Помоги проекту - поделись книгой:
Бацилла — это Славка Гальперин, вспомнил я, сейчас он пятикурсник мединститута как раз по хирургии. В нашей бригаде не состоит, но помощь, когда надо, оказывает, за что от лица Козыря имеет материальную благодарность. И в будущем будет оказывать ещё не раз. Вот и сегодня, похоже, Бацилла немного поднимется. Если, конечно, удастся застать его дома. Телефона-то у Бациллы, насколько я помнил, не было, так что заранее не созвонишься.
В этот момент ко мне подошли Швед, Рома и Козырь, которые тоже поинтересовались моим состоянием.
— Простое сотрясение, — отбрехался я. — Завтра в студенческую поликлинику с утра схожу, освобождение от института возьму, да дома пару-тройку дней поваляюсь, пока не отпустит.
— Чё, может, я Сыча домой подброшу? — повернувшись к бригадиру, предложил Рома.
— Подбрось, — глядя на меня с прищуром, кивнул тот. — Сыч, молодец, здорово бился. Держи, небольшая компенсация.
С этими словами он протянул мне пять 10-долларовых купюр, которые я, чуть замешкавшись, всё же взял, убрав во внутренний карман куртки. Добренький… А сам в сторонке до поры до времени стоял, вон вид какой незамаранный. Нет, на переговоры с главным у терновских, само собой, пошёл он, он и врезал своему визави укороченной бейсбольной битой, до поры до времени скрывавшейся в рукаве его кожанки. А когда началось месиво, как-то резко оказался в сторонке. Вот это я прекрасно помнил, да и в других драках Козырь особо не высовывался. Оно, в общем-то, понятно, если руководствоваться лозунгом киношного Чапая, что «командир должен перейти в тыл своего отряда и с какого-нибудь возвышенного места наблюдать всю картину боя».
Рома ездил на ушастом «Запорожце», и ничуть этого не стеснялся. В этом году, по осени, насколько я помнил, он пересядет на «классику», но свой ЗАЗ поддерживал в идеальном порядке. Даже чересчур, вот эти рюшечки на лобовом стекле, помнится, меня и тогда пробивали на ха-ха, и сейчас, несмотря на тупую боль в голове, едва удержался от улыбки. А вообще выглядело немного удивительно и где-то забавно, как этот здоровяк умещается за рулём «Запорожца», на котором Рома умудрялся возить не только себя, но и периодически ребят из бригады.
На этом чуде отечественного (хотя уже и не отечественного, Украина же отделилась) автопрома мы покатили в сторону моего дома. Рома включил на полную магнитолу, и из динамиков понеслось:
Я невольно поморщился.
— Ромыч, сделай потише, голова щас лопнет.
— Без вопросов, — согласился тот, убавляя звук чуть ли не до минимума.
Я сидел на заднем сиденье и глазел на свой город середины апреля 1992 года. Мы приближались к центру, и всё больше попадалось старых домов, благо что исторический центр города новый градоначальник решил не трогать. Да и его сменщики не тронут, у нас ведь что ни дом — то архитектурный объект исторического значения.
Вывески сменяли одна другу: «Женское пальто», «Парикмахерская», «Волжанка», «Натали»… Проезжая мимо главной площади города, узрел небольшой митинг. Человек тридцать, в основном пенсионеры, стояли перед зданием областного администрации, что-то кричали. Даже разглядел надпись на одном из самодельных плакатов: «Ельцина — в отставку!» Понятно, нищая пенсия погнала людей на митинг. И так в каждом городе, а с Борьки — как с гуся вода. Зато уже появились «новые русские», владельцы автозаправок, торговых центров, казино… А вскоре и «Газпром» станет акционерным обществом, кажется, этой осенью после начала приватизации, хотя больше половины процентов акций и останется у государства. Хорошо бы свой ваучер вложить в «Газпром», а лучше пару сотен, вот только где бы их взять? Хотя через мои руки, как я помнил, пройдёт не одна сотня приватизационных чеков, но мы их будем скупать по приказу Козыря, которого, само собой, на это дело подвигнет Чернышёв. А вот куда Черныш их потом вложит, эти ваучеры — я не знал. Но думаю, что умные люди ему подсказали, что делать с этими бумажками, и за время отсидки наш босс вряд ли остался беден, как церковная мышь. Правда, после того, как он освободится по УДО, в 2001-м его всё равно грохнут, расстреляют из проезжавшей мимо машины короткой автоматной очередью на крыльце ресторана. Уж лучше бы сидел свой срок до конца, глядишь, прожил бы подольше.
А вот и моя Пензенская улица.
— Какой дом? — спрашивает Рома, который раньше меня как-то подвозил, но высаживал на остановке.
— Вон в ту подворотню, — вместо меня отвечает Сева и поворачивается с переднего пассажирского сиденья ко мне. — Сегодня дежурю, утром в восемь сдавать буду смену, и с рабочего тебе наберу. Ты ведь в восемь ещё никуда не свалишь? Ну и лады!
Пожав пацанам на прощание руки, под голос Суханкиной, поющей о новом герое[2], выбираюсь из машины.
Проводив взглядом тарахтящий «Запорожец», я толкнул тяжёлую, выкрашенную уже порядком облупленной коричневой краской дверь, которую, наверное, не меняли со времён постройки дома. Внутри подъезда на стенах такая же облупившаяся краска, только зелёного цвета. Заглянул в почтовый ящик, увидел белеющий край газеты, пошарил в кармане куртки, выудил небольшую связку ключей, на которой болтался ключик и от почтового ящика. Внутри оказалась «Комсомолка». Ну да, мы её много лет выписывали. Номер за вчерашнее число, в нашем городе, как я помнил, газета появлялась с опозданием на день. Зато когда появится местная вкладка, то станут печатать день в день. Это случится, кажется, в следующем году.
На каждом этаже по три квартиры, двери самые разные, от филенчатых и оббитых дерматином до металлических, что являлось редкостью для этого времени. Вот как раз на втором этаже в 17-ю квартиру недавно металлическую дверь поставили. Здесь с родителями жил мой одноклассник Гоша Абрамов, с которым мы изредка пересекались в подъезде или во дворе. Батя его Марк Ефимович, сколько помню, был банкиром, и семейка жила очень даже неплохо. Потому и дверь поставили, чтобы в квартиру не проникли любители лёгкой наживы.
У Гоши ещё в школе проявилась коммерческая жилка, когда он загонял нам жвачку и даже отдельно обёртку от неё, ну и прочую мелочь, которую из капстран привозил для племянника дядя — старший помощник на каком-то сухогрузе. Неудивительно, что бывший одноклассник поступил на экономический факультет пединститута, а по его окончании в прошлом году Марк Ефимович пристроил сына, которому якобы близорукость не позволила отдать долг Родине, к себе в коммерческий банк.
Надо же, только про Абрамовых подумал, как с той стороны металлической двери щёлкнул замок, она открылась, и на лестничную клетку выскочил Гоша собственной персоной.
— О, Серый, привет!
Его носатая физиономия расплылась в добродушной улыбке, а глаза за стёклами очков хитро блеснули.
— А чё такой грязный, будто тебя отпинали? — спросил он, пройдясь взглядом по моей одежде.
— С мотоцикла упал, — буркнул я, собираясь пройти мимо.
— Ага, с мотоцикла, — хмыкнул в спину Гоша. — Знаю я, с какого мотоцикла… Небось, очередная разборка?
Я застыл на месте и обернулся. В прошлой моей жизни у нас с Гошей такого разговора точно не было.
— Ты-то откуда знаешь про эти дела? Ты же в банке типа простого клерка…
— И вовсе не простого, — слегка надулся Гоша. — А про ваши разборки весь район уже в курсе.
— Понятно… А сейчас куда?
— К Борману, картриджами махнёмся.
И он достал из кармана картридж «Super Mario» для приставки «Dendy», помахав им перед моим носом. Бормана на самом деле звали Лёвой Фишером, он учился в параллельном классе и всем постоянно доказывал, что Фишер — немецкая фамилия. Правда, в последнее время Лёва изменил показания, утверждая, что он чистопородный еврей. В любом случае, с Гошей они спелись чуть ли не с первого класса, да ещё и жили в соседних домах.
— Ладно, побежал.
Импортные ботинки Гоши застучали по ступеням, а я поплёлся дальше. Этажом выше уткнулся в дверь моей квартиры, обтянутой дерматином, перетянутым декоративной молдинг-лентой, с двумя жестяными цифрами над глазком, сочетание которых давало сумму 20. Надавил кнопку дверного звонка, вскоре за дверью послышались шаркающие шаги. Глазок на несколько секунд потемнел, затем щёлкнул запор и в образовавшемся проёме я увидел нахмурившееся лицо бабули, обрамлённое венчиком крашеных в рыжий цвет волос.
Боже ж ты мой, сколько я тебя не видел, дорогая моя Валентина Прокофьевна? Тихо ушла во сне бабуля в августе 99-го, вот только тело её обнаружили почти неделю спустя, когда соседи из-за неприятного запаха вызвали милицию. Я-то, женившись, перебрался на квартиру Верки, и навещал бабулю пару раз в месяц. В этой реальности придётся делать это чаще, особенно в середине августа 1999 года.
— Серёжка, паразит, где ж ты так извазюкался?
— С мотоцикла грохнулся, — повторил я уже апробированную легенду, уверенный, что уж бабуля-то точно не в курсе моих настоящих похождений.
— Ох горе ты моё… Вот тут отцовский ремень бы пригодился, — причитала она, пропуская меня в прихожую. — Сымай свои тряпки, завтра стирать буду. В институт одежду тебе ещё погладить…
— Погладь, только я не в институт, а в поликлинику пойду.
И в ответ на её вопросительно-встревоженный взгляд пояснил:
— Без шлема катался, ударился о землю, вон, даже шишку посадил.
Я взял её сухонькую ладонь и приложил к своему затылку.
— Вот же балда, — охнула бабуля, — а если бы в кровь расшиб? Сильно болит? Ну точно, сотрясение! Конечно, какой теперь институт, ступай в поликлинику… Да, там на кухне я гороховую кашу сварила, сосиски в холодильнике, отвари себе сколько надо.
— Что-то меня ещё подташнивает, я если только чайку выпью.
— Цитрамона вон сначала выпей, может, полегчает.
А что, за неимением ничего другого, может, и это сгодится, думая я, заходя в зал. В комнате перед чёрно-белым телевизором стояли три трёхлитровые банки с водой, а на экране Чумак молча выделывал руками загадочные пассы. Точно же, бабушка у меня при всём своём «соцреализме» верила вот таким прохиндеям, и редкий раз упускала возможность «зарядить» воду или крем. Я только посмеивался, но переубедить бабулю так и не получилось, а потом и вовсе плюнул. Чем бы дитя ни тешилось…
Отрывной календарь на стене показывал 19-е августа. Значит, в этом плане всё пока совпадает, думал я, роясь в шкатулке с лекарствами. Ага, вот он, цитрамон… Выпил сразу две таблетки, после чего полез в душ. Пока стоял под тёплыми струями — вроде как немного отпустило. Наверное, препарат подействовал.
Если есть не хотелось, то от чая я и не думал отказываться. Пакетики на территории бывшего СССР ещё не получили широкого распространения, поэтому пришлось заваривать из пачки со слоном. Помню, как кто-то из пацанов назвал его «Индюшкой».
Отвык уже в своём будущем от такого чаю, крепкого, терпкого… Пил из моей любимой полулитровой кружки, которую Верка выбросит без моего спроса через несколько лет. С тремя ложечками сахара и с чёрствыми ванильными сухарями, которые приходилось макать в кипяток, очень даже пьётся и на больную голову. Которая, кстати, уже и не так вроде сильно болела. Главное, что шишка есть, и завтра она вряд ли куда-то исчезнет, так что будет что предъявить терапевту. А там он вроде должен к хирургу направить, тот выпишет заключение, ну и потом снова к терапевту за освобождением от занятий.
— Серёжа, ты как, полегче тебе? — участливо поинтересовалась бабуля, заглянув на кухню.
— Да, вроде как помог цитрамон.
— А то, если что, в «скорую» позвоню…
— Нет, нет, какая «скорая». Иди, там уже Чумак, кажется, зарядил всё, что мог.
После чаепития посидел немного в старом, скрипучем кресле, на пару с бабулей посмотрев «Клуб путешественников». Когда начался гала-концерт участников 3-го Международного телевизионного фестиваля «Ступень к Парнасу», мне стало скучно, да ещё бабуля свой «Беломор» закурила, пусть даже и с открытой форточкой, так что я отправился в свою комнату.
М-да, считай четверть века не был здесь. На стенах плакаты рок-групп, в небольшом шкафчике магнитофон «Квазар 303», по соседству проигрыватель «Радиотехника-001-стерео», купленный мамой с рук у знакомой перед моим переходом в 9-й класс. Рядом стоявшая на ребре стопка пластинок. Хоть музыкант из меня был и никудышный при отсутствии слуха, но слушать качественную музыку я любил.
Вытащил одну из пластинок. «Переступи порог» группы «Чёрный кофе». Поставить? Нет, голова ещё потрескивает, как-нибудь в другой раз.
Поверхность письменного стола девственно чиста, а в выдвижных ящиках… Я выдвинул один из них. Ручки, карандаши, обгрызенный ластик, скрепки, несколько аудиокассет, четыре толстых, потрёпанных тетради… Взял одну, открыл, невольно улыбнулся.
Так и есть, мой школьный дневник. Вёл я его с 6-го по 9-й классы, по общей тетради на год, стараясь записывать свои мысли как более ёмко. О существовании дневника никто не знал, кроме меня, его автора, прятал я тетради в тайнике за стенкой шкафа, чтобы мама (тогда она ещё жила с нами), убираясь, их не нашла. После 9-го класса решил, что уже вырос из того возраста, чтобы вести дневник, но тетрадки всё же не выбросил, хотя и была такая мысль. После армии достал их из тайника, переложил в ящик стола, где они лежали и по сей день. Бабуля в мою комнату нос не совала, я сам в ней убирался, да и вообще помогал престарелой родственнице вести хозяйство. Всё-таки 74 года, хоть и держалась бабуля молодцом.
Эта тетрадь была за 7-й класс. Я перелистнул несколько страниц. Ага, вот оно.
«8 мая. Сегодня Лена Кузнецова разрешила мне нести её сумку после уроков. Шли, она мне рассказывала про новый советско-индийский фильм „Легенда о любви“, который я не видел, пока шли — пересказала весь сюжет. На прощание поцеловала в щёку, до сих пор кажется, что это место, куда она меня поцеловала, горит огнём».
Да-а, в Ленку я был влюблён в 7 и 8 классах, а потом она стала гулять с парнями постарше, как раз у неё, не сказать, что красавицы, попёрло в рост то, чему полагается расти у женщин. Прошла любовь, завяли помидоры…
Я бросил тетрадь обратно в ящик, лёг на застеленную постель, аккуратно примостив голову на подушку, и закрыл глаза. Лежал и размышлял над тем, что со мной произошло. Если я завтра проснусь в этом же теле, значит, всё это не бред, в итоге решил я и в то же мгновение, как по мановению волшебной палочки, отрубился.
Глава 2
Утро началось со звонка Севы. Вернее, с того, что бабушка меня растормошила, чтобы сообщить о звонке. А когда я, не успев открыть глаза, оторвал голову от подушки, тут же внутри неё словно взорвался миллиард микроскопических бомбочек.
— М-м-м, — простонал я, вновь роняя голову на подушку и с трудом открывая глаза. — Что случилось, бабуль?
— Так там это, друг твой Всеволод звонит, одноклассник бывший. Шнур сюда не дотянется, подойдёшь или сказать, что болеешь?
— Подойду.
Я всё-таки принял сначала сидячее, а затем вертикальное положение и нетвёрдой походкой, проигнорировав шлёпанцы, босым добрёл до прихожей, где на подставке меня дожидался цвета слоновой кости телефонный аппарат со снятой трубкой.
— Алё, Сева? Привет! Да так, более-менее, сейчас в поликлинику поеду… Отлежаться надо. А у нас там что после вчерашнего? Фома в гипсе? А Люсёк? Заштопали? Жить будет? Ну и ладно… Давай, нашим привет!
Только положив трубку, сообразил, что разговор получился если и не слишком уж откровенным, то в любом случае, если бы нашу беседу записывали, люди в теме сообразили бы, о чём речь. Наверняка вчерашняя драка попала в сводки, не может быть, чтобы никто ничего не видел и не слышал, чтобы никто из участников вчерашних событий не проболтался, не похвастался в кабаке друзьям, как они лихо поколотили терновских, или, напротив, как они с честью уступили превосходящим силам противника. И я даже не исключал, что и в нашей, и в терновской бригадах могут быть «засланные казачки», периодически «постукивающие» кому следует. Ментам даже своих внедрять не надо, достаточно завербовать кого-то, кто уже состоит в бригаде, пообещав в случае сотрудничества хорошие плюшки, а в случае несогласия — большие проблемы.
Сегодня, выпив с утра ещё пару таблеток «Цитрамона», я нашёл в себе силы позавтракать. Бабуля, сетуя на дороговизну яиц, сварганила мне яичницу с обжаренными кусочками варёной колбасы, а на десерт я употребил растворимый кофе «Nescafe» с молоком, налитым в мою поллитровую кружку. Сама же бабушка, сидя напротив и глядя, как я прихлёбываю кофе, неторопясь потягивала кофейный напиток «Ячменный». Ему она оставалась верна долгие годы, считая напиток куда более полезным, нежели кофе во всех его видах.
— Деньги взял на проезд? И зонтик возьми, там с неба льёт, — посоветовала бабуля, когда я в прихожей натягивал на ноги кроссовки.
— Да он не складывается, этот зонтик, куда я с ним в трамвае? Просто капюшон накину на голову.
Вспомнилось, а ведь действительно в это утро на улице моросил дождик, и я отправился на остановку с покрытой капюшоном головой. Минут десять постоял под навесом, слушая, как по нему дробно стучат капельки дождя, прежде чем, гремя колёсами на стыках рельс, подъехал трамвай. В вагоне было немноголюдно, и то почти все пенсионеры. Рабочий люд уже давно трудится, хотя многие за свою работу получают копейки, а кому-то вообще месяцами задерживают зарплату, или выдают продукцией предприятия, на котором он трудится. Хорошо если что-то полезное или съестное выпускают завод или фабрика, а то иной раз вон на блошином рынке стоят, продают алюминиевые тазы. Хотя и это ещё не худший вариант.
Честно за два рубля оторвал билет, сел к окну. По стеклу под действием гравитации ползли вниз капли дождя, словно мелкие слизни, оставляя за собой влажный след. Голова почти не болела, всё-таки, несмотря на свою кондовость, цитрамон помогал заглушить физические страдания. Но пить его горстями — не лучший вариант, надо будет заглянуть в аптеку, купить что-нибудь от головной боли, а лучше посоветоваться с врачом.
За трамвайным окном между тем, невзирая на моросящий дождь, размеренно текла жизнь города. То и дело глаз натыкался на лотки, с которых бойко шла уличная торговля. Неподалёку от одного из таких лотков, где за домашними копчёностями выстроилась небольшая очередь, прогуливалась парочка милиционеров, но на происходящее они не обращали ровным счётом никакого внимания. Не знаю, оплачено место было или нет, скорее всего, менты имели с торговца свой барыш, а заодно его и охраняли.
Студенческая поликлиника располагалась на территории политеха, в небольшом двухэтажном пристрое к 1-му корпусу. В памяти шевельнулось, что у нас занятия по большей части проходили в 3-м корпусе, это за первым и налево. Как же давно это было, словно целая вечность прошла… Вот сейчас встречу кого-нибудь из своей группы и ведь не факт, что узнаю, вот будет нонсенс.
А как у меня теперь сложится с учёбой? Что-то я помнил даже за пятый курс, а многое за первый напрочь вылетело из головы. Всё-таки по специальности я не проработал и дня, получив диплом, тут же забросил его в ящик своего письменного стола, где он и лежал до тех пор, пока я не женился и с остальными своими документами не перевёз его на новую квартиру. Вернее, старую, в «хрущёвке», просто для меня она была новой.
Но учиться надо, это я нутром чувствовал, потому что наличие высшего образования даёт хотя бы какое-то самоутверждение, да и отец Веры на меня без диплома смотрел бы по-другому. Может, и не пристроил бы к себе работать, как раз тогда, на собеседовании (хотя мог бы сделать это и раньше, в неформальной обстановке), он и попросил принести и показать ему диплом. Не знаю, что это ему дало, но в тот день меня официально оформили маркетологом в ООО «Лексикон». Это была одна из первых фирм в нашем городе по продаже компьютеров и комплектующих, а также по сервисному обслуживанию компьютерной техники. Меня по-быстрому познакомили в общих чертах с высокотехнологичным для этого времени товаром, после чего я съездил в Москву на трёхдневные курсы маркетологов, и уже после этого стал проводить фокус-группы и различные маркетинговые исследования, плюс на мне висела реклама. А перед разводом уволился, чтобы отцу Веры лишний раз не мозолить глаза. К тому времени после шести лет работы я занимал пост старшего маркетолога с неплохим окладом и премиальными, а контора тестя считалась крупнейшей по своему профилю в нашем городе. Лопнет в середине нулевых, влетит бывший тестюшка в какую-то аферу и прогорит, но в то время конкурентов просто не было.
Но всему когда-нибудь приходит конец, вот и я после развода понял, что в этом городе у меня могут возникнуть проблемы. Жить-то было где, после смерти бабушки квартира сдавалась внаём, теперь я снова в неё переехал, хотя и не без внутренней борьбы: всё-таки здесь умерла бабуля и лежала не один день, мне постоянно поначалу чудился специфический запах. К тому же не отпускала мысль, что у тестя слишком длинные руки, захочет подгадить — сделает на раз-два, и неплохо было бы желательно свалить куда-нибудь подальше. К тому моменту у меня в Москве уже имелись кое-какие подвязки, ими я на первых порах и воспользовался, когда перебрался в белокаменную. Квартиру снимал в пять раз дороже, чем сдавал свою, но доходы позволяли жить в съёмной «однушке», а не в комнате на пятерых, как какому-нибудь гастарбайтеру, приехавшему на заработки из Средней Азии.
— Следующий!
Я очнулся от своих мыслей, поднялся с жёсткого стула и переступил порог кабинета терапевта, к которому меня направили из регистратуры. Потратив на меня буквально пять минут, она направила меня к невропатологу. Та (одни женщины, и ещё не старые, отметил я про себя) после первичного осмотра — на снимок черепа, благо что в нашей поликлинике с некоторых пор имелся такой чудо-аппарат. Невропатолог сказала, что я легко отделался, в итоге мне были прописаны постельный режим на неделю и баралгин. Повторного посещения врача не требовалось.
Вскоре я уже переступал порог деканата, чтобы отдать справку об освобождении до следующего понедельника включительно, когда мне нужно будет закрыть больничный. Справку у меня приняли, но тут же отправили к ректору, а зачем он меня к себе ждал — не сказали.
Внутри меня сжалась пружина… В той жизни я не помнил, чтобы меня к ректору отправляли, что, интересно, ему от меня понадобилось? Но уж вряд ли по моим криминальным делам он меня вызывает или по вчерашней драке. Иначе меня ещё дома повязали бы представители органов правопорядка. Или к ректору специально заманивают?
Так, терзая себя догадками, добрёл до приёмной. Вспомнил, что секретаршу ректора звали Виктория Андреевна, видел её несколько раз. Точно, она и есть, сидит за своим столом, что-то печатает, отчего её полные груди в глубоком декольте мелко подрагивают. На вид ей лет тридцать, хотя не исключено, что и побольше, но она явно умела пользоваться косметикой и сколько-то лет с её помощью явно отыгрывала. Плюс наверняка какие-то омолаживающие крема. И ещё я заметил, что на безымянном пальце нет обручального кольца. Не замужем, в разводе или просто не носит? Хотя, собственно, мне-то какое дело…
— Здравствуйте, Виктория Андреевна! В деканате сказали, что ректор меня вызывал.
— Фамилия?
— Сычин. Сергей Сычин.
— Да, действительно, вызывал… Ты посиди пока, у Ивана Сергеевича посетители.
Пока не повязали, и то ладно, думал я, присаживаясь на стул у стены. Секретарша продолжила работу на пишущей машинке, и снова её полная грудь дрожала, вызывая у меня вполне адекватные ощущения внизу живота. Словно почувствовав мой взгляд, Виктория Андреевна оторвалась от машинки и с лёгкой усмешкой посмотрела на меня.
— А ты у нас с «Систем автоматического управления», верно?
— Угу… А откуда вы знаете? — задал я показавшийся мне тут же глупым вопрос.
— Личное дело твоё смотрела, когда ректор просил в деканат позвонить и тебя позвать. Ещё в пятницу, но у вас уже к тому времени занятия закончились.
У меня немного отлегло, значит, точно не по вчерашней драке.
— Обратила внимание, что ты уже отслужил, — продолжила между тем секретарша. — У нас таких немного, многие мальчишки рвутся в институт, чтобы получить отсрочку. А там как-нибудь ещё пять лет пробегать, пока 27 не исполнится. А ты вон с первого курса ушёл в армию. Где служил-то?
— На южных рубежах нашей Родины.
— Это где Афганистан, что ли?
— Типа того.
— И что, прямо вот пострелять довелось?
Поделиться книгой: