Помоги проекту - поделись книгой:
Герман Романов
Прутский поход
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
«ЗАЕДИНО С ЦАРЕМ ПЕТРОМ»
Глава 1
— Какая богатая страна… и бедный мой, нищий народ…
Стоявший на берегу Днестра молдавский господарь Дмитрий Кантемир пристальным взглядом наблюдал за уходящим за горизонт солнцем. Напротив него, на противоположном берегу реки виднелись развалины сожженного казаками польского города Рашков, прежде многолюдного, одного из самых больших в этих забытых богом краях. Еще раньше на его месте стояла крепость Калаур, вокруг которой и разросся этот торговый форштадт. Земли на левом берегу Днестра номинально находились под властью польской короны и постоянно переходили из рук в руки. И сейчас принадлежали надменным князьям Любомирским, а до них Концепольским, Замойским и прочим влиятельным фамилиям. Именно земли, потому что ни богатого прежде городка, ни самой крепости сейчас уже не было. Исчезли оные, будто корова языком слизнула, только разруха и запустение кругом — можно увидеть только несколько десятков жалких мазанок да разглядеть черные входы известковых пещер на скалистом берегу.
— Какое-то проклятье над православными землями, — пробормотал Кантемир, на лице которого застыла гримаса боли. Войны украинских гетманов всего за полвека разорили край, которому и так доставалось от постоянных татарских набегов и войн между поляками и турками.
— Ваша светлость, надо ехать, скоро смеркаться начнет. А ночью мороз ударит — все же зима началась.
Ион Некулче, гетман молдавского войска, чуть поклонился господарю, сидя в седле — горячий конь чувствовал крепкую руку, а потому стоял смирно, только прядал ушами.
— Да, гетман, нужно ехать. Только посмотрю на Днестр еще немного — восемнадцать лет не видел реку!
Хотя гетманский чин звучал весомо, вот только в княжестве он являлся лишь вторым по значимости в воинской иерархии после воеводы. Именно ему господарь Кантемир доверил собственную охрану — с собою в поездку Дмитрий Константинович взял только две сотни всадников, ибо на берегах Днестра было тревожно, и довольно опасно, чего тут скрывать. От буджакских татар и поляков, сторонников изгнанного короля Лещинского, шведского ставленника, можно было ожидать всяких пакостей. Угроза шла и от беглых украинских казаков, сторонников покойного гетмана Мазепы или вечно мятежных запорожцев, истребленных и изгнанных из сожженной драгунами царя Петра Алексеевича, Сечи.
По берегам Днестр уже замерзать начал, кромка льда появилась на тихих заводях. К концу декабря ледяной панцирь скует своенравную реку, которая издревле служила восточной и северной границей Молдавии, отделяя страну от набегов разбойных шаек ногайцев и крымских татар.
Вот только южная часть — Бессарабия — княжеству уже не принадлежала, став владением Оттоманской Порты полтора века тому назад, а в Тигине, главном городе этой земли, постоянно находились турецкие аскеры, а часто и султанская гвардия — янычары. Да и саму крепость давно именовали Бендерами, сменив историческое название на турецкий лад. А с лета прошлого года там обосновались сбежавшие шведы со своим королем Карлом XII, остатки разгромленного под Полтавой воинства — едва тысяча человек насчитывалась — бендерский паша по повеления султана дал им приют и прокормление, расселив по трем селениям. А вот казаков пришло намного больше — только сердюков со старым гетманом Мазепой бежало до трех тысяч, да запорожцев кошевого атамана Гордиевского пришло столько же, да поляки Потоцкого — последних сотен восемь набиралось. Да османов тысячи четыре присутствовало — покоренный край находился под их постоянным присмотром и владычеством. А более туркам держать войск было незачем — в Буджаке, южной части Бессарабии, примыкавшей к устью Дуная, кочевала татарская орда, которая могла выставить тысяч двадцать вооруженных всадников. А оные басурмане постоянно разоряли своими набегами «нижнюю страну», занимающую всю среднюю часть Молдавского княжества, богатую пашнями, садами и виноградниками, густозаселенную православным народом.
И ничего тут не поделаешь — в Константинополе, где он прожил последние семнадцать лет, на грабежи «гяуров» взирали сквозь пальцы, не замечая — пусть они и подданные султаны, но «неверные», а этим все сказано. На жалобы визири не обращали внимания, и Кантемир каждый раз убеждался в том, что сгинь весь молдавский народ, от стариков до малых детушек, османы просто обрадовались бы такому известию…
— Холодновато уже, — пробормотал господарь — даже сквозь мех крытой сукном шубы, боярской одежды, которую здесь называли контэш, а на польских землях кунтушем, непривычно пробирало морозцем, которого за долгие годы жизни в Константинополе, он никогда не ощущал. И уже забыл молодые года — ведь в 1693 году, Дмитрий стал господарем Молдавии всего в двадцать лет, и пробыл им всего три недели. Тогда его по навету повелителя Валахии вызвали к визирю во дворец, где прочитали султанский фирман — быть в Константинополе на поселении. А какие на Босфоре морозы — там и снег он всего раз видел — выпал и тут же растаял, сгинул как утренний туман.
Но только для него мороз был непривычен, а вот у сопровождавших его воинов щеки горели румянцем, и они не ежились в своей не столь теплой, как его кунтуш, одежде. А ведь многие были в суманах, которые свитками называют по ту сторону Днестра, или одеты в кожоки — кожухи иначе — шубы мехом вовнутрь. Славянские названия, как и русинский говор на молдавских землях был в ходу, особенно в «верхней стране», куда массами переселялись православные из воеводства Русского, или Галиции, терзаемые католиками, панами-ляхами. Там больше половины населения говорили на русском языке, а по всей Молдове треть населения, а две других трети являлись валахами, или влахами — так что языки этих двух народов смешались, и многие жители, включая и самого Кантемира, говорили на них свободно.
— Да, пора ехать…
Кантемир повел плечами, и хотел отдать приказ гетману, но слова застыли в горле, словно замерзли от глотка морозного воздуха. И было отчего — на середине Днестра, в туманной дымке, идущей от воды, плеснуло, словно крупная рыба выскочила из воды, но тут же донесся человеческий крик, отчаянный и пронзительный.
— А-а! Помогите! Тону…
Господарь ошалело глядел на воду, не в силах поверить собственным глазам. Непонятно откуда на Днестре оказался человек, суматошно колотя по воде руками. И орал на понятном всем русском наречии, в голосе слышался животный ужас, который захлестнул разум несчастного.
— Да откуда он взялся?
— Не иначе как колдун?!
— С неба свалился!
— Пусть тонет — нечистый пугает!
— Зеленый, как лягушка. Может водяной?!
Сидящие в седлах всадники смотрели на тонущего человека с нескрываемым удивлением, хотя люди были бывалые, но всем такое зрелище оказалось в диковину. А с реки донесся отчаянный призыв:
— Господи, помоги! Боже мой, как холодно…
Выкрик прервался, тонущий продолжал барахтаться, отчаянно шлепая руками, а течение сносило его к правому берегу, как раз к тому месту, где расположился княжеский отряд.
— Не колдун он, раз к богу взывает!
— Надо вытаскивать, а то утонет.
— Негоже смотреть, как христианин захлебывается…
Последняя фраза была обращена уже к Кантемиру — воины ждали от него приказа, но их симпатии были на стороне пока неизвестного им человека, который барахтался в ледяной воде, сражаясь за свою жизнь.
— Вытащить, — негромко, но властно произнес господарь — удивление у него прошло, и Дмитрий Константинович решил расспросить незнакомца — ведь непонятно, как он в реке оказался. Зима началась — по своей воле никто в студеную воду не залезет, смерть неминуемую там обрести. И сразу два всадника направили своих коней в воду, разматывая арканы — многие переняли их у буджакских татар и недурно ими владели, ловко набрасывая петли и на одичавших лошадей, либо на пленников. Так и тут — стоило утопающему вынырнуть из воды, хотя Кантемир подумал, что все кончено, и несчастный утонул, как его руку захлестнула петля аркана. Второй всадник ухитрился стянуть веревку на голове, не наложив ее на шею.
Воины приветствовали их ловкость громкими одобрительными криками, а умные лошади, повинуясь всадникам, медленно вышли из воды, где терпеливо стояли по самые животы — за ними волочился по реке на арканах недавний утопленник, напоминавший огромную зеленую лягушку в желтых и коричневых пятнах. Вот только человек уже не шевелился и не кричал, когда его подхватили на руки спешившиеся воины.
— Никак еще дышит, только в беспамятстве, — гетман крепкими пальцами сбросил арканы с руки и головы, и тут же скинул с плеч собственный кунтуш. Посмотрел на Кантемира и правильно понял взгляд господаря, тут же заговорил, обращаясь к свитским:
— Закутайте его в теплую одежду — влейте в рот ракии или цуйки, — опыта Некулче было не занимать. Он прекрасно знал, что делать с замерзшим в воде человеком. И воины тут же принялись выполнять приказ гетмана, снимая со спасенного человека его удивительную одежду.
Кантемир всмотрелся в смертельно бледное лицо недавнего утопленника — молодой еще, и тридцати лет от роду нет, крепкий и плечистый, с русыми волосами, что превратились в ледяные сосульки только. Дмитрий Константинович повел плечом, выпрямился в седле, негромко распорядился, слегка дернув поводья:
— Привяжите к лошади, скачем в селение — ночь близка!
Глава 2
— Ранен служивый трижды, ваша светлость, в руку, плечо и бедро. Но две раны старые, а вот одна новая, мыслю, несколько часов тому назад получил дырку в бедро, будто длинным гвоздем ткнули, или италийским стилетом, настолько маленькая. Вот только пуля это, не сталь, нет никаких сомнений. Видно такое сразу, а глаз у меня набит, повидал многое в жизни, так что отличу одно от другого. Мазь с повязкой наложил, бог даст — выживет. Он ведь лет на десять младше меня будет, и крепкий телом!
Гетман покачал головой, но в его словах можно было не сомневаться — он еще батюшке Дмитрия служил, господарю Константину Федоровичу, единственному правителю Молдовы, что властвовал до самой своей смерти восемь лет, и умер в преклонном возрасте, «разменяв» девятый десяток прожитых годов. Единственный такой в своем роде князь, что умер в собственной постели, не потеряв при этом престола. За ним дважды правил старший брат Дмитрия Антиох — первый раз почти пять лет, а второй два с половиной года. И любим народом как справедливый правитель, так что поддержит его в начинаниях, а это многого стоит.
И вот теперь и он сам на отцовском престоле — пока три недели — как в прошлый раз. Однако сейчас, пришли султан повеление снова отдать власть, Дмитрий Константинович отказался бы его выполнить. Впрочем, визирь вряд ли отстранит его от престола — верят ему басурмане, своим считают, отуреченным, только веру пока еще не сменившим. Ведь большую часть из прожитых 37 лет Дмитрий Константинович провел в Порте — в юности шесть лет в заложниках, и потом еще семнадцать лет. И за эти долгие годы не просто изучил турок, стал походить на них, и даже сочинил несколько музыкальных маршей, которыми даже янычары пользовались.
Нет, «своим» его считают в Диване, даже в Молдову отправили со всей семьей, не взяв старшего сына в аманаты, сиречь заложником — обыденное дело, что предостерегало правителей вассальных Порте земель от мятежей и восстаний, ведь никто не захочет первенцев губить. Ведь их лютой казни за измену отца предадут, и смерть на колу будет еще милосердием. Вот потому момент выпал удачный — султан царю Петру войну объявил, в которой и он, молдавский господарь, участвовать будет, только совсем не на той стороне, которую ему безжалостные и коварные турки определили…
— Посмотри, ваша светлость — не из нашего мира боярин… князь родовитый, твой потомок. Его сам господь нам послал!
— С чего ты так решил, Ион?
Кантемир был сильно озадачен словами гетмана, с которым дружил с детства. Род Некулче поддерживал его отца, потом брата, и сейчас его самого — на них можно было положиться — не предадут, как сделали бы многие «великие бояре». Но то, что он сейчас услышал, ум за разум заходил — невероятно, в сие поверить нельзя. Тут аргументы нужны серьезные, как из Аристотелевой логики следует. И они последовали, причем такие, что господарь на какое-то время потерял дар речи.
— То, что за лягушачью шкуру приняли, то форма воинская, из будущих времен, наших молдавских воинов! И флаг у них червленый, только бычьей головы нет. Но звезды есть — и на плечах одежи этой зеленой — аж по четыре россыпью, и на знаках. А теперь на эту парсуну посмотри — в кармане у него на груди нашел — великий живописец рисовал, необычайная парсуна. Посмотри сам, ваша светлость и убедишься!
Дрожащими пальцами Некулче протянул господарю небольшой листок из чрезвычайно твердой бумаги, хоть и тронутой водой, но сохранившей восхитительный рисунок. На нем был изображен спасенный из реки человек, в странной одежде, с необычным галстуком, отличным от тех, что носили сейчас европейские офицеры. С правого плеча свисали витые золотистые жгуты, точно такой же был на странной шапке с козырьком. К одежде с блестящими, видимо золотыми пуговицами, были прикреплены знаки, а также два креста и пара медалей — тут Дмитрий Константинович сообразил, что, по всей видимости, это какие-то награды. Ведь те же медали царь Петр своим солдатам и офицерам вручал, только эти крепились на цветных ленточках. Но главное было в другом — ниже шли белые буквы кириллицей, которые складывались во вполне понятную надпись, пусть и без некоторых буквиц, на русском языке — «гвардии капитан С. К. Кантемиров».
— Ох, — теперь задрожала рука у самого Дмитрия Константиновича, и он растерянно спросил первое, что пришло ему на ум:
— А почему Кантемиров, а не Кантемир?!
— Так московиты издревле наши фамилии склоняли, ваша светлость, со времен Стефана Великого, когда грамотами обмениваться стали. Так и писали, только «ер» добавляли еще — а тут без него обошлись как-то.
— Ладно, пусть так, но почему ты взял, что он княжеского достоинства?! Я здесь прописанный титул не вижу, Ион!
— А ты парсуну сию переверни, и прочитай надпись — тогда собственным глазам поверишь. Да и похож ты на своего потомка, вернее, он на тебя — княжеская кровь завсегда сказывается!
Кантемир только закряхтел от сказанных слов — представить, что лежащий перед ним человек есть его потомок, в голове такое не укладывается. И Дмитрий Константинович перевернул чудесным образом и невероятными красками написанную парсуну — на белой бумаге расплывались размытые водой чернильные буквы, и он негромко их прочитал:
— Князю в подарок от Дюка, — взгляд споткнулся о расплывчатое черное пятно, скрывавшее несколько слов, и докончил, — твою дивизию…
— На год от Рождества Христова, посмотри княже, — на губах Ионы появилась торжествующая улыбка, и, взглянув, Кантемир ощутил, как похолодело в душе от четырех арабских цифр — 2023.
— Ох…
— Вот и мне также было, ваше светлость — глазам своим вначале не поверил, но как стал княжеские вещицы рассматривать, так все подтверждаться стало. Меня даже в жар бросило. Да ты сам посмотри — убедись воочию!
Кантемир взял в ладонь тяжелый знак, покрытый эмалью — в центре на белом фоне пламенела звезда, над ней красный молдавский флаг с золотистой надписью — «ГВАРДИЯ». Бросило в пот — господарь машинально вытер лоб, и взял в руки странный медальон на золотом браслете. И моментально понял, что это часы, на циферблате шли числа, имелись стрелки. Но с тыльной стороны шла вязью гравировка —
— Это что — его отцу даровали?
— Скорее, так оно и есть, ваша светлость. Я столь искусной работы никогда не видел, хоть браслет золотой, но сами часы неслыханное богатство. И стрелки идут, что удивительно…
Действительно — тонкая стрелочка обежала круг, Дмитрий Константинович за ней внимательно смотрел. И перевернул часы — там был изображен герб — звезда между двух увитых лаврами бычьих рогов. Сердце заколотилось в груди как бешенное — все сомнения отпали. Несомненно, это была стилизация верхней части герба Молдавского княжества. И надпись прочиталась — «Командирские». Кантемир еще раз утер платком выступивший на лбу пот, хотя, возможно, это хату хорошо протопили — хозяева, зажиточные селяне, старались угодить господарю и гетману, как только могли.
— Ни разу имена такие не встречал — «СССР» и «СА и ВМФ», — задумчиво пробормотал Некулче, и с немым вопросом в глазах посмотрел на господаря — тот считался одним из самых образованных людей Молдавского княжества. Его отец был неграмотным, но Антиох и Дмитрий получили прекрасное образование. Младший брат свободно говорил на восьми языках, не считая двух родных, сам написал несколько книг, отлично музицировал, хорошо знал философию, логику, историю, математику, географию и многое другое — ведь его с детства готовили в правители.
— Возможно, написано тайнописью, иной раз имена правителей запрещено произносить всуе. Такое бывало!
Дмитрий Константинович говорил осторожно, даже плечами пожал, не найдя другого ответа. И спросил о самом главном, что его тревожило:
— Кто-нибудь, кроме тебя, Ион, видел это?
— Нет, — твердо ответил гетман, — я его разоблачал и ракией натирал. И сам за князем смотреть буду, чтобы первые его слова услышать, как в сознание придет. Ранило, замерз сильно — вода ведь студеная в реке. Как бы горячка с ним не приключилась, а то от нее помирают.
— Не дай бог, — перекрестился на красный угол Кантемир, и Некулче последовал его примеру, повернувшись к иконам. Затем с кривой ухмылкой и виноватыми глазами протянул Кантемиру небольшую цветную бумагу. И тут его голос заметно дрогнул:
— Прости, ваша светлость, но ты должен это увидеть!
Дмитрий Константинович взял листочек, оторопело уставился на изображение, даже потер глаза, не в силах им поверить. Еще раз взглянул, прочитал надпись мелкими буквицами и посмотрел на цифры. Потрясение было настолько велико, что Кантемир вскрикнул:
— Боже праведный, так это же я сам!
Перед глазами все поплыло, будто провели мокрой тряпкой. И силы покинули господаря — он бы рухнул на дощатый пол, но был вовремя подхвачен крепкими руками гетмана…
Глава 3
— Но разве так можно, ведь я был готов покаяться перед царем, — пробормотал сидящий у очага новоизбранный гетман Войска Запорожского в довольно потрепанном кунтуше. Филиппу Орлику нездоровилось, знобило немного, а потому он жался ближе к печи. И вспоминал прошлое, кляня себя за то, что много раз упустил возможности вырвать у судьбы свое, и занять более достойное место, чем то, которое занимал.
— Зато теперь отомщу царю, будет знать, как моей помощью пренебрегать! Я буду настоящим правителем, а не тем казусом, которым являюсь! Ведь я еще не стар, у меня все впереди!
Да, ему месяц тому назад исполнилось только 38 лет, и он стал гетманом по обе стороны Днепра, вот только в изгнании, заняв место покойного Ивана Степановича Мазепы. И ничего нет, кроме громкого наименования, ничего, одна горечь в душе. Те оставшиеся семь бочонков золотых монет, что были вывезены на лодках у Переволочны, достались не ему, а племяннику покойного Мазепы, и так решил король Карл, чтоб налимы сожрали этого шведского монарха, что всем своим видом напоминал утопленника. И пусть на том свете бесы жарят на вилах в адовом костре старика Ивана Степановича — не правителем Украины он оказался, а никчемным интриганом, и не делами славен усопший, а интригами, да соблазнением Матрены Кочубеевой, собственной крестной дочери.
— Как я ошибся, решив примкнуть к Мазепе — сам себя лишил всего. Нужно было написать царю — тот бы меня вознаградил достойно, — слова вырвались с нескрываемым разочарованием. Орлик скривился, словно наелся кислой смородины, чуть не сплюнул. Он вспомнил, как двенадцать лет тому назад он выгодно женился на дочери полтавского полковника Павла Герцика, разбогатев на ее приданом.
Супруга являлась родственницей гетмана, и он подсуетился, написав панегирик «Алкид Российский» в честь Мазепы. Иван Степанович заметил его рвение, и вот Филипп Орлик уже писарь в канцелярии, а затем и управляющий ею, а в 1708 году стал генеральным писарем, войдя в узкий круг влиятельной войсковой старшины.
И посчитал тогда, что ухватился за хвост птицы счастья за двумя руками. Ведь именно тогда он склонил колеблющегося Мазепу на тайный союз с королем Карлом XII, в окончательной победе шведов Филипп тогда не сомневался, и, ведая всей дипломатией гетмана, рассчитывал на полный успех разработанного плана. А тот сулил ошеломляющие перспективы — в союзе со шведами и поляками короля Станислава Лещинского будет одержана победа над московским царем, и украинские земли по обе стороны Днепра окажутся незалежной и самостийной державой. Старик Мазепа умрет, и он примет от него гетманскую булаву и с помощью королей, ведь так прописано в тайном договоре, сделает свою власть наследственной.
И будут у него не маетки, а огромные города в полной власти, и обширные земли — и станет вровень и с королями, и с царем Петром! И все перед ним будут пресмыкаться, ибо он гетман Украины, который станет в самом скором времени полновластным монархом!
— Все под хвост кобылы скинуто, — Орлик заскрежетал зубами, мысленно проклиная Мазепу и кляня свою несчастливую судьбу. Но кто же знал, что москали окажутся сильнее, и разобьют под Полтавой войско шведов, доселе непобедимое. Примкнувшие к свеям казаки, что гетманские, что пришедшие с Чертомлыкской Сечи запорожцы кошевого атамана Костки Гордиенко, бежали к Днепру, сумев опередить шведов и первыми переправившись через широкую реку. Удирали сломя головы в зеленые татарские степи, желая найти надежный приют под покровительством султана. А вот шведам спастись не удалось — их большой корпус в шестнадцать тысяч воинов, настигнутый русскими драгунами у Переволочны, сдался, так как лодки казаки увели раньше, спасая свои жизни. На правый берег Днепра сумел переправиться лишь король Карл с верными ему драбантами, да несколько сотен солдат и офицеров из разных полков наголову разгромленной армии.
Вот тогда Орлик и решил спасать себя, написав покаянное письмо полковнику Даниилу Апостолу, что твердо держался руки нового гетмана Скоропадского, поставленного царем Петром. И предложил выдать Мазепу с головой Москве, и получить не только полное прощение, но и награду, которую обещали за поимку предателя.
Ведь русский посол в Константинополе Петр Толстой предложил визирю триста тысяч ефимков, полновесных талеров, за выдачу царю живого Мазепы, и посулил немалый бакшиш самому Балтаджи Мехмед-паше лично. Сумма настолько головокружительная, что зная нравы, царящие в Блистательной Порте, можно было не сомневаться, что все сановники султана призадумались, прикидывая вес серебра — за такую груду монет в полтысячи пудов можно было к Мазепе и всех его сторонников привосокупить.
Филиппа это огорчило до крайности — он ведь предложил свои услуги и мог похитить Мазепу за вдесятеро меньшую сумму, вот только царские приближенные ему даже не отписали в ответ. Да и сам гетман выкинул кунштюк, которого от него никто не ожидал — впал в расстройство, почему-то посчитав, что его обязательно выдадут царю, и скончался. Старым совсем стал, вот сердечко и не выдержало охвативших его волнений.
Потеряв надежду на прощение, Орлик решил «выбиться в люди» — король Карл предложил его избрать в гетманы. Сбежавшая от мести царя Петра казацкая старшина перечить шведскому монарху не стала, однако выдвинула новоявленному гетману ряд условий, которые тот принял — куда деваться в его шатком положении «приживалки»!
Так что во время «выборов» Филипп быстро написал и огласил «Договоры и постановления прав и вольностей Войска Запорожского», составленных на манер польского «Pacta conventa». Он уступил значительную часть своих полномочий казацкой старшине, которая получило право решать все важнейшие вопросы в Генеральной раде, созываемой трижды в год. Что касается внешней политики, то Орлик полностью признал протекторат шведского короля — тут не до жиру, быть бы живу — все беглецы еще надеялись на лучший для себя исход. И теперь эти чаяния получили возможность претворения в жизнь — могущественная Оттоманская Порта месяц тому назад объявила войну русскому царству!
— Османы сомнут московитов на два счета — они не шведы! Петрушка до сих пор «поминки» крымскому хану отправляет, а тут вся турецкая армия нахлынет потопом, там ведь больше ста тысяч. И татар половина от этого легко наберется — никто не устоит перед такой силищей!
Орлик захихикал, затряс головой, охваченной радужными планами. Он уже не надеялся на участие турок в войне, но султану Ахмеду явно не понравилось усиление позиций трижды проклятых москалей. Так что хорошо, что царь Петр в гордыне своей отказал ему в прощении — теперь у него самого есть возможность единолично править в Киеве. Причем прийти туда раньше турок — освободителем народа от московского ярма!
И все дело в том, что османы смогут набрать армию не раньше марта, а в поход на Дунай выйдут в апреле, когда дороги уже будут выжжены солнцем. А он с ордой пойдет на Киев в начале февраля, когда реки уже скованны льдом, а снега мало, что позволяет татарам тебеневать коней. С ним пойдут буджакские и белгородские татары — двадцать тысяч острых сабель. Войско возглавит калга Бахти-Гирей, сын крымского хана, который станет ему подчиняться по султанскому фирману. И главное — татары не будут громить монастыри и церкви, грабить поселения, и тем паче не пленять ясырей. И на то воля султана и визиря — в Константинополе сейчас сообразили, что если не сдержать алчных и кровожадных татар, то украинские земли восстанут не против московского царя-единоверца, а на борьбу с басурманами.
А вот его встретят с радостью — казацким полковникам, привыкшим править самостоятельно, московская «опека» уже надоела. Так что перейдут на его сторону, обязательно переметнутся — он огромными правами по своей «конституции» их наделил, не выдержат искушения. И грамоты им отправляет постоянно, соблазн ведь велик — править самим без московских воевод обойтись. И гетману Ивану Скоропадскому напишет тоже — если Ванька и не соблазнится, то царь все равно его под подозрением держать будет. А головы московский деспот рубить любит, и своих никогда не жалеет, как того же Кочубея или Искру, что его стороны крепко держались.
— А Костка Гордиенко со своими запорожцами пусть с крымским ханом Девлет-Гиреем на Слобожанщину идет — имя его там будет проклято, и тамошний народец его возненавидит!
Шепот Орлика преисполнился лютой злобы. Теперь сам хорошо понимал, почему старый гетман приложил все свое коварство, чтобы руками царя Петра погубить Чертомлыкскую Сечь. А он, став новым гетманом на обоих берегах Днепра, просто докончит начатое дело…
Поделиться книгой: