Помоги проекту - поделись книгой:
Жернова. Книга 2
Глава 1. Ставка на жизнь
Подождав, когда на трибунах схлынет прилив эмоций, маор вновь ударил в гонг, призывая к вниманию, и провозгласил: — Радуйтесь, почтенные гости! После недолгого перерыва, во время которого можно сделать ставки и отдохнуть, вы получите редкую возможность насладиться дополнительным бесплатным развлечением. Перед боями кортавида-ныряльщиков вы увидите подводную схватку одного из прошедших Игру живцов с огромным и страшным, — маор поднял вверх жезл, — но вполне себе безобидным сквидом, доставленным в Бхаддуар из морей далекого Абиссая.
Маор широко оскалился, одобрительно кивая в ответ на довольный рокот, прокатившийся по трибунам.
— В случае победы порха над морской тварью великодушный хозяин Казаросса господин Нут ан Хурц дарует ему свободу! Свободу порху, мои благородные гости, порху, а не морской твари! — маор опять показал свои акульи зубы, призывая всех посмеяться над его шуткой. — И этим счастливчиком станет… — он сделал паузу, — бывший живец, а с этой минуты молодой кортавида под номером девяносто девять!
Трибуны восторженно зашумели — щедрость хозяина Казаросса, дармовая забава и возможность сделать новые ставки удовлетворили всех без исключения гостей. Кроме одного…
Разомлевшего от жары Дуги пробил холодный пот. Происходит что-то страшное. Приникнув к трубе, он всматривался в побледневшее лицо Бренна с крепко сжатыми губами, видел его тело, покрытое ссадинами и ранами, и сочащийся кровью багровый ожог на бедре.
— Сквид иль кракус — он же моллюска мягкая, а парнишка шустро скакал — живо его порубает, — уверенно заявил пузатый мужичок, и, махнув служителю, сделал маленькую ставку на Бренна.
— А тебе эту моллюску заране показали? Почем знать, каков он в длину то? Мож раскорячится во весь Аквариум… — вмешался старый бочар, яростно выпуская из ноздрей дым дешевого табака.
— Да, брось, дядя, — услыхал Дуги веселый молодой голос. — Какой прок полудохлого живца против исполинского крака выставлять? Верняк, это просто кальмар-переросток — таких в Старой каракатице в сливках запекают… Вкуснятина…
— Какой прок?! Да шоб ты ставку на порха сделал, думая, шо ему в противники кальмар достанется, а сквид-то человечка схрупает на раз, и сливки ему твои сраные не понадобятся…
— Мож и так… Я, пожалуй, свои кровные приберегу, — покачал головой мужик в рыбацкой робе, — ни в жизь не забуду, как зверушка, навроде сквида, клювом острогу грызла, кою ей в пасть засадили…
— Темнят они, точно темнят… — угрюмо согласился с приятелем черный от загара рыбак. — Настоящий здоровенный крак, что на дальнем юге водится, и ракоскорпиону панцирь раздробит, и целаканту черепушку пробьет… У дохлых дельфинов, что на берег у Лисса бросало, я цельные ямы выеденного мяса видал — аж до самого позвоночника. — На крака ставлю. Выпотрошит он мальчонку…
У Дуги противно засосало под ложечкой. Другие парни старше и выше Бренна… Почему же именно его, да еще раненного, заставляют снова выходить на бой? Ведь раньше никогда такого не было! И почему тот сургач, которому Морай выкуп отдал, даже не предупредил? Когда Дуги уходил в Казаросса, мастер-кузнец даже не оторвал взгляд от раскаленной заготовки на наковальне. Видно, не хотел, чтоб он заметил, как его мучает напряженное ожидание. Ожидание вести, что приемыш выжил и скоро… будет рядом. Наверное.
— Ставлю на кортавида! — Дуги спрыгнул с насиженного кронштейна и в потной ладони протянул малый серебряный ар с выбитым профилем королевы Элмеры, равный недельному заработку мастера-каменщика.
— Жирно живешь, парень, — покачал головой бочар, пыхнув трубкой. — Такие деньжищи проиграть… Отец холку не намнет?
— Я сегодня выиграю сто таких аров, — голос Дуги звучал тем уверенней, чем меньше он верил в победу Бренна.
За время перерыва, пока гости объедались сластями и пили, кто вино, а кто — дешевый эль, «декорации» на арене полностью сменились. Утонувшие или качающиеся на воде трупы и дохлых рыб быстро убрали сетями и крючьями. Потом загудели насосы, скрытые в подземных лабиринтах, и красная вода стала стремительно уходить, образуя на поверхности бурлящий водоворот, в котором мелькали оторванные пальцы, куски мяса, вырванные из людских тел и рыбьих туш, хвосты и плавники. Одновременно сворачивалась, складывалась и со скрежетом опускалась игровая конструкция с опорами, перекладинами и мостками. А по периметру арены поднимались прозрачные стены из прочного стекла, изготовленного умельцами Ордена Непорочных. Само собой, с помощью яджу. Кроме особой хрустальной чистоты, стекло обладало свойством, не искажая пропорций, в два раза увеличивать объекты внутри аквариума, — и это делало зрелище боев незабываемым.
Благодаря сложной системе трубопроводных обвязок, разработанной века назад мастерами Ордена, огромный резервуар стал быстро заполняться чистейшей водой, уровень которой поднялся до третьего яруса. С бьющимся сердцем, Дуги в отчаянье смотрел на арену, которая на глазах превращалась в колоссальный сосуд — Аквариум. И сегодня это зрелище не восхищало, а ужасало его. Толщу воды пронзили лучи подводного освещения, и она заиграла всеми оттенками бирюзы, серебра, изумрудов и лазури.
***
Выровнять дыхание не удавалось. Свежий ожог горел так, будто раскаленное железо все еще продолжало грызть тело. Острая боль, когда раны забивали слоями едкой смолы, останавливающей кровь, усиливала дрожь после предельного напряжения во время боя. Помня обещание сургача, Бренн попытался поймать его взгляд, — ему хотелось услышать еще раз, что тот поможет ему вырваться из стен Казаросса. Хотелось получить чуть больше призрачной надежды.
— Да, совсем забыл, — снисходительно посмотрел на него Акулий Хрящ, отлично понимая состояние новоиспеченного полуживого кортавида, — перед нырком подыми башку и скрести руки над головой…
— Руки над головой? — с недоумением повторил Бренн.
— Это будет вроде как знак твоей родне или кто там сегодня болеет за тебя на трибунах… Знак о том, что все договоренности в силе и что все честно…
Бренн едва сумел остановить шальной поток готовых вырваться вопросов. Только вот задавать вопросы бесполезно, сургач сказал лишь то, что посчитал нужным. Но ведь главное — Морай и Дуги знают, что он жив, а значит, не все потеряно. И если он должен подать знак, то кто-то из них будет на трибунах… А иначе, к чему Джергу Ригану поддерживать в нем надежду?
К чему? Да может, сургач просто смеется над дурачком-живцом… Ведь Бренн и сам над собой смеется. Разве не смешно, что, как в прошлый раз — после небрежно брошенных слов Хряща о возможности побега, так и сейчас — после того, как он велел подать знак родне, Бренн опять всерьез думает, что сможет выжить… Ну, да — так и есть… Теперь он готов загрызть склизкую многорукую гадину, назначенную ему в противники. Только бы получить вожделенную свободу, только бы вернуть прежнюю жизнь…
Риган протянул ему флягу, из которой потянуло знакомым запахом кифи. — Пару глотков, не больше, — велел сургач, и уже будучи знакомым с действием противной смеси, Бренн с готовностью проглотил комковатую полужидкую кашицу. Через пару минут тяжесть в голове прошла, будто он глотнул морского ветра, боль от ран стихла, а мышцы стали наливаться теплом.
Его отросшие до лопаток волосы собрали и скрутили, закрепив на макушке. Затем из пузатых сосудов с торчащими трубками слуги взялись распылять по его телу и лицу странно пахнущую краску, которая растекалась тонким слоем, маскируя ссадины и раны. Через пять минут, в соответствии с арианской модой раскрашивания порхов, он превратился в гладкую сияющую бронзой статую. Его вытолкнули на солнце и велели стоять, не шевелясь. На жаре краска стремительно высыхала, и казалось, срасталась с кожей, сжимая ее, как тугая маска. Затем ему распустили волосы, спрыснули их бронзовой пылью поверху, чтоб ярче блестели… Хрящ одобрительно кивнул, избегая встречаться глазами, и небрежно бросил:
— Охотникам до сучьих жоп твой вид понравится, порх…
На выпад сургача Бренн не обратил никакого внимания. Наставник шутит. А чего ему не шутить, весело ведь…
— Чем отскребают такую краску, господин? После боя? — спокойно спросил он, зная, что, для игроков Тухлый краб применяет дешевую краску, которая безопасна лишь в течение часа — а дольше и не требуется, и потому нужно смыть эту дрянь как можно скорей…
Сургач вяло приподнял бровь, окидывая бронзового кортавида чуть удивленным взглядом. — Надеешься дожить до этого момента, порх? Молодец, надейся, — кивнул он, швырнув на стол жесткий доспех из толстой двуслойной кожи с широкими застежками-ремнями на плечах, по бокам и на спине. В таких нагрудниках обычно сражались кортавида-подводники. Здесь был предусмотрен высокий — до подбородка — плотный жесткий горжет — ворот, прикрывающий шейные сосуды. Как раз такой и упоминал Микко.
Акулий Хрящ сидел в старом кресле, время от времени прикладываясь к бутылке с дешевым ромом. Пальцы его левой руки выстукивали рваный ритм. Риган старательно избегал взгляда Бренна, и это напрягало. С чего бы властному наставнику, что держал в кулаках жизни сотен порхов, прятать взгляд от мальчишки-раба… Огрубевший от соленой воды доспех задевал замазанные смолой и краской раны, и Бренн невольно морщился.
— Ты зачем нагрудник перевернул? — раздраженно спросил Хрящ, видя, что он застегивает спинные пряжки на груди, — или от страха свихнулся малость?
— Доспех мне велик, спереди топорщится… мешает, — ответил Бренн, не добавив положенное «господин». Он вдруг понял, что сургач не придумает наказание серьезней, чем то, что ему предстоит пережить через несколько минут.
— В шуты решил податься… — буркнул тот, — публику веселить… Ну-ну…
Бренн не обманывал себя и четко видел, что Джерг Риган совершенно потерял к нему интерес, заведомо считая его кормом для головоногого хищника. Но зачем тогда он обещал помочь с побегом, если ни капли не верит в его победу? Что за хрень? Ведь он получит от Морая приличный выкуп за живого Бренна? Или… Или он уже его получил? Заранее. Поставив именно такие условия — все деньги вперед — а дальше, как боги решат. Ведь Морай бы согласился на такие условия — в этом Бренн был уверен. И если догадка верна, то безразличие Хряща к участи Бренна становится понятным. Но неужто бывший раб, а ныне уважаемый дрессировщик Джерг Риган повел себя, как… да как дешевый гнус из Канавы? И просто-напросто кинул на деньги кузнеца из Грайорде?
— Готовься, драчка начинается, — бросил Акулий Хрящ, и, не взглянув на Бренна, вышел. Обитая железом дверь тяжело хлопнула.
***
После того, как маор ударил в гонг, а раковины проревели три раза, в Аквариуме открылась стенная ниша, до этого забранная решеткой, и бирюзовая толща воды тяжело колыхнулась. Кишки у Дуги опять скрутило от страха.
Из темной дыры сначала показались мясистые щупальца цвета сырого мяса. Они медленно вытягивались, плотоядно подрагивали и свивались меж собой. И только потом стало появляться розовато-белесое тулово исполинского крака. По трибунам прокатился шумный вздох, гости на первых рядах в ужасе отшатнулись — увеличительное стекло многократно усиливало впечатление от монструозности хищника.
После того, как зрители пришли в себя, возобладало древнее непреодолимое влечение человека к жуткому кровавому зрелищу, надежно отгороженного от него мощной преградой, и людская волна качнулась вперед, с омерзением и острым любопытством разглядывая монстра. Он был совсем рядом, за прозрачным, казавшимся столь хрупким стеклом, и это возбуждало, приятно щекоча нервы, но зрители понимали, что сами находятся в совершенной безопасности.
Однако размеры хищника вызвали всплеск негодования у той части азартных любителей, которые сделали ставку на молодого кортавида, поверив что он будет сражаться пусть и с крупным, но обычным мягкотелым кальмаром.
— Я ж говорил вам дуракам, — захихикал старый бочар, удовлетворенный собственной правотой, — схарчит парня ваша моллюска — клювом косточки ему раздробит и на языке своем разотрет в кашицу… Готовьтеся блевать!
Матросы рядом с Дуги свистели и грязно ругались, обозлившись, что их надули самым наглым образом. Недовольные гримасы появились и на лицах у многих благородных господ. Однако разочарование от грядущего денежного убытка быстро сменилось алчным интересом — проревел второй сигнал раковин, и на площадке появился сияющий бронзой светловолосый кортавида. Без маски. Слева, за поясным ремнем, — листовидный ксифос, в ножнах на правом плече — кинжал, в руке — треугольный кулачный баклер. Жертва для морского гада была подготовлена со всей тщательностью — умащена маслами и красиво покрашена. Потому незадачливый порх, приготовленный для пожирания, выглядел весьма привлекательно, особенно с учетом его юной свежести. И это удовлетворяло взыскательный эстетический вкус благородных гостей Казаросса.
Гости приготовились сполна насладиться праздником ужаса, волнуясь от мыслей о том, как это красивое молодое тело будет разорвано для их удовольствия. Чувствительные дамы прикладывали кружевные платочки к уголкам глаз, предвкушая сладостные рыдания по поводу гибели юной жизни и умиление собственным добросердечием.
Дуги с ненавистью глядел на трибуны ноблесс и гомонящих вокруг обитателей Грайорда, для которых его друг был лишь живым куском мяса, брошенным в виде корма злобному чудовищу. Хотя к чему злобиться… Ведь он сам, Бренн и Якоб, и Пепин, и даже Мелена не раз и не два ходили сюда развлечься чужой смертью, и не видели в этом ничего предосудительного или запретного. Да уж… Он приник к зрительной трубе, ерзая на кронштейне — одежда пропиталась потом, и штаны противно липли к заднице.
Вот Бренн поднял голову и стал поворачиваться, оглядывая стоящих на балконе простолюдинов. Видно, надеется заприметить кого-то из близких. Но среди толпы вопящих, машущих руками зрителей разве можно разглядеть одинокую фигуру на кронштейне под самым навесом… Не веря в успех, Дуги нашарил под рубахой морской свисток Бренна — давний подарок Морая, который и посоветовал взять его с собой. Вряд ли свист можно услышать в таком гуле, но все же… Он несколько раз дунул резко, сильно, покраснев от натуги, вызвав на себя ругань и пожелания подавиться, и… увидел в зрительную трубу, как Бренн вздрогнул, будто и правда услыхав старинный призыв морской дудки «всем наверх». Вот бронзовый кортавида развернулся, его прищуренные глаза распахнулись, и он посмотрел, казалось, прямо на Дуги. Да неужто! Не может быть! Но кортавида вдруг едва заметно улыбнулся, разжав плотно сомкнутые губы, вскинул вверх обе руки и скрестил их над головой. Дуги глубоко вздохнул — в горле пересохло — даже в перерыве он не слезал с насиженного места, чтобы купить воды, — ему казалось, что любая секунда может что-то изменить в судьбе Бренна, и нельзя, невозможно пропустить эту секунду. Бренн должен понять, что его друг здесь, что он рядом, он верит, он ждет!
Глава 2. Щупальцы
Бренн чувствовал, что кифи не только помогло собраться с силами, но быстрее погнало по венам горячее пульсирующее яджу. Как действовать, он решил накануне, после того, как за Риганом захлопнулась дверь оружейной. Главное, что он должен сделать, это не дать себя задушить, после того, как гадина выбросит к нему свои ловчие руки. Тут слабое место — шея и грудная клетка. Если крак сдавит их в несколько обхватов, то ни горжет, ни доспех не спасут от удушья. Возможности увернуться от ловчих щупалец нет — в этом Джерг Риган прав. Вторая опасность — привлекающие внимание хищника трепыхающиеся руки и ноги, за которые тот и схватил незадачливого кортавида, о котором рассказывал Хрящ. Надо что-то придумать, чтобы не дразнить сквида дрыгающимися конечностями… А как ими не дрыгать? Замереть и зависнуть куском дерьма… и что это даст?
И ведь действовать придется стремительно, чтобы сохранить в легких запас воздуха, и чтобы присоски на щупальцах не рвали кожу слишком долго. Даже небольшое кровотечение, но во многих местах сразу, быстро ослабит его… А если брать в расчет, что в ранки тут же попадет ядовитая слизь… Храфна в задницу этому поганому сквиду!
От паники, боли, яда и потери крови он нахлебается воды, и… вкусный ужин для морского урода готов. Тому даже не надо напрягаться, просто открыть свой жуткий клювик. Кушать подано! И, если вспомнить заживо съеденного бойца, то это не самая худшая участь для жертвы. Но Бренн — не жертва. Он боец, кортавида. И вывод из всего этого только один — исход веселой игры с головоногим определяется секундами. Время решит все.
У него в арсенале — меч, кинжал, смешной треугольный щит и клокочущая в крови яджу — дар Жизнедателя. А просто так боги подарки не дарят. Они вполне справедливо ожидают, что их подарком воспользуются по полной.
***
Резко дернув за ремень, едва затянутый на груди, Бренн сбросил доспех, — трибуны зашумели, не понимая странности в поведении молодого кортавида. Он вскользь провел ладонью по правому плечу, которое терли шершавые ножны басларда. В последние минуты перед боем, вдруг сообразил, что если щупальце стиснет ему ногу, то он просто не сможет выдернуть кинжал из набедренных ножен. И, что, наплечный чехол в этом случае гораздо удобней. Хотя, может, он и ошибается. Ладно — поживем, увидим…
Придется использовать все уловки, чтобы как можно дольше продержаться без яджу. Понимание этого пришло в тот самый момент, когда перед Игрой через узкую бойницу он увидел Верховного Жреца, подъезжающего к главному входу Казаросса. Вряд ли Скаах не учует сильный выброс прямо перед своим носом. На это можно было надеяться лишь в ходе Игры живцов — среди сумятицы хаотично движущихся тел очень трудно заметить короткие вспышки яджу и определить их источник. Но только не сейчас, когда Бренн останется в Аквариуме один на один с хищником. И кроме того, он не знал, — и это пугало до усрачки, — хватит ли ему остатков яджу, чтобы хоть как-то зацепить сквида, замедлить его движения, заморочить…
Сквозь бирюзовую воду он смотрел на огромного моллюска, по-хозяйски осваивающего Аквариум. Лишь здесь и сейчас, в ярко освещенном огромном резервуаре, а не в тесном бассейне Харчевни, Бренн в полной мере оценил размеры соперника-монстра. И содрогнулся. Сердце бешено заколотилось. Как бы тебе не обоссаться, отважный кортавида! Эта мысль о возможном позоре на глазах у сотен ликующих уродов вызвала такое отвращение, что на корню срезала пакостные ростки охватившего его ужаса. Он со злостью топнул босой ступней о дощатый настил, выбивая из себя остатки паники…
В голове всплывали обрывки наставлений Акульего Хряща, которые вбивали порхам в головы в ходе водных дрессировок: при подготовке к нырку сделать спокойный и глубокий вдох, который должен быть в два раза короче, чем долгий выдох сквозь сжатые губы. Если нырок неглубокий — как сейчас, то достаточно продышаться раз шесть…
Нырять Бренн не стал, а медленно, без брызг, скользнул в воду. Меч и грузовое кольцо на шее потянули вниз, и он завис на глубине метрах в десяти от многорукого врага. Сквид немедленно среагировал на появившуюся добычу. Его тулово быстро меняло окраску с грязно-белесой на синюшно-багровую, перетекая в чернильно-черную. И за секунды в Аквариуме распустился кошмарный черный цветок. Сквид выворачивал наружу свои змеевидные щупальца, показывая то лоснящуюся черную сторону, то внутреннюю — цвета сырого мяса, усеянную присосками и крючьями. Казалось, раскоряченная, как паук, тварь, заполнила собой все водное пространство Аквариума.
Бренн висел в толще воды, заколдованный гипнотическими движениями хищника. И сбросил оцепенение, лишь когда в сердцевине плотоядного цветка стал раскрываться жесткий клюв, за которым темнел зев пасти, в которую легко бы влезла человеческая голова. Идея раздолбить мечом мозг сквида через пасть испарилась еще в оружейной, во время разговора с Хрящем. Он все сделает по-другому.
Ожидаемая атака была молниеносной, но до ее начала Бренн свернулся, как младенец в животе у матери, прижав подбородок к груди, и подтянув колени, которые он обхватил крест-накрест, одновременно держа перед собой ксифос и кулачный щит. Теперь его тело стало похожим на шар, что мешало сквиду схватить его за ноги. Зверь стремительно выбросил из-под брюха ловчие щупальца, сдавив ребра будто клещами. Бренн стиснул зубы, чтобы не глотнуть воды, когда в кожу вонзились, шипы, усеивающие роговые кольца присосок. Хищник быстро справился бы с ним, выдавив воздух из легких и кровь из сердца, но свернутое в шар тело лучше сопротивлялось давлению.
Время понеслось мощным потоком.
Раззявленный клюв, как огромный капкан, распахнулся еще шире, готовясь нанести удар. По щупальцам волной прошла судорога, — Бренна дернуло и сквозь толщу воды понесло прямо к зияющей пасти с выползающим из нее бурым мясистым языком с рядами мелких острых зубов. Щупальца обхватили скрюченное тело сзади и по бокам, но руки Бренна остались свободными. На это он и надеялся.
Удар о нижнее торчащее подклювье чуть не вышиб воздух из легких, но за миг до этого Бренн до упора вбил выставленный вперед щит прямо в уродскую пасть врага. Один из углов треугольного баклера вонзился в толщу языка, два других — в небо верхнего подклювья. Страшная судорога прошла по тулову монстра, щупальца забились, как бешеные, сплетаясь, сворачиваясь жирными змеями и вытягиваясь черными лучами вокруг безобразной головы. Нижнее и верхнее подклювье не могли схлопнуться — «щелкнуть клювом» сквиду мешал щит, который распоркой встал в его глотке. Головоногий урод бесился, пытаясь раздавить треугольный баклер, издавая утробные скрежещущие звуки.
Бренн не обманывал себя ложной надеждой — уловка со щитом подарит ему лишь десяток секунд. Исполинский сквид — не собака, которую можно остановить, подставив ей руку, обмотанную толстой мешковиной. И все же баклер, углы которого вгрызались в язык и небо твари, причиняя боль, пока держался. На секунды монстр «забыл» о добыче и чуть ослабил хватку. Все происходило так быстро, что Бренн едва успевал реагировать.
Коротко, без замаха, он взрезал клинком основание жирного щупальца. Продравшись сквозь прочную чешую, ксифос вспорол плотный мышечный слой, и перед глазами закрутились вихри синей крови. Судорожно дернувшись, зверь беззвучно «взвыл», и жуткая низкая вибрация, исходящая из его утробы, врезала по ушам. Мысли смывало потоками боли — щупальца разъяренной твари заработали как восемь зубастых удавов. Впившиеся в тело присоски и крючья рвали кожу. Но плевать на боль — ликование переполняло его — он ощутил биение яджу! Она не иссякла после Игры живцов, она кипела и рвалась на свободу. Но Бренн изо всех сил пытался сдерживать выброс — еще рано! Рано!
***
Голубая кровь моллюска смешивалась с красной кровью человека, образуя живописные переливы в сияющей сине-зеленой воде. Зрители аплодировали, вскакивая с мест, не переставая совать в раззявленные рты фрукты, пирожные, рыбные пироги и жирные мясные рулеты, вливая в себя вино и пиво. Тухлый Краб давно заметил, что в моменты особого напряжения в ходе кровавых представлений у гостей просыпается ярый аппетит, и предложенная снедь и напитки поглощаются с неимоверной скоростью.
— Красивое зрелище, — благосклонно кивнул Верховный Жрец, — но вы, ан Хурц, как я вижу, следуете своей грамотной методе, дополнительно балуя зрителей разными видами плотских радостей — от чревоугодия до половых нужд. Жрец, подобно доброму дядюшке, снисходительно смотрел на ближайшие ложи знати, где дамы и господа, наблюдающие за щекочущим нервы развлечением, одновременно получали ласки молодых порхов обеих полов.
— А вам не жаль растерзанных на потребу публики порхов, как, к примеру — этого вот юнца, что скоро превратится в кусок мяса? — все также улыбаясь, спросил Скаах, сжимая и разжимая длинные гибкие пальцы. Ан Хурц позволил себе чуть придвинуть бочкообразное тело к Отцу Непорочных:
— Я думаю, Владыка тайного, что это лишь малая жертва Жизнедателю в ответ на его милости к нам — свободным подданным королевства. И считаю, что этот жалкий порх обязан быть счастлив, служа и доставляя удовольствие своим хозяевам любым способом. Посмотрите, Отец, сколько искреннего ликования на трибунах вызвала Игра живцов, сколько освободилось чистой энергии, которая питает процветание Лаара.
— Вижу, вы усвоили основы учения Ордена, ан Хурц, — медленно начал Жрец, делая паузы между словами и наблюдая, как Тухлый Краб покрывается испариной от страха — вдруг ляпнул что-то не то. — И мне по душе ваша благородная забота о счастье подданных Элмеры Милостивой, как и философский подход к участи существ недостойных…
— Да, да! — воодушевился Тухлый Краб, ободренный Жрецом. — Рабство — это порок! Орден учит, что люди, ранее бывшие свободными, становятся порхами по воле Жизнедателя, — как грязные существа, наказанные за свои тайные преступления в этой или иной жизни. И не нам спорить с божественной волей. Нельзя допускать, чтобы порхи проживали свою убогую жизнь, как тараканы, не принеся ни капли пользы и радости добрым людям, не запятнанным ужасным пороком рабства…
***
Щупальца стискивали грудную клетку, выдавливая из Бренна драгоценный воздух, поднимающийся к поверхности Аквариума серебристыми пузырьками. Больше терпеть невозможно, иначе он задохнется. Снаружи его сжимали руки сквида, а изнутри — распирала яджу. Ее запасов, накопленных в крови, хватит на последний рывок! Стало так жарко, будто в кузне у самого горна, в висках стучало, а в голове зазвенела натянутая до предела струна. Яджу рвалась наружу. Пора!
Вода вокруг человека и зверя вскипела и тут же сгустилась, как жидкая смола. Движения сквида замедлились, клюв вяло добивал раздавленный щит, и с языка сползали щепы дерева и обрывки кожи. Преодолевая вязкое сопротивление воды и времени, Бренн срезал под корень еще одно щупальце, и, повернувшись боком, рыбкой скользнул в брешь, что появилась на месте отсеченных рук морского гада. Открыв зажмуренные от напряжения глаза, он встретил тяжелый взгляд чудовища — огромный немигающий глаз, величиной с его голову, смотрел на него, испуская волну холодной злобы.
Внезапно струна, вибрирующая в голове, лопнула, ударив по ушам… Вокруг заклубилась кровянисто-синяя вода, а он успел протолкнуться в брешь меж щупальцами лишь до пояса… Его с силой дернуло назад. В попытках вырваться из рук твари, напрягаясь изо всех сил, Бренн с отчаяньем понял, что пока не дотягивается до черного омута кошмарного глаза, ведущего в глубины мозга твари. А щупальца уже присасывались к его спине, плечам, алчно нащупывая шею. Нить жизни дрожала и истончалась, готовая оборваться через несколько секунд. Перед глазами заискрило… Только бы не выпустить из руки меч! Только бы удержать!
Левой рукой обратным хватом он выдернул из плечевых ножен кинжал, который до этого момента хотел вбить в глаз твари. Хотел, да не вышло! Значит, он использует свой баслард иначе… Хватило бы сил!
Острие кинжала уже было направлено в сторону тулова твари. Он ударил быстро, коротко, без замаха, вложив всю силу в этот колющий удар! Вытянутую до предела левую руку чуть не выбило из плеча, но перекрестье басларда удержало ладонь на рукояти, не дав ей соскользнуть на лезвие. Вспоров жесткую шкуру, клинок вошел лишь наполовину, завязнув в слоях жира и мышечных тяжах, защищавших нутро зверя. Но этого хватило — намертво вцепившись в рукоять, Бренн подтягивал себя вдоль длинной головы сквида, выдирая ноги из клубка щупалец. Он тянулся и тянулся к злобному немигающему глазу, неотрывно следящему за его жалкими попытками.
Веселей, кортавида! Воздуха не хватало, легкие пекло…Он сглотнул и сделал короткий мелкий выдох. Это подарило ему несколько секунд… Еще рывок — еще ближе к цели. Используя кинжал, засевший в голове зверя, как опору, Бренн, обдирая кожу о чешую, прижался к холодному вздрагивающему тулову, прокручивая меч в правой руке с прямого хвата на обратный…
Жуткий глаз мигнул…
Удар! В глубь, в толщу сгустка первобытной животной тьмы…
Удар! Глаз чудовища лопнул под клинком ксифоса, который погрузился в него до крестовины, и превратился в белесый мерзостный ком, похожий на жидкий вареный белок. Ошметки глазного яблока смешались с красно-синими разводами крови, скручиваясь в слизистое грязное месиво.
В груди распирало и жгло, будто внутрь плеснули кислоты, в ушах било колоколом, но он ощущал, как, прорвавшись через глаз, лезвие кромсает мозг сквида, как хаотично бьется в судороге огромное тулово. Мерзкие щупальца сползали с тела Бренна дохлыми удавами. Последним усилием оттолкнувшись от головы издыхающего моллюска, он стал медленно подниматься к поверхности воды, уже не видя ее манящего мерцания.
***
Скаах ан Хар корчился от острых колик в желудке. Рвотные спазмы душили его. Очки упали на пыльные камни, и он случайно раздавил их, суча ногами. Выброс чужой яджу был невероятно мощным! А его черный шерл, настроенный на ловлю и концентрацию мелких вибраций силы, не только поймал, но и многократно усилил колебания ударной волны, которая вызвала эти ужасные симптомы «передозировки» яджу с сотрясением внутренних органов. Он отравлен!
Почти теряя сознание, Жрец сорвал с груди цепь с тяжелым черным камнем и отбросил в сторону. В глазах чуть прояснилось, но желудочные судороги не стихали, и он выблевал сытный завтрак прямо на бритую голову скрюченной от ужаса девки, стоящей перед ним на коленях. Рот наполнился горечью. В этот момент Верховный жрец яростно завидовал своим подчиненным, которых презирал за слабый дар и дешевые камни-накопители малого объема. Реакция других Непорочных на чужую яджу проявилась лишь в обильном слюнотечении и зуде в глазах. Эти болваны даже ничего не поняли! Лишь он один сразу определил источник выброса яджу — ничтожный порх-кортавида, предназначенный для кормления многорукой твари.
Рядом мелко дрожало жирное тело хозяина Казаросса, источая вонь пота и страха. Ан Хурц старательно удерживал на лице участие и трясся, опасаясь, что Жрец обвинит его подаче испорченной еды или еще хуже — в отравлении! Однако страх сменился замешательством, когда Скаах ан Хар, наконец, перестал блевать, и, часто дыша, вперил неподвижный взгляд вглубь Аквариума. Тухлый Краб с недоумением увидел всплывающего на поверхность кортавида, за которым тянулись кровавые потеки, и… морского урода, замершего в толще воды громадной рыхлой тряпкой в бурых и синюшно-розовых пятнах с обвисшими неподвижными щупальцами. Грязно выругавшись про себя, он понял, что пропустил последние минуты схватки… Пропустил, пока угодливо суетился перед высоким гостем и нашаривал на плитах его раздавленные сраные очки… И теперь ему оставалось лишь тупо таращится, лихорадочно соображая, каким чудом обреченный живец вырвался из лап смерти и справился с чудовищем.
С искривленных губ Жреца стекала желтая густая слюна, круглое лицо стало мучнистым и потным, и потому его довольная улыбка, приоткрывшая редкие зубы, привела Краба в замешательство. Но Скаах ан Хар, тщательно утерев рот длинными чистыми волосами нагнувшегося невольника, и продолжая наблюдать за кортавида, глухо проронил: — Тебе повезло, Тухлый. Очень повезло. Я покупаю у тебя этого удачливого порха, радуйся! — Жрец швырнул приятно звякнувший бархатистый мешочек себе под ноги, — на эти деньги ты сможешь купить десяток свежаков…
Нут ан Хурц поднял тяжелый мешочек, понимая, что это не предложение, а приказ, и его жабье лицо вновь исказил страх… Он не мигая глядел на мешок с деньгами и напряженно обдумывал, как угодить двум могущественным людям с противоположными интересами? Людям, способным раздавить его — владельца Казаросса — как червяка. Что делать, если проклятый порх, обязанный сдохнуть по желанию одного, теперь вдруг должен жить — по велению другого. Распилить говнюка надвое? Краб нервно хихикнул сквозь сжатые челюсти…
Жрец тщательно прополоскал рот из серебряного бокала и харкнул в услужливо раскрытый рот рабыни, которая давилась, глотая отвратное месиво, стекающее по ее лицу, шее, по ее обнаженной груди.
— Сегодня до заката порха доставят в мой особняк, — заявил Верховный жрец, с омерзением оттолкнув ногой невольницу. — Но тебе ничего не надо предпринимать, ан Хурц. Порх крайне опасен, и потому я пришлю своих людей, чтобы надежно скрутить его. — Скаах ан Хар принялся полоскать горло, издавая противные булькающие звуки. Подползший к его ногам молодой раб, закинув голову и широко раскрыв рот, покорно ждал следующей порции нечистот.
Глава 3. Око Бури
— Принимайте, Ваше Высочество! Машина — зверь! — Начальник воздухоплавательного центра Винс Рифер, светился от удовольствия, представляя новое детище. — Маневренный, легко управляемый. Опробовали на всех скоростях при восьмибальной ветровой нагрузке.
На фоне массивного корпуса дирижабля с тремя мотогондолами, авиатехники, инженеры и мастера, столпившиеся в огромном эллинге, казались жуками, копошащимися вокруг бейсбольного мяча. Хотя, по сравнению со стандартными воздушными кораблями, этот был непривычно мал и даже изящен, если так можно выразиться, описывая монструозную конструкцию. Корпус с кольцеобразными шпангоутами и продольными стрингерами каркаса из легчайшего феррила умшигтайских месторождений, был покрыт защитной зеленой краской со вставкой желтых и черных полос у носа и кормы. Серебристый оттенок корпусу придавала алюминиевая пудра, которой была пропитана обшивка для отражения ультрафиолета.
— Отлично, — улыбнулся Гуннар, и, не сдержавшись, толкнул локтем Ларса, давая понять, что ждет от него реакции.
Внешне «зверь» Ларсу понравился сразу. А по опыту — и своему, и чужому, он знал, что если конструкция ласкает взгляд, будь то машина, самозарядный пистолет, женская фигура или дирижабль, то, как правило, она спроектирована технически грамотно. И потому, придирчиво пробегая взглядом по носовым ребрам, плавным линиям фюзеляжа, он одобрительно кивнул.
— Длина? — продолжил «допрос» Гуннар. — Судно выглядит непривычно… компактным…
— Всего 44 метра. Компактный — если сравнивать со стометровыми грузовиками, Вашвысочество. Крейсерская скорость до 40, максимальная — 60. Правда, потолок — не более полутора тысяч метров. Но это пока.
Поделиться книгой: