Последние ратники. Бросок волка

— А у Вас он нужный, да? Богатый, многосторонний и наверняка жутко трагический. Так это что ж получается: перед нами — стереотипный герой боевиков? Который ввиду надломленной психики ушёл со службы, до сих пор ему снятся кошмары, и свою утрату — а заодно и совесть — он заливает спиртом.

Чего добивается этот сутулый хмырь, было совершенно не понятно. Может, любит, когда его бьют. Кто их, дебилов малолетних, разберёт.

— Не угадал. Здесь имела место обратная последовательность. Надеюсь, это не оскорбляет тонких чувств знатока книжных героев?

— Оскорбляет.

На пару мгновений меж ними повисла тишина.

— Я правильно тебя понял, сын мой? — Никодим постарался, чтобы его улыбка выглядела как можно более плотоядной. — Ты сейчас сказал, что я с ответственной миссией только то и смогу, что завалить её? Отлично. Тогда у меня не остаётся другого выхода, кроме как перепоручить её тебе.

— Ага, конечно. Проблем у меня больше других нет, как в туземных вопросах вариться. Дикари отдельно — люди и наука отдельно. В моём договоре чётко прописано. В Ваше поле деятельности макаться не собираюсь…

Рассуждения Якова Никодим прервал коротким и не очень заметным, зато от души выданным тычком в живот. Аналитик охнул и согнулся пополам.

— Вот что, сын мой, — тихо заговорил «священник», нагнувшись к нему, чтобы со стороны могло показаться, будто участливо справляется о его внезапно пошатнувшемся здоровье. — Будет неплохо, если ты залезешь хоть в какое-то поле деятельности. И пока главный в нашем походе по уставу я, то и делать ты будешь то, что я сказал. Понятно? Теперь о нашем деле, раз уж ты решил с ним разобраться. Утренний разговор с уважаемым человеком боярина Клина помнишь? Так вот он назначил встречу. И мне кажется, настало, наконец, время выйти на авансцену моему учёному и донельзя ответственному напарнику. Сыча ты знаешь, он тебя тоже…

— Но…как? — запротестовал Яков. Перспектива прогуляться по стародавним ночным киевским улочкам его совсем не радовала. — Я простой научный сотрудник. И командирован сюда вовсе не для того, чтобы с туземцами отношения налаживать.

— Ты понятия не имеешь, зачем на самом деле ты сюда командирован. В отличие от меня. Именно поэтому меня назначили старшим. Помнишь ведь этот пункт в инструкции? Ты же любишь следовать инструкциям? Вот и следуй. Выбора у тебя всё равно нет.

— Да как нет? — чуть не взмолился «послушник». — То «не задавай лишних вопросов, иначе вынужден буду от тебя избавиться», то «ступай на встречу с явным рецедивистом по тому самому делу, по которому нельзя задавать лишних вопросов». По-моему, так выбор есть, и он очевиден. Не лезть ни в какие странные делишки.

Никодим шагнул к нему навстречу, подойдя почти вплотную, и уткнулся немигающим взглядом прямо в глаза.

— Хорошо. Обрисовать дело в общих чертах могу. При дворе киевского князя Святослава находился наш человек. Присматривал тут… за всем. Но однажды он исчез. Вроде бы что-то раскопал — и испарился. Что от него осталось, так только опознавательный медальон. Таких у каждого активного бойца два. Один он всегда снимает с шеи и оставляет на месте последнего своего нахождения перед тем, как пойти на особо опасное дело. Вот он и попал к нам в руки. И теперь нужно выяснить, что за ситуация вынудила его пойти на риск.

— Что за чушь? Мы — из будущего. Вам не кажется, что само по себе это даёт нам возможность узнать, что произошло в прошлом, не прибегая к детективным методам. Просто переместиться раньше во времени…

— Это тебе, что — метро? Есть точка входа, с определённым местом и временем, и точка выхода. Переместиться в прошлое и обратно из прошлого можно только из них. Но если после активации входа не срабатывает выход, включается аварийный протокол. Если человек не вернулся обратно, значит, с ним что-то произошло. И точка входа автоматически схлапывается. А по протоколу в следующее окно направляется группа спасения из офицера подразделения специальных операций и научного консультанта — выяснять, что произошло. Сразу высылается. На просчёты времени нет: пока они будут готовиться, в будущем из-за аварийной ситуации в прошлом уже могут произойти необратимые изменения. Из-за которых нас в конечном итоге там попросту может не оказаться.

— Есть ещё вариант, что агент наш попросту захотел остаться здесь. Раствориться, — правда, в таком случае по мнению Якова он был клиническим идиотом.

— В медальоне встроен маяк. Тревожная кнопка. Которая начинает «пищать» лишь в том случае, когда теряется связь с первым медальоном. Её функция — просто послать сигнал: что-то случилось. Ни на какой другой вопрос ответ дать она не может.

— Что за чушь? Мы научились прыгать во времени, но не можем засечь местонахождение первичного «маячка»?

— Можем. Если его сигнал не начинает экранировать толща воды. Или земли. Или камня. Мне продолжать накидывать варианты? Просто дело, видишь ли, в том, что мы научились прыгать во времени, но пока не успели понатыкать в средневековье тысячи вышек для передачи стабильного сигнала и максмимально оперативного его отслежавания. Додумались только до запасного варианта в аварийной ситуации — второго медальона. Он сработал — мы прибыли. Что делать и куда метаться, решать придётся самостоятельно.

— И что, нет никакого аварийного протокола?

— Есть, конечно. Но он таков, что в данном случае не поможет.

Всем своим видом святой отец постарался показать, что лучше бы засоне смириться и без дальнейших пререканий сделать то, что ему велят. Иначе будет хуже.

Но Яков всё равно сомневался. Пусть перспектива получить от «отца Никодима» очередной хук не была пределом мечтаний, но смерти, которая таилась в каждой тени любой из подворотен стольного мухосранска, аналитик боялся куда сильнее.

— Это, конечно, всего лишь вероятность, но вдруг выяснится, что кто-то хочет подшаманить прошлое под свои нужды? — Никодим обхватил одной рукой Яшку за плечи и принялся подталкивать его к воротам обширного княжеского детинца, внутри которого и притулилось христианское подворье. — Именно для того, чтобы присечь подобную попытку, мы тут и оказались.

По вечернему времени ворота были заперты, по обе стороны арки чадили и плевались искрами факелы, пристроенные в выемках на стене. В их трепещущем свете да при сгущающихся сумерках гридни из младшей дружины, замершие в карауле, казались стражами подземного царства. Оба без особого удовольствия глядели на подошедших служителей заморского бога. Из тени княжьего терема отделился еще один воин. Был он в кожаном доспехе с поблескивающими в неверном свете пляшущих сполохов железными бляхами. Изрытое оспинами лицо неохотно прятала редкая борода. Он остановился и вопросительно уставился на Никодима. Тот чуть заметно кивнул и перевел взгляд на «послушника».

— Вот, — он кивнул в сторону подошедшего гридня, — даю тебе провожатого. Он…хм…, - «святой отец» искоса взглянул на караульных и уже гораздо тише продолжил, — он… в общем, из местных. Проводит тебя куда надо и обратно. А тебе всего-то и нужно будет узнать у верного человечка, что он раскопал там про наше с тобой дело, да потом пересказать мне в точности всё, что услышишь. Надеюсь, не слишком лёгкая миссия для ответственного аналитика?

Один из стражников нехотя прислонил копье к стене, сдвинулся в тень от нависшего над аркой заборала. В темноте что-то лязгнуло, грохнуло, и малые ворота с низким скрипом отворились.

ХХХ

Под ногами сочно чавкала грязь, с какой-то голодной жадностью стараясь сорвать обувь. Давно остались позади сытые кварталы. Здесь же не пахло той хозяйской основательностью, которую так любили гордо выпячивать богатые славяне. Хмурые хибарки, опоясанные незатейливыми оградками, которые чуть заметно покачивались от порывов слабого вечернего ветерка. А может от тщетного старания удержать внутри подворья достаток, так и норовящий ускользнуть сквозь щербатый забор.

Никодим, конечно, и не думал бросать жертву нездорового фастфуда — как гастрономического, так и ментального — одного в средневековом городе. Он тенью следовал за крадущейся парочкой, стараясь не выпускать её из поля зрения ни на миг.

«Аналитик» поминутно озирался по сторонам, даже не пытаясь скрыть панические настроения. Он вздрогнул все телом и с перепугу цапнул за рукав своего провожатого, когда, почуяв приближение чужаков, вдруг залилась лаем собака. Кот, примостившийся на поленице, сложенной вдоль забора по другую сторону улочки, поджал уши, разинул пасть, недовольно фыркнул, соскочил с насиженного места и стрелой пронесся под ногами запоздалых путников, скрывшись в густой траве.

— Тьфу ты, нелегкая, — не хуже кота фыркнул «гид», поплевал через левое плечо и постучал по дереву забора, чем привел бесновавшуюся за ним собаку в еще большее исступление.

Наконец, они подобрались к очередному перекрестку. Узенький проулочек упирался в гораздо более широкую и наезженную дорогу. Никодим знал, что справа колея вбегала в широкий двор, огороженный низким плетнем. За ним угадывались очертания крытых повозок и простых, как стол крестьянина, телег, а меж подводами потрескивали костерки тех гостей стольного града, кому в корчме не хватило места. Или денег — заплатить за ночлег. Число таковых ночлежек под открытым небом — Никодим знал это точно — с приближением дня «обвязывания мечом» княжича (или как там назывался этот местный вариант церемонии вручения недорослю паспорта?) будет только расти.

А корчма, где условились встретиться с Сычом, была с другой стороны проулка.

— Жди тут и не высовывайся, — прошептал провожатый так, что даже Никодим в отдалении чётко улышал каждое слово — Здесь с твоим черным сарафаном тебя вряд ли кто увидит. Если все будет в порядке, позову.

— Постой! Мы так не договаривались, — захлебываясь в панике, шепотом затараторил «служка». — Уговор был — ты меня сопровождаешь до места и обратно!

— С тобой никакого уговора у меня не было. Мне сказано доставить тебя сюда, дождаться нужного человечка. Свести вас. Но особая просьба, — он приблизил лицо вплотную к Яшкиному и заговорил прерывистым шепотом, — чтобы все было тихо. Смекаешь? Мне до одного места ваши делишки. Но если сказано, чтобы без шума, значит, так тому и быть. Даже если придется тебе глотку перерезать, чтоб больше так не вопил.

Никодим хмуро усмехнулся.

«Ничего, сбить спесь с некоторых ушей бывает очень полезно».

Рябой стрельнул вокруг наметанным воровским взглядом, развернулся к монашку спиной и пошагал в сторону шумного и ярко освещенного дома с просторным крыльцом. Не слишком грубо, но твердо оттерплечём двух гуляк в потрепанных зипунах, поднялся по ступеням.

Яков же присел. Прямо на землю. Не отвечающую санитарно-гигиеническим нормам. То ли от отчаяния, то ли от страха. Поди разбери этих детей интернета.

Он долго смотрел на колышущуюся волнами траву, словно юркий ручеек нес свою темную стремнину куда-то во мрак ночи, заметил кузнечика, вцепившегося в верхушку высокого стебля, похожего на колосок.

Смотрел долго, отстранённо. Не шевелясь.

Лишь спустя какое-то время Никодим понял, что «ответственный сотрудник» просто-напросто удрых.

4. Княжья грамота

Белоозеро высилось башенками и нарядными маковками теремов высоко над пашнями и перелесками. Выстроили его на крутом холме, пологая сторона которого гостеприимно сбегала широкой дорогой от ворот прямо под ноги путникам. С другой стороны склон обрывался песчаным откосом в тихую озерную гладь. Город окружили аккуратные поля. Вдали, в окружении пашен, гордым хозяином высился ветряк. За ним пристроилась маленькая весь. Стена града не имела ничего общего с деревенским частоколом. Сложена она была из огромных лесин, стояла на высоченной насыпи, и чтобы посмотреть на ее верхушку, приходилось задирать голову. Распахнутые створки ворот надежно вросли в придорожную пыль. Видно, запирать их не входило в здешние обычаи.

Кутька с Хромом подкатили к откровенно скучавшим стражам. Оба, втиснутые в потертые кожаные доспехи, даже не взглянули на селян. Копья с массивными древками в руках не держали — прислонили к стене. Под ними же на земле лежали круглые щиты, обитые кожей и железными бляхами. Здесь же валялись и шлемы. Пока Кутька пожирал глазами разложенную амуницию, Хром рассчитался за проезд с седым сборщиком податей. Вид у того был донельзя усталый и невыспавшийся. Но сдачу отсчитал верно и споро.

— Мил человек, не подскажешь, к воеводе как проехать? — аккуратно приняв в ладонь медяки, спросил Хром.

— Проезжай.

Голос сборщика податей оказался под стать облику. Совсем бесцветным. И на вопрос он, похоже, не обратил никакого внимания.

— Мне бы встретиться с ним. Очень нужно.

— Не задерживаемся.

Хром досадливо мотнул головой и хотел уж было тронуться с места.

— Нечего делать больше воеводе, как с каждым пахарем совет держать, — решил напоследок схохмить один из стражников. Он крякнул, усмехнулся, и сплюнул под ноги хромовой коняги. Разговор сильного со слабым. Обычное дело. Увечный и не подумал обратить внимание на его слова. С постным лицом дернул вожжи, и лошадь, звякнув сбруей, тронулась с места.

— Этот пахарь больше твоего навоевал.

Вообще-то Кутька в городе был в первый раз. Потому сильно робел. И уж конечно у него даже в мыслях не было перечить вооруженным людям. Тем более — стражникам. Но очень стало обидно за Хрома, который на княжьей службе руки лишился, а не пузо отрастил. Кто же знал, что в тот самый миг, когда он решит пробурчать себе под нос эти слова, вокруг вдруг установится гробовая тишина. Как по уговору, смолк людской гомон, и даже вороны, до сих пор суетливо кружившие над маковками стрелен и оглашавшие окрестности назойливым карканьем, умолкнув, расселись на крышах домов.

Так что яростный шепот услышали все вокруг.

Боров в латах — тоже.

— Ах ты, сучий выкормыш!

Стражник с коротким замахом двинул обидчику по затылку.

Может, и не таким уж сильным получился удар, но слетел с повозки Кутька стремглав. По дороге к земле задел носом оглоблю, крепко ударился лбом об утрамбованную землю.

Повисшую вокруг гробовую тишину разорвало хлопанье крыльев сорвавшегося с крыши воронья.

Не то, чтобы Кутька ни разу не получал по сопатке. Бывало всякое, не девка ж красная. И все равно стало до смерти обидно. Вот тебе и надежная защита у стен безопасного града. Парень выдернул ногу из-под колеса, молча вытер нос, размазав вымаранной в земле рукой кровь и брызнувшие от сильного удара по переносице слезы. Про себя отметил, что хоть зубы целы остались. Молча влез обратно на облучок, и, низко опустив голову, совсем уж изготовился ехать дальше. Но колымага не тронулась с места. Сзади раздались недовольные голоса: мол, едешь в город — трогай, неча сопли жевать, нет — отворачивай, не мешайся.

— Не задерживаемся, — продолжил тусклый бубнеж сборщик податей.

— Ты, мил человек, зачем это сделал?

Стражник оглянулся на напарника. Мало ли, вдруг это к нему обратился безрукий? Но собрат по оружию медленно перевел взгляд с калеки на соратника и растеряно пожал плечами.

Тогда кутькин обидчик взъярился. Тем более, что все взоры вокруг обратились на него. Караульный у городских ворот — сиречь представитель власти. А власти терпеть насмешки и тем более оскорбления от подлого сословия не должно.

— Это ты мне, что ли?

Это потом свидетели долго спорили промеж собой, доказывая, как же все-таки вышло у безрукого холопа усмирить наступательный пыл дружинного человека. Сходились в одном — тучный стражник так и не коснулся калеки. Зато сам мгновенно успокоился в пыли.

Увечный как ни в чем ни бывало плюхнулся на место возницы. Коняга тронула с места, но сделала только один шаг.

Острие копья второго стражника остановилось всего в нескольких вершках от груди Хрома. В глазах второго гридня кипел гнев вперемешку со страхом.

— А ну, слезай!

Люди, до сей поры очень торопившиеся в город, казалось, напрочь забыли о своих неотложных делах. С телег всех сдуло, будто ветром. Теперь путники столпились полукругом.

— Послушай, мне очень нужно в город. Дело к воеводе.

— Еще слово, и Роду расскажешь про свое дело.

Народ вокруг загомонил. «Ткнет. Счас ткнет. Вона как руки трусятся».

Хром не стал доводить до греха. Аккуратно, чтобы не пугнуть стражника резким движением, вложил вожжи в руки обмершего Кутьки и плавно спустился на землю. Он спокойно посмотрел в глаза гридня, перевел взгляд на острие копья, повернул голову к сборщику податей.

— Сколько я должен за ущерб княжьему человеку?

— То решать не мне. Суд вершат посадник и воевода. По княжьей правде.

Хром усмехнулся. Над сомкнувшейся вокруг них толпой пронесся вздох то ли облегчения, то ли разочарования.

— Добро. К ним мне и надо. Куда править?

Староста уже обернулся было к телеге и протянул руку к вожжам.

И вдруг резко ее отдернул.

В серую доску облучка с глухим стуком врезалась отточенная полоса железа. Пристыженный стражник, отойдя от медвежьих объятий Хрома, решил, что его обида так просто сойти с рук калеке не должна. Поняв, что первый удар его топора не причинил вертлявому крестьянину ни малейшего вреда, он с шумным выдохом сделал второй замах. Хром увернулся. А третий у гридня не получился. Здоровой рукой Хром накрыл кулак стражника, в котором торчала рукоять, и дернул ее вперед, на себя, одновременно шагнув в сторону. Княжий воин потерял равновесие и, чтобы во второй раз не грохнуться на колени, сделал шаг вперед. В тот же миг староста далекой лесной деревушки с уверенностью бывалого рубаки дернул руку стража в обратную сторону, прицельно угодив тому топорищем его же оружия в лицо. Потом еще раз. Здоровяк, брякнув латами, гулко ухнулся на задницу. Из носа на броню обильно полилась кровь. А Хром уже уворачивался от глубокого выпада второго гридня, решившегося-таки применить копье. Короткий удар прошел мимо. Второго не было. Хром бросил топор рукоятью ему в лицо. К чести княжьего человека, отреагировал он быстро, перехватив топорище обеими руками. Копье при этом пришлось выпустить. Как оказалось, именно этого калека и ждал. Поймав падающее древко на увечную руку и направив в голову стражника тупым концом, ткнул им в переносицу. Пока тот не опомнился и не принялся хвататься за другое оружие, сделал шаг назад и повторил выпад. Только на сей раз удар пришелся в живот. Кожаная броня не очень-то помогла. Скрючившись в три погибели, гридень с глухим стоном повалился на бок.

Не обращая внимание на рокот толпы, Хром с видом беспечного грибника нагнулся над поверженным воем и вырвал из его скрюченных пальцев топор. Повернувшись, оттер плечом вновь побелевшего как снег сборщика податей и свалил все оружие в кучу у распахнутой створки городских врат. Прямо на раскиданные по земле щиты и шеломы. Обернувшись к сборщику, пожал плечами.

— Ей-богу, не хотел я, чтобы так оно все повернулось…

Гомон вокруг гулял, будто на ярмарке. Две бабы, оказавшиеся в первом ряду и стоявшие в нескольких шагах прямо напротив старосты, азартно лузгали семечки и, постреливая в сторону Хрома отнюдь не робкими взглядами, о чем-то по очереди нашептывали друг дружке.

— Чё там случилось-то? — крикнул нетерпеливый голос из задних рядов.

— Татя какого-то стражники изловили, — тут же поделился своими соображениями какой-то разговорчивый доброход. Хотя из-за спин даже макушки его видно не было. — Скрутили, повязали. Теперя на суд потащат. Повесят, наверно.

— Ну так пусть быстрее там шевелятся. У меня молоко скиснет. Вот завсегда людям от этих делов ратных убыток один.

— Эттто что такое?!

Хром перевел взгляд на невысокого человека, которому принадлежал командный голос. Он вышел из городских ворот, беглым взором окидывая поле боя. Был он в одной нательной рубахе навыпуск. Лысая макушка и густая черная борода создавали впечатление, будто голова на мощную шею насажена вверх ногами. В ярких голубых глазах под карнизом насупленных бровей читалось раздражение. За спиной его неспешно ступали двое воинов в кольчужных рубахах.

Стражи, увидев новое действующее лицо, в меру сил поспешили подняться на ноги и даже вытянуться в струнку. Колесом при этом, правда, у них выпятилась животы. Кожа доспехов от внезапного хозяйского рвения жалобно заскрипела.