Безответственные

Виталий Святец

Безответственные

В зале суда было тихо. Якей был свято уверен, что это ненадолго, хотя он приложил титанические усилия и добился того, что процесс пройдет в закрытом режиме. Это значит не будет ни зрителей, ни зевак, ни журналистов, которые ходили в дружках у подсудимого, будто делили с ним хлеб, боль и жилплощадь. Тишина и спокойный разбор полетов. Отлично, никто не помешает Якею отправить этого безответственного смутьяна под замок.

А с помехами были серьезные проблемы. За процессом следили все городские газеты, чьих репортеров приходилось выискивать чуть ли не в тарелке с супом. Один раз Якею не повезло и он проглотил фею из «Нового века». Выходка маленькой засранки стоила ему трех часов в больнице, пока ту вытаскивали из его желудка. Девчонке просто повезло, что она полезла в суп в водолазном костюме.

После того, как мерзавка в полном объеме оплатила услуги доктора, они мило пообщались и подписали наспех состряпанное двухстороннее соглашение о мире — девчонка отдает Якею все записи и проваливает из города, а он, Якей, не обращается к законникам, поскольку в таком случае шансы феи выйти сухой из воды близились к нулю.

Других выходок тоже хватало. Пару раз его дом ограбили, не взяв, впрочем, ничего ценного. Еще разок-другой Якея подкарауливали в переулках интересные личности с большими руками и надеждами задать тому взбучку с недвусмысленным посылом «брось это дело, паря». Приходилось быть осторожным.

Но такова уж доля душеприказчика. Он, уже в сотый раз, пробегал глазами по документам, пока позволяло временно царившее вокруг спокойствие.

У него был план. Скверный и совершенно безумный, но — план.

В этом проклятом деле многое было нечисто. Собственно, оно стало поистине грязным ровно с того момента, как Якей за него взялся. А он не мог не взяться. И он расшибется, но доведет его до финала. Ради покойного друга, ради других таких же пострадавших — он раздавит этого шелкопера.

— Доброе утро, господин Якей, — пропищала противным голосом проплывшая мимо него черная тень, даже не пытаясь скрыть нотки издевки и насмешки.

Забавный факт — даже в таком виде вампиры воняют. Этот запах состоит из протухшей крови, кладбищенского смрада и черного перца. А еще почти нестерпимо несет злобой, которую они источают из всех своих пор за то, что их принудительно посадили на диету из домашнего скота, приравняв укус человека, эльфа и гнома к покушению на убийство.

— Взаимно, — Якей сдавленно кивнул и прикрыл бумаги.

Тень мерзко хихикнула и отправилась за противоположный стол. В мгновение ока она резко закрутилась на месте, и вот вместо бесформенной темной массы за стол уселся не в меру жирный вампир. Король Тишина умер, да здравствует новый король!

— Вы устало выглядите, Якей, — залепетал упырь. — Мало спите? Мучают кошмары?

Якей предпочел не вступать в обмен любезностями.

«Глумись-глумись. Ты еще свое получишь, Шах», — думал он.

Через некоторое время приставы привели и усадили рядом с Шахом закованного в кандалы эльфа Бастрика. Эти двое начали перешептываться. По тону и редким смешкам Якей сообразил, что разговор вышел далеко за рамки делового и юридического общения. Вслушиваться он даже не пытался.

— Якей, доброе утро! — рядом с ним плюхнулся сержант Коготь, что представительствовал в деле со стороны гвардии.

— Доброе. Ты чего так долго? — осведомился душеприказчик. — Опять наткнулся на тележку с сосисками, а дальше «все как в тумане?»

— С тобой не интересно, — фыркнул сержант. — Я и тебе взял.

— Я не голоден.

— Да ладно? А мне кажется, ты готов сожрать вон тех двоих, — он едва заметно дернул носом в сторону Шаха и Бастрика, — живьем.

Якей отмахнулся. Баки выдержки в его душе были сухими. Запас почти иссяк, но он держался. Пока что держался. Все должно получиться. ОБЯЗАНО.

— Ты уверен, — осторожно спросил Коготь, — что выдержишь?

— Все нормально, сержант. Спасибо.

— Где ты вообще пропадал всю неделю?

Якей не успел ответить: двери зала суда распахнулись и вошел Ульгер — поджарый господин в неприлично дорогом одеянии и багровой мантии. Невзирая на статус, держался скромно и сдержанно. Он присел на свободное место во втором ряду. Якей заскрежетал зубами — его попытки заставить суд признать этого богатея соучастником преступления не увенчались успехом.

Пока что.

— Прекра-асно, — удивленно воззрился на толстосума Коготь. — Ну и как он сюда попал?

Душеприказчик взглянул на сержанта. Тот заметно занервничал — шансы на победу таяли в его глазах. Все буквально валилось из рук: накануне вечером вдова Тартиса едва дошла до лекаря, чем спасла себе жизнь и лишила обвинение свидетеля, а теперь в зал пропустили владельца газеты. Вампир и эльф получили два очка вперед.

— Неужели им удалось подкупить дракона? Нет, это ведь невозможно! — сержант выудил из кармана платок и промокнул шею.

Якей, вопреки всему, вдруг улыбнулся. Ну, или талантливо сделал вид.

Спустя минуту на кафедре возле кресла судьи появилась секретарь суда, эльфийка в белом облегающем платье до пола.

— Добрый день, уважаемые участники, — обратилась она ко всем присутствующим. — Хочу напомнить, что по ходатайству господина Якея, душеприказчика покойного гнома Тартиса, заседание пройдет без посторонних.

— Но, — заговорил сержант Коготь, — госпожа секретарь, что, в таком случае…

— Однако судья Арабелл рассмотрел ходатайство господина Ульгера, владельца издания «Городские хроники», где зарабатывает на жизнь обвиняемый господин Бастрик. В качестве исключения, господин Ульгер присутствует на заседании в статусе консультанта. Иные зрители допущены не будут.

— Протестую! — заорал вампир, а мышцы на его лице принялись выписывать нечто, больше походившее на судороги, чем на эмоции. — Это нарушение гражданских прав! Посягательство на свободу слова!

Девушка вскинула руку:

— Вы не можете протестовать, господин Шах. Решение было принято достопочтенным судьей Арабеллом на прошлом заседании, и апелляций с Вашей стороны в течение трех дней — установленный законом срок — не последовало.

Бастрик покосился на вампира, как на прокаженного. Вампир между тем продолжал выписывать лицом непонятно что — то улыбался, то скалил клыки.

— В статусе консультанта, — повторил вполголоса Якей. — Интересно.

— Далее, — продолжила девушка, — мне сообщили, что вдова покойного крайне плохо себя чувствует и присутствовать сегодня не сможет.

— Да, все верно, — Якей пружиной вскочил с места и кивнул. — Все эти… события изрядно подкосили ее здоровье.

— Очень печально. Но, в таком случае, мы закрываем двери и через десять минут начинаем заседание, — и она удалилась.

— Не переживай, — Шах перестал кривляться и спокойно кивнул Бастрику. — Ты ни в чем не виноват и сегодня же выйдешь отсюда, даю слово.

«Какая ирония, вампир дает слово, — подумал Якей. — Верх безответственности».

Вся эта канитель началась именно со слова. Точнее, с потока слов, которые писака Бастрик составил вместе в оскорбительную, омерзительную и насквозь лживую статейку, порочащую честь и достоинство господина Тартиса. И, казалось бы, надо плюнуть на эту желтую газетенку, но Тартис не сумел, не смог выдержать клеветы. Движением пера из него сделали посмешище. Оттого он и умер.

И в момент нестерпимой боли и горя, что обрушились на семью Тартиса вслед за этой поганой газетной вырезкой, случилось то, что было неподвластно простому разумению: газетчика призвали к ответу.

В одно мгновение мир вывернулся наизнанку. Оказалось, что нельзя писать все, что взбредет в голову. Нельзя собирать по городским барам и закоулкам слухи и сплетни и выдавать их за истину. Нельзя шнырять по всем восьми королевствам в поисках глупости, которую потом можно выдать за сенсацию. Нельзя следить за кем-то из его же собственного супа. Нельзя строчить любую чушь и ересь, только бы набрать круг преданных читателей.

«Сто лет назад никто не мог себе позволить такого, — размышлял Якей. — Черт, да даже помыслить о подобном выходило за рамки здравого смысла.»

В те времена газеты были роскошью и только начинали становиться суровой необходимостью. Они сообщали людям новости. В городе, не говоря о банальной грамотности, достаточно обладать лишней звонкой монетой, чтобы позволить себе купить новостную газету. В деревнях же с монетами туговато, поэтому газеты завозили по штуку-две, их вывешивали на доски объявлений неподалеку от ратуш. Подходи, народ, читай.

Владеть даром журналиста считалось престижно. Их ценили в обществе, им давали волю на поездки, из которых получались хорошие статьи.

Но время шло, мир менялся.

Гномы-инженеры сделали печатные станки дешевле, а эльфы нашли способ быстро и недорого получать бумагу, не истребляя леса. Здесь, в столице, «владеть газетой» в том смысле, что иметь штат журналистов и печатников для выпуска своего издания, быстро стало чем-то модным. Особенно среди толстосумов всех сортов и расцветок.

Вскоре начались проблемы — печатать одни и те же новости под разными именами оказалось глупо и скучно. Но выход нашелся благодаря гораздым на выдумки прохиндеям. Качество статей резко поползло вниз, но вот продажи… взлетели до небес. И стало совершенно неясно, чему верить, а чему нет.

Казалось, кентавр не может родить теленка, но на страницах «Невероятных историй» утверждалось обратное. «Пекари создали пирог длиной шесть метров» гласил заголовок «Нового времени», «Кулинары испекли семиметровый торт» вторим им «Эльфийский вестник», и даром, что на самом деле это была обыкновенная ватрушка самой обыкновенной длины.

Стараниями газетных фантазеров гротеск превратился в обыденность. Что ни пытайся прочесть в новостях в поисках крупицы истины — почти все будет чушью. На этом огромном фоне те издания, которые действительно печатают правду — теряются, но позволить себе иного не могут, потому что еще помнят, за что сражаются. В основной же своей массе журналистика пришла в упадок, и все продолжала падать и падать, оставаясь при этом совершенно не регулируемой законом деятельностью.

А это по сути означало, что писать можно все, что заблагорассудится, и не нести за это никакой ответственности. Менять точку зрения от статьи к статье, приукрашивать банальщину невероятными подробностями, допускать глупейшие ошибки — пожалуйста. Большинству — без разницы, была бы ясна суть.

Конечно, недовольства в духе «что за абсурд вы тут пишите, я требую сатисфакции» были. Но чересчур мелкие и не имевшие ни резонанса, ни особого смысла. Кому, в конце концов, какое дело, кто там родился у семейной пары кентавров за морем? А если кто вдруг угрожал судом за клевету, то у всех был готов универсальный ответ:

— Послушайте, мы просто напечатали одну из точек зрения. Давайте напечатаем другую, Вашу?

Вот так запросто, укол за укол, око за око. Все оказывались удовлетворены фехтованием по переписке. Пока не умер господин Тартис и неудобные вопросы понеслись один за другим, и заготовленными отговорками Бастрику было уже не спасти свою продажную эльфийскую шкуру.

— Всего лишь одна из точек зрения? Прекрасно. Теперь полюбуйтесь на результат.

— Где доказательства того, что написано в статье?

— Кто вам сказал, что все так и было?

— Покажите живого свидетеля этих событий?

— Вы общались с господином Тартисом до того, как опубликовали это?

Это лишь малая часть вопросов, которые Бастрику задавали Якей и гвардейцы. И каждый раз все менялось. Эльф не собирался отвечать за написанные слова и, подгадывая момент, изобретал новую абсурдную историю того, как все было.

— Ничего удивительного, — говорил потом в кулуарах сержант Коготь. — Это же типичный газетный писака: ни ума, ни совести, ни фантазии. Бабушку родную продаст за статью.

Сказанное было бескомпромиссно близко к тому, что Якей знал о журналистах. А что он о них знал? Он был высококлассным юристом. Всего месяц назад он был высококлассным юристом и радовался жизни. А теперь вдруг — что ты, Якей, знаешь о журналистах? Вроде бы все они суть блудливые девки, так?

Правда оказалась слишком горькой.

Хуже того, когда выдумки Бастрика иссякли и он уже практически согласился с обвинениями — словно из ниоткуда взялся этот вампир-адвокат, и дело повернулось худо. Вдруг появились какие-то доказательства написанной в статье эльфа похабщины, свидетели начали отказываться от показаний без объяснения причин, со всех сторон полезли другие журналисты разных рас и мастей, своими расспросами только тормозящие расследование. Дело стало достоянием общества.

И почти все эти «журналисты» боялись.

Все началось со слова. Слово могло спасти мир, наполнить жизнь яркими красками, исцелить душу и сердце.

А еще убить.

И теперь всеми недоделками-журналистами, которые оставили от некогда почитаемой профессии одно название и флер чего-то, что ближе к проституции, двигал первобытный, животный страх того, что за все написанное придется отвечать. За каждое слово, каждую букву, каждый символ.

Они боялись до потери пульса.

Душеприказчик это твердо знал. И считал, что правильно боятся. Как только он окончательно прижмет к ногтю первого из них — остальные повалятся следом, точно игральные кости. Только бы сработало. Только бы…

«Что там крикнул Шах? — спросил себя Якей. — Посягательство на свободу слова? Брехня. Нельзя допустить окончательной путаницы между свободой слова и нефильтрованным трепом. Те, кто абсолютно не выбирает слова — должен быть наказан. Но это, как и обычно, еще надо доказать…»

— Достопочтенный судья Арабелл! — громогласно объявила эльфийка.

Все встали. В помещение, облаченный в черную мантию, вплыл дракон. Ступая на задние лапы он исправно клацал когтями по деревянному полу. Ростом судья Арабелл вышел едва ли выше Якея, но был драконом — существом, преисполненном врожденной мудрости тысяч поколений, строгий, абсолютно справедливый и неподкупный. Попробуй дать дракону взятку — твои руки пойдут на кебаб. Это снимало гигантский пласт проблем в коррупционно-уязвимой в системе судопроизводства.

Эльфийка в белоснежном платье села и будто из воздуха достала перо.

— Ну, вперед, — прошептал Якей.

— Прошу садиться, господа, — бархатным раскатистым голосом промолвил Арабелл. — Мы с Вами не первый раз встречаемся в таком составе, поэтому давайте без долгих вступлений. Слово сержанту Когтю, представителю гвардии.

— Протестую! — заверещал Шах. — Как явствует из заключения гвардии, озвученного неделей ран…

— Протест отклонен, господин Шах. Заключение гвардии изменилось с после того, как несколько свидетелей отозвали показания.

— Вероятно потому, — влез в разговор Якей, — что один кровосос всеми силами мешает расследованию и оттягивает приговор.

— Протестую! — вновь заорал вампир. — Я вынужден расценивать слова душеприказчика Якея как проявление расизма в отношении адвоката обвиняемого! То есть себя!

— Протест принят, — дракон кивнул и повернулся к юристу. — Держите себя в руках, господин Якей.

— Мои извинения, Ваша честь.

Сержант Коготь посмотрел на Якея обалдевшими глазами, в которых огнем пылал вопрос «Что ты, идиот, черт тебя дери, творишь?!». Тот лишь сделал рукой неопределенный жест, и постарался сохранить спокойствие.

— Итак, — Арабелл вздохнул. — Господин Коготь, Вам слово.

— Кхм, — сержант прокашлялся. — На сегодняшнее утро факты таковы. Повторюсь, мы прежде уже установили, что смерть почтенного гнома Тартиса наступила в результате сердечного приступа. Документы медицинского заключения приложены к делу, пункты три и семь. Всплеск эмоций, ставший причиной озвученного выше приступа, вызван статьей, которая опубликована в издании «Городские хроники», номер сто пять, страница четыре. Автором статьи, как нам всем известно, является обвиняемый господин Бастрик.

— Здесь я Вас прерву, господин Коготь, — Арабелл поднял лапу. — У меня вопрос к господину Ульгеру…

— Протестую! — донесся уже привычный писк вампира. — Господин Ульгер не является участником процесса ни как обвиняемый, ни как свидетель!

— Протест отклонен, господин Шах, — дракон оставался непреклонен. — Обвиняемым господин Ульгер, разумеется, не признан, так как не имел прямого отношения к публикации.

— Уж конечно не имел, — усмехнулся Якей. — Он там просто важно ходит и деньги в карманы пихает, какое ему дело до остального?

На лице толстосума проступили вены. Глаза Бастрика, разросшиеся до размеров блюдец, судорожно метались между присутствующими.

— Д… — вампир подавился воздухом. — Да что Вы себе позволяете?!

— Господин Якей, это второе замечание, — Арабелл посмотрел на него, едва скрывая удивление. — Я вынужден напомнить Вам о Вашем статусе и репутации. И вновь указать на нормы поведения в зале суда.

— Сиюминутная слабость, Ваша честь. Этого не повторится.

Сержант лягнул Якея ногой под столом. Тот едва сдержал визг.