Помоги проекту - поделись книгой:
— А наши-то собираются ударить по тем дотам, что у развилки двух дорог.
— Кто это тебе сказал? — с любопытством спрашивают собравшиеся.
— Кто же еще, как не Зуко Зукич.
— Значит, так оно и есть: Зуко никогда не врет.
Этот таинственный вездесущий Зуко Зукич собирает все слухи, сопровождает военные колонны, прислушивается к разговорам командиров, заглядывает в их блокноты, следит за пролетающими самолетами, слушает далекую орудийную канонаду, смотрит вслед журавлиной стае, улетающей на юг и предвещающей скорый приход зимы… Все это Зуко Зукич видит и помнит, чтобы однажды шепнуть кому-нибудь на ухо:
— Противник готовит нападение на партизанские поселки!
Тот, кому он это шепнул, не помнит, ни от кого, ни когда он услышал эту новость, а скорее бежит к соседу, чтобы предупредить того:
— Враги собираются напасть на нас, будь в готовности.
— Что, Зуко Зукич сообщил?
— Он самый.
Зуко Зукич — это народная разведывательная служба, у которой миллионы глаз и ушей, наблюдателей, связных, осведомителей, в ее распоряжении множество сигналов, тайных знаков, ловушек, хитростей, конспиративных квартир… Это глухая тишина, которая в любую минуту может взорваться пушечными залпами. На освобожденной партизанами территории даже дети по мере сил помогают нашему Зуко Зукичу.
Когда повар Лиян спал, Зуко Зукич тихо шепнул в его волосатое ухо: «Готовится штурм Бихача!»
Лиян вскочил, будто у него над самым ухом разорвался орудийный снаряд, и закричал:
— Не может быть! За такую радостную новость я тебя даже ракией угощу. Держи фляжку, выпей!
Однако никто ему не ответил. Кругом тишина. Лиян растерянно оглянулся вокруг и, никого не обнаружив, довольно пробормотал:
— Что ж, раз ты не хочешь ракии, я сам себя угощу в честь такой радостной новости. Твое здоровье, товарищ Лиян! — Он отхлебнул из фляжки добрый глоток и только тогда все понял: — Ха, да ведь мне это не иначе как сам Зуко Зукич шепнул. А ну-ка еще глоточек за товарища Зуко Зукича! Будь здоров, брат Зуко, живи до ста двадцати лет!
«Кло-кло-кло!» За невидимого всезнайку Зуко была выпита еще добрая половина фляжки.
Тут Лиян вдруг заволновался и закричал в тишину холодных предрассветных сумерек:
— Зуко, милый, а найдется ли в Бихаче добрая ракия?
По ближайшей березовой роще пробежал предутренний ветерок. Зашевелились, зашелестели березы, и в их шепоте Лиян услышал ободряющий ответ: «Зачем глупые вопросы задаешь, дурья твоя башка! Польется ракия рекой, что твоя Уна, это же сам Бихач!»
11
— Это же сам Бихач! — торжествующе воскликнул повар Лиян, стоя на вершине холма и показывая на город, раскинувшийся внизу вдоль реки Уны.
Бывший полевой сторож, а теперь славный повар омладинской роты, был так горд своим знанием Бихача, словно он годами смотрел на него из канцелярии самого градоначальника, первого человека славного города. Однако, как мы знаем, город он изучил, глядя в зарешеченное окно древней тюрьмы, которую народ называл «Вышкой».
— Это же сам Бихач! — инстинктивно повторил я, потому что и я любил этот древний город еще с далеких гимназических дней. Здесь прошли лучшие дни моего детства, годы веселого шалопайства, годы, когда пишут первые стихи и первые любовные письма.
— Это же сам Бихач! — пробасил и партизанский командир Милош Балач, который еще давно, в самом начале народного восстания, проходя с двумя десятками бойцов по шоссе мимо города, угрожающе пел:
Здесь, перед городом, — Милош с горсткой бойцов, а в городе — тысячи вражеских солдат, пулеметы и пушки, и все же Милош твердо уверен в своей победе.
