Помоги проекту - поделись книгой:
VI
Для начала Владимир убедил друга записать все, что тому известно об усадьбе Маевских, запечатать свои заметки в конверт, и оставить их на хранении у слуги. Тому было строго-настрого велено передать бумаги губернатору в случае, если Теплов не вернется через неделю.
Затем Корсаков закрылся в гостинице и начал разбирать привезенные с собой вещи. Судя по описанию Дмитрия, проехать на карете до Маевки было невозможно, а на лошади многочисленный его багаж не поместится. Поэтому Владимир определил предметы первой необходимости и аккуратно упаковал их в седельные сумки. Дмитрию он поручил послать слугу за ружьями – учитывая волков, наличие более серьезного арсенала, чем его револьвер Ле Ма становилось обязательным.
Перед выходом из комнаты Корсаков бегло оглядел себя в зеркало. В шутке Теплова была доля правды. За несколько месяцев болезни Владимир действительно осунулся, утратив свою щенячью округлость, из-за которой он и впрямь несколько напоминал Пьера Безухова из «Войны и мира». Особенно, когда надевал круглые очки для чтения. Однако похудевшее лицо внезапно явило гораздо большее сходство со старшим братом, чем казалось ранее. Тот же острый нос, те же проступившие скулы, те же вьющиеся черные волосы, выгодно оттеняющие породистые черты. Да, новый Корсаков нравился Владимиру больше, если бы… Если бы не сопровождающий его неотступно страх, что однажды его отражение откажется повторять его движения.
Выехали затемно. До моста через овраг за селом Драчево от Владимира было около 100 верст. Поездку начали в экипаже – Дмитрий, уже знающий дорогу, планировал к обеду быть в Судогде, около четырех пополудни сменить карету на лошадей в селе Мошок, и проделать остаток пути верхом, чтобы успеть в Маевку до темноты. Однако состояние Теплова ставило этот план под большой вопрос. Он чувствовал себя ослабевшим настолько, что слуги практически на руках отнесли его в экипаж, где он вновь укутался в многочисленные пледы. Даже в таком виде его била мелкая дрожь, а лицо покрывалось холодной испариной.
Путь по дорогам Владимирской губернии (если в отношении этого большака вообще можно было использовать слово «дорога») заставил Корсакова с ностальгией вспоминать купе нижегородского поезда. Экипаж трясло на ухабах нещадно и, что страшнее, нерегулярно. Когда Владимир пытался отпить из фляги, их транспорт подбросило на очередной кочке, в результате чего Корсаков облился к вящему удовольствию Дмитрия, который хохотнул и закашлялся.
С погодой им, впрочем, повезло. Из Владимира выезжали еще в прохладном утреннем тумане, но вскоре солнце вышло и разогнало белесую дымку. От Корсакова не укрылось, что чем больше они удалялись от города, тем легче становилось Дмитрию. Уже в Судогде его друг скинул с себя пледы и подставил лицо солнечным лучам. Поймав удивленный взгляд Корсакова, Теплов лишь недоуменно пожал плечами. Сил выйти из повозки ему, правда, не хватило. Корсакову пришлось принести ему горячего бульона из местного трактира.
Зато по приезде в Мошок Дмитрий уже самостоятельно вышел из экипажа. Вид он имел удручающий и держался на ногах нетвердо, но уже гораздо меньше напоминал живого мертвеца, которого выносили на руках из его владимирского дома.
– Уверен, что выдержишь езду в седле? – спросил его Корсаков.
– Ну, экипаж по дороге между болот не пройдет, а пешком я не дойду точно. Значит, выдержу. В крайнем случае – привяжешь к коню, чтобы не свалился, – усмехнулся Теплов.
***
Карета предыдущего чиновника особых поручений Исаева так и осталась лежать на дне оврага, разве что выглядела еще более потрепанной.
– Напомни мне, а что ты сказал Его Высокородию по поводу пропавшего? – спросил Корсаков, имея в виду губернатора. Владимир подъехал к краю обрыва и подозрительно обозревал открывшуюся картину.
– Что установил место его пропажи где-то в районе Драчева и испрашиваю разрешения вернуться и продолжить поиски. Сам понимаешь, болезнь внесла свои коррективы.
– Про карету, естественно, не обмолвился?
– Я же не хочу заявиться в усадьбу невесты в компании исправника и казачьего разъезда, – фыркнул Дмитрий. Улучшившееся самочувствие лишь подстегнуло его природное ехидство, в которым он мог потягаться с Корсаковым.
Владимир спешился и огляделся в поисках более полого спуска на дно оврага.
– Что ты задумал? – спросил Теплов.
– Хочу спуститься и посмотреть на карету поближе, – рассеяно ответил Корсаков. – Может, увижу что-то интересное.
«Не объяснять же ему, что мне нужно коснуться повозки и посмотреть, что подскажет мой дар», подумал про себя Владимир.
– Только побыстрее, – попросил Дмитрий. – Скоро начнет смеркаться. И, поверь мне, ты не хочешь проделать остаток пути в темноте. Я подожду тебя на другой стороне. Помоги-ка!
Опершись на руку Корсакова, он слез с коня. Опять Владимир заметил, как быстро к его другу возвращаются силы – Дмитрий почти не шатался, а мертвенная бледность постепенно начала сходить с лица. Теплов, похоже, был так же удивлен, внимательно рассматривая свою ладонь.
– Надо же! Я уже и думать забыл, что руки могут не трястись… – протянул он.
Корсаков лишь ободряюще улыбнулся. На душе, однако, скребли кошки. Нет, он был рад, что Дмитрий чувствует себя лучше, но его стремительная поправка по мере приближения к землям Маевских выглядела подозрительно. Еще утром Владимир переживал, что друг испустит дух по дороге. Сейчас же Теплов переводил лошадь под уздцы через крутой мост. Да, не совсем уверенно. Да, довольно медленно. Но даже это представляло разительный контраст. А значит, дело действительно нечисто. И теперь Владимиру предстояло понять, что же такого сотворили Маевские с его другом. Коль скоро они способны манипулировать здоровьем Теплова, чем еще они могут управлять?
Но время и впрямь терять не стоило. Аккуратно балансируя на коварном песчаном откосе и кляня свою новоприобретенную неловкость, Корсаков все же спустился к речушке на дне оврага. Благодаря высоким сапогам он смог не промочив ног дойти по неглубокому руслу до лежащего на боку тарантаса и прикоснуться к нему рукой.
Владимир вздрогнул. Нечасто его дар показывал ему последние мгновения жизни человека. Привыкнуть к этому было невозможно – ощущение, словно все тело выстыло на морозе. Первое время Корсакову пришлось стоять и хлопать глазами, отчаянно пытаясь убедить себя, что он просто видел чужую смерть, а сам – вот он, живой и здоровый. Наконец, Владимир сделал несколько шагов вперед, вышел из потока и опустился на колени перед острым камнем, лежащем на берегу.
– Что ты там нашел? – окрикнул его Теплов с берега.
– Не знаю, – покривил душой Корсаков, пытаясь придумать убедительное объяснение. В глаза ему бросились бурые запекшиеся пятна на поверхности камня. – Здесь кровь! Предположу, что карета сорвалась в обрыв. Скорее всего в темноте или из-за непогоды они не видели, куда править. Кучера выбросило с козел и он ударился головой об этот камень.
– Почему кучера? Точно не пассажира?
– Ни в чем нельзя быть уверенным, но, думаю, пассажир все-таки был внутри тарантаса, и наружу бы не вылетел, – ответил Владимир. Пусть лучше друг думает, что он дошел до этих выводов благодаря собственной наблюдательности. – После такого падения не выживают.
– Тогда где его тело?
– А вот это очень хороший вопрос, – мрачно констатировал Корсаков.
Подъем занял у него даже больше сил и времени, чем спуск. Трость не помогала – она лишь проваливалась в вязкую глинистую почву. Последний этап ему удалось преодолеть только благодаря протянутой руке Теплова, который помог другу подняться. от усилий они повалились на землю.
– Кто б увидел нас со стороны – позора не оберешься! – хохотнул Дмитрий. – Куда нас понесло? Два немощных инвалида! Что скажешь по поводу экипажа?
– Не нравится мне это, – пытаясь отдышаться заметил Владимир. – Карета и лошади сорвались в овраг, в этом особых сомнений нет. Но где тогда тела?
– Думаю, варианта два, – мысля вслух подхватил Дмитрий. – Унести течением их не могло. Если бы их сожрали волки, то утащить с собой туши двух лошадей им бы не хватило сил. Мы увидели бы хотя бы их останки. Значит либо сюда пришли поживиться драчевцы, и тогда мой проводник намеренно мне врал. Либо…
– Либо карету и её пассажира нашли родичи твоей возлюбленной, после чего уволокли к себе, что тоже, знаете ли, на благодушные мысли не настраивает, – мрачно подтвердил Владимир. – Ну что, продолжим путь?
Как и обещал Теплов, за мостом юная зелень начала быстро сходить на нет. Вместо травы путников окружал мрачный ковер из размокших прошлогодних листьев, превратившихся в вязкую бурую грязь. Деревья, тянувшие к ним свои изломанные ветви, похожие на костлявые руки скелетов, были лишены почек. Пение птиц, сопровождавшее их всю дорогу, также замолкло. А затем вновь, как перед отъездом из Владимира, опустился туман, скрадывая даже те немногие звуки, что были слышны. Клубы беловато-серой дымки мешали видеть, слышать, даже дышать. В самом тумане было что-то неправильное. Не говоря уже о тех созданиях, что могли таиться за его пеленой.
Корсакова охватило муторное чувство неясной тревоги. Он был бы рад списать его на печальное окружение, но на деле все обстояло сложнее. В чаще леса, куда вела их тропа, таилось нечто, пьющее жизнь из окрестных земель. Он уже ощущал подобное – почти год назад, на Каме, и потом в особняке Ридигеров. Опасения Дмитрия оказались не напрасны – семейство его суженой и впрямь обитало в очень нехорошем месте.
– Сейчас начнутся болота, – хрипло сообщил ему Теплов. Взгляд друга беспокойно шарил вокруг. Владимир решил последовать его примеру и отстегнул от седельной сумки охотничью двустволку. Ружье он повесил за спиной – ремень Корсаков отрегулировал заранее, так, чтобы можно в кратчайший срок крутануть оружие и начать стрелять из седла. Так его учили почти четыре года назад люди, которых уже не было в живых…
Болота, действительно, обступили их очень скоро. От топей на тропу тянуло стылой сыростью, заставляя путников ежиться. Клочья тумана призраками бродили меж поросших мхом кочек и камышей. В ноздри забирался мерзкий запах гнилой воды. Тропа вертелась под ногами лошадей, но, к счастью, не скрывалась под туманной дымкой. Корсакову очень не хотелось внезапно ухнуть вместе с конем в зловонную лужу. А то и хуже – в болотное «окно», гибельное для любого путника.
По мере продвижения сквозь топи, правая рука его холодела. Владимир начинал понимать волков, о которых рассказывал Теплов – ему тоже хотелось остановиться, повернуться и убраться как можно дальше отсюда. Он чувствовал, как они неумолимо приближаются к источнику здешнего холода и гниения.
Крест, выступивший из тумана, Корсаков поначалу принял за уродливое мертвое дерево, но, присмотревшись, понял, что так напугало Теплова в прошлый приезд. Распятое на нем существо действительно напоминало человека лишь отдаленно. Лицо, изъеденное ветрами и стихией, почти утратило свои черты, но вот два жуткого вида клыка и грозные глаза на выкате заставили даже повидавшего всякое Корсакова вздрогнуть. Он подъехал ближе и коснулся фигуры рукой, но тщетно. Дар внезапно отказался служить своему невольному хозяину.
– А вот это уже нехорошо, – пробормотал Владимир себе под нос.
– Что нехорошо? – не понял его Дмитрий.
Вместо ответа Корсаков осторожно слез с коня и внимательно осмотрел основание креста, уходящее в землю. Он попытался расчистить почву руками, но лишь тщетно поскреб грубый неподатливый грунт. Ругаясь сквозь зубы, Владимир достал из седельной сумки трость, щелкнул рукоятью – и извлек, словно из ножен, средней длины лезвие.
– Позер, – фыркнул Теплов. Не обращая на него внимания, Корсаков воспользовался мечом-тростью чтобы разрыхлить землю у креста. Через некоторое время лезвие чиркнуло обо что-то твердое. Владимир принялся копать еще усерднее, пока не открыл взгляду ровную полоску камней, уходящую под землю.
– Что это? – заинтересовано глянул ему через плечо Дмитрий.
– Заговоренное кольцо, причем очень древнее, – пояснил Владимир. – Наши давние предки делали такие, чтобы уберечься от нечистой силы.
– И как, помогало?
– Когда как, – уклончиво ответил Корсаков. – Похоже, кольцо тянется очень далеко. Я такое вижу впервые. Обычно их закладывали внутри помещений или хотя бы вокруг небольших домов. Но здесь оно почти не изгибается. Если представить, что из камней должен получиться круг, то…
– Насколько же огромным он должен выйти? – озираясь закончил его мысль Теплов.
– Именно. Такие кольца делали в двух случаях – либо не дать чему-то проникнуть внутрь кольца, либо… – он поднялся с колен и оглядел затянутые туманом окрестности. – Либо не дать чему-то из него выбраться.
– Мда, как мило… – фыркнул Теплов. – Но ведь это же суеверия, так?
– Конечно, суеверия… И сглазы на здоровье тоже к ним относятся, так? – иронично поинтересовался Владимир, снова взгромоздившись на коня и дав ему шпоры.
Дальше минут десять друзья ехали в тишине. Корсаков не хотел раньше времени пугать Теплова своими догадками. Защитное кольцо не было пустым суеверием – оно действительно работало. По крайней мере, корсаковский дар оно обрезало так же эффективно, как и фигуры в доме Ридигеров. Но их старательно рисовали несколько опытных оккультистов, вооружившиеся всеми доступными трактатами. В таком случае, кто же сотни лет назад создал это огромное каменное кольцо посреди глухих болот? А главное – от чего они спасались или что пытались запереть?
Внезапно туман и нависшие над ними крючковатые ветви деревьев расступились. Всадники выехали из чащи леса на огромную, в полверсты диаметром, почти идеально круглую поляну. В её центре, на небольшой возвышенности (не холме даже, кочке) стоял барский дом. После рассказов друга Корсаков ожидал жалкую развалюху или мрачный замок, но вместо этого его встретила обыкновенная старая усадьба. Небольшая, в два этажа – второй был значительно меньше и явно надстроен позже. Парадное крыльцо с обязательными колоннами, удивительно низкими, почти приплюснутыми – складывалось ощущение, что сама архитектурная деталь встраивалась скорее из чистого упорства и следования традициям, чем из необходимости. От края леса к дому вела тропка, обсаженная со всех сторон чахлыми яблонями в человеческий рост. За домом виднелись амбары. В стороне, на задах поместья, на берегу мелководного ручейка, расположилась деревенька – с десяток грубых изб, скотный двор, одна высокая ветряная мельница на выселках. Правее дома в ряд стояли несколько амбаров.
Когда всадники подъехали к дому из-за угла показалась поразительная пара – светловолосая девушка вела под руку согбенную старуху, закутанную в черное, с чепцом на голове и грубой клюкой. Корсаков не сомневался – прекрасное юное создание звалось Татьяной. Одного взгляда хватило, чтобы понять, отчего его друг потерял голову и сердце. Окажись здесь заезжий столичный художник – мигом бы предложил написать с девушки Елену Троянскую, столь поразительной и естественной была ее красота.
Увидев гостей, женщины остановились. Владимир внимательно разглядывал их, поэтому от него не укрылась разительная перемена, произошедшая с хозяйками поместья. Татьяна словно бы озарилась внутренним светом – она улыбалась, а Корсакова, похоже, просто не заметила. Её волновал лишь Теплов. А вот старушечий взгляд перебегал от одного всадника к другому. Женщина поджала губы, а её костлявые пальцы впились в руку Татьяны, отчего девушка вздрогнула.
Дмитрий соскочил с коня и бросился ей на встречу. Татьяна деликатно освободилась от руки старухи и будто бы порхнула в объятья возлюбленного. Теплов прижал её к груди, шепча что-то на ушко.
– Что здесь происходит?! – раздался грозный окрик с крыльца. Татьяна отпрянула от Теплова и метнулась назад. По ступенькам спускался крепкий коренастый мужчина средних лет с густой каштановой бородой. Лицо его в обычных обстоятельствах можно было бы счесть добродушным, но сейчас глаза незнакомца метали громы и молнии. Корсаков спешился, готовый быстро перебросить ружье в руки если придется. Но Дмитрий лишь сделал шаг навстречу мужчине, опустился перед ним на колено и громко произнес:
– Андрей Константинович, как и обещал, я прибыл вновь просить руки вашей дочери!
VII
Маевский провел гостей в комнату на втором этаже и пригласил их на поздний ужин.
– О, благодарю… – начал отвечать Дмитрий, но Корсаков перебил друга и елейным голосом продолжил:
– Да, мы польщены столь заманчивым предложением, но, увы, не голодны с дороги! Однако с величайшим удовольствием составим компанию. Прошу, лишь – не сочтите отказ за оскорбление!
Андрей Константинович неопределенно кивнул и исчез в коридоре.
– Я, вообще-то, проголодался! – сварливым голосом отчитал друга Теплов.
– Понимаю, что внезапное исцеление и встреча с возлюбленной привели тебя в благостное расположение духа, но не мешало бы и головой подумать, – ответил ему тем же Корсаков. – Позволь вопрос: если принять, как данность, что твоя хворь прицепилась к тебе именно здесь, и, возможно, не без участия Маевских, то каким образом им это удалось?
Теплов сглотнул и побледнел, отчего сделался похож на утреннего болезного себя.
– Думаешь, меня отравили?
– Думаю, что ничего нельзя исключать. Поэтому, пока мы столовались в Судогде, я запасся вяленым мясом, хлебом и сухарями. В связи с чем приглашаю разделить со мной сию скромную трапезу, дабы не смущать хозяев урчащими животами.
– И как долго ты намереваешься избегать их приглашений к столу? – с набитым ртом спросил Дмитрий.
– Лучше спроси, как долго я намереваюсь здесь задерживаться, – криво усмехнулся Владимир. Его не покидало чувство смутного беспокойства, хотя усадьба и выглядела вполне обыкновенной.
Пока Дмитрий бросался к любимой и объяснялся с ее отцом, Корсаков внимательно осматривался, стараясь не пропустить ни одной детали. То же самое он проделал, когда лакей пригласил их проследовать за ним на ужин.
Дом смахивал на множество других усадеб мелкопоместного дворянства, в том числе соседей Корсаковых по Смоленской губернии. Выглядел он потрепанным, но крепким. С внутренним убранством дело обстояло хуже. Полы в парадной части дома были устланы тканью работы деревенской мануфактуры, очевидно, уже порядком потрепанной и протертой. То же самое можно было сказать про сюртучок молчаливого лакея – явно доставшийся с барского плеча, поэтому на худом слуге смотревшийся, как на вешалке. Ткань на левом локте сильно истончилась, а на правом красовалась заплатка.
Владимиру вообще показалось, что вещи в усадьбе делились на две категории – старые, потрепанные, словно дошедшие до наших дней с начала века, и грубоватые, надежные, сделанные местными умельцами из подручных материалов. Похоже, Теплов был прав, говоря, что Маевские не покидают усадьбу. В результате вещи, которых было не достать в глуши муромских лесов, либо служили до полной негодности, либо береглись, как зеница ока.
Маевские, собравшиеся за чаем в гостиной, полностью вписывались в эту картину. Семейство оделось со всей приличествующей торжественностью. Судя по состоянию костюмов и платьев, а также по висевшему в воздухе характерному запаху, не ношенные и тщательно оберегаемые одеяния были извлечены из сундуков за несколько минут до встречи в гостиной. Фасоны вышли из моды еще во времена Николая Павловича, если не при его августейшем старшем брате.
Владимир и Дмитрий чуть сконфуженно уселись за стол, сопровождаемые пристальными взглядами хозяев. В гостиной повисла тишина, нарушаемая только тихим бурлением самовара. Перед хозяевами стояли чайные чашки и несколько блюдечек со сладостями и баранками, но сидящие не спешили к ним притрагиваться. Всем своими видом старшие Маевские словно укоряли гостей, отказавшихся разделить с ними трапезу. Корсаков очень не любил, когда его ставили в подобные обстоятельства, поэтому изобразил преувеличенно вежливую улыбку и уставился на хозяев в ответ. А посмотреть было на что.
Во главе стола восседал Андрей Константинович. Вблизи и среди домашних он выглядел более расслабленным, но вокруг глаз его пролегли множественные морщины. Хозяин усадьбы старался выглядеть властным и уверенным в себе, но Владимиру чудился в нем некий надлом, причину которого молодой человек пока не мог понять.
Слева от него расположилась светловолосая дама средних лет, которую Маевский представил, как свою жену, Ольгу Сергеевну. Очевидно – та самая сирота из Мурома, о которой рассказывал Теплов. В ее чертах угадывались следы той же красоты, каковой блистала Татьяна, но их скрадывали болезненная бледнота и настороженность. Ольга Маевская напоминала испуганного зверька, в любой момент ожидающего нападения хищника.
Сидящая напротив нее дочь, наоборот, казалась абсолютно спокойной, словно заботы, тяжким грузом лежащие на плечах родителей, ее миновали. Таня украдкой бросала смущенные взгляды на Дмитрия (который отвечал тем же).
Но больше всего внимание приковывала мать хозяина усадьбы. Казалось, Мария Васильевна сидит с отсутствующим видом, погруженная в собственные мысли, однако Корсаков видел, как старуха бросает быстрые, змеиные, взгляды на всех участников чаепития. Ее бледность, еще более подчеркнутая строгим черным траурным платьем, лишь усугубляла жутковатую картину.
– Прошу, не позволяйте нашему обществу отрывать вас от чаепития, – нарушил неловкое молчание Теплов. Старшие Маевские не двинулись с места, однако на помощь гостям пришла Татьяна. С детской непосредственностью она звонко плюхнула в чай ложку варенья, а затем протянула руку и переложила себе на блюдце кусочек пирога. Тишина была нарушена, и присутствующие волей-неволей вынуждены были это признать. Ольга Сергеевна вежливо осведомилась, как прошла поездка. Андрей Константинович извинился за холодный прием, объяснив его внезапностью визита. Дмитрий, со свойственным ему обаянием, включился в разговор, понемногу растапливая атмосферу. Владимир старался ему не мешать, изредка поддакивая, а сам продолжал наблюдать за хозяевами. Ему показалось, что от завязавшегося разговора все почувствовали себя легче.
Все, кроме Марии Васильевны. Старуха с неприятным хлюпом мусолила беззубым ртом моченое яблоко, продолжая мрачно посматривать на соседей по столу. В какой-то момент их с Корсаковым взгляды пересеклись – и Владимир поневоле поежился. Глаза старухи словно говорили: «Я знаю, ты что-то задумал, и слежу за тобой».
– Прости, Дмитрий, я тебя прерву, – чтобы избавиться от пристального взгляда Марии Васильевны, Корсаков обратился к хозяину дома. – Я не мог не заметить, что ваша усадьба стоит уж очень уединенно. Давно вы сюда перебрались?
– Этот дом построил мой прадед, – пояснил Андрей Константинович. – И с тех пор все Маевские живут здесь.
– Без исключения? – показным образом удивился Владимир. – И на страшно вам обитать посреди лесов и болот?
– Нет, – с достоинством ответил Маевский. – Мы люди неприхотливые. Как предок завещал – так и живем. В этом есть своя прелесть, знаете ли. Тут нас не беспокоят все бури и треволнения жизни в городах. Государь сказал отпустить крестьян – мы отпустили. Но для них барин словно отец родной. Куда им идти? Вся жизнь их здесь прошла. Я рос с их детками. Знаю каждого, по имени. Так они все и остались…
Владимир задумчиво кивнул. Последний пассаж явно предназначался гостям – Маевский очевидно сделал выводы из удивления Теплова установившимся в усадьбе порядкам. Андрей Константинович не слыхал ни о наделах, ни о выкупных, ни о других обременительных и неприятных для помещиков особенностях реформ царя-освободителя. Для него все было просто – сказали отпустить – он и отпустил.
Поделиться книгой: