Смерть и козий сыр

– Значит, ты скажешь, что не видела сообщения?

– К сожалению, я уже ответила на него. – Валери опустила глаза на завтрак. – Написала, что соболезную утрате и так далее.

– А, ясно. Тогда у тебя просто нет повода заявиться к Менару. – Они посидели несколько секунд молча, пока она ковырялась вилкой в еде. – Послушай, – спокойно продолжил Ричард, – пару недель назад мы с ним разговаривали насчет поставки в гостиницу его новомодных йогуртов…

– И? – В глазах Валери вспыхнул огонек оживления.

– И ничего. Это была одна из тех вежливых бесед, которые ни к чему не ведут. – Она выглядела разочарованной, поэтом Ричард торопливо спросил: – Но ведь с тобой лично никто не знаком, так?

– Так.

– Тогда, проезжая мимо по пути обратно в ресторан, чтобы забрать твою машину, мы можем просто заскочить к Менарам и поинтересоваться насчет его решения… – Он самодовольно отхлебнул кофе, который был слишком горячим для столь смелого поступка.

– О, Ричард! – воскликнула Валери, откладывая вилку. – Ты гений!

Глава четвертая

Валери так и искрилась от нетерпения, точно статическое электричество. Если накануне вечером она и была подавленной и раздраженной, то только до получения сообщения о смерти Фабриса Менара, немедленно сделав вывод о наличии, как это называли раньше, преступного умысла, учитывая скандал с веганским козьим сыром в ресторане. Эта почти детская жажда приключений заразила и Ричарда, несмотря на полное отсутствие инфантильности в его характере, чем он очень гордился.

Заметив намек на интригу, Валери пришла в восторг и вела себя, будто ребенок в первый день летних каникул. Конечно, азарт погони тек в ее крови, принимая во внимание профессию охотницы за головами, которая, очевидно, пользовалась большим спросом. Приключение требовалось ей не меньше, чем очередная доза наркоману, хотя на этот раз оно долго не протянет, как и сам Менар. Ричард точно это знал и чувствовал себя слегка виноватым, придерживая информацию о слабом сердце короля сыров, о чем было известно целой округе. Как и льву в «Волшебнике страны Оз», Ричарду не хватало смелости рассказать обо всем Валери.

– Хорошо спалось? – единственное, что он сумел придумать для завязки беседы, пока вел машину по той же проселочной дороге, по которой они возвращались в гостиницу вчера, но на этот раз куда осторожнее.

– Что? А, да, мы отлично выспались, спасибо. – Паспарту, кажется, тоже согласно кивнул с заднего сиденья. – Хотя тебе следовало упомянуть, что все номера заняты. Я бы нашла другую гостиницу…

– О нет! – Ричард сразу же понял, что его реакция походила скорее на панический вопль, чем на сдержанную реплику учтивой беседы. Эффект усилило то обстоятельство, что он оторвал глаза от дороги и машину занесло, в точности как вчера. – И слышать об этом не хочу, – добавил он, стараясь максимально похоже скопировать тон Дэвида Нивена во время перестрелки и одновременно выравнивая автомобиль.

– Ну и глупо! – хихикнула Валери, заставив Ричарда покраснеть. – Зачем мужчины вообще носят парики?

Осознав, что речь идет не о нем, он задумался над вопросом.

– Полагаю, из нежелания примириться со своими недостатками. Хотя мне об этом никогда не приходилось волноваться. – Ричард понял, что напрашивается на комплимент, как любой другой мужчина среднего возраста, и молча упрекнул себя.

– У тебя чудесные волосы. Но лысина тебе бы точно не пошла, хотя некоторым она даже к лицу.

– Пожалуй, сгодится и так.

– Однако я считаю, что подобные люди что-то скрывают, иногда и от самих себя. Твой постоялец совершенно меняется с накладными волосами, они повышают его самооценку. – Валери умолкла, обдумывая мысль. – Когда женщины увеличивают грудь, то делают это для себя или для других? Наверное, и то и то.

Ричард отбросил идею вернуть комплимент и сосредоточился на дороге впереди, едва слышно за шумом двигателя обронив:

– Удивлен, что ты не заметила этого раньше. Такие вещи обычно выделяются и совершенно очевидны. Я о накладных волосах, конечно, а не о… э-э… – Валери не отреагировала, кажется, даже не расслышав последние слова. – Как думаешь, парики вроде вставных зубов? Клей теряет свою эффективность ближе к концу дня, что-то вроде того?

– Интересно, надевает ли он искусственные волосы, когда садится за написание статьи? – высказала спутница мысли вслух. – Могу поспорить, что да. – Она наклонилась к сумке за своим огромным мобильным телефоном и через пару минут достала то, что искала. – Август Татильон, самый известный знаток кулинарного превосходства во Франции. Глупец.

– Как и многие критики.

Ричард встречал немало таких за свою карьеру киноисторика. Некоторые были истинными энтузиастами дела, другие же скорее напоминали стервятников, которые прятались в темноте и надеялись обнаружить слабость потенциальной жертвы, слетаясь на плохие новости, как на труп. И каждый вел себя так, словно обладал мудростью Соломона. Ричард же считал их надменными убийцами радости. Лично он никогда не видел фильмов, в которых не мог найти хоть каких-то достоинств, и такое положение дел его вполне устраивало.

– Появился его последний отзыв, – с вернувшимся энтузиазмом сказала Валери. – Ресторан Les Gens Qui Mangent, Сен-Совер. – Она помедлила, прежде чем продолжить. – Боже мой.

– Что там?

– Заголовок гласит: «Король умер, но был ли он когда-нибудь жив?»

– Ого. Звучит не особенно уважительно, учитывая обстоятельства, – поморщился Ричард и поторопил Валери, которая начала читать про себя: – Ну?

– Ой, прости. Итак. – Она откашлялась. – «Я опаздывал на свой поезд. Как всегда, вокзал Монпарнас переполняли неприкаянные путники города, который пришел в упадок». Кажется, он считает себя вторым Виктором Гюго. «Не сумев уделить времени на обед в своем привычном ресторанчике Четырнадцатого округа, я купил готовый сэндвич в упаковке из ларька зала ожидания: обычный багет с ветчиной, простой jambon beurre. Увы, тесто оказалось рыхлым, а начинка и вовсе лишь оскорбляла своим существованием напрасно погибшую свинью. Масло же сделали явно из свернувшегося молока».

– Как думаешь, он обязан так подробно описывать любую свою трапезу? Наверное, это крайне утомительно.

– Хочешь послушать, что дальше? – спросила Валери, явно подводя к кульминационному моменту.

– Давай.

– «И все же это было лучшее из того, что я попробовал за день».

– Жестоко.

– «Блюда знаменитого шеф-повара, да и вообще любого повара, как и каждого, кто готовит еду для других, – это воплощение их личности, отражение их характера, – продолжила зачитывать Валери. – Это их душа, поданная на тарелке; само обнаженное сердце, вырванное из груди; суть их существования. Посему с грустью вынужден объявить, что Себастьен Гроссмаллард больше не великий и ужасный мастер французской кухни. Он просто ужасный. Пустая оболочка, не содержащая жизненной силы, повар-зомби. Его звезда не закатилась, а просто выгорела от вспышек бессмысленной злобы, уничтожая в процессе другие светила, которые сияли на небосклоне…»

– Да уж, месье Татильон правду говорил, что это некролог, – покачал головой Ричард.

– И даже хуже.

– А мне показалось, что ужин вполне удался. Обжаренные в шампанском гребешки со спаржей были…

– «…оставив от них выжженные комья, как прибрежная галька после экологической катастрофы».

– Ну, не знаю. Равиоли с телятиной…

– «Были так недоварены, что казалось, коровы до сих пор плачут от расставания со своими детьми».

– Вот это да! А что там про луковый соус субиз?

– «Напоминал содержимое маслоотстойника».

Пару минут Ричард молчал, переваривая услышанное.

– Что ж, как я и сказал, на мой вкус ужин вышел довольно неплохим.

– Да, но ты же англичанин, – заявила Валери таким тоном, будто национальность автоматически сводила к нулю любое мнение собеседника.

– И что это значит? – не сумев скрыть обиду, спросил Ричард.

– Это значит, что ты воспринимаешь еду иначе, вот и все. Для французов прием пищи – целое событие, приключение, искусство. Для англичан же это способ восполнить калории, простое топливо: заправился – и поехал дальше. Ничего больше.

Ричард хотел бы возразить, что данный стереотип постепенно прекращает быть правдой. По крайней мере, пабы теперь называли гастропабами, если там подавали мясо в собственном соку, а не подливку. Вспомнилось, как в юности дед покидал заведение, если объявление на грифельной доске гласило о тройной обжарке картошки к рыбе. Он отмахивался: «Не собираюсь платить за сожженную еду. Баловство это все».

– Ну, тогда вчерашнее топливо было чертовски хорошим, – угрюмо проворчал Ричард.

Какое-то время они ехали в тишине. Он чувствовал легкую обиду, словно нес ответственность за кулинарное наследие своей нации, Валери же молчала, потому что не имела ни малейшего понятия, что собеседник вообще уязвлен.

– Интересно… – медленно проговорила она, но не стала продолжать мысль.

– Что именно? – в конце концов резко уточнил Ричард.

– Десерт, причина той дурацкой сцены, которая разыгралась при моем прибытии…

– Даже страшно предположить, каким образом его описал Татильон.

– Утверждает, что блюдо спасло вечер от окончательной катастрофы, – с удивлением откликнулась Валери.

– Правда? Могу поспорить, Гроссмаллард не согласился бы с этой точкой зрения.

– А, нет. Извини, я не дочитала предложение. Хочешь послушать?

– Если ты думаешь, что мой примитивный вкус позволит оценить столь сложную кулинарную концепцию.

– Ты о чем?

– Ни о чем. Читай.

Валери снова откашлялась.

– «Итак, мы дохромали до финишной прямой вечера, точно марафонские бегуны, страдающие от невыносимой боли. На десерт должны были подать блюдо, когда-то принесшее повару известность в гастрономическом мире, то есть во Франции». – Ричард раздраженно прищелкнул языком. – «Так называемое парфе де фромаж де шевр а-ля Гроссмаллард. Та искра, которую мы долго ждали».

– Звучит довольно позитивно.

– «Искра от пожара давно угасшей славы».

– А-а.

– «Напоминание о былых свершениях, памятник минувших дней, подобно Колизею или Парфенону: занятные руины, и не более того. Утоптанная туристами достопримечательность, утратившая прежнюю притягательность. Сначала у меня появилась мысль, что Гроссмалларду следовало оставить прошлое в прошлом и не пытаться оживить счастливые воспоминания для посетителей, но затем мое мнение изменил гениальный твист. Сыр в парфе оказался веганским, а не натуральным козьим, которым так гордится эта местность. Веганский сыр! В долине Луары! Шедеврально, должен вам сказать. Этим вечером совершенно не планировалось воскресить из мертвых репутацию великого шеф-повара. Нас обманули. Дело было в будущем Себастьена Гроссмалларда, которое, вне всяких сомнений, заключается в обеденных перекусах для офисного планктона, некой разновидности кулинарного тренда на быстрое питание из винтажного грузовика на площади Республики. Дешевое лакомство, которое можно есть на ходу, для доверчивых лентяев, которые думают, что веганский сыр означает меньше часов любования собой в зеркале тренажерного зала. Себастьен Гроссмаллард наконец обнаружил свое будущее, поэтому пора нам всем забыть его прошлое».

– Вот это да! – присвистнул Ричард. – И никакого упоминания, что десерт приготовил сын шеф-повара?

– Нет, а что, так и было?

– По крайней мере, он сам так объявил. Я предположил, что именно это имел в виду месье Гроссмаллард, когда кричал: «Ты убил меня». Обвинял своего сына.

– Или он говорил о Менаре. – Валери схватила его за руку, не в состоянии сдержать возбуждения. – О поставщике сыра!

– Послушай, – начал Ричард, решив, что дело зашло слишком далеко, и если так продолжится, то разочарование будет еще сильнее. – Насчет Фабриса Менара. Он был серьезно болен, причем давно. Слабое сердце, не помогало никакое лечение. Боюсь, смерть наступила от естественных причин. – Он свернул к сыроварне покойного и добавил неловко: – Просто не возлагай чрезмерных надежд на это расследование.

– Ричард, смотри! – прошептала Валери, усиливая хватку и впиваясь ногтями в кожу его руки.

Он поднял взгляд и почувствовал, как сжимается сердце. Парковка была забита битком и гудела как потревоженный улей. Четыре полицейские машины, пожарная и скорая помощь стояли брошенными под самыми странными углами, что намекало на спешку. Присутствовали все ведомства, отвечавшие за здоровье, безопасность и охрану, включая таких серьезных парней, как национальная полиция. Если смерть произошла по естественным причинам, то органы правопорядка сильно перестраховывались.

Глава пятая

Торопясь к выезду, Ричард развернул старенькую машину так резко, что та едва не опрокинулась.

– Что ты делаешь? – прошипела Валери, вполглаза с беспокойством посматривая на драгоценного Паспарту.

– Мы же не хотим здесь застрять? – Это подразумевалось как риторический вопрос, но, к сожалению, Ричард забыл, что для собеседницы не существует подобных оборотов речи.

– Почему?

– Очевидно, потому что это место кишит полицией!

– И что с того?

Ричард остановил машину и посмотрел на Валери. Всю жизнь со школьной скамьи общепринятым правилом – и он мог бы поспорить, что говорит от имени подавляющего большинства – являлось поспешное отступление в противоположную сторону при виде полиции. Возможно, этот инстинкт среднего класса базировался на иррациональном чувстве вины, но факт оставался фактом. Все ощущения вопили: «Не позволяй себя втянуть, избегай нежелательного внимания».

– Ну, они, наверное, очень заняты, – в итоге слабо сказал Ричард.

Их накрыла тень от проехавшего к парковке молоковоза. Валери немедленно выпрыгнула из машины и направилась к заводу, который заслонил собой огромный грузовик.

– Естественные причины, – с досадой воскликнул Ричард, – естественные же причины, черт возьми. – Он заметил в зеркале заднего вида морду Паспарту с написанным на ней выражением «А ты чего ожидал?» и почувствовал, что попал в затруднительное положение. Как же поступить: остаться в машине или пойти за Валери? Пожалуй, второе, ведь ей понадобится прикрытие, которое и обеспечивал Ричард. Но почему здесь собралось столько полицейских? В гонке двух лошадей – смерть от естественных причин или от злого умысла – на несколько корпусов теперь опережала последняя. – Ладно, детка, – вздохнул он, воображая на месте чихуахуа Ингрид Бергман, – я в деле.

Драматический выход героя, однако, подпортило его возвращение, чтобы открыть окна совершенно не впечатленному поступком псу.

Ричард не видел Валери, поэтому задумался, что делать дальше. Не хотелось выглядеть вынюхивающим что-то подозрительным типом, но и беспечный зевака мог привлечь нежелательное внимание, поэтому он решил придерживаться своей легенды о йогурте и направился к офису продаж. Несмотря на количество бродящих вокруг людей в штатском, спешившим по делам, было довольно спокойно. Солнечные блики отражались от двух огромных ферментационных чанов, которые находились возле одноэтажного здания. Если бы не повышенная активность представителей правоохранительных органов, летний денек ничем не отличался бы от любого другого. Водитель молоковоза подошел подписать накладную на груз у сотрудника в белых сапогах, белом халате и с сеточкой для волос на голове. Что бы ни случилось с бедным Фабрисом Менаром, жизнь и производство сыра продолжались.

Ни следа Валери не обнаружилось и в офисе продаж, куда нерешительно вошел Ричард. Помещение пустовало, даже за стойкой администратора никого не было. Чаще всего там сидела жена Менара, Элизабет, если не работала в магазине, расположенном в городе. За последние пятнадцать лет сырный бизнес сильно вырос и распространился даже за границу, но в основе по-прежнему оставался семейным предприятием, и владельцы планировали так все и продолжать. Дверь за стройкой администратора была открыта, и Ричард мог разглядеть чуть вдалеке еще сотрудников в униформе, работников в белых халатах и кого-то похожего на изготовителей сыров, только в светло-голубых халатах. «Криминалисты, – подумал он. – Что же тут случилось?»

– Могу ли я вам чем-то помочь, месье?

Ричард резко обернулся. В дверях стоял коренастый мужчина, подсвеченный со спины лучами солнца. Он шагнул вперед, не выглядя слишком агрессивным, несмотря на отсутствие улыбки, но распространяя ауру мировой скорби или, возможно, крайнего истощения. Темно-синий мятый костюм сидел на фигуре мешковато, а потертые светло-коричневые туфли из замши совершенно не подходили к нему. Верхняя пуговица белой рубашки была расстегнута, полосатый, заляпанный галстук свисал с перекрученного воротника. Темные волосы незнакомца были аккуратно расчесаны на пробор, а в слегка запущенных усах виднелись крошки круассана. Создавалось впечатление, что перед Ричардом недавний безработный, переставший следить за собой и опустивший руки. Печальное выражение карих глаз подтверждало сделанный вывод.

– Я комиссар Анри Лапьер. А вы? – Собеседник протянул руку, но выражение лица не потеплело ни на градус.

– Йогурт, – ответил Ричард, запаниковав.

– Ясно, – вздохнул Лапьер, и глазом не моргнув на нелогичное заявление, хотя большинство людей наверняка удивились бы. – Боюсь, это не по моей части.

– Простите, – извинился Ричард, с трудом собрав разбежавшиеся мысли. – Меня немного выбила из колеи… э-э… активность полиции. Я владелец chambre d’hôte неподалеку. Месье Эйнсворт, к вашим услугам.

– Отсюда и йогурт, – кивнул Лапьер, доставая засаленный бумажный пакет из кармана пиджака и снова откусывая от начатого круассана. – Прошу прощения, я не успел позавтракать. Вы англичанин?

– Да, – отозвался Ричард, чуть переборщив с жизнерадостностью. – Полагаю, меня выдала фамилия?

– И акцент, верно. – Лапьер по-прежнему не улыбался, поэтому было непонятно, пошутил он или раскритиковал произношение, что казалось равноценными вариантами. – Вы знали месье Менара?

– Фабриса? Да, хоть и не слишком близко. Однако в достаточной мере, чтобы время от времени беседовать. С ним что-то случилось? – с невинным видом добавил Ричард.

– Еще как случилось, месье Эйнсворт. Вы брезгливы? – Комиссар продолжил, не дожидаясь ответа: – Нет? Тогда следуйте за мной, пожалуйста.