими людьми. Двоих из тех, что мне звонили и просили снять контакт, так как Руководитель в Кишинёве, я отсылала к вам. Любопытно, послушали ли они моего совета и в состоянии ли вы им помочь? И интересны ли они вам?

И хотелось бы знать, что вы об этом думаете?

Учёный секретарь КрАО Н.И. Шаховская

Далее Надежда Ивановна приводит выдержки из текстов, которые редактировал Руководитель. Они также вызывают её недоумение, поскольку никто из широкого круга специалистов Обсерватории их не может интерпретировать.

Текст 1. Паралогические рефлексии мозга и миелопатия

Плексидный монометрический режим способствует разрастанию вакуумной подушки, тем самым усилия эманацию сигналов срочного фитодренирования, что усложняет ретикуляционную обстановку в отделах мозга. Утрачивается возможность градуляции и фиксирования режимов циркуляции, поскольку фабуляция системы не справляется с аккрецией кислорода, а полеидальный компонент неполноценно материализуясь в активную форму, не способен к гидролизу в полной мере. Вышеописанное создает условия для субстанирования в образовавшейся информационной нише любых, вплоть до принципиально новых, вирулентных виртуальных форм организации материи, а не только нейротропными вирусами первичными и вторичными. Любая концентрация мысли в этих условиях заставляет перемычки мозга усиленно вибрировать, что приводит к дисгармонии комплексно-дивергентных процессов фитодернирования, трансфузии избытков в уже перегруженные органы мозга, что (в свою очередь) влечёт паралогизмы кодирования и нежелательную трансмутацию, допустим, в соединительную ткань. Выход (категорично!) только один — экстренная перегруппировка сознания в качественно новую волну (как бы субдимация, подъём уровня сознания), контроль за состоянием ядра клетки с чётко выраженным коагулянтом, в максимально сжатые сроки…

Текст 2. Фитодриовы

Фитодрионы — это промежуточная субстанция овульгированных в новой мерности молекул. Фитодрионы деморализуют предшествующие воздействию композиты, включённые в полный объём клетки, снимают накопившийся потенциал в виде свежей животрепещущей информации о возможных новых включениях в новый цикл восприятия межмерных пороговых виртуальных сущностей. Они проецируют голограмму старой (в их памяти хранящейся) молекулы в ту точку пространства, где незаполненная фазовыми колебаниями мобильная площадь готова к восприятию имеющейся группы сигналов. Все сведения об этих компонентах собираются на антеннах фитодрионовой частоты. По сути, важен принцип сборки…

Знаменитый режиссёр Р. Виктюк в своём интервью программе «Интер» 31 января 1998 года описывает работу с двумя американскими актрисами в театре на Бродвее, которые отказались от переводчиков при том, что сам режиссёр знал по-английски лишь «crazy» и «children». Несмотря на это, двухнедельные репетиции прошли очень успешно и вызвали у актрис яркое выражение благодарности, однако этот успех режиссёр объясняет существованием доказанного физиками «параллельного мира», вход в который открывает театр.

Один из моих пациентов, С., ярко переживает вход в параллельный мир, в котором происходит всё по тем же законам, что и в нашем мире, но он сам «всё понимает», в том числе мысли других людей и природу. Вероятно, именно чувство и понимание без слов создают ощущение параллельности.

Изобретатели вечных двигателей и универсальных законов, вечные жалобщики и борцы за правду, графоманы-литераторы и преступающие моральные устои, в одно мгновение переходящие грань жизни и смерти, пациенты, страдающие пароксизмами, пережившие переселение души и управление ею, видящие Невидимое, — все они высказывают идеи некоего маргинального характера, которые непонятны в целом и отвергаются обществом и даже многими религиозными институтами, усматривающими в них угрозу рациональности.

Крымский художник Д. Филов автоматически инсталлирует стереотипные элементы композиции, которые возникли у него в результате психоделического опыта.

Автоматическое творчество

Замешательство читателя, связанное с чтением «странных» текстов обусловлено тем, что он видит неологизмы, которые напоминают научные термины, и, ощущая некую логику, не может её уловить. Это действительно классический образец паралогического текста, который может быть, при соответствующем обучении имитации, воплощён каждым, кто владеет автоматическим письмом.

Но это лишь маленький пример целого потока речи контактеров, психоэнергетиков, колдунов, новых святых, агрегоров и контрагрегоров, жителей сетей Интернета, которые могут говорить на нашем языке, и, тем не менее, мы их не способны понять. Секретная и автоматическая речь существует десятки тысяч лет, она наполняется мифологическим содержанием лишь в новой технологической оболочке. Если паралогизмами и неологизмами могли развлекаться К. Чуковский, Л. Кэрролл и В. Хлебников, придумавший слово «летчик», то почему не полагать, что в вышеописанном примере мы не встречаемся с очередным сумрачным гением? Может быть здесь всё же что-то есть? Может быть это нам непонятно сегодня, но будет понятно завтра?

Автоматическая речь обусловлена самими свойствами ассоциативного мышления. Целый ряд ассоциаций может быть построен не по принципу логической аналитики, то есть по закону: «Если… то….», когда третьего не дано, — но на основе подсознательных законов или вытесненных следов переживаний, для которых всё возможно и всё сочетаемо. Подобный текст (речи или письма) будет содержать повторы (стереотипии), неологизмы, тематическое соскальзывание; контаминации, резонёрство и разорванность, словом, — все возможные формальные расстройства мышления.

Впервые автоматическая речь была описана основоположником экспериментальной психологии У Джеймсом. Она наблюдалась у пациенток с истерией неврологом Ж.-М. Шарко. К.-Г. Юнг, изобретя свой ассоциативный эксперимент, фактически обратился к автоматическим ассоциациям. Автоматические, спонтанные рисунки и поэзия изучались в гипнозе, когда в состоянии раппорта во второй стадии гипноза пациент индуцировался мыслью о том, что фактически является конкретным великим художником или поэтом/Стилистика автоматического рисунка заметна в творчестве классического сюрреализма, дадаизма и абстракционизма, теперь она накладывается на «техно». Автоматическая речь и рисунок «облегчаются» кофеином и наркотиками, особенно LSD и РСР[3], стереотипным ритмом. В так называемом чистом виде автоматическое искусство приписывается непосредственному дистантному «психическому» контакту художника, которого в этом случае называют психиком, с конкретным живым или давно умершим гением. В этом случае художник чувствует себя «одержимым» конкретным образом лишь в момент творчества. Конечно этот процесс можно объяснить универсальной архетипичностью нашего подсознания.

Вероятно, одна из первых коллекций автоматического творчества принадлежит Жану Дебюффе. Будучи сам художником, он стал собирать странное творчество провидцев, пациентов психиатрических клиник, спиритов и чудаков, которое впоследствии назвал Art Brut. Он писал:

«Я уверен, что безумие, напротив, — позитивное явление, очень плодотворное, очень полезное и ценное. Его воздействие на гениев человечества вовсе не кажется мне чем-то нездоровым, — наоборот, оно животворно и желательно. У меня не складывается впечатления, будто наш мир переполнен безумием; напротив, нам его очень не достаёт».

Цит. по: М. Тевос, 1997, 97

Ж. Дебюффе понял, в чем главная суть психотической свободы, это — автоматизм и спонтанность. Именно подобная свобода и позволяет рассматривать в дальнейшем терапевтический смысл автоматического искусства.

Классическим примером автоматического художника-психика является англичанин Матью Маннинг, который в 1973 году в возрасте двадцати одного года обнаружил у себя способности «автоматически» рисовать в манере Пикассо, Дюрера, Бэрдслея и других классиков. Сам Матью при этом не мог уловить собственной техники рисования и его рука двигалась очень быстро. Наиболее часто он «контактировал» с Пикассо, по его признанию рука при этом двигалась столь быстро, что в течение последующих суток он ощущал себя очень усталым. Никогда не видя некоторых подписей, он их воспроизводил очень точно.

Однако Маннинг не только рисовал, но и писал тексты на неизвестном ему арабском языке, при этом некоторые тексты достаточно точно воспроизводили суры Корана.

Рис. 1. Примеры автоматических рисунков М. Маннинга:

_{а) в стиле Пикассо;}

_{б) в сравнении с рисунком Дюрера (справа), хранящемся в Британском музее. По W. Uo Uphoff, 1977.}

Подобное высвобождение глубинных бессознательных символических структур происходит также во сне, гипнозе, психозе и трансе, словом, при всех альтернирующих состояниях сознания. Между тем, во сне и в сновидениях можно лишь косвенно управлять структурой сознания через дополнительные стимулы. Например, дуновение ветра у лица сновидящего может преобразоваться во сне в полёт, а звук часов — в переживания железнодорожного путешествия, но совершенно невозможно точно структурно создать конкретное сновидение. Во второй стадии гипноза можно прямо внушать тематику, которая реализуется в автоматическом сомнамбулическом поведении и сноподобном галлюцинировании. В этом случае, а также в трансе, можно создать именно такой образ, который необходим.

Это очень важно для терапии повторяющихся ночных ужасов и кошмаров, в частности, таких сновидений, в которых сновидящий ощущает себя единственным выжившим в результате катастрофы и апокалипсиса. В этом случае в трансе или гипнозе импрегнируется позитивное продолжение сновидения, которое прерывает стереотипию. Исследования автоматического письма в период второй стадии гипноза показывают, что, в принципе, возможно своеобразное овладение иллюзорным образом любого великого художника, который как бы импрегнируется в стилистику переживаний.

В 70-х годах в связи с всеобщим увлечением экспериментами обучения в гипнозе мы проводили аналогичные эксперименты по воспроизведению автоматического письма с А. Н. Нестеровым. Он владел оригинальной собственной техникой рисования и преимущественно ориентировался на экспрессионизм. Я просил его просмотреть: перед первым сеансом — рисунки Рембрандта, перед последующими — Врубеля, Ван Гога, Рубенса. В момент достижения второй стадии я просил А. Н. рисовать в технике того художника, работы которого до этого он просматривал. Во всех случаях техника была поразительно похожа на оригинальных мастеров, хотя А. Н. всегда возвращался к своей собственной технике в бодрствующем состоянии. Между тем повторное воспроизведение одного и того же мастера всё же приводило к успешному обучению.

Конечно, для объяснения автоматического письма вовсе не обязательно привлекать парапсихологические объяснения. Можно полагать, например, что архетипические бессознательные конструкции и высокая имитативность проще высвобождаются при изменённом сознании (гипнотическом, истерическом). Целый ряд возможностей стимуляции новой ролью, индуцированной в гипнозе, описывает основоположник психодрамы У. Moreno (J. Moreno, J. Enneis, 1950). Этот метод он называл гипнодрамой, отмечая, что охваченность внушённой ролью легко индуцируется тогда, когда в группе есть хотя бы один сомнамбул. Вполне вероятно, что любой актер в момент игры должен находиться в изменённом состоянии сознания для того, чтобы, лишившись своего Я, имитировать другое.

Автоматическое творчество активно развивается в структуре так называемых стратегических игр, которые воспроизводят ситуации истории, взаимодействия литературных персонажей, мифологических образов. Первоначальные мистерии и карнавалы, а также хэппининги и перфомэнсы, из которых возникли стратегические игры, содержали, конечно, больший элемент свободы и менее чёткую режиссуру, чем последние, сохраняя лишь основную сюжетную линию. Сегодня стратегические игры могут включать несколько десятков участников, занимать огромные пространства, содержать сложное костюмирование и экипировку и даже специальные санитарно-гигиенические правила. В играх постепенно сформировался свой сленг, этапы игры и её формы. Всё это хотя и приводит к утрате спонтанности и, следовательно, автоматичности, является требованием упорядочивающих социальных структур, которым трудно привыкнуть к тому, что рядом с ними люди могут жить в другом времени и вести себя по-другому. Если вам приходится тратить на костюм, пусть даже карнавальный, несколько месяцев, это повышает эмоциональную значимость игры, но строго канализирует варианты автоматичности. Давление среды превращает игру в ритуал.

Наиболее ярко автоматическое творчество в XX веке проявляется в стиле дада, театре абсурда А. Ионеску, далее в искусстве хиппи и панк-культуре.

Автоматическая речь близка обычной поэтической и мифологической речи. Это особенно хорошо заметно в книге Д. Андреева «Роза Мира», текст которой местами мало отличается от «фотодрионных» размышлений.

