Михаил Иванович. (Ставит рюмки, кладет конфеты.) И телевизор нужно замочить, не то показывать не будет. Конфетами закусим. (Разливает.) Ну, за телевизор! Чтоб не ломался… (Выпивают.) Не обманула продавщица. Вкусный!
Павел. Ага. (Закусывает.)
Михаил Иванович. Батьку с автоматом видел?
Павел. В интернете по всем каналам ролик крутят.
Михаил Иванович. Красавец! И сынок с ним меньший с автоматом. Показал им, ясно дал понять, что только суньтесь… Те и разбежались. Я думаю, в штаны напрудили. (Смеется.) На душе спокойно стало. Знаешь, Паша, все эти дни вот тут щемило. (Тычет пальцем в грудь.) Думал: вдруг эти победят. И что тогда? Знаешь, у нас в цеху мужик работает из Украины, с Донбасса убежал. Так он нам говорил: у вас тут как у нас в четырнадцатом, когда Майдан случился. Один в один. У них тогда чем кончилось, помнишь? Войной. Теперь им — вот! (Показывает кукиш.)
Павел. То, что у них не выйдет ничего, я раньше понял, когда наш президент приехал на завод колесных тягачей. Его невероятные там ждали, провокацию готовили, пытались освистать. А президент пошел в толпу, стал разговаривать с людьми. Какие, мол, претензии, чем недовольны? Его охрана, думаю, аж поседела. (Смеется.)
Михаил Иванович. Почему?
Павел. В толпу мог кто угодно затесаться, взять нож или заточку. Долго ткнуть? А президент был без бронежилета.
Михаил Иванович. Ты откуда знаешь?
Павел. Так видно было. День жаркий, и его рубашка взмокла спереди и сзади. Случись под ней бронежилет, такого б не было. Вот тогда я понял, что у народа есть сильный лидер, который не позволит порвать страну на части. Бесстрашный человек.
Михаил Иванович. Наш, деревенский. Выпьем за него! (Разливает, пьют.)
Павел. Но невероятные не угомонятся, будут бить, крушить. Знаешь, дядя Миша, о чем я думал. Вот вы кричите, что сфальсицировали выборы. Так докажите это! Наблюдатели ведь были. И сколько! Сообщите факты: где, что и как нарушили. И не в интернете, голословно! Подавайте иски в суд, есть установленная законом процедура. Думаешь, подали? Ни одного! Во-первых, нечего сказать, а, во-вторых, им не нужно это. Силой власть захватить хотят. Только обломаются.
Михаил Иванович. Это точно.
Павел. Людям так головы промыли, что невозможно разговаривать. Ладно, не веришь мне, лезь в интернет — там цифры, факты. Сопоставляй и делай выводы, иначе для чего тебе мозги? Милиционеров покалечили — они вопят: да это фейк! А кто-то задницу намазал синькой, им показал — о, ужас! Милиция избила невиновного. Дескать, ничего не делал, просто мимо шел, но ОМОН набросился, ведь там одни садисты! Смотрел я как-то с мамой ролик. Стоит такая рыжая у изолятора, в пальцах держит кусочек хлеба и, рыдая, рассказывает, как над нею издевались на Окрестина. Голодом морили, избивали, угрожали изнасиловать. Я аж затрясся, подумал: неужели вправду? А мама говорит: «Да врет она!». И что ты думаешь? Мама была права. Та, которая рыдала, оказалась проституткой, не раз за это привлекалась. Ей заплатили, и она изобразила жертву, в чем и призналась перед камерой. И таких вот фейков в интернете море.
Михаил Иванович. Спасибо вам с Петровною за Сашку. Могли ведь дуру посадить на сутки.
Павел. Вряд ли. Скорей оштрафовали бы. Хотя… Организаторы протестов сулят им штрафы оплатить.
Михаил Иванович. Но все равно была б судимость, пускай административная. Из вуза выгнали бы.
Павел. Участковый нам помог, он заступился за девчат.
Михаил Иванович. Хороший хлопец. А девки — дуры! Чего поперлись?
Павел. Им драйва не хватает, скучно жить. А так сходили на демонстрацию, удрали от милиции, с родителями поругались. Романтика! (Вздыхает.) Сестра со мной не разговаривает.
Михаил Иванович. Разбаловали мы дочек. Помню, я в деревне… Бульбу надо прополоть, сена накосить, коров пасти… С рассветом встанешь, а ляжешь лишь когда стемнеет. На дурость времени не оставалось. Собрать бы тех, кто шлындает по улицам, — и всех в колхоз. Тяпки в руки — и на поле мотыжить бураки. Вот отсюда — и до заката. Я б свою отправил, может, и взялась бы за розум. Как в армии нам говорили: не доходит через голову, дойдет через ноги, руки.
Павел. (Улыбается.) Нельзя — у нас же диктатура. Как можно? Знаешь, дядя Миша, как-то я решил проверить: многие ли у нас поддерживают протесты. В интернете организаторы невероятных призывают своих сторонников вывешивать в окнах и на лоджиях флаги БЧБ. Прошел по улице и посчитал. Новый дом, шестнадцатиэтажный, одно подъездный — три флага. Другой, огромный, на подъездов восемь — пять. А в старых девятиэтажных почти что нет. Один, ну, два от силы. И они нас будут уверять, что с ними весь народ.
Михаил Иванович. Брехуны!
Павел. Вот именно. Еще придумали такую моду — цеплять в дворах на ограждении ленты в цвете БЧБ. Дескать, посмотрите: весь дом за них.
Михаил Иванович. У нас не видел.
Павел. Я тоже. Но если вдруг появятся — сорву их нахрен. Такими лентами в войну портреты Гитлера колоборанты украшали. И эту пакость тащить в наш двор?
Михаил Иванович. Увидишь — позови меня. Я помогу.
Павел. Спасибо, дядя Миша! Пойду. (Встает.)
Михаил Иванович. Бывай, сынок!
Регина. (Передает Варваре пакет.) Здесь ленточки, развесьте их, когда стемнеет. Днем нельзя: увидит кто-нибудь и позвонит в милицию. Приедут, отберут, на вас составят протокол, и акция сорвется. А, если сделаете все тихо, утром будут знать, что дом за нас. Вяжите ленты крепко, чтобы не сорвали.
Александра. (С сомнением.) Это вправду нужно?
Регина. Плачу по двадцать баксов.
Варвара. Не надо. Мы за идею.
Регина. Молодец! Ты настоящая змагарка. Завтра сфотографируешь работу и пришлешь мне снимок.
Варвара. Хорошо. Пока!
Уходит вместе с Александрой. Регина смотрит вслед.
Регина. Вот дурочки! Подарили мне сорок баксов.
Уходит. Несколько часов спустя. Варвара с Александрой цепляют ленточки на ограждение.
Александра. Нас не увидят? Вон в окнах дома свет. Возьмет вдруг кто-то и выглянет.
Варвара. Трусишь?
Александра. Меня родители за то, что демонстрацию с тобой ходила, ругали. Папа говорит: из университета могут выгнать.
Варвара. Подумаешь! Мне Регина обещала, что, если выгонят, нас примут на учебу в Варшавский университет. Учиться будем за границей. Разве плохо?
Александра. Я там никого не знаю.
Варвара. Освоимся. Представляешь: Варшава, новые друзья… И университет получше БГУ. Диплом страны ЕС, не то, что наш. Дадут нам общежитие, стипендию.
Александра. Это правда?
Варвара. Конечно. Все так и будет, не волнуйся.
Александра. А как твой брат после того, как нас едва не повязали?
Варвара. Я с ним не разговариваю. Надоел, ябатька! Будет мне мораль читать.
Александра. (Вздыхает.) Он хороший.
Варвара. Влюбилась, что ли? (Хихикает.)
Александра. Не знаю. Мы с ним встречались, но потом поссорились.
Варвара. Из-за чего?
Александра. Он против нас.
Варвара. И правильно, что бросила! Нечего с таким встречаться.
Александра. (Вздыхает.) Он добрый и заботливый. Знаешь, сейчас такие парни жадные. Пригласит в кафе, но за себя плати сама. Зачем тогда позвал? И требуют, чтоб сразу с ними в койку. Павел не такой — ни словом, ни намеком. Угощал меня, цветы дарил, прямо как в кино. Шутил и улыбался. Мне с ним было так уютно.
Варвара. Пашка может. Он какой-то… старомодный, что ли. Джентльмен. Им многие мои подруги интересовались, просили познакомить.
Александра. А ты?
Варвара. Перебьются. Им не Пашка нужен, а его зарплата. Он же программист и получает хорошо.
Александра. Я с ним не из-за денег.
Варвара. Знаю. Против тебя я слова не скажу.
Александра. Родителям он нравится…
Варвара. Был бы он за нас, цены бы не было. Как такое вообще возможно? Программист, богатый, и ябатька? Не понимаю.
Александра. (Не искренне.) Я тоже. (Вздыхает.)
Варвара. Кажется, закончили. Завтра сфотографирую…
Слышен крик: «Эй, вы! Что там делаете?»
Александра. Заметили! Бежим!
Убегают. Появляется Павел. Качает головой.
Павел. Развесили, заразы! Жаль, не рассмотрел, кто этим занимался — темно на улице. (Пытается сорвать одну из ленточек.) Крепкие, подлюки! Из чего их сделали? Ладно… (Достает смартфон и набирает номер.) Дядя Миша, добрый вечер! Ты еще не спишь? Из двора звоню. Нам тут погань на ограду нацепили, ну, ту, о которой я сегодня говорил. Поможешь срезать? Спасибо! Только ножницы возьми — себе и мне. Договорились, жду.
Михаил Иванович. Держи! Как чувствовал, спать не ложился. И Сашки дома нет.
Павел. Варвары тоже. Гуляют где-то.
Михаил Иванович. Как бы вновь куда влезли.
Павел. По ночам невероятные не ходят. Им нужна картинка для интернета, и чтобы все их видели. А ночами люди спят.
Михаил Иванович. Как будем резать? Давай, ты с этого, а я с другого краю. Ленты эти кидай в пакеты, чтоб во дворе не мусорить.
Павел. Дядя Миша, ты молодец! Я бы не додумался пакеты взять.
Михаил Иванович. (Хмыкает.) Молодой еще. Поживи с мое.
Расходятся. В стороне появляются Варвара и Александра. Варвара достает смартфон и вызывает абонента.
Варвара. Регина? Мы ленточки развесили, но появились двое мужиков и их срезают. Мы не сможем помешать.
Регина. Я разберусь. (Отключается и вызывает абонента.) Константин?
Рогов. Я.
Регина. Во дворе семнадцатого дома по вашей улице девочки ленты нацепили, но пришли какие-то хмыри и их снимают. Разберись!
Рогов. Почему я?
Регина. Ты ближе всех живешь.
Рогов. Я тут немного выпил, спать собирался.
Регина. Двадцать баксов!
Рогов. Пятьдесят.
Регина. Пусть будет пятьдесят. Поторопись!
Рогов. Ладно. (Берет обрезок водопроводной трубы и сует его за пояс сзади. Уходит.)
Рогов. Эй, мужик! Брось это дело!
Павел. (Оборачивается. Удивленно.) Рогов?
Рогов. Сержант?