Сверхчеловек

Андрей Мансуров

Сверхчеловек

«Стандартное техобслуживание!..»

Мать мне сразу сказала: «Не выйдет ничего хорошего из такой работы. Лучше найди себе сразу чего попроще. И такого, чтоб было понятно, материально, и конкретно».

Ну а я, баран упёртый, назло ей, пошёл, (Правильней всё же — полетел!) конечно, в Массачусетский технологический. На факультет квантовой физики. Хорошо хоть, отец не протестовал. Наоборот: он только хитро ухмылялся в усы, и я даже представлял, как он себе представляет, как в баре будет рассказывать друзьям с гордым видом: «У меня сын — в Массачусетском технологическом! Да, учёный будет!» Так что проигнорировав упрёки матери в том, что разбазаривает семейный бюджет, отец выделил деньги. Хоть и работал (ну, начинал) простым автослесарем. Правда — на заводе Астон-мартин. И, конечно, теперь не совсем простым — а уже начальником смены.

И вот, не прошло и шести лет, как я — тоже на положении простого слесаря.

Ну ладно: не простого. А — инженера-наладчика. И выполняю работу такого же плана, что и банальный техник, слесарь, или автомеханик.

И пусть я делаю это в белом халате, пластиковом чехле вокруг ёжика коротко, по-армейски, стриженных волос, и в медицинских бахилах, и ползаю пусть и не в чреве автомобиля, или даже самолёта, как предлагала мать, а в недрах этого идиотского БАК, то есть, если кто не знает — большого адронного коллайдера, суть от этого не меняется. Точно такими же (Ну ладно: пусть титановыми, и с особым покрытием, чтоб — ни одна пылинка!..) гаечными ключами кручу точно такие же (Ну ладно: тоже специальные.) гайки.

Настраивая и регулируя эту чёртову штуку так, чтоб любимые приборы показывали нужное количества чёртовых нанометров, килопаскалей и ангстремов. Чтоб потоки этих чёртовых бозонов Хикса, электроны, и пучки дурацких кварков летали по нужным нашим умникам орбитам и траекториям. И никакие хладоагенты не протекали, фундаменты не проседали, и контакты не искрили…

Нет, конечно, пока у меня нет достаточной практики и квалификации, чтоб сидеть в чистеньком кабинете диспетчерской, или — КП, перед всеми этими пультами и компами, что управляют всеми тутошними процессами, и дают такие-то и сякие-то, очень важные для науки результаты… И понимать, что все эти графики на экранах обозначают. Но работать простым слесарем или даже наладчиком я не подписывался!

То есть — в чёртовом договоре стажёра, который я подписал на целых (Сдуру!) пять лет, ни слова не было о том, что я, как раб, или как муравей какой, буду ползать, собирая халатиком и локтями и коленками всю эту чёртову пыль и паутину со стен и дна служебных и вспомогательных тоннелей и коридоров, где развешены на стенах на крюках все эти управляющие и силовые кабели, и заиндевевшие трубопроводы с хладагентами, а было прописано чёрным по белому: «выполнение операций по отладке электронной компоненты основных и вспомогательных механизмов и сетей».

Ну и где, спрашивается, эта «электронная» компонента?!

Нет, я понимаю, конечно, что абы кого в святая святых, в чрево огромного, в сто пятьдесят километров в длину, кольца ускорителя, не пустят! Тут даже самые квалифицированные, вот именно, авто- и даже авиационные механики не справятся. Специфика не та. Но ходить, ездить на электрокаре (Там, где для него достаточно места — а это только в чистеньком и светлом основном тоннеле самого кольца ускорителя!), и затем ползать по узким и зачастую тёмным потрохам пусть даже самого «продвинутого» технического устройства на нашей планете — удовольствие не из самых. Потому что унизительно.

Унизительно понимать, что пять лет отдал всей этой сложнейшей программе обучения, зубря всё, от высшей математики и квантовой физики, до банальной астрономии, только для того, чтоб теперь крутить гайки, и простым (!) тестером проверять контакты!..

И пусть рабочий день у меня длится только пять часов, и живу я в лучшем отеле, в шикарном «спальном» городишке (Название сообщить не могу — засекречено!), и питаюсь — как арабский шейх, это не мешает мне злобно сжимать кулаки, дуться, и негодовать!

Потому что провели, как последнего лоха. «Творческая работа»!

Как же, творческая она… Вон: даже доктору математических наук Юджину Шварцу пришлось семь (!) лет ходить в младших лаборантах, пока допустили в Диспетчерскую. А диссертацию он защитил ещё лет за восемь до этого. Пятнадцать получается на круг. А ещё — учёба в высшем, и стажировка… Вот такая, как сейчас у меня.

Утешает только зарплата — больше ста тысяч в год.

Вот, пройдут пять лет, достану из банка Женевы все эти накопленные (А я сейчас на себя ничего не трачу: живу на всём готовом!) сбережения, положу в Государственный, Американский, где годовые больше, и буду жить с одних процентов… Хе-хе.

Ладно, что-то я разговорился не на шутку. С другой стороны, если не опишу свои эмоции, и настрой, который у меня тогда был, вы и не поймёте, из-за чего вся эта петрушка и завертелась.

Под Рождество, аккурат утром двадцать второго декабря, случилось у нас ЧП. Протёк контур охлаждения основного кольца где-то на пятьдесят втором километре любимого БАК. Газоанализатор основного тоннеля, конечно, сразу протечку засёк: отследить испарившийся и протекший в воздух жидкий азот для наших приборов — раз плюнуть.

Ну, деваться некуда: диспетчер, конечно, не простой парень, а тоже доктор каких-то там наук, профессор Сид Браннер, командует, сообщает координаты, я беру кар, и отправляюсь. Поскольку мой дежурный пост ближайший: он на пикете двести тридцать пять. А пикеты у нас — через каждые сто метров основного кольца.

Слава Богу, (И хвала проектировщикам!) в основном тоннеле, внутри которого, собственно, и расположено кольцо ускорителя, есть рельсы — сбоку от кольца. Ругаюсь про себя, что до следующего пункта технического обслуживания, где дежурит ещё одна смена оперативных ремонтников, всего на десять километров дальше. Поэтому «счастье» чинить эту зар-разу выпало мне. А ещё злюсь на то, что Джейсон Палмер, мой напарник, на сегодня уломал начальство, и взял неделю в счёт отпуска — по случаю Рождества отчалил в Бонн, к семье. Но все, в том числе и диспетчер, прекрасно знают, что с такой протечкой я отлично справлюсь и один. Тем более, что сегодня никаких «пусков», отладок, проверок, и работы не предвидится: рождественские же каникулы, туды их в качель!..

Натягиваю — а, вернее, забираюсь! — в спецодежду. Проверяю всё — зарядка полная. Вывожу из ангара электрокар — а проще говоря, самую обычную дрезину (Ну, вернее всё же — специально обработанную и герметично закрывающуюся, чтоб тоже не пылила!) с электрическим движком. Проверка. И в ней всё работает и заряжено. Значит — вперёд!

На "стандартное", как его называют наши умники, техобслуживание.

Скорость моя машинка развивает под сто при необходимости, но зачем так гнать? Еду на восьмидесяти — благо, дуга такая плавная, что почти по прямой. Кольцо самого ускорителя, этакий бублик, в толщину превышающий три метра, и лежащий на мощных опорах — перемычках из спецбетона, проходит чуть ближе к дальней стене тоннеля. А тоннель у нас, в-принципе, напоминает, конечно, метро… Если только есть тоннель метро в десять метров в диаметре. Правда, из-за плоского пола он в высоту — всего метров семь. Так что вам должно быть понятно, что для рельс места сбоку от бублика предостаточно. А ещё внутри тоннеля царит этакий «интимный» полумрак — ну и правильно: чего зря электричество тратить? Наш БАК в дни работы и так жрёт его побольше, чем весь Лас-Вегас. Да ещё и с пригородами…

За двадцать минут добрался: на контрольных панелях распределителя на стене тоннеля моргают красные лампочки, но к счастью кто-то в диспетчерской догадался отключить сирену, а включить весь дежурный свет в этой секции: всё видно, как в операционной какого госпиталя!

Достаю из рюкзака своего лёгкого скафандра (Да, именно так наша «фирменная» одежда, когда работаем в главном тоннеле, и выглядит!) автономный кислородный прибор. А проще говоря — шлем. Одеваю. Подключаю подачу и отсос. Ещё раз проверяю: электропитание. Герметичность. Кислород. Всё горит зелёным:

— Внимание, диспетчер. Я готов.

— Горловина загерметизирована?

— Разумеется. Да вы же получаете картинку и данные датчиков!

В этом плане у нас даже строже, чем в Хьюстоне: каждый человек, работающий в главном тоннеле, оснащён и обвешан счётчиками и датчиками почище, чем любой космонавт! И следят за его действиями десятки видеокамер и глаз. Ну правильно: упори мы какую-нибудь непредвиденную планом …ерню, случайно или намеренно, и может случится то, что предрекают скептики уже лет тридцать — сделаем мы на Земле Чёрную Дыру!..

В которую вся наша любимая планетка и всосётся за одну стомиллиардную секунды. Хорошо хоть, никто этого не заметит…

Выдвигаюсь с ремонтным ящиком в руке в район протечки — диспетчер говорит мне, что до неё ещё метров сто. Значит, вовремя я одел шлем: отравление не грозит. Собственно, оно мне и так не грозило: вытяжка вентиляции тут мощная, и вредоносный азот наверняка отсасывается с гарантией! Но! Порядок есть порядок!

До места протечки добрался за минуту: неудобно шагать даже в мягком скафандре. Ага, вижу! Нет, не струю дыма, или пара, естественно, а этакое… Как бы марево: охлаждённый воздух, соприкасающийся с протекающим азотом, выделяет из себя влагу, конденсируя её в виде тончайших снежинок. Вернее всё же — снежной крупы. Инея.

— Внимание, диспетчер. Вижу место протечки. Похоже, просто сдохла прокладка между секциями, и ничего отключать и заменять не потребуется. Я просто подтяну чёртовы болты наружного кожуха! (Ну, с этим действительно полегче. Потому что внутри, где всё установлено с точностью до микрон, такой номер не прошёл бы: потом потребовался бы месяц юстировки, коррекции, и калибровки основной «трассы» всех этих пучков. Тут же — магнитные поля! В спецконтурах.)

Камера на моём шлеме наверняка показывает всё происходящее лучше, чем даже вижу я. А ещё бы: у неё и разрешение повыше, чем у человеческого глаза, и есть и инфракрасный и ультрафиолетовый диапазон. А встроенный газоанализатор у меня на плече ловит выходящие пары не хуже, чем нос ищейки.

— Вас понял, инженер. — пауза. Похоже, как обычно, персонал, дежурящий там, в диспетчерской, совещается. И думает, так ли всё просто, как я предположил. Но вот через минуту консенсус, похоже, достигнут, — Возражений нет. Приступайте.

Из поставленной на пол сумки-ящика достаю любимые гаечные ключи. И приступаю. Одновременно думая, что в служебных-то тоннелях и колодцах, доступ к которым есть с поверхности, намного проще! И чёртов скафандр натягивать не нужно. Так что зря я ворчу. И слава Богу, что в большом-то тоннеле основное оборудование портится гораздо реже, чем вспомогательное. Которого, к слову говоря, в пять раз больше! И работёнки с ним — ого-го!

Затянуть гайки на соединительных фланцах, и предотвратить утечку на кожухе диаметром в три целых и девятнадцать сотых метра — целое дело. Потому что приходится лазать по всему периметру «бублика», подтягивая в строгой последовательности все эти огромные скрепляющие болты-шпильки — совсем как затягивать болты на крышке головок цилиндров в движке автомобиля: нельзя, чтоб возникали перекосы.

Проблема только в том, что движок невелик, легко доступен, и прямо перед глазами, а вот вокруг фланцев бублика приходится ползать по имеющейся на его внешней поверхности лесенке. Но вот, не прошло и часа, как всё, вроде, и готово. Газоанализатор, проецирующий свои показания прямо мне на стекло шлема, показывает ноль. Но прежде, чем спрыгнуть на пол, постукиваю ключом по фланцу: случалось, что от вибрации протечка возобновлялась.

Нет, всё в порядке. И даже из диспетчерской нет привычных комментариев типа «Нельзя стучать по фланцам даже вспомогательного защитного!» Спрыгиваю на пол.

И тут же буквально падаю ничком: всё тело пронзает страшная боль! А-а-а!!!

Не успеваю ничего понять, и только на пределе ускользающего сознания сверкает мысль: «допрыгался-таки!» Это мать мне так говорила, всегда, когда я баловался и шалил, и то качели подо мной отрывались от ветки, на которую были подвешены, или батут, на котором прыгал — неуёмно, надо признать! — рвался, или когда спотыкался и падал, играя в догонялки со старшей сестрой…

Уже лёжа, понимая, что такая дикая боль не может не окончиться смертью, вижу, как меркнет ослепительный свет ламп перед глазами, а в ушах звенит — словно миллион контрольных звонков, всё громче. И сознание уплывает в мрачную чернильную бездну…

Очнулся на постели. Явно — в госпитале. Перед глазами белый потолок, а когда скосил их, (Поскольку тело и не думает слушаться и поворачиваться!) увидал и аппараты — тут тебе и искусственного дыхания, и кровообращения, и вентиляции лёгких: вон: работают! Гофрированная блямба так и ходит в своём прозрачном цилиндре… А во рту… Точно: вот она, трубка подвода воздуха. Есть по периметру стен и контрольные мониторы с параметрами жизнедеятельности, и всякие тележки с медикаментами и шприцами. Сами стены — белые, кафельные. Над головой софиты. Сейчас выключенные: горит только дежурный ночник. Ночь? А в палате я — один.

Реанимация, стало быть.

Выжил я, стало быть…

Но что случилось?! И как я сюда попал?!

Не успеваю, впрочем, особо предаться раздумьям и воспоминаниям: дверь вдруг открывается. Входит медсестра. Стройная, молодая. Симпатичная. В голубом халатике. (Какие стройные ножки!) И колпаке. Вид озабоченный: хмурит брови. Подходит прямо к моему ложу:

— Стэн. Как вы себя чувствуете?

Английский у неё плохой. Явно — не родной. Но голосок приятный. И понять её вполне можно.

С трудом разлепляю запекшиеся, оказывается, губы. Открываю-закрываю рот, насколько позволяет трубка. Выдавливаю (Голос у меня слабый. И хрипит):

— Благодарю. Неплохо. Но что со мной случилось?

— Мы до сих пор точно не знаем, что с вами случилось, поскольку ваши коллеги не говорят. Ссылаются на конфиденциальность и секретность. Но сюда вас доставили сутки назад, с симптомами типичного сотрясения мозга, первой степени, и общей интоксикации организма. Поэтому мы выкачали из вас всю старую кровь, и отфильтровали оттуда с литр фенолфталата натрия. — и, видя, как вытянулось у меня лицо, — Шучу. Его было не более полуграмма. И вкатили вам всё, что полагается при сотрясении. Ну, это если сказать про простые процедуры. Но у вас ещё целый букет всяких других симптомов и проявлений.

Вижу, что она теперь улыбается, и говорит явно без каких-то недомолвок. Похоже, я пошёл на поправку. Да и личико у неё приятное. Вот бы её!.. Сил только набраться бы!

Эх, где же ты, моё драгоценное, и столь любимое здоровье! Которое раньше меня никогда в таких ситуациях не!..

Внезапно чувствую я, что мой мысленный приказ, моё пожелание быстрее вернуться к прежним кондициям — словно исполнен! И сил в себе ощущаю — ого-го!!!

Вон: у меня и любимый красноголовый воин уже воспрял!

Что за дела?!

Но не вижу смысла противиться естественному порыву: вытаскиваю чёртову трубку из горла, встаю с ложа, которое оказалось очень технологично, и буквально напичкано разными медицинскими причиндалами. Девушка выпучивает на меня глаза:

— Больной! Вы — в своём уме?! Вам лежать — ещё минимум пять дней!

Отрываю и выдёргиваю все датчики, прилепленные медицинским скотчем, и иглы от капельниц, воткнутые в меня. Ощущаю себя… Отлично! И ещё — чую почему-то дикую… страсть и вожделение! Да: мой организм, словно сам по-себе, живёт своей жизнью! И сейчас он хочет… Вот ведь гад!

Он хочет завалить эту милую девушку прямо на пол, и —!

Однако я — не он. Хотя и чувствую себя словно тот же Горлум из «Властелина колец»: не иначе — шизофрения! То есть — не то, чтобы я — хороший, а он, организм с его новоявленными животными позывами — плохой. И мне надо с ним бороться.

Нет: я сам — тоже не против! Завалить эту милашку прямо на пол! Но!

Этот, «сознательный», я, понимает, что даром мне это не пройдёт. И комната оснащена видеокамерами и прочими предательскими датчиками: сейчас где-то в диспетчерской, или ординаторской — увидят мои «подвиги». И быстренько утихомирят. Хотя бы дозой снотворного в задницу!

Но тут понимаю я, что чисто одним усилием воли, просто пожелав этого, отворачиваю я все эти видеокамеры к стене, заставляю датчики работать так, словно я лежу ещё, спелёнутый и обвешанный ими, а сам…

Встаю с ложа, и обнимаю вдруг ставшее покорным и замолчавшее тело!

Это я ему приказал не сопротивляться, и замолчать!

В других обстоятельствах я бы подумал десять раз: что это такое со мной приключилось, что я вот так, запросто, словно этакий супер-герой из комиксов, могу делать вот так и вот так! Но тогда у меня — и у того, что гад, и у меня! — только одно было на уме…

И уж «работал» я с обмякшей и замолчавшей девушкой так, словно это был последний секс в моей жизни!.. Самозабвенно, проще говоря!

Думаю, что прошло всё же не больше десяти минут.

Но мне тогда показалось, что я трахался буквально часами! Настолько восхитительным мне показалось это соитие. Грешным делом я даже подумал тогда, не подослал ли мне эту докторшу кто специально — чтоб восстановить мою сексуальную энергию, да и отвлечь от моих болячек.

Но потом мне мой новый внутренний голос, этакий он циник, подсказал, что я — сам управлял стенками её влагалища. Чтоб они облегали моё не на шутку разошедшееся достоинство именно так — и никак иначе. И чтоб девушка сексапильно выгибалась и стонала, словно и она испытывает неземное блаженство, именно тогда, когда мне этого хотелось! А хорошо мне, оказывается, хотелось!

Но вот она и застонала, и забилась, и завопила!

Как удержаться: я наддал!

Наши пики совпали…

А уже потом, когда всё закончилось, и я обессилено лежал рядом с ней, обмякшей, теперь уже немигающим, словно рыбьим, взглядом глядевшей в потолок, пришло мне в голову, что я теперь и правда — сверхчеловек. И могу заставить и неживые предметы, словно телекинезом, подчиняться, и живых — словно гипнозом!

А, может, я смогу и мысли её прочесть?

Но как это сделать?

Касаюсь своей головой её милой головки. Тупо пялящейся в пространство — это я приказал ей забыть про меня, и про всё, что с ней только что произошло.

Так. Подстроиться. Так? Или надо что-то делать по другому? Как же мне «настроиться» на её частоту — это ведь не радиоприёмник? Но ведь и я — не женщина. И мышление у меня протекает по-другому… Но! Вот! Есть!

Словно сквозь мутный слой воды стала видна некая картинка!

Заставляю её приблизиться, и стать резче. Ага.

Это — потолок. На который сейчас устремлены её глаза. Вот я и вижу её зрением! А сейчас, позволив тому, другому, «звериному» «Я» делать всё так, как он хочет, начинаю я и слышать её ушами, и ощущать её… Телом! В том числе и тем пикантным местечком, которое я только что — и в хвост и в гриву!..

А неплохо, будь оно всё неладно!!!

Недаром же говорят, что из ста процентов удовольствия от секса мужчине достаётся не более десяти…

Короче: чувствую я, что девушке хорошо. Да так, как до этого ей никогда не было!!! И хоть сознание её сейчас практически отключено, тело-то… Ощущает!!!

Это что же получается? Не я её «использовал», а она меня?! Давая мне на подсознательном уровне команды — как именно ей нужно в данный конкретный момент!

С другой стороны грех жаловаться. Получается, получили мы друг от друга такие ощущения, которых не испытывали никогда прежде!

И это — от простого секса!

А от чего же ещё я смогу получать «непередаваемые» ощущения?

Со своими новыми, явно подправленными чёртовым коллайдером, возможностями? И способностями?

А хорошо бы всё же выяснить: что же там произошло!

2. Обстоятельства превращения.

И не только хорошо в плане информированности, но и — жизненно необходимо!

А вдруг у меня, как у того «супермена», который с другой планеты, тоже есть где-то уязвимая точка?! «Слабое место»?! И если какая сволочь его вычислит раньше меня — так ведь воспользуется! А мне быть убитым — без надобности!!! Потому что я даже ещё не насладился теми богатейшими возможностями, которые, пока даже не знаю, какие — но явно предоставляются теперь в моё распоряжение!

Можно назвать это здоровым эгоизмом, можно — желанием подстраховаться, можно — манией величия. По всякому можно назвать.