Цесаревич

— Ты бил их по самому болезненному месту, по союзу с Пруссией, — Елизавета улыбнулась проходящей процессии разномастных арлекинов. — И что они? Не томи, канцлер, сказывай!

— Как я и подал, матушка, — Мария-Терезия сказывала, сперва, что не готова к войне, а сейчас уже прислала письмо своему послу, которое я лично читал, государыня [перлюстрация писем в то время вполне нормальное дело, а канцлер Бестужев этим точно не пренебрегал, часто перечитывались даже и дипломатические послания, если они не были при самих же дипломатах]. Так на бумаге сей повеление тянуть время, но обещать содействие России. Сперва предложить вспомоществование в снабжении русской армии, ежели та дойдет до Дуная, али через Валахию, — Бестужев сделал паузу, чтобы услышать повеление императрицы, о котором догадывался.

— Пусть дают провизию, но ты скажи, что и мы тогда сена да овса пришлем австрийцам, ежели Фридрих пойдет на Вену, а ентый мужеложец пойдет, верное, что пойдет, — государыня задумалась, что-то хотела еще сказать по теме, но решила спросить о другом. — Военная коллегия или Адмиралтейств-коллегия серебра не просят? Война идет, а они денег не просят!

— Нет, матушка, справляются Фондом вспомоществования, апосля начала войны там вельми много серебра собрано, пока хватает. Да и два лета, или больше того, Военная коллегия готовила магазины, пороховой запас, пушки лили не переставая, — ответил канцлер.

— Добейся, Алексей Петрович, помощи Петруше, пусть австрияки помогут, уже большое дело деется, больше, чем при тетке моей Анне, — государыня улыбнулась, когда напротив ее остановились кто-то типа средневековых герольдов и начали восхвалять победы русского оружия, перечисляя по очереди все битвы, что были выиграны в период правления Елизаветы Петровны.

— Матушка, но Англия… — канцлер замялся, понимая, что сейчас опять получил отлуп за продвижение интересов англичан, но, поскольку, государыня была увлечена происходящим, поспешил добавить. — И Австрия, и Пруссия, и Франция, все желают знать где границы этой войны, и когда Россия начнет договариваться.

— А ты, что думаешь, канцлер? Это Я советы твои жду, — императрица отвлеклась от зрелища и посмотрела на Бестужева.

— Апраксин говорит, что сейчас рано, армия наша еще способна к свершениям, как и флот еще в море Эгейском, Виллим Виллимович Фермор присылал ему отчет и там писал, что Крым и весь берег Черного моря удержать можем. Курьер прибыл от Александра Борисовича Бутурлина с донесением, что ногайцы кубанские хотят твое подданство, государыня, принять, а крепости османские, что там стоят без вспомоществования долго не продержаться. Посему Кубань, Тамань, Крым и Валахию стребовать с султана, а Бессарабию нет, Порте так же что-то отдать нужно, — Бестужев выдохнул, говорил он очень быстро, чтобы успеть все нужное сказать во время краткосрочного проявления внимания государыни к политике.

— Мы в силе и пока только прибыток имаем от войны сей, когда султан упрется, али у нас сложности станут, вот тогда и говорить с султаном почнем. Сейчас что отдадим турке в зад, через десять лет станет все крепостями, новых настроят, старые французы им отремонтируют. Турок много, их восемьдесят миллионов, людишек на войну всегда наберут, а у нас двадцать миллионов. Так что нужно бить сейчас, чтобы апосля не быть битыми, — проявила мудрость государыня.

На самом деле, Елизавета спрашивала много мнений, и у военных, и у гражданских, у Петра Ивановича Шувалова, и у членов Берг-коллегии. Поэтому государыня сложила свое мнение об этой войне, которую, как ей казалось, приблизил ее Петруша. Европейцы оправдывали победы русского оружия лишь тем, что Россия «споймала» османов на перевооружении и на перестройке их армии. Когда старая военная система ломается, а по-новому еще хорошо воевать не научились. Не слишком ли хитер стал племянничек? Может и попридержать его?

Европейцам свойственно было находить оправдания в том, что может ломать их шаблоны. Русские — варвары и точка! Воевать вроде бы умеют, но победа над французами случайность, а победы над османами еще и потому случились, что одни дикари бьют еще более диких.

— Мария Андреевна, — обратилась государыня к своей статс-даме Румянцевой, которую посадила по левую руку, но подальше, чтобы та не подслушивала разговор с канцлером. — Как там милая Екатерина Алексеевна?

Мать генерал-поручика, молодого, даже очень, Петра Александровича, что сейчас громит османов понимала, почему она, Мария Андреевна Румянцева, сидит в непосредственной близости к государыни– это проявление высочайшего благоволения. После мутной истории с покушением на наследника престола, Румянцевы вдруг оказались в некоторой опале, и, пусть она была очень быстро снята, общество немного опасалось близости с Румянцевыми, несмотря на благосклонность цесаревича к младшему представителю рода. Теперь же Елизавета говорила: «Дружите с ними — они полезные!»

— Великая княгиня занимается чтением, своим журналом, тоскует и перечитывает письма цесаревича, которые приходят раз в неделю, — кратко отчиталась статс-дама, вновь представленная к молодому двору, но особливо к Екатерине.

— Мне волнительно иное — прибыл новый посол Англии Мельхиор Гай Диккенс [действительный посол Англии в России с 1749 года по 1755 год], я дала ему аудиенцию на пару минут, апосля чего он сразу же побежал к Екатерине Алексеевне. С его-то такими большими чреслами и такая прыть! — Елизавета улыбнулась, припоминая нескладного, даже по меркам этого времени, англичанина и как он может бегать. — Все беспокоятся англичане о своей морской славе.

На самом деле Гай Диккенс не был уж слишком толстым человеком, пусть и имел явно избыточный вес. Но для этого времени это вполне нормально. Однако, то, что у английского посла было большое лицо с толстыми щеками и выпирающим вторым подбородком, создавало впечатление толстяка и некой нескладности.

Прибыл англичанин с одной только миссией — получить заверения России в том, что она опять защитит Ганновер. Георг II боялся потери своей малой родины не меньше, чем некогда Петр Федорович желал вернуть Шлезвиг у Дании. Но наследник переболел этими страхами, а английский король — нет. Может быть, посол играл и роль отвлекающего фактора, чтобы русские и мыслить не могли о смене вектора английской политики в пользу Пруссии.

Елизавета встретила нового посла с прохладцей, государыня была недовольна, что подвиг русских солдат в войне за австрийское наследство не был оценен островитянами. Но и тянуть время аудиенции так же не стала, чем показала, что Россия готова к диалогу с Англией. Это как обиженная девушка может разругаться со своим возлюбленным, но при этом стараться чаще показаться ему на глаза.

Информация о посещении Гаем Диккенсом Екатерины прозвучало с нотками беспокойства специально, чтобы слышал и Алексей Петрович Бестужев-Рюмин. Елизавета в курсе того, что мать наследника и одновременно жена цесаревича общается, по настоянию канцлера, с англичанином, государыня знает и предмет разговора. Екатерине предложили узнать о программе строительства и ремонта русского флота [подобное имело место и в реальной истории, но по времени чуть позже, за что Екатерина Алексеевна получала от английского посла деньги]. И она брала уже деньги у Англии и рассказывала ранее, что знала о флоте, в этот раз так же не отказалась от английского серебра, а островитяне никогда просто так деньги не дают. И это в то время, когда ее муж воюет!

*…………*……….*

Валахия, Молдавия, Бессарабия. Бухарест.

Июль-август 1749 года

Сложнее всего было, как это ни странно, взять крепость Аккерман. Гарнизон всего пять с половиной тысяч, еще средневековые стены, без земляных укреплений. Казалось бы — обстреливай из пушек и жди. Или решительный штурм массой людей. Но нет, в первую же ночь, когда еще только прибыл авангард и подтягивались основные силы, обороняющиеся совершили лихую вылазку, и чуть не добились того, чтобы опрокинуть целую русскую дивизию. В бескомпромиссной схватке мы потеряли безвозвратно шестьсот человек, при том, что турки менее трехсот, а еще они захватили три наших пушки. В первый раз за войну потери были даже не сопоставимы, а не в нашу пользу.

Наутро к Аккерману подошли два линейных корабля — все те старые знакомые, которые, как я рассчитывал, должны были убраться к Стамбулу. Под прикрытием корабельной артиллерии защитникам Аккермана удалось затащить в крепость провизию, порох, ядра и не менее тысячи новых французских ружей. Нашим пластунам удалось обнаружить начинавшуюся разгрузку кораблей, но так и не нашли возможности прервать процесс выгрузки, нарвавшись на залп корабельной артиллерии.

Крепость находилась на скалистом обрыве и имела сообщение с морем, препятствовать которому не было возможности.

Штурм был жестоким, защитники сражались не просто отчаянно, они бились остервенело. Если ранее отношение к туркам, как к противникам было снисходительным, даже уничижительным, то после Аккермана никто не скажет, что мы лишь прогуливаемся по Бессарабии.

В живых среди защитников осталось только сто шестнадцать человек. И то, пластунам удалось пробраться в арсенал и не дать его подорвать. В этом взрыве собирались закончить свой жизненный путь и большинство оставшихся защитников.

Командовал обороной секбанбаши [командующий корпусом в системе управления войска янычар] под именем Искандер. Он был типичной славянской наружности, с темно-русыми волосами. Мать Искандера, как я узнал уже от него, как только военачальник пришел в себя от ранений, была родом из Сербии, но сам воин считал себя истовым мусульманином.

Был порыв отпустить руководителя обороной Аккермана, но желание проявить благородство натолкнулось на понимание, что этот человек, если будет иметь под своим управлением три-четыре десятка тысяч бойцов, может очень затруднить действие русских войск. Однако, пленение было почетным и Искандеру оставили, после обещания именем Аллаха, даже право иметь при себе кинжал.

После взятия Аккермана пришлось остановиться на неделю и подождать подход обозов и подкрепления. Была проведена перегруппировка и снова в путь.

К этому времени уже подошел и Суворов с вестями о том, что в ближайшее время произойдет собрание крымских беев и нужны четкие рекомендации к тому, что именно им говорить и обещать. Этот вопрос я решил взять на себя, но только после того, как увижу воды Дуная.

Измаил взяли быстро, тем более, что под этой, еще не столь грозной крепостью, собралось огромное наше воинство — подошел Петр Семенович Салтыков. Генерал-аншеф разбил сравнительно небольшой корпус турок под Хотином и после двух недель простоя, отправился к нам на соединение.

Было бы неразумно собирать избыточную массу войск, но поступали сведения, что турки все-таки организовываются и концентрируют свои силы у Бухареста и эта армия может стать численно больше всех тех, что уже были биты.

Вот только спешка не позволяла Османской империи создать действительно сбалансированную и могущую решать задачи армию. По данным разведки, уже более шестидесяти тысяч в формирующейся армии составляет ополчение и сбор разрозненных отрядов из гарнизонов городов. Однако, были там и до тридцати тысяч янычар и обученные по-европейски полки. Опять же наблюдался сильный перекос в сторону конницы — до сорока алаев [полков] сипахов — что-то вроде помесного ополчения и с ними же конные войска вассалов, не до конца разбитых в предыдущих битвах. Были в турецкой армии и казаки — некрасовцы, бывшие некогда донскими казаками, но присягнувшими султану. А вот артиллерии на такую массу было не много, менее ста пушек и то, почти все османские, неповоротливые и медлительные в обслуживании. Командовать войском султан послал Ага — командующего янычарами Хаси Хасан Ага.

Намечающееся сражение должно было, по мнению не только моему, стать определяющим для всей компании. Если нам не удастся разбить турецкую армию, то весь полученный до того успех, будет ничтожным. Может только и удастся отстоять Крым, но откатываться придется далеко. Ну, а в случае же победы, туркам придется мириться с территориальными потерями, тем более, что ногайцы Тамани и Кубани уже присягнули государыне и это по факту — наши земли.

21 августа 1749 года войска встретились у Браила или, как называли на русский манер, Браилов. Местность была не очень хороша для боя, были и леса, немало холмов, но и мы и противник были в равных условиях, так что поля боя нашли ко «всеобщей выгоде»

— У армии должен быть один командующий и это Петр Семенович Салтыков, — сказал я, начиная Военный Совет.

До сегодняшнего дня многие считали, что я захочу быть тем самым командующим, проявлю строптивость и стану козырять титулом. Но я присматривался именно к Салтыкову. Да, он пил, было и такое, но и Румянцев, бывало, прикладывался к бутылке. О любимчике Суворове речи не идет, так как и слишком юн и это еще не тот Великий, пусть и сейчас очень удачливый и умелый командир. Фермор хорош всем, и отлично управляет войсками при переходе и храбрый, но малоинициативный, слишком осторожный.

— Да, именно так. Армия генерал-аншефа — центр, Петр Румянцев — один фланг, Виллим Виллимович — другой. Остальное оставляю на ваше усмотрение, господа, — сказал я и демонстративно замолчал, приглашая офицеров к дискуссии.

Сегодня утром пришли последние сведения о неприятеле, днем русская армия попыталась взять высоты у Браила, но встретила сопротивление и отступила. Впрочем, и туркам мы не отдали высоты, выбив их оттуда артиллерией. Потом была проведена дополнительная рекогносцировка и началась работа Миниха Христофора Антоновича. Именно на него был расчет в сражении, его системе фортеций, план которых он предоставил на Совет. Бывший фельдмаршал начал заготавливать материалы еще под Измаилом.

— Господа, по традиции предлагаю выслушать младшего по чину, — сказал Салтыков, и все посмотрели на бригадира Василия Петровича Капниста, Суворова на Совете не было, уж больно высокие чины тут собрались.

— Господа, я, признаться, в некоторой растерянности, но позволю себе обозначить наши преимущества, — говорил Василий Петрович. — Главное — это наша артиллерия, она подвижна, у турки — нет, где поставят пушку, оттуда не сдвинуть. Далее — это наши егеря и их штуцера, в действенности которых я убедился ранее под Бендерами, третье — пехота. Атаковать кавалерией, как мне бы того не хотелось, нельзя, только на отдельных участках кирасирами или уланами, но для поддержки нашей пехоты и никак не по фронту.

— Генерал-поручик, — обратился Салтыков к Румянцеву, как только Капнист показал молчанием, что озвучил свое мнение.

— Я предлагаю тактику малых каре с эшелонированием по фронту и тех же кирасиров с драгунами в резерве. Артиллерия по флангам, как и было ранее задумано, иная легкая кавалерия в резерве по флангам, чтобы не обошли — поле не большое, но лес далее редкий, можно пройти и ударить нам в тыл. И, коли неприятель не ударит со спины, то егерями обойти неприятеля, — ответил Румянцев.

— Нет, Петр Александрович, — резко и безапелляционно сказал командующий. — Сии экзерциции вершить не станем, опасно отправлять егерей, тут, почитай, не наши леса, каждый маневр с холма виден, но малые каре по фронту — весьма ладное предложение, кабы пропустить неприятельскую конницу и бить ее с замыкающихся флангов.

Любой план работает только до начала своей реализации. И в битве под Браиловом было именно так. Турки решили взять под свой контроль несколько высот, на которые ранее не пустили нас. И, если ранее обе стороны отошли, то сейчас за взгорки началась мясорубка. Тут отлично себя проявили и новые конусные пули с лучшей обтюрацией и штуцеры, но главное — егеря, которые стреляли с этих штуцеров и ходили в контратаку. Как только турецкая пехота начала движение к высотам, егеря в рассыпном строе сразу же распределили сектора. И, когда турецкая пехота подошла к возвышенностям, на нее обрушился град пуль, причем ответные выстрелы не приносили практически никакого результата. Турецкие массы наваливались в безумной попытке взять высоты, с которых, при условии установки десятка орудий, можно обстреливать все поле боя. Уже не было ни одного русского штыка, с которого бы не капала кровь потомков легендарного правителя бейлика Османа, мало было и ятаганов, которые не выпили русской крови.

— Примкнуть штыки! — прокричал Суворов, когда прибыл в качестве подмоги к побоищу, и увидел отличную возможность для контратаки.

Свежие силы егерей, поддержанные гренадерами, вышли на расстояние стрельбы, совершили лишь один выстрел и бегом, с боевым кличем обрушились на противника, скидывая его с пологих спусков холмов, те егеря, что были со штуцерами выбивали особо ретивых турок.

— А пушки затащить на эти горы мы можем? — спросил Салтыков полковника-артиллериста Кряжина, которого оставил при себе, предполагая, что именно артиллерия в этом сражении будет играть главную роль и совет опытного артиллериста не помешает.

— Сложно, канаты нужны, лошади не зайдут, а люди затащат, — не то, чтобы уверенно ответил полковник.

— Действуйте, — приказал командующий, и полковник посмешил дать нужные распоряжения.

Первоначально данные высоты должны были стать опорой егерей, так было по плану. Рассчитывать, что неприятель даст возможность спокойно тащить пушки по полю боя, было глупо. Но турки, после того, как были вынуждены оттянуть свои потрепанные у высот силы, не спешили разворачивать сражение.

Знающий человек уже бы определил победителя баталии, как только первая пушка громыхнула с высоты в сорок-пятьдесят метров по только строящимся турецким карабинерам. Хаси Хасан Ага должен был отвести свое воинство и оборудовать лучше позиции с более выгодным рельефом местности. Теперь почти любая атака на русский центр или правый фланг встречалась с артиллерийским обстрелом пушек на высотах.

Командующий это понял, но отступать не стал, а направил всю имеющуюся пехоту на левый фланг русских, в то время, как турецкая конница напрягала центр русских позиций, не устремляясь в атаку, а используя тактику «наскок-отход». Эта пассивность кавалерии неприятеля стоила им дорого — картечь с высот и бомбы с русского центра собирали свою жатву.

В то же время наш левый фланг встречал неприятеля шквальным огнем, но турок было очень много, больше в пять раз в численном отношении, чем русских солдат на этом фланге.

— Все резервы на левый фланг, — выкрикнул Салтыков, опасаясь, что отдает уже запоздалый приказ.

Наш левый фланг трещал, уже турки захватили первые батареи, шла кровавая рубка, но солдаты держались и не давали неприятелю прорубить дыры в обороне, куда бы, несомненно, устремилась лавина турецкой конницы, что ожидала своего часа и разъярялась от потерь в своих рядах.

— Приказ Фермору! — прокричал Салтыков. — Начать атаку имеющейся пехотой на левый фланг неприятеля. Выдвинуть орудия и под прикрытием пехоты бить турку.

— Ура! Ура! — раздалось громогласное, и командующий увидел, как подоспевшие резервы отбросили турецкую пехоту от русских позиций.

— Только, братцы, не увлекайтесь, попадете под свои же пушки, и турецкие кони стопчут, — подмотал себе под нос командующий.

Через минут десять боя на левом фланге, турецкая пехота отступила и даже частью бежала, загрохотали наши пушки, только что отбитые у сметенных османов и сейчас и пехота и турецкая конница оказывались в огневом мешке.

— Пусть центр выдвигается малыми каре и кирасиры с ними по флангам, — отдал приказ Петр Семенович Салтыков и осознал, что битва выиграна. При таких раскладах на столах с солдатиками уже признают поражение.

Между тем, Фермор начал свою атаку и после пяти залпов артиллерии в бой пошла пехота, левый фланг, которым командовал Румянцев, не стал довольствоваться тем, что удалось отбить свои позиции. Петр Александрович отправил три полка егерей в обход позиций турок через лес, чем в определенной степени нарушил приказ Салтыкова. На такое самоуправство нужно будет реагировать, видать, Петр Александрович поддается все же юношеским порывам и рановато ему командовать сражениями.

Турецкое войско пришло в движение, но оно было уже обратное, скорее бегство. Хаси Хасан Ага взял свой флаг и, с целым алаем телохранителей и тремястами янычар, побежал с поля боя. Он знал о судьбе племенного визиря и не хотел столь унизительной участи, с другой стороны, он не хотел и героически погибать, тогда, как его родина нуждается в военачальниках. Ополченцы, вассалы остались без командования, и битва превратилась в избиение неприятеля. Казаки, калмыки, башкиры устремились добивать врага, в этом им помогали и уланы и драгуны и даже кирасиры, последние меньше, так как не успевали за быстрыми конями турок, да и кони кирасир подустали, но замешкавшихся пехотинцев неприятеля тяжелые конники рубили нещадно.

Шестьдесят три тысячи убитых турок и их союзников, пятнадцать тысяч взяты в плен, остальные рассеяны по лесам и еще три дня шла охота на прячущегося и убегающего неприятеля. Браила взята, чуть позже крепость Рымник была взята не больше чем ста выстрелами. И то — это были выстрелы скорее «в ту степь» постращать неприятеля. Впереди Бухарест, в округе которого уже вовсю резвятся казаки и степняки-подданные России.

*…………*……….*

Калифорния.

Лето 1749 года

Путь в Америку не был легким, даже более того, из тысячи двадцати предполагаемых колонистов сто семнадцать умерли. Массовой цинги удалось избежать, но воспаление легких, несмотря на санитарные нормы, кишечные заболевания, несчастные случаи, все это влияло на высокую смертность людей.

Удивительно, но более трех десятков человек дезертировали в Индии и Китае. Вместе с тем было и пополнение в среде колонистов, скорее даже не у них, а у казаков. Тут сказывалось очень свободное отношение в казачьей среде к вопросу женитьбы. Женщин у казаков не то, чтобы избыток, сложно жить в суровых условиях постоянной войны. Это только сейчас становится чуть по тише и станицы не сжигаются через пару лет их основания, но до сих пор женщин у казаков меньше. Ну а когда молодые мужчины, да после уже месяцев плавания видели иногда даже очень симпатичных индусок, то мозг у казака перестает работать. Вот и тащили они баб на корабли после разрешения капитанов, выкупая недорого девушек у их семей. Капитанам своя выгода, так как чем больше людей они довезут, тем больше прибыток, медикам так же нужны свои цифры.

И это было самым поразительным. Экспедиция старалась не задерживаться где бы то ни было. Только время на пополнение припасов, быстрый ремонт и чтобы дождаться отставших кораблей. И снова в пусть. Но и в таких условиях колонисты умудрялись найти себе жен. Мало того, как-то договориться о принятии будущих жен православия и быстрому венчанию корабельными священниками. Порой будущие благоверные жены русских колонистов даже не подозревали, зачем это дядька, одетый в тяжелые одежды при знойной жаре, машет крестом. Но порядок венчания был не нарушен, а там уже задача мужа научить и воспитать свою жену правильно, в православии.

Казаки на любой стоянке могли уйти «на разведку», а вернуться уже с чаще симпатичными аборигенками. Были и стычки с местными, по тем же причинам, но чаще просто откупались, или, если угодно, покупали девушек. Но без греха, только венчаться, Шпанберг в этом был непреклонен, имея поддержку и у духовников и у офицеров.

Некоторые военно-торговые корабли представляли собой что-то вроде Ноева ковчега, с той лишь разницей, что речь не шла о животных, а о разнообразие людей. Тут и несколько негритянок с Африки и индуски, потом были и китаянки.

Первоначально женщин среди переселенцев было крайне мало, только менее пяти десятков, из которых после остались в живых только тридцать пять и поголовно беременные. Поэтому были и конфликты, обострённые узким жизненным пространством, и острым желанием у многих мужчин быстрее найти себе жену.

У Померанцева были четкие инструкции по поводу свадеб с аборигенами. Они более чем поощрялись и становились серьезным инструментом для создания системы отношений русских колонистов с обитателями тех мест, где предполагается поселение русской миссии. Мало того, каждому женившемуся предполагалось вспомоществование — единовременная премия в десять рублей. Куда тратить это серебро, после того, как Экспедиция покинула Китай, никто не знал, но тяга к деньгам играла-таки немалую роль для мотивации создания брачных союзов.

Беглых же никто не искал. И дело не только в том, что Мартын Петрович Шпанберг не хотел расходовать ресурсы и время на поиск. Важно, что вся Экспедиция была пропитана неким духом свободы. В повелении цесаревича было четко сказано о том, что человек на новых землях должен находиться добровольно, без крепости и иного принуждения. Вольтерианство? По мнению Шпанберга, наследник начитался трудов Франсуа Вольтера. Командующему военно-морскими силами Экспедиции не были чужды идеи французского Просвещения. Но так, на словах он был пресвященным, на деле же, если бы не инструкции цесаревича, то не избежать бы всем этим колонистами палки.

Однако, ежели побегут члены корабельных команд, тогда — да, Шпанберг прикажет их разыскать, наказать, а, вернее всего, забить до смерти, или бросить на съедение акулам, которых у берегов Индии хватает. Мартын Петрович был даже излишне жесток при нарушениях подчиненными порядков, введенных Шпанбергом.

В Китае Экспедицией были набраны еще люди, и получилось не только компенсировать убыль колонистов, но и превысить их первоначальное число. Более пяти десятков китайцев принято на борта русских кораблей вместе с личинками тутового шелкопряда и отростками чая. Было сильно больше желающих среди подданных уже маньчжурской династии императоров, но Савелий Данилович Померанцев, который представлял будущую гражданскую администрацию русской колонии, высказался категорически против.

При переходе через Тихий океан в Калифорнию Экспедиция потеряла фрегат. Считалось, что сильно больше кораблей сгинули в пучине, как утверждали англичане, не самого сильного шторма, но «потеряшки» в течении целого месяца приходили к месту, где река Сакраменто, такие названия давал цесаревич, впадала в Тихий океан.

Тут первенство власти сменилось, несмотря на то, что вице-адмирал Шпанберг имел намерение самоличного управления всей массой людей. Померанцев жестко поставил себя и бумаги, данные ему цесаревичем, стали лишь одним из аргументов в определении главенства, но не определяющим. Савелий Данилович был настолько накачан Петром Федоровичем на великие дела, что был готов с кулаками доказывать свое право на это, тем более, что методы Шпанберга, мягко сказать, не нравились казакам. Как только станичники почувствовали опору под ногами в виде американской земли, они сразу же ощетинились и показали, что главенство Савелия Даниловича свершившийся факт.

Между тем, у Мартына Петровича Шпанберга было немало дел, на что ему и было указано. Прописать на картах глубины, найти удобные бухты, контролировать море, не впуская никого к местам строящихся поселений. Ну и еще одно — три сотни человек поселенцев с еще четырьмя сотнями солдат должны отправляться на Аляску и уже там строить русские форпосты, причем очень желательно делать это уже сейчас, иначе с наступлением осени колонистам станет крайне сложно отстроиться и хоть как-то освоиться на новом месте. Кроме того, три корабля предназначались для Охотска и они должны туда идти и так же, разгрузившись, забирать людей Василия Андреевича Хметевского, который должен был уже так же добраться до Охотска по суше и рекам.

— Ну, и с чего начнем? — задал вопрос присутствующим на Совете колонии Померанцев.

Это был совет двенадцати человек. Нет, никто не стремился специально подводить число членов Совета под библейские нормы двенадцати апостолов, но все посчитали число символичным и хорошим знаком.

Главы ведомств встретились в большом шатре, что был поставлен на южном береге реки Сакраменто. Сидели те, кто будет определять развитие русской Америки в Калифорнии даже не на лавках, а на бревнах. Можно было уже и стулья сладить, но вот на что расходовать человеческий ресурс пока не стоит, так на комфорт.

— Так почали уже, Савелий Данилович. Мои казачки глядят леса окружные, по реке пошли вверх, видали уже и тех индейцев — в красной краске все, с луками, но не стреляли, а попрятались, — начал отчитываться будущий глава казачьей станицы «Русской», что предполагалось основать в верховьях реки Сакраменто.

— Наум Никифорович, а Ваши люди с казаками ходили? — спросил Померанцев главу метало-рудной разведки Наума Никифоровича Печного, которого в экспедицию приписал сам Демидов по воле цесаревича.

— Так опасно еще, — пожал плечами молодой, но, как в личном деле написано Шешковским, весьма разумный человек.

— А что мешает начать разведку рядом с городом, ну, будущим городом, — Савелий Данилович замялся. — Петрополем?

Такое название прозвучало впервые, и оно было инициативой, даже хулиганством, Померанцева. Еще цесаревич предлагал назвать город, которому предстояло стать центром русской колонией Новой Ладогой. Это была отсылка к начальной истории Руси, Старой Ладоге, откуда и пошла распространяться власть Рюриковичей вдоль торговых путей. Но Савелий был фанатом наследника. Не создай себе кумира! Говориться в Священном писании и Померанцев, получается, грешен, что решил назвать город в честь Петра Федоровича.

— Глины хорошие вчера нашли, но мы, как и все остальные, направлены на пахоту, нет времени все хорошо проверить даже в десяти верстах вокруг, — Печнов пожал плечами.

— Митрофан Никитич? — обратился Померанцев к главе сельскохозяйственного сектора.

— Еще четыре-пять дзен и сами справимся. Коли не посадим зараз жито, пшеницу, овес, то в наступном лете и себя не прокормим, не кажучи об Аляске. А еще потат садить, сахарный бурак, подсолнух. Земли же мало, жжем вокруг много леса, — жаловался Митрофан Никитич Горбатов.

Горбатов был из имения цесаревича в Люберцах и слыл одним из деятельных помощников тамошнего управляющего Петра Евреинова. Он и сейчас уже многое сделал в колонии, рьяно начал обеспечивать продуктовую безопасность. Это на Совете Митрофан как-то растерялся, не выветрил из себя холопство, а следовало, почитай министр ныне. За две недели засеять уже сто десять десятин земли ранее не пахотной, пусть и плугами добрыми! Да такое кому под силу, когда вокруг не поля, а поляны с деревьями? Тем более, что из тягловой скотины только пять коней. Благо плугов много, веревок хватает, вот люди и запрягаются в тягло.

— А по промыслу что у нас? — задал новый вопрос Савелий.

— Вчерась пять оленей добыли, да еще два хозяина, медведя, то бишь. Рыба в реке есть, уже вытянули пять пудов. Поставили ульи, только три пчелиных семьи пережили переезд, но сахарку подкинули, может местные придут, — рассказывал глава промысловой добычи.

Все то, что говорилось сейчас, Померанцев уже знал, он беспощадно начал внедрять бюрократические элементы с отчетами и записями. Мало того, было два писаря, которые ежедневно делали копии всех документов. Через месяц пять кораблей отправятся в обратную дорогу и Савелий считал архиважным, чтобы цесаревич имел полную информацию о том, что и как происходит в колонии.