— Это же сам Бихач! — провозгласил и один старый профессор, знаток истории города. Он знал наизусть всех королей, владык и полководцев, которые здесь или правили, или штурмовали Бихач начиная с 1260 года, когда город первый раз упоминается в летописи. Правили здесь и Бела Четвертый, и Людовик Первый, и Сигизмунд, и Хрвое Вукич, и Никола Юришич. В 1592 году город осадил, а затем и занял турецкий полководец Хасан-паша Предоевич.
Услышав про Хасан-пашу Предоевича, повар Лиян вдруг подскочил и воскликнул:
— Э-хе-хе, вот чудеса! Один Предоевич в давние времена осаждал город, а другой Предоевич вот-вот должен его освободить!
— Какой еще другой Предоевич? — спросили мы в один голос.
— Да командир Джурин Предоевич из Второй краинской бригады! — закричал Лиян. — Под Грмечем его бригаду так и называют: «Джурина бригада».
— Верно, старик прав, — сказал Скендер Куленович. — Настали времена, когда древний Бихач освобождает Предоевич из народа, освобождает, хоть он и не паша и перед его шатром не развевается знамя с тремя конскими хвостами на древке.
— Перед нами сам Бихач! — сказал на собрании командиров краинских и хорватских бригад начштаба Краины Коста Надж. — Нас там встретят тысячи солдат, отборнейших головорезов, в городе множество дотов, дзотов, пулеметов и орудий. Каждый дом в Бихаче враг превратил в крепость, откуда будет поливать нас огнем.
— А мы, — спросил один из командиров, — какими силами будем наступать на город?
Коста оживился, лицо его прояснилось:
— Город будут штурмовать восемь краинских и хорватских бригад, восемь бригад отборных, закаленных партизан, испытанных во многих боях. Среди них немало опытных гранатометчиков, пулеметчиков и специалистов по ночным налетам. Тут и прославленные защитники Козары и Петровой горы, герои Дрвара, Срба и Бандеры, бойцы отрядов, дравшихся под Приедором.
— Да, жарковато будет в Бихаче! — качая головами, говорили командиры.
Так как омладинская рота входила в состав Второй краинской бригады, повар Лиян в один момент разнес по всей бригаде, что их любимый командир Джурин Предоевич является прапраправнуком знаменитого полководца Хасан-паши Предоевича, который в свое время осаждал Бихач и у которого был конь с двумя хвостами.
— Какой еще конь с двумя хвостами, козел ты старый! — закричал Скендер Куленович. — Это на знамени у паши могло быть по два или даже три конских хвоста, это у них вроде как знаки отличия.
— Э, побратим Лиян, тогда ты тоже вроде как паша, только с одним хвостом — Шушлиным! — захохотал Черный Гаврило. — Но если б меня спросили, я бы тебя, как бывшего полевого сторожа, наградил не меньше как десятком разных хвостов: лошадиных, коровьих, ослиных, воловьих, овечьих, козлиных, собачьих…
— Стой, стой! — закричал Лиян сердито. — Собаки не относятся к ведению полевого сторожа, так что все собачьи хвосты я дарю тебе.
Так разговор о древнем покорителе Бихача превратился в бурный спор о том, за чьи хвосты должен отвечать сельский полевой сторож.
Следующей ночью грешному повару Лияну приснился страшный сон, будто бы он участвовал в той исторической битве за Бихач в 1592 году и его захватили в плен турки. Притащили его связанного к самому Хасан-паше Предоевичу, который, увидев Лияна, закричал ужасным голосом: «Этого зловредного повара и сторожа сейчас же привязать к лошадиным хвостам и разорвать на части!»
В тот же миг янычары схватили Лияна за руки и за ноги и потащили его к своим лошадям. От ужаса Лиян завопил не своим голосом — и проснулся. Черный Гаврило вздрогнул во сне и, проснувшись, спросил:
— Что такое, чего орешь, будто тебя лошадьми на части рвут?
— Ей-богу, не проснись я вовремя, со мной бы как раз это и случилось! — пробормотал Лиян и потянулся за своей фляжкой.
12
Скрытно, соблюдая величайшую осторожность, партизанские бригады со всех сторон приближались к Бихачу, к многочисленным укреплениям, построенным неприятелем на подступах к городу. Командиры бригад и батальонов внимательно изучали лежавшую перед ними местность, по которой придется наступать, когда начнется решающий бой.
Джурин Предоевич, заместитель командира Второй краинской бригады, и командиры двух лучших групп гранатометчиков Николетина Бурсач и Йова Станивук стояли на вершине холма, с которого хорошо был виден лежащий внизу город. Показывая на приземистые дома на правом берегу Уны, так называемое Поунье, Предоевич объяснял:
— Вы со своими гранатометчиками должны скрытно, без всякого шума пробраться как можно ближе к мосту через Уну. Там заляжете и будете ждать сигнала к атаке. Взрывами гранат и криками вы должны создать как можно большее смятение в рядах противника, который, увидев, что вы ворвались в город и вышли к самой Уне, охваченный паникой, обратится в бегство.
— Крик и паника могут делать чудеса, — подтвердил Николетина Бурсач, опытный партизан, участник многих дерзких ночных вылазок.
А Йова Станивук добавил, улыбаясь:
— Надо еще повара Лияна уговорить пробраться с нами в город, другого такого мастера создавать панику нет во всей Боснии. Он даже в нашей роте дважды такую панику поднял, что мы драпали как сумасшедшие.
— Его уговорить нетрудно будет, стоит только сказать, что у моста недавно построен склад ракии, — ответил Предоевич. — Смотрите только, чтобы он в ваших собственных рядах паники не посеял. Кто-кто, а я этого Лияна знаю.
А в это самое время, когда на холме над Бихачем шел разговор о Лияне, хитрый повар, выйдя из своей кухни, удивленно смотрел на крестьянских женщин и девушек с распущенными волосами, которые проходили мимо него по дороге.
— Что же это такое? Наверное, какая-нибудь новая военная мода, — рассуждал он сам с собой. — Дай-ка кого-нибудь спрошу, уж очень любопытно.
Тут из-за поворота показались огромная тетка Тодория и красавица пастушка Борка, обе тоже с распущенными волосами.
— Эй, бабы, чего волосы-то распустили? — закричал им Лиян.
— Так мы тебе и сказали, держи карман шире, лошадиный обожатель, козлиный телохранитель, овечий опекун! — выкрикнула Тодория. — Сам лучше нас все знаешь, и нечего тут дурака валять!
— Чтоб у меня фляжка всю жизнь была пустая, если знаю! — поклялся Лиян своей самой страшной клятвой.
— Если на плечах у тебя пустая тыква, почему бы и на поясе не быть пустой фляжке! — ехидно заметила Тодория.
Пастушка Борка дружески улыбнулась Лияну и сказала:
— Дядя Лиян, мы расплели косы, чтобы пути-дорожки нашей армии не путались, когда она в жестокий бой пойдет.
— А откуда вы знаете, что наша армия к битве готовится? — изумленно спросил Лиян.
— Зуко Зукич сказал, — весело засмеялась девушка.
— Поймать бы мне только этого Зуко Зукича, уж я бы его спросил, с какой это он стати выдает военные тайны разным бабам да девкам! — угрожающе заявил Лиян, на что тетка Тодория, не задумываясь, отпарировала:
— Зуко Зукич сказал, что наши распущенные волосы не смогут помочь одному тебе, потому что ты как хватишь из своей баклажки, так у тебя твои кривые ноги сразу начинают заплетаться. Вместо Бихача они тебя, того гляди, унесут прямо в Кулен Вакуф или еще куда-нибудь к черту на рога.
Пока Лиян размышлял, что бы ответить тетке Тодории, откуда ни возьмись, словно из-под земли, появился знаменитый гранатометчик Йова Станивук и, увидев Лияна в обществе красавицы Борки и своей тетки Тодории, растерянно пробормотал:
— Ого, что это я вижу, моя дорогая тетушка Тодория, мой сосед Лиян и моя… то есть своя… то есть наша, как бы это поточнее сказать, самая что ни на есть наша Борка, пастушечка, девчушечка, красавица, соседушка…
— Э, э, полегче, полегче, — перебил его Лиян, — образовался, понимаешь, так и частит, так и частит. Про меня и про тетку Тодорию по паре слов — раз-раз, и готово, а про этого прыткого чертенка выпустил целую очередь из тяжелого пулемета, словно на сам Бихач наступает.
— Да, Бихач! Вот спасибо, что напомнил. А то я совсем было растерялся при виде нашей Борки и забыл, по какому делу к тебе шел.
— Ко мне? — изумился Лиян.
— Да, да, именно к тебе, — подтвердил Станивук. — Давай-ка отойдем в сторонку, а то речь о военных делах идет, и поэтому неудобно…
— Это они в моем-то присутствии не хотят говорить про Бихач! — с негодованием воскликнула Тодория. — Ты что же, своей родной тетке не веришь, а?
— Что за черт, тетка уже все знает! — удивился Станивук. — Ну, раз так, тогда можно и при ней говорить о нашем общем деле.
— Можно, герой, можно, давай говори!
— Не согласишься ли ты, дядя Лиян, пробраться вместе с нашим батальоном в Бихач перед началом боя, чтобы наделать там шуму, когда наши подадут сигнал к общему наступлению? Пойдешь с двумя группами гранатометчиков — моими и Николетины Бурсача.
— А Черный Гаврило, пулеметчик, пойдет с нами? Знаешь, без его страшного голосища хорошей паники никак не сделать.
— Ну конечно же пойдет. Ты ему только подсказывай, что кричать, а уж он-то будет орать как резаный.
— Хе-хе, если еще у меня и во фляжке найдется глоточек-другой доброй ракии, то тогда лозунги для паникеров будут из меня вылетать целыми очередями, как пули из Гаврилова пулемета.
— Вот-вот, как Гаврило без тебя ничего не накричит, так и от тебя не будет никакого проку без товарища Райки Сливич, то есть без ракии.
— Точно так же, как наши девушки не получали бы таких красивых писем, если бы не ты, а от тебя не было бы никакого толку, если бы поблизости не оказался поэт Скендер Куленович, который тебе подсказывает нужные слова, а то ты сам и не знаешь, чего писать.
— Тихо ты, замолчи! — испугался Станивук и покраснел. — Молчи, чтобы тебя не услышала моя тетка Тодория, а то я пропал, всю жизнь будет надо мной смеяться.
— Ладно, ладно. А я ведь помню, как ты писал тому красноармейцу, погоди, погоди, дай бог памяти…
— Да ты, Лиян, прирожденный поэт! — удивился Станивук. — Чего только от тебя не услышишь.
— Эге, а я бы еще мог кое-что продекламировать из твоих писем этой чертовой девке Цуе.
— Нет, нет, молчи! — зашипел Станивук. — Если тебя услышит Борка, нам обоим несдобровать.
Однако Лиян уже не мог остановиться и зашептал Станивуку на ухо:
Станивук от неожиданности только крякнул и так треснул Лияна своим кулачищем по голове, что славный повар грохнулся наземь и завопил:
— Воздух! В укрытия!
13
Серый ноябрьский день тихо угасал над просторной Бихачской котловиной. По мере того как меркнул дневной свет, город, рассыпанный в долине, все сильнее манил своими бесчисленными огнями. Бихач был спокоен и безмятежен, судя по всему, в нем никто не подозревал о том, что восемь партизанских бригад уже замкнули вокруг города стальное кольцо и теперь лишь ждали сигнала, чтобы открыть ураганный огонь по врагу.
На направлении главного удара, на обрывистом склоне холма Грабежа, был оборудован наблюдательный пункт начальника штаба Боснийской Краины товарища Косты Наджа, участника войны в Испании. Тут же в готовности отправиться в любом направлении с депешей ждали возбужденные предстоящим боем партизанские связные.
Работники штаба Косты внимательно оглядывают с холма ярко освещенный Бихач и удивляются:
— Огни в городе горят вовсю, видать, противник совершенно уверен в своей полной безопасности.
— Как же они не заметили ничего подозрительного, когда вон сколько народу к городу подошло? Неужели из окрестных сел никто не побежал в город и не сообщил о нашем приближении?
— Никто не побежал, потому что весь народ с нами, предателей у нас нет. Вы же сами видели толпы женщин с распущенными волосами.
Поделиться книгой: