Перерождённые. Квадриптих 6. Потомки потерянного народа

Voka Rami

Перерождённые. Квадриптих 6. Потомки потерянного народа

Срез 1

— Осознание того, что ты относишься, возможно, к единственному разумному виду во Вселенной, во все времена не только приводит к снижению темпов развития, но, как это ни странно звучит, может стать причиной стагнации и в некоторых случаях даже деградации цивилизации любого типа. — Отчётливо и поучительным тоном произнёс сидящий за столом человек в строгом чёрном костюме.

— Чем же обосновано ваше утверждение? — казалось, с ухмылкой задал ему вопрос невидимый пока собеседник.

— Отсутствием стимулов и, конечно же, соревновательного эффекта.

— То есть вы хотите сказать, что в вашем понимании обязательным фактором для эффективного развития одной цивилизации, является наличие другой, простите за тавтологию, не менее развитой, чем первая, цивилизации? — снова и теперь с небольшим нажимом спросил вышедший из невидимой зоны голотора высокий интеллигентного вида худощавый мужчина.

— Именно так. Только с небольшой оговоркой. Другой разумный вид может находиться и на более низкой ступени развития. Одно его существование напрочь низвергает тезис об исключительности вашей собственной ранее замкнутой только на себе цивилизации. Ведь, теперь вы становитесь не единственными во Вселенной, а, всего лишь, одними из многих. А раз так, то не исключено, что кто-нибудь может, или уже смог, превзойти вас в развитии в разы и даже на порядки. Замечу так же, что другие расы совсем не обязательно будут к вам миролюбиво настроены. — Спокойно ответил первый мужчина и с вызовом посмотрел на своего собеседника, ожидая от того нового вопроса.

— Отключить вещание, — дал команду ИИ голотора Андрей и, нехотя встав с дивана, отправился в гардеробную, занимавшую площадь вдвое большую, чем его старая оставшаяся на родной планете квартира.

С момента его похищения прошёл уже почти месяц. Жалел ли он, что его выкрали? Нет, конечно! Более того, теперь он был даже рад этому. Что его ждало на родине? Жалкая беспросветная жизнь одинокого неженатого молодого преподавателя, к которому не только не проявляли интерес женщины, но в последнее время отказывались общаться по разным, для каждого особенным и часто непреодолимым, причинам его и так немногочисленные друзья. Ставшая ненавистной, не приносящая абсолютно никакого удовольствия, мало оплачиваемая работа и бесконечно серое, не предвещавшее ярких перемен, будущее. Надо сказать, не радужные перспективы.

Ещё года четыре назад, когда Андрей ещё на уровне подсознания почувствовал, что его жизнь начинает терять краски, он приложил все свои усилия, чтобы воспрепятствовать этому: ходил, как можно чаще в театр, музеи, и даже, правда всего два раза, не больше, в оперу; гулял в выходные по городу и паркам; ездил во всевозможные туристические поездки, которые, конечно, мог себе финансово позволить; читал всё, что попадалось под руки от детективов и фантастики до научной литературы и классики; пытался, целых полтора года заниматься спортом и даже несколько раз посетил ночные клубы. Ожидаемого эффекта от приложённых усилий Андрей так и не дождался, и его всё сильнее и сильнее засасывало в болото. Причём, чем сильнее он сопротивлялся, тем всё глубже уходил в трясину. В итоге его накрыла почти двухлетняя не прекращаемая ни на минуту депрессия, спасения от которой он не мог найти уже нигде. Казалось, что он оказался на лестнице, серпантином идущей куда-то вверх, замкнутой на себе и не имеющей ни входа, ни выхода: куда бы Андрей ни пошёл по ней, вверх или вниз, выбраться на другой этаж было уже невозможно.

Последней каплей стал инцидент, случившийся полгода назад на работе. Устав от нежелания студентов учить, как следует, его предмет, Андрей не выдержал и, не обращая внимания на настойчивые пожелания своего начальства, не допустил к итоговому экзамену сразу троих пятикурсников, у одного из которых родители занимали не малый пост в каком-то министерстве, а у другого — в их же университете. Спустя всего пару дней после этого Андрей возвращался с работы и прямо среди бела дня был сначала избит, а потом строго предупреждён о том, что он мало того, что обязан допустить всех, без исключения, двоечников к экзамену, так и должен зачесть им его, не зависимо от продемонстрированных результатов. Понятное дело — никого никуда он, конечно, не допустил, и, уж тем более, не поставил даже удовлетворительную оценку за абсолютное отсутствие знаний по своему предмету. Итог — сломанные рёбра, челюсть и нос.

Когда спустя две недели Андрей вышел из больницы, его без промедления уволили с работы, пусть и не любимой, но приносящей какой-никакой, но доход. Тут депрессия расправила крылья и с головой накрыла его. Он запил, и чем дольше пил, тем всё менее ярко горела лампочка в конце бесконечно длинного тоннеля, в который превратилась его жизнь.

— Упёртость свою и правдолюбие оставь для плаксивых классических романов! В наше время важна гибкость и исполнительность! Понял, идиот?! Ты же кондовый, как дубовое бревно! А самое главное — абсолютно неуправляемый! Ты что, самым умным себя возомнил?! Знаешь, где такие, как ты заканчивают? На! Подписывай! — до сих пор гремели в голове слова проректора, когда тот увольнял его по какой-то статье.

— Ну, и выпускайте дебилов! Раз вам гибкость важна, а не знания! — закипая, тихо огрызнулся тогда Андрей и подписал бумагу.

— Жалко мне тебя! Хороший ты специалист, но с таким отношением в ближайшее время подохнешь, как бездомная собака! Жить учись! А то никогда не превратишься в мужчину, способного выжить в нашем мире и прокормить семью. Хотя какая у тебя может быть семья! Ты для женщин — не вариант! Всё! Иди вон из моего кабинета! Ты и так проблем наделал столько, что мне отмываться ещё долго придётся! — сначала тихо и с сочувствием, а потом, практически закричав, разошёлся напоследок проректор.

Андрей глубоко вздохнул, смахнул с себя негативные воспоминания и облачился в первый, попавшийся под руку костюм тёмно-синего с отливом цвета. Оценив своё отражение в зеркале и оставшись им довольным, он смахнул с плеча невидимую пылинку и пошёл в направлении входной двери.

— О! Привет! Как спалось? — сразу за порогом встретил его Менуил.

— Тьфу! Напугал. — В испуге немного отшатнувшись назад, отозвался Андрей.

— Всё никак не привыкнешь к нашим размерам? — добродушно улыбаясь, спросил Авл.

— А ты быстро привык бы, если бы я был втрое больше тебя? — встречным вопросом ответил Андрей. — Ты что под дверью всю ночь меня караулил? — скорчив шутливую физиономию, продолжил он.

— Да не! — отмахнулся Менуил. — Просто так получилось. Я как раз к двери подошёл, а тут ты выходишь. Полетели, нас уже заждались.

— Ты меня на крыльях понесёшь? — округлив от удивления глаза, спросил Андрей.

— Обалдел совсем? — в ответ брякнул в негодовании Менуил. — Наш слайдер внизу стоит. На нём и полетим. К тому же мы в Республике, а тут самостоятельное перемещение Авлов запрещено каким-то там законом. — Пояснил он и спустя секунду уже спускался по лестнице.

Андрей, увидев, что высота каждой ступеньки составляла не меньше метра, в недоумении остановился и почувствовал себя мартышкой в мире людей.

— Давай быстрее! Ты чего там застыл? — прозвучал откуда-то снизу голос Менуила.

— Высоковато для меня! — прокричал, как можно громче, в ответ Андрей.

— Сам тебе про размер напомнил, и сам же забыл. — Извиняющимся тоном пробурчал Авл, быстро поднимаясь обратно. — Что ж вы так измельчали-то? — простодушно спросил он.

— Это не ко мне, — с улыбкой ответил Андрей и задумчиво продолжил. — Я полгода назад вообще думал, что мы венец эволюции и единственные разумные существа во всей Вселенной.

— Что за эволюция? — спросил Авл и, легко подхватив маленького человечка, стал быстро спускаться по лестнице.

— Теория у нас такая есть. Согласно этой теории: люди, то есть мы, не вы, конечно, произошли от обезьяны. Есть такое животное на нашей планете. — Пояснил Андрей, сидящий, как младенец, на согнутой в локте руке Менуила.

— И как это? — с интересом посмотрев, на потомка потерянного народа спросил Авл.

— Ну-у-у, — протянул Андрей и, понимая, что сейчас скажет нелепость, на выдохе выпалил. — Бегали-бегали обезьяны миллионы лет, потом случайно сообразили, что можно палкой кости убитых хищниками животных дробить и кушать обогащённый белками костный мозг, а не фрукты. Дальше — больше. Той же палкой стали корешки копать, затем догадались, что если палку заострить, то получиться оружие, которым можно не только травоядное животное убить, но при желании и хищника. Стали охотиться, в рационе появилось большое количество аминокислот. Мозг стал развиваться быстрее. Так, раз за разом и превратились в человека.

— И вы в это верите? — с улыбкой недоверчиво спросил Авл.

— Ага. Более того, эта теория относится к фундаментальной, и всё, что выходит за её рамки, опровергается наукой.

— Насколько я понимаю, эту вашу теорию можно приспособить и к созданию ДНК и клетки в целом. Да вообще, ко всему! Так?

— Ну, да, — подтвердил Андрей. — Все организмы на нашей планете согласно теории эволюции прошли путь от простого к сложному.

— И ДНК? — всё ещё думая, что над ним просто смеются, недоверчиво спросил Менуил.

— Согласно одной из гипотез дезоксирибонуклеиновая кислота образовалась самопроизвольно в жидкой воде из нуклеотидов. По другой версии живые бактерии попали на планету при астероидной или кометной бомбардировке. По третьей, наиболее фантастической с точки зрения науки, некая погибающая цивилизация отправила в космос капсулы или корабли с теми же бактериями или грибами в надежде сохранить или распространить белковую жизнь. Может быть, их цивилизация гибла, и они решились пойти на этот шаг.

— Последняя версия более правдоподобна, — многозначительно заметил Менуил.

— Наши учёные так не считают, — отозвался Андрей.

— Во-первых, если предположить, что цепь ДНК, даже очень короткая, образовалась самопроизвольно, в нормальных условиях она тут же рассыплется на составляющие её части. Хотя сама по себе ДНК и вовсе не сможет собраться. Вторая гипотеза — вообще полный бред. Любые организмы, попавшие на астероид или комету, просто сгорят в атмосфере, если до этого момента не погибнут от радиации ещё в космосе. Проще предположить, что какой-нибудь корабль потерпел крушение и был вынужден совершить аварийную посадку на вашу планету. Но даже если и так, то многообразия видов у вас не получилось бы: единожды созданный организм может адаптироваться, но никогда не превратится в нечто более сложное. — С умным видом разглагольствовал Менуил, уже сидя за рулём слайдера. Потом завёл двигатель и поднял машину в воздух. Сидящий на месте пассажира Андрей не выдержал и спросил.

— А как же мутации?

— Мутации неизбежно сопровождает гибель. Можешь поверить мне, как биологу, медику и генетику, наконец. — Ответил Менуил, одновременно заняв место в потоке летающих машин.

— А если они небольшие и некритичные для жизни организма. Накапливаются в поколениях и спустя миллионы лет уже адаптированные к малым мутациям организмы дают начало новому виду. — С завидной упёртостью отстаивал теорию своего народа Андрей.

— Допустим ты прав. Возьмём, к примеру, чертежи того же слайдера. И пририсуем или, наоборот, сотрём на них парочку линий. При сборке на заводе уже новая машина будет иметь что-то новенькое или же лишится пары-тройки своих деталей. В принципе, если наше вмешательство не задело никаких основных узлов, то слайдер будет работоспособен. Поиграем с линиями ещё немного: что-то добавим, что-то исключим из чертежей, внесём изменения в размеры и формы. Перед нами предстанет уже абсолютно новая модель. Заводим двигатель, взлетаем. Всё функционирует — прекрасно. Потеряли эффективность — плохо, но машина-то работает! Мы можем продолжать вносить изменения в чертежи очень долго, но настанет момент, когда слайдер превратится в никому не нужный хлам. Так и с мутациями. Сразу или, долгое время накапливаясь в поколениях, они дойдут до точки невозврата, и организм погибнет, или будет просто не функционален. А каком рождении нового вида здесь может идти речь? Можешь смело передать своим учёным, что они пошли по тупиковому пути.

— А адаптация? — всё никак не мог успокоиться Андрей.

— Применима только к конкретному, отдельно взятому организму. Каждый последующий будет проходить абсолютно такой же путь, что и его предыдущий предок. И, кстати, совсем не обязательно, что результаты у отца и отпрыска будут одинаковые. — Разделяя двухсекундными паузами предложения, ответил Авл.

— Может быть ты и прав, но я окончательно с тобой не согласен, — задумчиво сказал Андрей. — Ведь, мутации могут быть положительными для вида и, накапливаясь, создавать новые более приспособленные к окружающей среде организмы.

— Вероятность такого исхода настолько мала, что это больше похоже на сюжет фантастического рассказа, чем на научную теорию продвинутой цивилизации. — Отмахнулся от замечания Андрея Менуил. — Тебе ещё предстоит многое узнать. Особенно про Создателей.

Их слайдер обогнул медленно плывущего соседа, пилотируемого молодой девушкой, и вылетел на высокоскоростную трассу. Менуил быстро пощёлкал пальцами по дисплею и расслабленно откинулся на спинку кресла.

— ИИ ведёт? — предположил Андрей.

— Ага. Центральный, — подтвердил его догадку Авл. — Так безопаснее: слишком высокая скорость.

— А это что?! Пирамиды?! — повернув голову вправо и открыв от удивления рот, спросил Андрей.

— Ты о чем? О тех зданиях на окраине? — посмотрев в ту же сторону, постарался уточнить вопрос Менуил.

Километрах в двух от трассы уже за чертой города величественно возвышались две пирамиды, сияющие на свету своими гранями.

— Метров двести каждая, — ошарашено произнёс Андрей.

— Двести семьдесят, — уточнил Авл.

— Это гробницы вашим великим деятелям?

— Чего-чего? — не понял вопроса Менуил. — Тебе же открыли доступ в ГИС: глупые вопросы задаёшь. — Улыбнулся он и снисходительно посмотрел на Андрея.

— Там столько всего интересного, что мне жизни не хватит на то, чтобы всё изучить.

— У вас такие здания есть? — то ли спросил, то ли констатировал очевидное Авл.

— Очень древние. Чудо света. Предполагается, что пирамиды строили, чтобы увековечить память и величие умерших правителей. Зачем на самом деле? Никто не знает до сих пор. И кстати, понятия не имеют, как их возводили. Уровень технологий, применяемых при строительстве, просто зашкаливает. Мы даже сейчас и близко ничего подобного построить не сможем.

— Деграданты, — шутливо протянул Менуил.

— Скорее, очень маленькие и слабые по сравнению с вами, — парировал Андрей.

— А это тут причём? — приподняв бровь, спросил Авл.

— С вашим ростом и физической силой такие здания можно построить и вручную, наверное.

— Ты сдурел?! Там один гранитный блок тонн двести весит. А их знаешь сколько? Надорвёшься таскать. Я бы точно не стал.

— А как вы эти блоки из породы достаете? Лазером режете или у вас огромная циркулярная пила есть? А может это бетон?

— Закидал меня вопросами, — улыбнувшись, пожаловался Менуил. — Ладно, тебе простительно. Но сначала ответь мне ты. Что такое бетон?

— Материал, из которого на нашей планете строят практически все сооружения. Состоит. Э-э-э… — Андрей прервался, не зная, как объяснить состав бетонной смеси.

— Давай попроще, — предложил Авл. — Всё равно, у вас технические термины свои.

— Хорошо, — тут же согласился Андрей. — Есть у нас на планете залежи одного природного минерала. Его мелко дробят. Затем делается смесь, состоящая из порошка этого минерала, песка и воды.

— Которая заливается в заранее заготовленные формы и отверждается? — уточнил Менуил. — Это и есть бетон?

— Да. Назван так в честь своего создателя.

— Разочарую тебя, но мы не используем в строительстве смеси. Никакие.

— А почему?

— Зачем, когда можно использовать готовую породу? — удивлённо спросил Авл. — К тому же, я хоть и не строитель, но ваш бетон просто рассыплется через пару-тройку тысяч лет. А у нас есть здания, простоявшие сотни тысяч лет и даже больше.

— Тогда как вы строите? Только сначала — от добычи материала до возведения здания.

— Ты мне сейчас сына моего напоминаешь, когда тот совсем маленьким был. Такие же вопросы мне задавал. — Шутливо сморщив нос, заявил Менуил и поучительным тоном продолжил. — Под воздействием волны определённой частоты порода переходит в вязкотекучее состояние, извлекается из месторождения и формуется. Потом доставляется на строительную площадку, где и используется по назначению. Вот, пожалуй, и всё.

— Подожди. Вы заставляете породу течь, но не плавите её?

— Конечно. Сколько энергии нужно затратить, чтобы расплавить пласт? Дорого и невыгодно. Можно расплавить раздроблённую породу отдельно, но как с ней работать потом? Формы и инструмент из материала, способного выдержать высокие температуры, конечно, сделать не сложно, но при массовом строительстве, опять-таки, не выгодно. А при постоянном и частом использовании из-за перепада температур формы точно поплывут, и будешь ты получать кривые блоки. Да и вообще, с расплавом работать просто опасно. Вдруг что не так пойдёт, и разогретая на тысячи градусов порода выльется кому-нибудь на голову. — Авл хохотнул, видимо представив, как какому-то бедняге на голову с высоты полилась магма.

— Но как волной перевести камень в текучее состояние?

— Да очень просто! — воскликнул ухмыляющийся Авл.

— Ка-а-ак!? — выдохнув и разведя в недоумении руки в стороны, спросил Андрей.

— Внешнее воздействие заставляет атомы колебаться в области условных центров сильнее, связь между ними не разрывается, но изменяет своё положение. За счёт этого материал, как бы плывёт, напоминает по консистенцию глины и практически не разогревается.

— А как же физические связи?

— Рвутся. А потом также быстро восстанавливаются. Уже в объёме блока.

— Хорошо, — сдался Андрей. — Но, ведь, если прекратить воздействие, то материал практически мгновенно вернётся в исходное состояние.

— Так и происходит, — спокойно ответил Авл. — А ты молодец! Голова варит. — Похвалил он Андрея. — Минус технологии в том, что пока идёт добыча или формование, порода обязана находиться под внешним частотным воздействием. И чего тут сложного?

— У нас на одном из материков была найдена стена, якобы построенная примитивным народом. Так камни, из которых она сложена, все неправильной формы и настолько прилегают друг к другу, что лезвие между ними не вставишь. Если ты говоришь, что вы превращаете камень в глину, то становится ясно, как эту стену построили. И что-то мне говорит, что строили её отнюдь не примитивы.

— Лодыри твои строители! Даже не удосужились опалубки сделать! — в негодовании воскликнул Менуил. — Хотя, может быть, они и специально это сделали, чтобы вы поняли, что когда-то, много-много лет назад, ваши предки обладали технологиями покруче, чем те, которыми вы пользуетесь сейчас.

— Ладно. Проехали. — Махнул рукой Андрей. — С этим всем понятно. Потом уточню остальное самостоятельно. Два вопроса. Как вы поднимаете стотонные блоки? И зачем эти пирамиды вообще?

— Антигравитацией. И эти здания промышленного назначения. Тут тебе и наши станции по получению энергии и вещательные центры, и центры по управлению погодой. Здания поменьше возле пирамид служат для управления, координации и контроля за работой комплексов.

— Ха! Я так и знал! — победоносно воскликнул Андрей и даже чуть не подпрыгнул от нахлынувшего на него возбуждения. — А на каких волнах может идти вещание? — Немного наклонившись в сторону Авла, спросил он.

— Конкретно эти два комплекса могут поддерживать все виды связи вплоть до межсистемной. Климат контролируется на площади до тысячи квадратных километров. Всё остальное узнаешь из ГИСа. Прости, но мы почти приехали. — Предвосхитил очередной вопрос Андрея Менуил и извиняющимся взглядом посмотрел на него.

Тот понимающе кивнул головой и сразу замолчал, но стал с таким восхищением рассматривать мелькавшие мимо них пейзажи мегаполиса, что Менуил, честно говоря, немного позавидовал ему. Даже его сын в детстве не смотрел на этот мир так, как это делал сейчас этот маленький, но очень любопытный потомок потерянного народа.

Срез 2

Среди всех культурно-развлекательных сооружений планеты Силистия центральный городской парк Барны по праву занимал первое место. Первым, что бросалось в глаза, была живая изгородь, полностью окаймляющая площадь парка. Стараниями садовников она с обеих сторон ровно подстригалась до уровня третьего этажа зданий, стоящих буквально в двадцати метрах от границы парковой зоны, а дальше, ещё метров на семь, просто немного прореживалась, чтобы обеспечить формирование овальной вытянутой кроны.

Что в этом удивительного? Хотя бы то, что изгородь включала в себя сразу все известные в Галактике виды Сертайи — раскидистого куста с вытянутыми плотными большими листьями, которые были раскрашены природным художником ярким жёлтым цветом по центру и фиолетовым — по краям. Если поднести сорванный листок Сертайи поближе к глазам, то можно увидеть, что краски на нём потекли, а цвета причудливым образом переходят один в другой, составляя каждый раз новую картину, в которой иногда можно даже разглядеть вполне отчётливые фигуры. Именно поэтому жители Барны даже пытались гадать по этим листьям: вдруг, и увидишь там своё будущее.

Но на самом деле, удивительными у Сертайи были не листья, а её цветы: снизу — маленькие, молочно-белые, а сверху — огромные, почти до двух метров в диаметре, с мясистыми миндалевидными лепестками, имеющими в зависимости от вида растения ярко красную, матово зелёную, светло-фиолетовую, идеально белую и розовую окраски.