Михаил Петрович. Скажи мне, Паша. Ты человек разумный, программист. Чего им не хватает? Я про жену и дочку. Все ведь есть, не так, как в 90-х, когда зарплату не платили, да и зарплата та, как слезки была… В магазинах продукты по талонам. Последние трусы донашивал, а в голове одно: как дочек прокормить? Тут появился Лукашенко, пообещал: все поменяет. И ведь сделал! Заводы заработали, платить зарплату стали. Мало этого. Жизнь поменялась — жить стали сыто и заможно. Минск не узнать, такой красивый стал. Да что там Минск, заедь в любой райцентр… Везде красиво, чисто, аккуратно — глаз радуется. В моей деревне для работников коттеджи строят. Коттеджи, Паша! Для механизаторов, а не начальства. Когда такое было? Нет, Батька им не годный, и Швету нужно выбрать. Кухарку эту… Ругаемся который день.
Павел. Не знаю, дядя Миша. Я за предвыборной кампанией давно слежу, и вот что странно. Против президента бунтуют не бедные, тех я бы понял. Наоборот. Предприниматели, часть айтишников, спортсменов, творческой интеллигенции. Еще студенты. Ну, этим лишь бы пошуметь. Но остальные… Айфоны, «мерседесы», дома за городом по полгектара… Вот и пойми, чего им не хватает?
Михаил Иванович. С жиру бесятся!
Павел. Наверное.
Умолкает. Входит Клавдия Петровна с подносом. Расставляет тарелки, рюмки, столовые приборы. Присаживается. Михаил Иванович наполняет рюмки.
Михаил Иванович. За Батьку! Дай Бог ему здоровья!
Выпивает. Павел и Клавдия Петровна пригубили из своих.
Михаил Иванович. (Закусывая.) За что тебя люблю, Петровна, что уважительная ты женщина. Сосед пришел — и сразу стол накрыла, не в пример моим. Накинулись, как те собаки: убери бутылку! А что трудящемуся человеку дома выпить нельга? Что Батька против? Нет такого. Сам он не пьет, но нам не запрещает. Разумно поступает. Голова!
Разливает по второй.
Клавдия Петровна. Зря ты так, Иванович. Супруга у тебя хорошая хозяйка, а дочки вон какие! Старшая так дедом сделала.
Михаил Иванович. (Улыбаясь.) Полгода внуку. Были у него. (Достает смартфон и показывает хозяйке фотографию.) Гляди какой!
Клавдия Петровна. Красавец!
Михаил Иванович. Могучий хлопец. Щеки во! Глазки голубые. А какой спокойный! Поел — и спать, поспал — поел. Короче, весь в меня.
Клавдия Петровна. (Поднимая рюмку.) Ну, за него! Пускай растет здоровенький!
Михаил Петрович. Пускай!
Выпивает. Из открытого окна доносится песня «Муры», выводимая нетрезвыми голосами: «Мур хутка рухне, рухне, рухне — I пахавае свет стары!» Павел встает, выглядывает и сердито закрывает окно. Садится за стол.
Павел. Задолбали! Ты, дядя Миша, спрашивал: чего бунтуют? Из Польши гадость нам везут, как и эту песню. Свою придумать — нет мозгов. Знаешь, мама, кто там поет?
Клавдия Петровна. Нет.
Павел. Алкоголики. Ну, те, которые на лавочке весь день сидят. Пьют, ругаются и всем мешают.
Клавдия Петровна. Они пошли в протесты?
Павел. Какое там! Оппозиционер у нас завелся, на третьем этаже живет. Предприниматель, на Жданах торгует. Флаг БЧБ в окошко вывесил и этих алкоголиков подзуживает. А они за водку и споют что хочешь. Хоть «Мурку», хоть «Муры». Сегодня мимо шел и слышу: обсуждают, как будут бить учителей. Ну, тех, которые голоса считают. Тут я не выдержал и говорю им: только пальцем троньте! Поотрываю головы!
Михаил Иванович. Поосторожней, Паша! Побьют.
Павел. (Презрительно.) Эти?!
Клавдия Петровна. Они боятся Паши, он их не раз гонял. А то орут под окнами… Паша как-то раз спустился, пару слов сказал — и сразу разбежались. Теперь достаточно в окно им крикнуть.
Михаил Иванович. Но все же будь с ними осторожнее.
Павел. Дядя Миша, я во внутренних войсках служил. Краповый берет храню в шкафу. Таких, как эти, с полдесятка раскидаю, не вспотев. Они же пьют и курят, работать не хотят. Все как один задохлики. Вон, оппозиция кричит, что президент у нас диктатор. Будь он таким, отправил б этих рыть канавы или чистить туалеты. Хоть какая польза от тунеядцев! Ты их рожи видел? Асфальтная болезнь у каждого второго.
Михаил Иванович. А это что?
Павел. Когда напьешься и рога воткнешь в асфальт. У кого-то гипс. По пьяни ломают руки, ноги, а мы их лечим. Бесплатно, между прочим!
Клавдия Петровна. Паша, успокойся! Не нужно про политику.
Михаил Петрович. Послушай мати, Павел. Я хочу спросить. Что у тебя с моею Сашкой?
Павел. (Смущаясь.) Ничего, дядь Миша. Дружили, но недавно поругались.
Михаил Иванович. Из-за чего?
Павел. Она как наша Варя вляпалась в протесты. Уж я ей объяснял, что это глупо. Как горох об стенку. Сказала, что с ябатькою дружить не будет.
Михаил Иванович. Вот дура! Да ее ремнем!
Клавдия Петровна. Иванович, не надо! К тому же не поможет.
Михаил Иванович. (Выпивает.) Маешь рацию, Петровна. Бить нужно было раньше, как нас когда-то лупцевали. Но за дело! А мы им в жопы дули: как же, детки! Пусть им живется лучше, а не так как нам. Вот и получили.
Клавдия Петровна. Не согласна я с тобой, Иванович. Я Пашу никогда не била, и Станислав покойный тоже. А вырос то каким!
Михаил Иванович. Пашка — исключение. Ладно, по последней.
Наполняет рюмки. Входит Варвара.
Варвара. Выпиваете? Что празднуем? Здравствуй, дядя Миша!
Михаил Иванович. Здравствуй, баловница. Нагулялась? Моя давно пришла.
Варвара. Возле школы постояли, где избирательный участок. Там народу собралось! Проголосовать не успевали. Ожидали, что участок как положено закроют, поскольку время вышло, и люди станут возмущаться.
Павел. И?
Варвара. Продлили время. Объявили: голосуйте хоть до утра — так президент им приказал. Все разошлись — неинтересно.
Михаил Иванович. Ай, Батька! Ай, молодца! Кого хотели обдурить? Это вам не Швета. Да он вас — как детей.
Варвара. Дядя Миша! Светлана за свободу!
Михаил Иванович. А тебе свободы мало?
Варвара. Наш президент — диктатор!
Михаил Иванович. И что он вам диктует? Как вам учиться, жить, работать? На ком жениться или замуж выходить? Нет такого. Сам выбираешь. Не нравится в стране — едь за границу, никто не запрещает.
Варвара. Может, и уеду. В Европу.
Клавдия Петровна. Варя!
Варвара. А что? Там демократия, свобода и гражданские права. Здесь их нету.
Павел. Зомби…
Варвара. Сам такой! Я спать пойду.
Павел. Разумное решение.
Варвара фыркает и уходит.
Михаил Иванович. И у вас война, как вижу. Моя гоношится, и ваша — тоже. Вот дурные девки!
Павел. Им мозги промыли. Есть телеграм-канал, вещает из Варшавы. Не только он один, но этот очень популярный. На молодежь рассчитан. Вот он и учит, что им делать, при этом врет напропалую. Сплошные фейки, а эти рты раззявили… Знаешь, дядя Миша, я как-то прочитал, раньше на скотобойнях козлов держали.
Михаил Иванович. Для чего?
Павел. Скот на смерть водить. Представляешь: пригоняют стадо. Коровы чуют кровь, ревут и в помещенья для забоя не хотят иди. Тут выпускают к ним козла. Он перед ними встанет и спокойно идет туда, где забивают. Коровы — следом, ведь этот не боится. Козел заводит стадо в помещение, где и порск в калитку, которую ему тишком открыли. Рогатый провокатор. Понятно?
Михаил Иванович. Так эти, из Варшавы… Козлы?
Павел. Козлины, да еще какие! Сознательно ведь разгоняют. Самих в Варшаве не достанешь, а наши девочки пойдут под молотки. Я сегодня в интернете видел, как толпа напала на милицию. ОМОН стоял и никого не трогал, а эти подлетели — и в драку. Палки, камни… ОМОН не мать Тереза, терпеть не будет, дубинки в руки — и пошла потеха. В таких замесах кто будет разбираться: это ты на них напал или случайно рядом оказался? Боюсь за наших девочек, ведь влезут сдуру.
Михаил Иванович. С Сашкой я поговорю.
Клавдия Петровна. А я — с Варварой.
Павел. Даст Бог, послушают, но надежды мало. Предчувствие дурное: добром все это не закончится.
Михаил Иванович. Не журись, зятек! Все буде добра. На посошок? (Выпивает.) Бывай, Петровна, до свиданья, Пашка. Увидимся. (Уходит.)
Клавдия Петровна. Паша, с Александрой у тебя серьезно?
Павел. (Вздыхает.) Не знаю, мама. Как-то все само случилось. Жила за стенкой девочка — тощая, смешная. Всерьез ее не принимал — пацанка, как наша Варя. А потом гляжу: превратилась в девушку, красивую. Раз поболтал с ней на площадке, другой, в кино сходили, в ресторан зашли… Что-то между нами появилось, а тут протесты эти…
Клавдия Петровна. Александра — девушка хорошая, воспитанная, вежливая, в университете учится, как наша Варя, только курсом старше. Она мне нравится.
Павел. Мне тоже, но ты же слышала… Пропало понимание. Наверно для нее я слишком старый.
Клавдия Петровна. Всего на восемь лет. Твой папа меня был старше на двенадцать, но это нам ничуть не помешало пожениться и завести детей. Душа в душу жили.
Павел. Помню. Сам бы так хотел, но пока не получается.
Клавдия Петровна. Меньше за компьютером сиди. Хватай соседку — и в ЗАГС.
Павел. (Улыбается.) Брыкаться будет.
Клавдия Петровна. А ты ее свяжи!
Смеются.
Павел. Доброй ночи, мама! Я — спать. (Уходит.)
Клавдия Петровна. (Смотрит вслед.) Эх, дети, дети… И не заметила, как выросли…
Варвара. Мама! Никому не открывай!
Клавдия Петровна. А что случилось?
Варвара. Там милиция!
Клавдия Петровна. И что?
Варвара. За нами гонится. Мы на демонстрацию ходили, ОМОН стал разгонять, мы побежали, а они за нами следом.
Павел. Все же влезли… (Глядит на Ржавого.) А это кто? Борец за демократию?
Варвара. Он с нами.
Павел. Да, нашла компанию.
Ржавый. (Нетрезвым голосом.) Да все путем, мужик.
Павел. Мужик на зоне. Ты где торчал? Давно откинулся? Сколько ходок?
Ржавый. Ходок восемь. Ты, чё, наш будешь? Из братанов?
Павел. Сержант запаса, внутренние войска.
Ржавый. А-а… Вертухай.
Павел. Пришел в мой дом и оскорбляешь? Вон отсюда!
Варвара. Паш, не надо!
Ржавый. Я не пойду. Там мусора.
Павел. Сам ты мусор… Давай, шагай! (Подталкивает к двери.)
Ржавый. Сказал же не пойду. (Отталкивает Павла.)