«Наш физический слой — понятие, равнозначное понятию астрономической Вселенной, — характеризуется, как известно, тем, что его Пространство обладает тремя координатами, а Время, в котором он существует, — одной. Этот физический слой в терминологии Розы Мира носит наименование Энроф».

Д. Андреев, 1993,48

Так просто и незатейливо объединяется неологизм и банальность, при этом возникает ощущение чрезвычайной важности сообщения. Словарь неологизмов, которые приведены в книге типа «Внутренние сакуалы Шаданакара», усиливает впечатление от текста и приближает его по паралогике к книге Р. Хоббарда «Дианетика». Автоматическое письмо демонстрируется многочисленными теософами, которые приписывают свои тексты диктовке Мирового Духа. Автоматические стереотипные действия появляются при стрессе и утомлении, но они являются также непременными спутниками вдохновения. Большинство представителей творческих профессий указывают на периоды, когда «рука пишет будто сама», «образы рождаются сами собой». Эти психические процессы не случайно отождествляются с максимальным выражением свободы. Спонтанный творческий элемент со стороны наблюдателей расценивается как нечто загадочное или патологическое, его концептуальный смысл иногда улавливается самим художником как нечто глубокое уже после творческой акции.

Один из известных концептуальных художников С. А. Бугаев (Африка), однажды оказавшись на выставке в США, на которой были показаны и его работы, узнал, что телевидение готовит его интервью с известным комиком, который, вероятно, был не прочь высмеять его, пользуясь нюансами английской речи, которых сам художник мог и не знать. Идя на съёмку, он заметил одного человека, к которому подошёл и спросил:

«Не знает ли он языка индейцев, к которым относится, не хочет ли пойти в галерею, посидеть, побеседовать со мной, говорящим на другом языке, о совершенно простых и обычных вещах. Он ответил без промедления: “Согласен” и продолжил: “Но прежде чем мы пойдём, я хочу показать тебе одну вещь”. Он достаёт своё портмоне, где нет ни одного доллара, ни одной бумаги… ничего, только одна маленькая вырезка из газеты под прозрачным пластиком. Он даёт её мне и я читаю: “В период второй мировой войны племя индейцев гагамими (не помню точно) вело трансляцию на фашистскую Германию на своем родном языке, который знаком лишь небольшой группе лингвистов, специалистов в области языка”».

Далее они приходят в галерею и приступают к беседе с комиком, который был готов посмеяться над иностранцем, но ему пришлось иметь дело уже с двоими.

«Как мы и договорились с индейцем, попадая в ступор, я буду прибегать к его помощи, то есть буду обращаться к нему на языке, который он не знает, что послужит ему автоматически знаком того, что он должен разговаривать на своём родном языке. Комик начал спрашивать, ну, как там у вас, в Советском Союзе, что можно художникам, чего нельзя и так далее… Публика в процессе беседы иногда смеялась, поскольку в меру своих способностей я пытался поддерживать шутки комика; но кое-что было и серьёзно. Периодически же я обращался к сидящему рядом индейцу, как бы не обращая внимания на вопросы сидящего рядом оратора. Я говорил не всегда связанные между собой фразы на русском языке. Тем не менее техника эта вызвала ряд противоречий в сознании публики, которая оказалась в такой же сложной ситуации, как и сам находившийся перед ними художник… Постепенно человек, который был ко мне не то чтобы агрессивно настроен (комик), но который явно доминировал, перешёл в более субмиссивное состояние…»

С. А. Бугаев, 1995,109–110

Итак, комик говорил осознанно по-английски, художник — спонтанно по-русски, индеец на своём наречии. При этом художник в целом без нюансов понимал, что ему говорил комик, но не понимал речь индейца; индеец понимал речь комика, но она была обращена не к нему, а обращённую к нему речь художника не понимал комик; и зал не понимали ни художника, ни индейца, но они восприняли беседу как концептуальную акцию. Важно, что речь комика как-то отражалась на поведении художника и индейца, но обратной связи их речи с его поведением не было. Эта модель прекрасно иллюстрирует пропасть, которая может возникнуть при восприятии сознательной и бессознательной речи, иноговорение при этом всегда воспринимается как опасное, инфантильное, загадочное или странное, так как при нём в целом нет доступа прежде всего к семантике сказанного. Этот доступ нарушен и в пределах одного языка в мифопоэтической речи. Однажды в Севастополе мы с профессором А. А. Коробовым в качестве эксперимента зашли в одно из небольших кафе, которых разбросано в обилии летом на берегу бухты Омега. Что-то заказав, мы точно записали цену различных продуктов, затем, пройдя ещё ряд кафе, мы заметили, что цена в них совершенно одинакова при нашем стандартном поведении. Но стоило заговорить между собой и официантом на гекзаметре, который мы продуцировали спонтанно, как цены немедленно Повышались. Это многократное наблюдение далее было подтверждено в других ситуациях. Поэтической речью можно заразиться, как болезнью, но она воспринимается окружающими в обыденной жизни как нечто аномальное.

Итак, между психической нормой и психопатологией лежат пространства альтернативных состояний сознания, которые могут быть использованы для постижения как архетипического прошлого, так, вероятно, и будущего. Они могут внешне проецироваться на автоматические, независимые от актуального сознания, процессы. Продуктивное исследование творческого потенциала этих процессов, вероятно, ещё предстоит человечеству.

С. А. Бугаев и Brian Еnо осматривают место падения самолета Д. Бойса

Болезнь как машина времени

Предвидение есть, по своему существу, операция над прошлым… использование прошлого, чтобы детерминировать свое действие в настоящем.

У. Эшби, 1963

Н. последние годы работала в привокзальном ресторане, ей часто приходилось дежурить до двенадцати часов ночи. Однажды подвыпивший клиент стал ее преследовать и она спряталась в туалете. Через два месяца она вспомнила эту ситуацию и у нее внезапно возникла рвота, головная боль, повысилось давление и она ощутила страх смерти. При этом она перестала чувствовать свое тело и «переместилась» в параллельный мир, в котором все окружающее воспринималось «фрагментами» и не складывалось в общую картину. Как будто она переместилась в этом мире на сто лет вперед, а в мире прежнем этого никто не замечал. Изменились лица окружающих и родных, краски стали болезненно яркими. Космос вдруг открылся перед ней и остро воспринимались вопросы «Как и зачем нас создали?». «Я чувствовала себя созданной, а остальных — нет». Пугали таинственностью слова «мозг», «печень», «сердце». «Я стала не собой, а собой в будущем». «Провал» во времени воспринимался с тревогой и никак не регулировался, исчезло ощущение боли. Ощущение по всем признакам окружающего мира сегодня как «сегодняшнее» явно не совпадало с ощущениями себя на много лет вперед. Это касалось трудноуловимого переживания духовного порядка, смешанного с тревогой, беспокойством, ожиданием, как при экзистенциальном кризисе.

Переживание в психотической дереализации перемещения во времени часто сопровождается не только деперсонализационным расщеплением и отчуждением Я, но и магическим восприятием мира, экстатическим вдохновением и повышением творческого потенциала. Не менее часто встречается переживание себя в прошлом при неизменности окружающего времени.

В ряде эпилептических состояний физически ощущается циклическая повторяемость одних и тех же событий при том, что на самом деле они постоянно меняются. Увеличение и удлинение ощущения времени — обычный симптом нарушений настроения, тревоги.

Субъективное ощущение времени можно достаточно точно измерить, предложив испытуемому в уме просчитать одну минуту. Ощущение уменьшения времени в пределах менее 40 секунд обычно характерно для гипомании и тревоги, увеличения более 80 секунд — для симптома депрессии и нарушений внимания. В этом смысле наше сознание, а принято считать, что ориентация во времени — одна из функций сознания, уже является машиной времени. Однако отсчёт времени в этой машине происходит как-то странно: время развлечений и дел тянется по-разному, время в детстве — это не то, что время в пожилом возрасте, а время пережитое как-то не соответствует ожидаемому.

Наблюдая за своими пациентами, которые много лет провели в больнице, при этом часто сознательно избегали контактов, я замечал, что они выглядят значительно моложе своих лет и живут только прошлым, но в начале болезни они выглядели старше своих лет и могли говорить только о будущем. Часто, приблизительно ориентируясь во времени, они живут без часов и календарей, а в своих переживаниях одновременно совмещают события прошлого, настоящего и будущего, то есть некую странную безвременность и, соответственно, — вечность. Они отказываются узнавать себя на старых фотографиях. П. говорил, что не рождался, а был создан сразу таким, то есть шестидесятилетним, а С. уверяла, что знает будущее, так как движется в прошлое.

Пожалуй, единственное естественно-научное погружение в будущее было осуществлено Н. А. Козыревым, хотя его работы недостаточно признаны и известны (Н. А. Козырев, В. В. Насонов, 1980; Н. А. Козырев, 1980; Н. А. Козырев, 1978). С осени 1977 года на 50-дециметровом рефлекторе Крымской астрофизической обсерватории он осуществлял наблюдения физических свойств времени на основании изучения мгновенной передачи воздействия космического объекта на состояние вещества-датчика в системе, которой являлся мост Уитстона, построенный на резисторах 5 кОм типа ОМЛТ-0.125. Изменение электропроводности одного из резисторов (датчиков) нарушало равновесие моста, которое и регистрировал гальванометр. Этот инструмент Н. А. Козырев поместил за щелью, находящейся в фокальной плоскости телескопа. На зеркальных щёчках щели можно было видеть изображение звезды и фиксировать его положение относительно щели с помощью микрометра гида телескопа. Оказалось, что резистор фиксирует не только истинное положение звезды в момент наблюдений, но и её видимое положение, то есть положение в прошлом, когда из неё вышел свет. Автор пишет, что «этот результат устанавливает, что воздействие через время осуществляется не только мгновенно, но и по траектории пришедшего к нам света. Такая возможность следует из геометрии четырехмерного мира Минковского и, значит, она является реальной геометрией нашего Мира».

Геометрия Минковского связывает пространство и время в единое четырёхмерное многообразие. Н. А. Козырев пишет:

«Этот четырёхмерный мир Минковского может представлять собой реальный мир, в котором живём мы, или может быть только абстрактным построением… С точки зрения реальности такого мира, всё, что может произойти, уже существует в будущем и продолжает существовать в прошлом. Перемещаясь по оси времени, мы только сталкиваемся с событиями в своём настоящем».

Н.А. Козырев, 1980, 89

Автор показывает, что физические свойства времени должны определяться не только положением звезды в прошлом, но и в будущем при равномерном движении звезды. Итак, уже сегодня достаточно простым методом можно наблюдать прошлое и будущее, но на самом деле этот процесс происходит в каждом индивидуальном сознании, которое и является универсальной машиной времени.

Что будет с нашей психикой в будущем? Для того, чтобы это установить, можно использовать методы реконструкции прошлого, проводя раскопки. Проблема состоит лишь в том, что такие раскопки следует проводить в сознании. Объекты прошлого символически эквивалентны воспоминаниям. Там, в сознании и памяти, мы можем найти некоторое подобие доисторических существ, обломки забытых форм мысли, другие интерпретации фактов, которые, согласно теории Н. А. Козырева, объективны.

Такие поиски и находки R. Bilz называл палеопсихологическими. Задачей исторической психологии (палеопсихологии) является реконструкция архаической, палеолитической памяти, мышления, сознания либо на основе сравнительных кросс-культуральных данных, либо на основе сравнения психических процессов у животных и человека. Кросс-культуральные сравнения обычно основаны на сопоставлении переживаний, поведения, как нормативного, так и патологического, этнически разных культур. Психологические и психопатологические факты удивительным образом повторяются, поэтому в истории нет ничего случайного и события, совершаемые людьми, повторяются. Следовательно, можно предсказать и вероятные события.

Известно, что каждый из нас уже является результатом длительного исторического процесса и, может быть, изучая сознание человека изнутри, можно достичь не менее значимых результатов, необходимо лишь найти нужное сознание и применить к нему нужный ключ. Этот ключ должен быть биологическим, если мы считаем, что человек — это прежде всего животное, или метапсихологическим, если мы убеждены в наличии Божественной Души. Но, вероятно, он должен меняться в зависимости от нашей задачи. Конечно, извечные биологические чувства любви, ненависти, привязанности будут существовать всегда, но изменятся ли процессы сознания, памяти, так же ли будет построено восприятие и выражение эмоций?