Помоги проекту - поделись книгой:
А этот Рааст, наверное, самый дурной из медведей. Хотя понятно, его же толком ничему не учили, тыкался башкой куда попало, так и науку жизни постигал… Постигал-постигал, да не постиг. Родное племя его выродком считает, так он решил в стражу приткнуться. Выслужиться хочет. Дело хорошее, да только понять, что одних хотелок тут мало, ума-то видать и нет.
Вот чего он всё время к командиру со своими вопросами да замечаниями лезет? Надо будет, тот сам спросит, а так — только раздражение одно. Командиры, они, даже самые хорошие, шибко умных солдат не любят. Потому как от солдата в первую очередь послушание требуется, а не мысли мудрые высказывать, на то старики да жрецы есть. А для солдата главная наука — по приказу под пулями стоять и не думать, что в следующий миг случиться может.
Да и силу и удаль свою лишний раз показывать… Это на празднике весны хорошо, чтобы девки смотрели, а их бы истома пробирала: какой ладный молодец — быка с ног свалил да на столб за сапогами залез, как бы от такого да дитё бы прижить. А в страже… В страже выскочек не любят. Тут любят, чтобы в строю все смотрелись ровно да одинаково. Потому что в той одинаковости и есть наша главная сила. Мне-то в своё время это дядька Гиин объяснил. Он мне хоть и очень дальней роднёй доводится, а ведь тоже из Барсов родом, и когда я в стражу пришёл, он меня опекать взялся, всем солдатским мудростям обучил, познакомил с кем надо, да и вообще, благодаря ему я в страже сразу своим стал. А Рааст-дурень, сколько головой ни бьётся, а в общество его принимать не хотят, потому как дурной, и чего ждать от него, непонятно… Может, мне, пока мы тут поисками чужака занимаемся, ему навроде дядьки стать? Потому как мы тут в пустошах всего втроём бродим, и коли этот дурень дров наломает, то и мне огребать придётся. Только ведь этому дурню ещё объяснять, что я ему добра желаю, ить он же каждый мой совет в штыки принимает, думает, я над ним изгаляюсь… Нет, всё-таки оу Наугхо хороший командир, но чего это ему взбрело в голову Барса и Медведя рядом ставить?
А в остальном пока всё удачно складывается. Ровно так, как всякая хорошая охота. Это ведь только дурни вроде Рааста думают, что коли только отошёл от лагеря, а тут сразу императорский олень тебе бок под выстрел подставил, это удача большая. А опытные люди, вроде меня, знают, что это либо насмешка богов, либо испытание от предков. Боги, они ведь любят этак вот — сначала лакомым куском поманить, а как рот разинешь, снизу по челюсти вдарить, чтобы язык прикусил… Нет. Хорошая охота, это когда ты того оленя полдня выслеживаешь, ноги оттаптываешь, на брюхе к нему ползёшь, а уж потом — бах! Одним выстрелом. Да, полдня это хорошо. Сутки-трое — нормально. А вот когда неделя за неделей, и ничего, это уже значит, боги тебе кукиш показали.
Я тут, намедни, отлучился чуток в холмы, да камешки-то гадальные и пораскинул. Камешки хорошо легли — ровно. И белые, и чёрные одинаково в круге выпали. А это значит, что и удачи и бед тоже будет одинаково, и это хорошо!
То, что мы охотников этих встретили — несомненная удача. Они тут уже с месяц зверя добывают, все окрестности обошли и, ясное дело, следов чужака не заметить не могли. Однако я так осторожненько спросил у Киивы Лисицы, а чего мол, чужак-то один, а вы — не того… Хоть стареньким ножом или тряпками разжиться… Коли год неудачный, так в хозяйстве всё сгодится. Да и самого одиночку можно отловить, да тем же лесовикам продать — дело прибыльное. А Киива сначала долго молчал, потом посмотрел на меня эдак задумчиво, и говорит, мол, хотели мы спервоначалу за тем чужаком мужиков послать. Да приметили, что уж слишком нагло себя чужак ведёт. Не таится, костры разводит большие, чтобы всю ночь горели, хотя костровища и прячет, но как-то уж больно неаккуратно. Подстрелил оленя — только лучшие куски вырезал, а тушу бросил, и шкуру даже снимать не стал, кто так делает? Да, мол, и приметы нехорошие были, так что решили мы держаться от чужака этого подальше. Нам, охотникам, вся эта морока даром не нужна. Тем более, что в одном костровище бумажку странную нашли, а на ней знаки непонятные. Видать, большой шаман или жрец этот чужак — колдовство своё творил и свитки колдовские жёг. С таким свяжешься — проблем не оберёшься. Так что вы вот люди служивые, вам с ним и разбираться, а мы от лиха подальше в стороне постоим…
Игорь Рожков. Мл. лейтенант ВВ России
А тут не жарко… Даже как-то очень не жарко, хотя и не сказать, чтобы совсем холодно. По рассказам инструкторов я всегда представлял себе Землю-2, как довольно тёплое местечко, что-то вроде земного Средиземноморья. Нас ведь даже специально обучали, как переносить жару, найти воду в пустыне. Опять же, верблюды…
И вообще, давно бы пора пораскинуть мозгами о том, куда я попал. А также в когда. Потому как нам, вроде, намекали, что время — штука очень такая нестабильная. И, дескать, даже были случаи, что при переходе через границу миров люди попадали в разные эпохи, так что если сейчас из-за угла вдруг вылезет динозавр…
Впрочем, углов тут пока не видно, динозавров тем более. Скорее, это что-то вроде степи или тундры, ландшафт такой… Суровый. На лекциях нам объясняли, что на Земле-2 существуют как минимум три континента, хотя, учитывая, что этот мир ещё толком не пережил свою эпоху географических открытий, и на карте полным полно белых пятен, про три континента информация малость недостоверная. В том смысле, что Северное полушарие-то изучено довольно хорошо, а вот на югах тут ещё, может, где-то и прячется своя Австралия. В том смысле, что меня, может, вообще закинуло в такую задницу, откуда и не выбраться…
А экипирован я хреново. Из оружия только бизончик, да пара карманных ножей. Бизон-2, он же ПП-19, машинка, конечно, хорошая. Особенно в плане шнекового магазина на шестьдесят четыре патрона и присущей семейству калашниковых (хоть он и не самая ближняя родня) надёжности. Но машинка эта хороша для города, а вот в степи, да ещё и против динозавров, полуторасотенная прицельная дальность стрельбы и пистолетный патрон на девять миллиметров, пожалуй, слабоваты будут. Ножи — китайская подделка под викторинокс и старая добрая «крыса», в смысле, «Онтарио Рат-1». Модель надёжная, проверенная временем, но достаточно дешёвая, чтобы быть по карману даже курсанту военного училища. В том смысле, что таскаю я его в кармане ещё с тех самых курсантских времён. А как швейцарский китаец у меня в кармане завёлся, я уже и не вспомню. Есть такие предметы-паразиты, которые, случайно попав в карман, поселяются там на долгое время. Вот и этот недоножик — то ли нашёл я его где-то, то ли купил по пьяни и сунул в карман. И теперь вроде как талисман, без него уже и неуютно себя чувствуешь. Опять же, есть штопор!
Ну а в остальном, одежда — обычный армейский комок, еды никакой, вода отсутствует, даже фляги или хотя бы кружки нету, потому как попал я сюда прямо с дежурства около Зоны-1, то есть, из закрытого помещения.
Зона-1. Жутковатое, надо сказать, место. Говорят, оно и появилось-то всего пару лет назад в результате каких-то жутких экспериментов по перекидыванию человека через границу миров. Подслушал я как-то во время дежурства болтовню техников, что дескать, раньше, чтобы человека перекинуть, необходим был чуть ли не целый завод оборудования и вся мощь атомной электростанции, что под Спецкомплексом упрятана. А эта Зона-1, дескать, как-то вот непонятно как существует и сама себя поддерживает. Вроде как прореха в пространстве-времени. Только очень хитрая и капризная такая прореха: то может пропустить, то наглухо закрыться, а то и вовсе — затянуть. И потому за ней всё время приглядывать надо.
Приглядывают, ясное дело, специально обученные люди. Ну а мы, вояки, приглядываем, чтобы кто чужой возле неё не ошивался. Или из неё не выскочил. Поскольку штука эта жутчайше секретная, то и радость сторожить её выпала тем, кто этот секрет знает — нашему «охранному подразделению». Мы ведь официально всего лишь охранники, повально увлечённые исторической реконструкцией. И оттого всё свободное время, которого у нас почему-то оказалось охренительно много, возимся с древними мушкетами и звеним шпагами. А при чём тут лошади и верблюды — у них и спросите! Может, мы ещё и животноводы-любители…
В общем, я же говорю — жуткая секретность, даже несмотря на то, что построен Спецкомплекс в таких сибирских далях, про которые и местные таёжные народности не знают.
И вы, небось, думаете, мы там на Зоне-1 с автоматами сидим? Фига! Штатное оружие при охране Зоны-1 — обычный деревянный шест и наручники. Потому как выползет из зоны чудо-юдо какое, ты в него с перепугу очередь, а это безобидным туземцем, а то и вовсе своим же сотрудником оказаться может. И у обоих — гигабайты бесценной информации в голове. Так что эту голову надо беречь, и даже шестом бить исключительно по конечностям и корпусу, потом аккуратно запаковываешь в браслеты и вежливо сдаёшь компетентным органам.
Но, конечно же, на всякий случай в караулке и стойка со стволами посерьёзнее есть. Там-то я, собственно, своего бизончика и прихватил, когда те двое сбежать намылились.
Ну вот, и их не остановил, и самого затянуло, да и выкинуло куда-то сюда… Ещё бы понять, куда?
Оу Игиир Наугхо. Десятник
След, конечно, был почти месячной давности, но конец лета выдался сухим, дождей почти не было, так что преследовать чужака оказалось делом несложным. А чего там сложного, если он шёл по веками протоптанной овечьей тропе, двигаясь строго на юг? И правильно решил — на тропе, по которой кочевники веками перегоняли скот на юг, без проблем можно найти источники воды, топлива, а что касается еды, то сурков да сусликов тут хватало. В общем, помереть с голоду в пустошах в конце лета — для этого надо быть совсем уж безнадёжным неумёхой.
Чужак двигался на юг. Отряд оу Наугхо двигался за ним, отслеживая в основном стоянки чужака. Всё-таки костры, которые он разводил, были несколько своеобразные. Складывалось ощущение, что этот человек своим в степи не был — уж слишком беспечно он тратил топливо. Пусть в этой, северной части Даарской степи, рощ и перелесков хватало, однако тот, кто всю жизнь кочует по этим унылым просторам, к источникам тепла относится куда бережнее.
Невольно напрашивался вопрос: он лесовик? Идёт с севера, со стороны лесов. А то, что он вступил в бой с другим отрядом лесовиков, ещё ничего не значит. Эти лесные дикари, говорят, режутся между собой ещё более жестоко, чем с жителями Сатрапии.
Но что забыл лесной вояка на юге? Учитывая, как там относятся к ему подобным, это поход за смертью. Какой-то изгой? Сумасшедший, решивший с помощью своего невероятного оружия убить как можно больше подданных Сатрапии и героически умереть в бою? Всё может быть, только откуда у него это невероятное оружие и странная обувь? Что-то раньше лесные дикари в изготовлении хорошего огнестрельного оружия замечены не были, предпочитая покупать его в более цивилизованных странах. Да и следы, что оставляют их кожаные поршни или сплетённые из коры лапти, сильно отличались от следов подмёток чужака.
Но если не лесовик, то кто он и почему идёт на юг? И, что ещё важнее, почему так всполошились в самой Мооскаа, узнав о непонятном происшествии, случившемся в далёком медвежьем углу? Или там уже встречались с чем-то подобным, и эти встречи настолько их напугали? Так в пасть к какому чудищу, спрашивается, нас отправили?
Оу Игиир Наугхо трусом не был. И даже за намёк на подобное предположение лет семь-восемь назад он бы, не медля ни минуты, вызвал обидчика на дуэль. Сейчас, побывав в сотнях разных переделок на суровых и полных опасностей равнинах Даара, он, в ответ на обвинения в трусости, наверное бы только рассмеялся и посмотрел на обидчика с презрением и жалостью. Ему уже давно не надо было ничего доказывать самому себе.
В детстве, как все нормальные отпрыски благородных родов, юный Игиир мечтал об армии. Увы, состояние его семьи… Говорят, когда-то оно и вправду было, но уже его отец этого состояния не застал. Но отцу-то хотя бы повезло, во времена его пятнадцатилетия шла большая война с удихами, и он без проблем смог поступить в Офицерское Училище. Правда, не имея возможности приобрести патент или сунуть взятку более высокому чину, так всю жизнь в лейтенантах и прослужил, содержа семью лишь на грошовое жалование да средства, извлечённые из мелких махинаций с ротной казной. Юный Игиир, как и обе его младшие сестры, с детства усвоил, что быть голодным — это нормально. Что перешитому из старого, с расползающейся в руках тканью, отцовского мундира «новому» платью надо радоваться, сапоги — невиданная роскошь, и что единственное наследство, которое ему светит — старая отцовская шпага и умение ею владеть. И что шансов попасть в Офицерское Училище у него немного. А всё из-за дурацкого роста. Всего пары вершков не хватает до негласно принятого стандарта. Официально, конечно, брать в училище невысоких кадетов никакого запрета не было. Но ненаписанные правила обойти ещё сложнее, чем те, что вырублены на гранитной плите и освящены в Храме.
До последнего мгновения он всё надеялся дорасти до заветных полутора саженей, но и отец у него великаном отнюдь не был, да и питание «через раз» давало о себе знать. Оу Игиир Наугхо был невысокого росточка, в плечах не сказать чтобы широк, хотя и не так чтобы узок. Гибок, быстр, искусен в боевых дисциплинах и танцах, лицом довольно-таки пригож, а его буйная рыжая шевелюра истинного потомка древнего рода весьма даже нравилась девушкам. Но всего этого явно было недостаточно, чтобы поступить в Офицерское училище.
Так что пришлось идти в Бюро. Тоже, конечно, достойное поприще. Но это не армия! И если к армейскому офицеру всегда авансом относятся с почтением и благожелательностью, то служащего Бюро всегда, авансом же, подозревают в чём-то нехорошем и предпочитают держаться подальше.
М-да… А фамильная нищета не обошла его стороной даже на службе в Бюро, отправив после училища в Даар — самый глухой и занюханный угол Мооскаавской Сатрапии.
— Командир, — Рааст Медведь грубо влез в воспоминания своего начальника. Как всегда, это было крайне неуместно, однако этот могучий верзила почему-то нравился оу Наугхо, возможно, как раз своим упрямством и тем, что, несмотря на службу в страже, в нем ещё осталось многое от живого и независимого в своих суждениях человека. — А может, нам сразу в Лоориг двинуть? Если пойдём напрямую, будем там дня через четыре. А если так и будем по следу плутать — можно и десять провозиться. А ить ему-то, кроме как в Лоориг, идти-то и некуда! И судя по следам, опережает он нас уже недели на две. Так что чем быстрее мы там окажемся, тем скорее его отыщем.
В словах Рааста был смысл, Игиир и сам уже думал о чем-то подобном, но и в училище, и на службе в Бюро его учили скрадывать добычу неспешно и обстоятельно. Так что он просто сказал Медведю: «Нет. Продолжай искать»… И очень обрадовался этому вечером, когда ходивший по дальнему кругу Хееку принёс пренеприятнейшее известие.
— Командир, ваша милость. След чужака пересёкся со следом каравана. Сдаётся мне, он к нему пристроился.
Рааст Медведь, стражник
Не знаю, чего этот старый хрыч вечно бурчит недовольно? Лично мне это наше нынешнее задание нравится. Ну да, ему, небось, только бы в казармах безвылазно торчать, делишки свои прокручивая, да монетки семье отсылать. Такое вот незатейливое стражницкое счастье. А мне вот в казармах душно, мне и в страже-то, честно признаться, душно. А уж когда тебя ещё и запирают в тесных крепостных стенах, и из всех развлечений только караулы, пьянка да игра в кости, тут вообще от тоски убиться можно. Нет, лучше уж бегать по пустошам за всякими бандюками, ежечасно подставляя башку под пули, чем сгнить заживо в тёплой вонючей норке, как какой-то червяк.
Но сейчас — ещё лучше. Едем целый день, сами не знаем куда, ловим неведомо кого, но ведь от этого же ещё интереснее! Еды вдосталь, хотя можно и поохотиться, вокруг простор и, самое главное, нету рядом этой мерзкой солдатни с их тупыми подколами и высокомерными рожами, которые так уже достали за два моих года службы в Даарской пограничной страже.
Ну, есть, конечно, Хееку — тоже тот ещё мозгоклюй, но по сравнению с остальными Хееку ещё можно терпеть, он хотя бы не злобный, хоть и нудный… Всё пытается меня жизни учить, да советы даёт, как солдатскую лямку тянуть. А чего вот, иной раз хочется мне его спросить, ты сам, друг Хееку, в жизни-то добился? Старик ведь уже, скоро тридцатник стукнет, а всё простым стражником числишься. Ну да, конечно, другая солдатня и даже начальство тебя уважают, потому как следопыт ты и впрямь лучше не бывает. И в обществе ты, говорят, не последний человек, через чего и на службе разные послабления имеешь, и лишняя денежка в твой карман капает. Да только всё равно ведь, стражник — он стражник и есть. И любой капрал тебе в морду за просто так может дать, а офицер — заставить сапоги свои чистить да плевки оттирать. А ты мне всё говоришь «знай своё место». Да я из родного племени ушёл, потому что мне там тоже всё на моё место указывали. Ага, был у нас такой дедушка Врууд-мудрец — «Только тогда ты, Рааст-медвежонок, счастье обретёшь, коли своего места держаться будешь. А коли выше попытаешься полезть — вся твоя жизнь страданиями обернётся, ибо кто рождён по земле ходить, тому в небе делать нечего. И коли ниже себя спихнуть позволишь, опять же через это несчастлив будешь». Только куда вот ниже? Мне и так родня всю жизнь батраком быть определила, за еду, спины не разгибая, вкалывать. И все, сколько себя помню, говорили, что это-то и есть моё место… Вот пусть и засунут себе это место в кой-какое другое место, чуток пониже поясницы да повыше коленей! Когда я уходил, мне вслед кричали, что с голоду помру, на коленях обратно приползу и буду у них в ногах валяться, умоляя принять меня обратно. А я вот ничего, в жизни как-то и без их «опеки» устроился, а придёт время — и ещё большего добиться смогу. А этот Хееку мне всё про «место» твердит. Ненавижу!
Вот начальник наш, десятник Наугхо, мне нравится. Хоть росточком-то он и невысок, зато… Чем-то хорька мне напоминает. Нет, не в плохом смысле слова, что, дескать, вонюч. А в том, что хоть и мелкий, да шустрый, цепкий и злой до добычи. Ежели уж он кому в загривок вцепится, так пока глотку не перегрызёт, хоть огнём его жги, не отстанет! И надменности этой «благородной» в нём нет. В смысле, держит-то он себя правильно, никакого панибратства или там страха перед подчинёнными. Но и чтобы специально унизить, или ещё как поизгаляться, этого ни-ни. Может, оттого, что сам безвылазно с нами в пустошах ошивается, за вражинами разными гоняясь. Там все из одного котла едят, да спину сотоварищу от вражеской пули оберегают. Тут уж особо не поважничаешь и не поизгаляешься, а то ведь и того — спину могут и не уберечь, а уж из вражьего мушкета та роковая пуля вылетит или из стражницкого, о том поди догадайся. Но я думаю, десятник наш такой не оттого, что за спину свою опасается, а просто сам по себе человек он правильный. С таким командиром и зануду Хеека потерпеть можно.
…Скоро в город придём, пара дней всего. Этот, по следу которого идём, к каравану присоединился. И, судя по отсутствию следов боя, как-то сумел с караванщиками договориться. В этом на Хееку можно положиться, уж этот-то зануда чуть ли не каждую травинку в округе обнюхал, ни трупов, ни крови, ни следов пуль не нашёл.
Чудное дело! Чтобы караванщики, встретив в пустошах незнамо кого, да взяли его с собой — это что же им сказать-то такого надо? Или что показать? В пустошах-то закон известный: чужой — значит, враг! Коли ты слаб — сожрут. Силён — будут с тобой разговаривать и, может быть, договорятся. Потому как в пустошах места много, а умирать без причины не хочется никому. А умирать, скорее всего, придётся, потому как у каждого, почитай, родня есть, а закон мести священен! Даже, небось, за меня, хотя я и из клана Медведей ушёл, а случись чего, мстить будут, потому как татуировки племенные на мне есть, и коли кто решит, что можно Медведя убить и остаться неотмщённым — сожрут Медведей! Может, не сразу, но сожрут.
А этот чужак, стало быть, одиночка. Да ещё и в обувке какой-то странной, а может, и остальная его одёжа такая, замысловатая, что в нём втройне чужака выдаёт. Как он смог уговорить караванщиков взять его с собой? Или это они его пленили? Так ведь не похоже. Коли он лесовиков аж пятерых ухлопать умудрился, то и караванщикам бы от него точно досталось. Встретились-то они, по утверждению Хееку, всего дней десять-одиннадцать назад — стало быть, следы бы какие-нибудь остались. Сонного взяли? Тоже не похоже, коли уж он от охотников Киивы прятаться умудрялся, то уж от караванщиков бы точно укрыться смог.
Честно говоря (не дай боги, командир мысли мои прочитает), уж очень хочется мне, чтобы в Лоориге мы чужака того не поймали. Чтобы он уже к этому времени, как мы дотуда дойдём, дальше на юг двинулся, а мы, стало быть, за ним. Потому как я южнее Даара, который город, столица нашенской провинции, никогда и не был. А если мы этого чужака и дальше не поймаем… Так и будем идти за ним на юг, и дойдём до самого моря! Никто ещё из Медведей моря не видел. Ну, по крайней мере, память о таком не сохранилась. Я буду первым!
Оу Игиир Наугхо, десятник
Путь чужака перёсекся с путём каравана… Оу Игиир специально приказал Хееку и Раасту как можно тщательнее обследовать местность, где это произошло — следов боя обнаружено не было. Не было и признаков того, что чужак пытался спрятаться от караванщиков. Наоборот, Хееку утверждал, что он добровольно вышел навстречу людям, а потом следы чужака были найдены на месте следующей стоянки каравана. И судя по всему, пленником он не был. По крайней мере, обувку у него не отобрали, Хееку уверял, что в ней по-прежнему ходит человек того же роста и веса. А уж Хееку-то в подобных вопросах можно было верить. А судя по странной подошве, обувь эта наверняка довольно-таки дорогая. Коли уж так поизгалялись, прорезая рубцы и даже буквы и цифры на подошве, то даже страшно представить, как разукрасили остальную часть сапог или ботинок. Уж пленнику-рабу такую обувь точно бы не оставили. У местных вообще есть традиция сразу снимать с пленников обувку. Считается, что с голыми пятками они далеко не убегут.
И из всего этого вытекает следующий вопрос: была ли эта встреча случайна или запланирована заранее? Вот главная загадка из целого созвездия других загадок, что крутились сейчас в голове у молодого десятника. Специально ли чужак проделал такой немалый путь из леса, чтобы встретиться с конкретно этим караваном? Если да, то отыскать его дальше может быть очень непросто. Караванщики — это, считай, отдельный народ. Очень непростой народ, беспрестанно кочующий по всему континенту, живущий по собственным законам и обычаям. Границы других стран они пересекают, словно бы и не ведая, что такие существуют. Между двумя державами может идти затяжная жестокая война, но караванщики по-прежнему будут возить свои грузы, разве что изменив слегка привычные маршруты, чтобы на пути не спотыкаться о трупы погибших солдат. Да, у них свой, отдельный мир, и сдавать чужакам своих они не станут. Даже за деньги. Даже под угрозой пыток. А сведения, полученные в результате пыток, мягко говоря, не достоверны.
Да и достаточно будет чужаку сменить обувь — он растворится среди других караванщиков, как капля в море. А больше мы о нем, считай, ничего и не знаем. Рост — вполне обычный. Комплекция, судя по всему, тоже. Ни худой, ни толстый. Судя по походке, молодой, здоровый и, вроде как, боец… Так таких среди караванщиков большинство. И кого тогда, спрашивается, вообще тащить на пытки?
Нет, сам-то караван будет вычислить несложно. Ну сколько караванов за последние десять дней пришли в Лоориг? Три, четыре, максимум — шесть. Судя по направлению следов, шёл караван из Кредона, это, думается, ещё отсеет два-три варианта. Ну а дальше Хееку без проблем найдёт нужный караван по следам верблюдов и людей. Он это может. Но что потом?
Если караван кредонский… Хоть сейчас республика и изрядно получила по зубам, однако лишний раз связываться с ней никто не захочет. И если попытаться без всяких доказательств арестовать главного караванщика, а уж тем более отправить его на свидание с палачом, скандала не избежать. А если караван из Сатрапии, скандала будет ещё больше — местные купцы и покрикливее будут, да и на предмет кого подмаслить у них уже все дорожки проложены. И даже если потом выяснится, что арестован правильный человек, такая грубая работа поставит крест на карьере оу Наугхо. В Бюро не любят тех, кто машет топором там, где надо работать иглой… А чужак тем временем просто присоединится к другому каравану, потому что эти бродяги всегда прикрывают своих. А чем дальше вглубь Сатрапии он будет удаляться, тем сложнее станет его искать — больше народу, пестрее смесь обычаев, одеяний и говоров.
А если чужак — чужак и для караванщиков? Как он смог тогда уговорить взять его с собой?
Нет, в принципе, такое возможно. Рабство в Сатрапии под запретом и, коли караван направляется вглубь страны, то пленник становится лишней обузой, так что чужака проще взять пассажиром, если у него есть чем заплатить, или даже работником на время перехода до ближайшего населённого пункта за грошовое жалование или вовсе за еду. Хотя, конечно, запреты запретами, но коли есть нужные связи, сбыть пленника можно не то что в Лоориге, но хоть и даже в самой Мооскаа! А у караванщиков наверняка такие связи есть.
А может, чужак пригрозил своим жутким оружием и заставил караванщиков себе подчиняться? Но ведь всякому человеку надо спать, а оружие спящего человека спит вместе с ним. На первом же привале, заснув, проснулся бы чужак уже в цепях.
Нет. Определённо, надо исходить из того, что чужак заранее знал о проходящем в этих краях караване и заранее имел договорённость с его главой о том, что его подберут и доставят вглубь Сатрапии.
Игорь Рожков, лейтенант
Двинулся я на юг. Почему на юг? Потому что мне в моей хэбэшке и так не жарко, так что двигаться на север желания нет ни малейшего. Восток или запад? Слишком сложно делать выбор. В том смысле, что так и будешь идти день за днём, думая о том, что вот пойди я в противоположную сторону, уже давно бы наткнулся на людей, которые накормят, напоят и в кроватку к сисястой девице уложат. Да и мудрость веков и преподавателей учит нас, что население на юге гораздо более плотное, чем на севере, потому как прокормиться проще, так что на людей там наткнуться шансов гораздо больше… Это, конечно, если ты не в южном полушарии очутился. Ну да пошли они, эти мысли. Начнёшь их думать — вообще с места не сдвинешься. Так что мы пойдём на юг!
Шёл три дня. В первый прошёл всего ничего — километров пять, не более. Сначала надо было «вжиться в ландшафт», да и вообще, инструктора нас обучали, передвигаясь по незнакомой местности, да ещё и на вражеской территории, выбрать самую медленную скорость из возможных, а потом идти ещё медленнее. Сделал пару десятков шагов, внимательно огляделся, выбрал следующий ориентир, дошёл до него, огляделся. Смотреть надо и под ноги, и до самого горизонта. Изучать траву, деревья, небо, землю и конечно же, живность. Приучать свой глаз к местным краскам, характерным особенностям ландшафта и растениям, научившись реагировать на любой нехарактерный для данной местности объект или явление. Вдумчивое такое занятие, почти медитация. Но это, пожалуй, единственно возможная манера поведения в подобных условиях полной неизвестности.
Уже ближе к вечеру сумел добыть местного сурка. Зверь тут был совсем непуганый и едва ли не сам шёл ко мне в руки, так что я, экономя патроны, просто подбил его палкой. Убивать зверушек и даже есть их сырыми нас научили во время тренировок на специальном полигоне где-то на границе с Казахстаном. Но я извращаться не стал и, поскольку там же, на околоказахстанском полигоне, нас приучили всегда таскать с собой источники огня, просто собрал хворост, чиркнул зажигалкой и зажарил зверушку на вертеле. Съел и понял, что жить тут можно. Вот только с водой был напряг, в том смысле, что носить её с собой мне было не в чем и я всегда пребывал в неуверенности, смогу ли найти её в месте ночлега. Это ещё больше сдерживало скорость моего движения.
Так и шёл три дня, и — бинго! Возле ручья, как раз недалеко от удобного схода к воде, наткнулся на костровище. Старое, возможно ещё год или даже более назад тут кто-то останавливался. Вроде и не много, но это уже внушило немало надежды и развеяло множество страхов. В том смысле, что костёр явно разжигали люди, а мудрая история учит нас, что в одну геологическую эпоху люди и динозавры не живут! Ну а главное — что люди тут всё-таки есть, а значит… М-да… Конечно, слышал я, что на земле были народности, весьма гостеприимно встречавшие чужаков — те же вон полинезийцы, говорят, приплывших к ним европейцев и кокосами накормили, и местной кокосовкой напоили, и местных девиц с сиськами как зрелые кокосы им в кроватку положили. Но куда чаще бывало наоборот — в том смысле, что чужаку били морду и обращали в рабство лишь за то, что он чужак, и это в лучшем случае. А могли ведь и того — кокос в жопу запихать, дубиной по голове, и запечь на угольках… Те же вон, полинезийцы, говорят, были людоедами, и Кука скушали не из-за «большо-о-ого уважения», как пел какой-то древний бард, а потому что чужой — он навроде свиньи, не человек, а кормовая база человека.
В общем, если я попал в то же время, что и предыдущие попаданцы, то у нас сейчас на носу век шпаги, мушкета и вроде как просвещения. То есть, режутся между собой как дурные, и на гуманность местных особо рассчитывать не приходится. Но с другой стороны, раз эти предыдущие попаданцы или, вернее сказать, засланцы, тут как-то умудрились выжить, значит, и у меня-то уж точно шанс есть!
Взять ту же девицу, что нам лекции про обычаи и законы разных государств Земли-2 читала. Судя по тому, насколько она в теме, знания свои явно не в библиотеке получила. Ведь даже на самый заковыристый вопрос эта самая Офелия могла дать очень подробный и компетентный ответ. А покажите мне книжку, в которой бы так подробно излагали особенности… ну, допустим, матерной русской речи? А ведь она нам, помнится, целую лекцию прочла о «ругательствах, допустимых в обществе, допустимых между приятелями, допустимых с врагами и не допустимых даже с врагами». Тут ведь тоже, попробуешь использовать чисто наши аналогии — можно нарваться на большие неприятности. Вроде того как петух — у французов символ нации, а у нас — как бы совсем даже нет… Это я всё к тому, что коли эта девица смогла выжить на Земле-2, пройдя даже по таким местам, где используют «брань, не допустимую даже с врагами», то уж мне-то точно сам бог велел выжить и вернуться, я ж вам не девица какая-нибудь.
А для этого, прежде всего, эту самую девицу и её приятеля найти надо. Ведь это я из-за них во всё это безобразие влип. Вот пусть они меня отсюда и вытаскивают.
А вот на день четвёртый я уже влип гораздо конкретнее. Как раз обходил весьма приятную на вид рощицу и начал делать мучительный выбор — то ли заночевать в ней, то ли использовать остатки светового дня, чтобы пройти ещё с десяток километров. Но вот будет ли по окончанию этого «десятка» столь же удобное место для ночлега — с водой и бесконечным запасом дров?
Так я этим вопросом озаботился, что даже не сразу заметил отряд всадников, вынырнувших из какого-то оврага примерно в полукилометре от меня. Тут уж конечно я, первым делом, по привычке нырнул в траву. Но быстро сообразив, что, судя по тому, что они остановились и пристально смотрят в мою сторону, меня тоже заметили, встал и, перекинув автомат на грудь, пошёл им навстречу. Ноги, признаться, немного подрагивали. Словно в далёком детстве, когда идёшь мимо чужого двора, где засела компания других мальчишек. В том смысле, что кто их там знает, может, это вполне нормальные ребята, анекдоты друг дружке травят. А может, гопота местная, желающая покуражиться над тобой только потому, что ты неместный и один. В общем, шёл я к ним и внимательно рассматривал. Тринадцать человек и небольшой табунчик лошадей с ними. Одеты в какие-то живописные лохмотья цвета местной пыли, и все с оружием, а рожи! Рожи, прямо скажем, у них весьма и весьма злодейские, аж мороз по коже.
Подошёл я к ним метров эдак на пятнадцать-двадцать и остановился. Подходить ближе не было ни малейшего желания, словно кто за ноги держал. Тут-то их вожак и рявкнул, как я понял, что-то вроде «Иди сюда, скот. Повинуйся мне и останешься жив»… Ну, насколько мне хватало знаний «стандартного имперского наречия», как называли это наши преподаватели.
Как-то это было очень грубо и не внушало надежд на налаживание дружеских связей. Так что, когда эта местная гопота только сделала первые шаги в мою сторону, нервы у меня окончательно не выдержали, и я полоснул по ним длинной очередью.
Удачно это у меня получилось. И в смысле метко, и в смысле вовремя. Они ещё стояли довольно плотно, только начав разъезжаться, охватывая меня полукругом. Очередь прошлась как раз над головами их мохнатых лошадок, и несколько человек сразу кулём свалились из сёдел, а ещё несколько дико заорали от боли. Но самое главное, опоздай я хоть на мгновение, дав им ринуться в атаку, и, думаю, вражин бы уже было не остановить. Может быть, половину из них я бы и смог положить, но уж оставшиеся до меня бы точно добрались, и ничего хорошего это мне не сулило. А тут — вроде как махнуть джебом перед носом противника, приготовившегося к атаке. Это сбивает ему настрой и заставляет переходить в защиту, и об атаке он уже не думает. Вот и сейчас, успев заметить и оценить тот урон, что я внёс в их ряды буквально за первые же две секунды нашей битвы, они благоразумно предпочли отскочить подальше в степь. Ну а я, соответственно, рванул в рощу, потому как там у меня в противостоянии со всадниками шансов было куда больше.
Следующий час я, скажу честно, сидел и трясся от переизбытка адреналина в крови и накатывающихся волн запоздалого страха. И не только. Я ведь сейчас убил впервые в жизни и впервые в жизни поучаствовал в хоть и коротеньком, но настоящем бою. Не то чтобы какие-то «кровавые мальчики в глазах» и тому подобные книжные страсти овладели мной, но впечатлений была уйма, и их надо было как-то пережить.
Пережил. Когда ноги перестали быть ватными, пошёл на шум журчания воды и пил из ручья, пока брюхо не раздулось. Потом меня потянуло на место схватки. И тут меня накрыло снова. Не так сильно, как в прошлый раз, но…
Воняло кровью и дерьмом. И мёртвыми враги почему-то уже не казались особенно страшными. Вон тот, ближайший. Пожилой, лицо всё в морщинах, и бросается в глаза откинутая в сторону кисть руки — мозолистая, корявая, носящая следы ежедневного тяжёлого физического труда. У моего деда, всю жизнь отпахавшего в колхозе, были такие же руки… А вон тот — совсем ещё мальчишка, лет наверное шестнадцать, не больше, моя пулька вошла ему в горло, и он умер не сразу, судорожно пытаясь закрыть ладонями рану… А может, это вовсе и не злодеи какие-то были? В том смысле, что обычные работяги, пастухи-охотники. А что лица страхолюдные, так ведь тут, чай, не модельное агентство. А что этот их вожак мне орал… Так ведь я «стандартным имперским наречием», судя по тому, что и половины сказанных мне слов не разобрал, видать, владею не слишком хорошо. Так что вполне мог и неправильно понять…
Но стоп. Нас, в общем-то, этому тоже учили. О сделанном не жалеть! И всяческими там интеллигентскими рефлексиями не увлекаться. Так что посылаем все мысли куда подальше и быстрее удираем отсюда, пока друганов убитых тоже не потянуло на место схватки.
Вот я и пошёл. По-хорошему, мне бы следовало хорошенько ободрать трупы, забрав всё ценное и необходимое для дальнейшей походной жизни. Это было бы мудро, и именно так нас и учили поступать, действуя в глубокой автономке. Но душевных сил на это уже не было. Я только и смог, что, сдерживая тошноту, подхватить мушкет и снять перевязь с боеприпасами и пояс с тесаком с трупа старика, да подхватить чей-то свалившийся плащ. Мелькнула мысль о четырехногом транспорте. Но, видать, коняшки убитых ускакали вслед за собратьями, унося, кстати, с собой и все сколько-нибудь ценные припасы вроде котелков, фляжек и запасов еды. Крутым героем-победителем я себя как-то не чувствовал.
Ночью костра на всякий случай решил не разжигать. Завернулся в трофейный плащ, и… проворочался почти всю ночь без сна. Во-первых, плащ жутко вонял. Во-вторых, он отомстил мне за смерть своего предыдущего хозяина посредством натравливания полчищ блох. Ну а в третьих, мне не давала покоя мысль, не совершил ли я большущую ошибку, начав со страха стрелять вместо того чтобы разговаривать. В том смысле, что нам ведь про это тоже лекции читали. Объясняли, что мы теперь не просто вояки-головорезы, но в первую очередь учёные-исследователи. Мы не можем себе позволить ограничить свои контакты с местными взятием языка и экспресс-допросом оного.
Нет, конечно, я сильно подозреваю, что готовили нас именно для силовой поддержки возможных экспедиций. Хотя полкан наш как-то проговорился, что, дескать, «пытались посылать исключительно учёных, да у них на Земле-2 срок годности быстро заканчивался». Это такой мир, где одной книжной науки недостаточно. Нужны ещё и кулаки, желательно с надетыми на них кастетами. «Так что вы, ребятки, осваивайте местные языки и обычаи. Если повезёт, заключите долгосрочный контракт и отправитесь на Землю-2 уже в качестве исследователей».
Тут у нас один умник и спросил, а что, дескать, нам вообще от этой Земли-2 нужно?..
Оу Игиир Наугхо, десятник
Последние версты до Лоорига они проскакали наперегонки с солнцем. Потому как городские ворота закрывались с последними лучами этого светила, и всех, кто не успел к тому времени оказаться по ту сторону городской стены, ожидала ночёвка снаружи. А «снаружи» было плохо. Даже хуже, чем в степи, потому что грязно и потому что обидно. Хотя стражники и гордились своими умениями выносить суровые условия жизни в пустошах, ночёвка под крышей и ужин, приготовленный не на костре, а в нормальной печи, после долгих блужданий по Даарской степи казались истинными дарами богов.
Успели в последний момент. Да и то, охрана у ворот не хлопнула створками прямо перед их носом только потому, что заметила на подъезжающих всадниках хорошо знакомые каждому даарцу меховые шапки с подвешенными с левой стороны волчьими хвостами, с владельцами которых лучше не ссориться.
Задерживаться возле ворот, чтобы расспросить стражников, Игиир не стал: и бесполезно, да и он сам и его люди устали зверски. По той же, второй причине, они и не стали связываться с городскими казармами, а приткнулись в первый же встреченный на дороге постоялый двор. Казармы, это, конечно, хорошо и совершенно бесплатно, но сначала придётся представиться дежурному гарнизонному офицеру, оформить квартирный билет в канцелярии, и всё это — чтобы лечь спать на голодный желудок, потому как время вечерней раздачи пищи давно прошло, и ради двоих стражников и одного офицера Бюро никто очага разжигать не станет. Так что в лучшем случае им предложат на ужин холодные объедки, а в худшем угостят добрыми пожеланиями и неискренними сожалениями. А вот на постоялом дворе горячей едой можно разжиться даже среди ночи. Если, конечно, хорошенько заплатить. Так что — постоялый двор!
Однако и утром Игиир торопиться не стал. Жизнь в Дааре вообще быстро отбивает привычку суетиться по пустякам, зато приучает ценить хотя бы малые крохи комфорта и удовольствий, нечасто выпадающих на долю местных жителей. Для начала, он дал себе и подчинённым хорошенько выспаться. Потом — плотный и разнообразный завтрак, включающий в себя всё, чего они были лишены в пустошах: свежий хлеб, молоко, яйца и, чего уж там греха таить, сладости, к коим все трое имели определённую слабость. Вроде, такая мелочь, но после почти месяца довольствования, в лучшем случае, обжаренным на вертеле мясом оленя, а куда чаще — обычной кашей, заправленной солониной, это было райским пиром.
Затем — бани. Это даже не столько для удовольствия, сколько долг. Даже в Уставе прописано «…омывать тело не менее раза в неделю, ежели войска в казармах квартируются или в летних лагерях стоят, и при всяком удобном случае во время действий военных или в дальних походах». Хотя, к чему скрывать очевидное, после почти месяца омовений в холодных речушках и ручейках посещение нормальной городской бани стало настоящей отрадой для тела и для души.
Как во всяком приличном (или считающим себя таковым) городе бывшей Империи, в Лоориге, конечно же, была общественная баня. И конечно же, это были не отделанные мрамором и покрытые позолотой храмы-дворцы юга Сатрапии, где к услугам посетителей были и горячая вода, льющаяся из труб, и полы с подогревом, парилки, бассейны, массажные кабинеты, цирюльни, харчевальные залы и даже библиотеки. Тут, на самом краю известного мира, всё было куда скромнее, но всё же и в скромных банях крохотного Лоорига можно было отдать свою одежду в чистку и воспользоваться услугами цирюльника. И все эти удовольствия, как и везде в Сатрапии, людям, состоящим на службе у Сатрапа, обходились в полцены — ещё одно благословенное наследие Империи.
Так что если поздним утром в баню зашла троица грязных, вонючих и обросших бородами дикарей, от которых встречные шарахались даже несмотря на знакомые всем горожанам мундиры стражников, то спустя пару часов оттуда вышли вполне себе благонадёжные подданные Его Величества, ничем кроме выправки и бравого вида не привлекающие внимания пугливого обывателя. Учитывая возможную слежку за обитателями караван-сараев, которая им предстояла, эта пара часов была потрачена отнюдь не напрасно.
— Хееку, начинай обходить постоялые дворы и тому подобные заведения. Осторожно порасспрашивай о прибывших недавно караванах и присмотрись к следам. Кто знает, может и повезёт встретить знакомые. Рааст, ты на рынок. Закупи всё необходимое для дальнейшей дороги. Потом, ты говорил, что один из заводных верблюдов захромал. Обменяй его на здорового. Возможно, уже завтра утром нам придётся тронуться дальше, мы должны быть к этому готовы. Хееку, тебе я отсыплю серебра на один золотой сатрап. Это на выпивку в кабаках и на подкуп слуг. Рааст, ты получаешь три сатрапа, один на припасы, два остальных на верблюда. Однако не забывайте, что за каждый медный грошик с нас спросят. Так что не тратьте понапрасну и будьте готовы написать отчёт в канцелярию. Я, если что, буду общаться с местным начальством. Так что ищите меня либо в штабе, либо в гарнизонной канцелярии, либо в местном отделении Бюро. Перед ужином собираемся на том же постоялом дворе. Если не удастся выбить из местного воеводы оплату наших расходов, придётся перебираться в казармы, так что будьте готовы и к этому. Всё, расходимся.
По давней, ещё имперской традиции, все вооружённые части в городе и окрестностях подчинялись единому центру. Хотя со временем эта традиция и обросла множеством условностей, поправок и оговорок. Те же сотрудники БВБ, хотя формально и обязаны были выслушивать приказы местного воинского начальника, на деле, как правило, игнорировали его и отчитывались только перед собственным центром.
Однако, тем не менее, в любом городе Сатрапии все наиболее важные государственные учреждения были сосредоточенны в одном квартале, а то и в одном здании, если это был небольшой городок размером с Лоориг.
Так что оу Игиир Наугхо, раньше не имевший чести посещать этот населённый пункт Сатрапии, без каких-либо колебаний отправился в центр городка и, выбрав наименее обшарпанное здание из всех стоящих на площади, смело двинулся к нему. Висящая возле дверей доска с гербом Сатрапии подтвердила правильность его выбора. Что, однако, к возможному удивлению неосведомлённого наблюдателя, лишь вырвало тягостный вздох из груди бравого офицера. Увы, знаменитая мооскаавская бюрократия, вызывавшая ужас и сердечный трепет ещё у подданных Империи, после развала некогда великой державы отнюдь не пришла в упадок, но совсем даже наоборот, расцвела ещё более пышными и колючими ветвями, прорваться сквозь которые было подвигом, воистину достойным героев древности. И сейчас бравому сотруднику Бюро предстояло броситься с головой в эти заросли, прикрываясь одной лишь бумагой, выданной ему его непосредственным начальником, которую, кстати, особо светить было нежелательно из соображений секретности.
Поскольку кабинет местного резидента Бюро оказался закрыт, свой первый визит наш герой нанёс коменданту гарнизона — чиновнику, сжимавшему в своих могучих дланях бразды правления всеми вооружёнными отрядами города Лоорига. Хотя порученное десятнику задание никоим образом не касалось сего высокого государственного мужа, сделать это было необходимо по целому ряду причин. И первая из них — легализация. Если он сам, как сотрудник БВБ, ещё мог спокойно шляться по городу, поплёвывая на претензии и вопросы городских стражников, то вот его подчинённые, коли он не выправит для них соответствующие документы, рисковали попасть во множество мелких, но от того ещё более досадных неприятностей. Так что нужны документы. А ещё лучше, целый комплект документов на все случаи жизни. Ну а во-вторых, так или иначе, но всё равно придётся налаживать связи с городскими головами. Если затеял поиски иголки в стоге сена, то не мешает для начала поговорить с хозяином стога. Хотя бы для того, чтобы он не мешал поискам. А то ведь отдалённость городков, подобных Лооригу, от административных центров Сатрапии весьма способствует развитию самодурства у чиновников, их возглавляющих. Когда ближайшее начальство отрезано от тебя сотней вёрст безлюдных степей, не так сложно вообразить себя царём и богом и начать вставлять палки в колёса другому чиновнику, посмевшему выполнять свой долг, не испросив на то высокого соизволения мелкого прыща на ровном месте.
Правда, как вскоре выяснил оу Игиир, местный комендант к подобному типу начальников не принадлежал. Хотя, пожалуй, ещё неизвестно, что хуже — откровенное самодурство или преизбыточное гостеприимство? Оу Баар Гоор, уже довольно пожилой первый лейтенант пограничной стражи, занимавший кресло коменданта округа Лоориг, так обрадовался появлению в своём окружении нового лица, что никак не хотел отпускать от себя «благородного и перспективного молодого человека». Поминутно рассыпаясь в любезностях и заваливая гостя кучей вопросов не столько служебного, сколь светского характера, он весьма навязчиво пригласил того на обед и столь многозначительно пообещал познакомить с семьёй, что немедленно вызвал у проницательного сотрудника Бюро подозрение о наличии у этого достойнейшего государственного мужа как минимум трёх дочерей.
Увы, но даже добродушное расположение к нему высокого начальства не смогло избавить оу Наугхо от прохождения через канцелярский ад при выправке всех необходимых документов. Местные чиновники, впрочем, тоже были настроены к нему весьма доброжелательно, но правила есть правила, да и ход дел в провинции весьма располагает к неспешности и лёгкой рассеянности. Так что вырваться из этого царства бумаг и печатей оу Наугхо смог только спустя два часа — взъерошенный, раздражённый и готовый в одиночку схватиться хоть с целой бандой лесовиков, лишь бы не видеть больше в жизни ни единого официального бланка и не слышать очередную трепотню ни о чем, коию мающиеся от безделья канцелярские чиновники почему-то почитают за светскую беседу.
И только после всего этого он наконец смог добраться в пенаты родного Бюро и, вздохнув с облегчением, приступить к своим непосредственным обязанностям.
Хееку Барс, стражник
Для меня это никогда не казалось чем-то сложным, а вот другие удивляются. Ну, допустим, южане-то ещё понятно, они народ порченный. В смысле, привыкли там у себя в городах жить, ничего не видя, но ведь и из наших многие только языками цокают — «Как ты хорошо, Хееку, следы видишь!». А чего их, спрашивается, не видеть, вот же они, на земле! Вы же тоже, коли вам пальцем укажешь, видите, чего же, спрашивается, раньше не замечали?
Ну да это в степи или горах. Там ведь каждая сломанная веточка, каждая примятая травинка словно бы кричит тебе «тут вот олень шёл, а тут — человек», а в городе… Гнилое все-таки это место — город. Сколько уж лет и сам в городе живу, а всё не перестаю удивляться, как тут всё неправильно. И люди и вещи тут словно бы мельчают. Вон, у нас в предгорьях, коли человека встретил, так это же целое событие! Ты с ним и поговоришь по душам, и новости узнаешь, в дом свой пригласишь. А может, и войну начнёшь. Но всё равно, человек — это очень много и важно! Да что человек — там каждую малую птаху в лицо и по голосу различать учишься, а в городе… А тут в городе мимо тебя за день сотня человек пробежит и вскоре ты с незнакомцами даже здороваться перестанешь и внимание на них обращать.
А вещи? Вот у нас в доме топор был. Так я ж про тот топор столько всего знал! И что прадед мой его выменял на две медвежьи шкуры и бочонок мёда. И что топор этот он родителям невесты в числе других необходимых для женитьбы вещей показал, доказывая свою состоятельность как будущего мужа. И как потом дом для прабабки моей строил, и этим вот самым топором крышу рубил. И как дед потом этим же вот топором, когда Хорьки из-за хребта на наше селение набег устроили, двоих вражин зарубил. И как… Да много историй я знал об одном только этом топоре. Да и не только топоре — почитай, у каждой миски в доме своя история была. Каждая царапинка на ней свою тайну хранила, а вы говорите, «Как ты, Хееку, следы умудряешься видеть?» Коли с детства рос, понимая важность каждого скола на миске, каждой царапинки на топорище, или щербинки на лезвии ножа — следы-то, они что? Следы, они сами с тобой разговаривать начинают.
Поделиться книгой: