Очищение

Эмиль очнулся на полу крохотной кухоньки, прямо напротив двери на балкон. Ковер, на котором он лежал, щекотал шею жёстким ворсом. У его ног, спиной к нему на коленях стояла бабушка.

Глава V

— «Неужто молится?» — Подумал Эмиль

Пламя свечи на столе танцевало, от движений её седых кудрей, открывая взору Лётчика сетку морщин вокруг её ушей, на шее и затылке. Сгорбленная от рабочей жизни спина пошатывалась от интенсивной работы рук. Рядом со старушкой стояло ведёрко, в которое она периодически выжимала половую тряпку. Ведёрко было наполнено чёрно-бардовой жижей.

— Ох, что делается. Что же делается. — Еле слышно бубнила старушка. — Ох, Бернард, что же твориться. Такое приключение на ночь глядя, что за напасть?

— «Бернард. Она не одна? Конечно не одна, как бы она меня сюда втащила? Муж или сын? Да тут и правнук бы подошёл. Старая…испортил старушке пол и ковёр. Интересно, кровь ещё идёт? — Эмиль слега приподнял голову, и обнаружил на своей ноге наложенную шину из старой ножки стула. Рана была туго перебинтована. — «Вот это да… Как долго я здесь? Который час?»

Эмиль поднял руку с часами. 2:30. У него оставалось два с половиной часа.

— Ох, очнулся, наконец. — Женщина нацепила на нос очки, которые висели на её шее, на цепочке. — Как себя чувствуешь, служивый?

— Спасибо, теперь значительно лучше. — Эмиль изобразил улыбку, такую милую, какую только мог.

— Ну, рассказывай, кто таков, откуда ты взялся на моём балконе? — Старушка с трудом отодвинула ведёрко в сторону и выкатила из-за стола своё кресло.

— Лётчик я, бабуль…

— Из самолёта на мой балкон выпрыгнул? — Посмеялась старушка, усаживаясь.

— Почти…Спасался от местных ублюдков.

— Каких из?

— МНР конечно. Ты же видишь форму. Мы вернулись, бабуль. Сейчас всех захватчиков поганой метлой вышвырнем и заживём счастливо… Я им сука, эту рану вовек не забуду. Будут землю рылом пахать, только самолёт дайте…

— Так, ты мне это, не сквернословь тут. — Неожиданно резво бабушка подъехала к Лётчику и дала крепкого подзатыльника.

— Прошу прощения. Больно просто. Бабуль, нет у тебя выпить чего?

— Ты ещё и пьянчуга… Что ж я тоже на пьянчугу похожа?

— Да зачем так сразу. Ну ладно, у тебя нет. А муж или сын? Ну, у Бернарда твоего. У него-то точно есть в закромах, а?

— Дурной ты. Нет тут Бернарда. Давно уж нет. Я одна.

Только теперь Эмиль обратил внимание на лицо пожилой женщины и смог его хорошо рассмотреть. Крохотные глаза, закрытые синими мешками век, были различимы только за счёт огромных очков, крючковатый нос, тонкие дрожащие губы. Печаль въелась в это лицо, как въелся порох и сажа в кожу Эмиля. Казалось, что слёзы выложили дорожки вдоль переносицы и на щеках этой женщины. Эти русла уже давно пустовали. Всех кого можно, она давно оплакала и не один раз.

— Как нет…а кто же меня заволок сюда?

— Я сама.

— Как же? — Эмиль покосился на кресло.

— А ты на него не гляди, я к нему не привязана. Долго ходить не могу, этого не отрицаю. Но мне девяносто, а не сто, могу чуть-чуть и на своих двоих пошуршать. С тобой конечно, сложно было. Но терпение и труд всё перетрут. Сначала одну ножку на коврик, потом вторую… Потом коврик потащила…медленно-медленно. На кровать положить не смогла, далеко. Уж прости.

— А нога? Вы бинтовали?

— Я.

— Вы врач или медсестра?

— Проживёшь на этом свете столько, сколько я, уж не такое сумеешь.

— Мда везёт мне… Простите за Бернарда, я не знал.

— Да ты на свой счёт не бери. Муж мой ещё в войну погиб. А сын в первую революцию. Чего уж там… — Речь старушки прервал приступ кашля.

Эмиль подорвался с места и быстро нашёл кувшин с водой. Наполнив первый попавшийся стакан, он поднёс его женщине.

— Спасибо.

— Вам спасибо. Вы мне жизнь спасли.

— Надеюсь, я об этом не пожалею. Ты есть будешь, сынок?

— Простите?

— Ну, ты небось оголодал совсем. Садись, угощу тебя, чем смогу.

— Нет, спасибо. — Эмиль не заметил, как расплылся в искренней улыбке, впервые кто-то проявлял к нему такую искреннюю заботу. — Я спешу. У меня боевой приказ. Нужно спасать сослуживцев. Ну и заодно взорвать кое-чего, забрать людей и привести других, чтобы уничтожить тех, кто тут засел. И всё это за два часа.

— Ну вот, уже пожалела… Как зовут-то тебя, Лётчик?

— Эмиль.

— Красивое имя.

— А вас?

— Агнесса.

— У вас благозвучнее.

— Как же ты с таким именем такое в мир несёшь? Взорвать, забрать, уничтожить. Друг друга не щадите, и людей не бережёте. Уж сколько мы настрадались…

— Так война…как иначе? — Отчего-то Эмилю стало стыдно.

— Война… Война это не просто слово. Не просто пострелушки и бомбёжки. Война это всегда причина. Ты-то знаешь причину своей войны? Не отвечай, вижу по глазам, что не знаешь.

— Но я знаю причину, по которой я на неё попал. Я хочу защитить вас. Защитить людей.

— Врёшь. И мне и себе врёшь.

— Не вру, честно. Я может, понял это недавно…может только сейчас. Но не вру.

— Запомни, Эмиль. Спасать можно не убивая и не разрушая. Это сложно, я знаю. Но порой, человек может сделать гораздо больше без этого. — Агнесса, подъехала вплотную к Эмилю и стукнула пальцем по карману с пистолетом.

— Жаль, я видимо так не умею. Простите, мне нужно идти. Где моя винтовка?

— Тама. Где и оставил. — Старушка качнула головой на балкон. — Я к ней не притрагивалась.

— Ясно. — Эмиль, прихрамывая, вышел на балкон и поднял винтовку.

Ночь удивительным образом преобразилась. Стало тепло. Вид ночного города даже без огней был прекрасен. Свет луны ровными мазками покрывал монументальные, готические строения и маленькие, классические домики. Как бы хотелось остановиться здесь.

— Ты куришь? — Старушка въехала вслед за Лётчиком. Балкон был столь мал, что они с трудом на нём умещались.

— Есть такой грешок.

— Будь добр, угости бабушку.

— Вам вредно. — Сказал Эмиль, вынимая из прохудившейся сумки портсигар.

— Это таким как ты, молодым, вредно. Мне уж всё равно.

Они молча покурили, каждый думая о своём. Скинули окурки на пол.

— Агнесса, можно я вас сфотографирую.

— Тфу, ты. На кой?

— Не знаю. Я всё важное фотографирую…

— Господи, я ж одета во что попало, и не накрашена…

— Нет-нет! Я хочу вас запомнить такой. Вы прекрасны.

— Ох, тоже мне. — Старушка поправила волосы и сложила руки на коленях.

Эмиль достал фотоаппарат и нажал на клавишу.

— Прислушайся к совету пожилой дамы, — Начала Агнесса после того, как исчезла вспышка. — бери своих служивых и бегите отсюда, богом молю. А лучше, беги сам. Не навлекай беды. Слышишь, Эмиль? Беги, сынок.

— Не могу, бабуль. Так надо. — Эмиль присел на одно колено и обнял старушку, положив ей голову на плечо. — Не могу я, понимаешь.

— Ты так мне его напоминаешь… — Агнесса обняла парня в ответ, от неё пахло топлёным молоком и воском.

— Что, похожи? — Эмиль оторвался от плеча и посмотрел полными слёз глазами ей в лицо.

— Вы молодые все на него похожи. — Старушка поправила рукой прядь волос на лбу парня. — Ну, ступай, ступай с богом. Дверь не заперта. Береги себя.

— И вы себя. Я к вам ещё приду. Обязательно.

Эмиль вышел из маленькой квартиры и быстро зашагал вниз по лестнице, закурив ещё одну сигарету. Ничего не замечая, он вышел из подъезда, будто всегда жил в этом доме и собирался на простую пробежку. На душе было очень легко и спокойно. Пропал вес винтовки и сумки. Перестали натирать ноги сапоги. Даже раны перестали болеть. Бычок полетел в мусорку. Эмиль ступил на дорогу. Только тут он вспомнил, где находится, и обнаружил себя прямо напротив здания комендатуры, у которого стоял не заглушённый грузовик. Тройка людей стояла у кузова и, не замечая незнакомца, что-то яростно обсуждала. Воспользовавшись этим, Эмиль перебежал дорогу и затаился за углом, вслушиваясь в этот разговор.

— Да я тебе говорю, то, что вы привозите жрать невозможно. Я с большей радостью проглочу подошву своих ботинок. Серьезно, девять из десяти банок консервов червивые…

— Слушай, Франц, мы то тут при чём? Нам что на складе выдали, то мы и везём. Скажи спасибо, что хоть какое-то снабжение есть. Если бы МДР-овцы подорвали свои склады, вообще нихрена б не было. Везли бы тебе самолётами и кидали бы так, на полосу. А ты бы с неё жрал.

— Да где это видано…

— Да чего ты с ним болтаешь, Фридрих. Пусть берёт бумагу, перо и пишет письмо начпроду. А потом берёт свою задницу и несёт это письмо на пункт. Если он продолжит заливать мне своё дерьмо в уши, я за себя не ручаюсь.

— Фридрих, Зигмунд, вы чего, ребят. Я ж не для себя. Я то кто? Тфу и растереть. Мне сослуживцев жалко. Но вы мне всё разъяснили. Ясно дело, что это МДР-овцы привыкли гниль жрать, вот и держат её на складах. Вы кстати чего привезли?

— Сапоги…чтобы ты пожрал нормально.

— Смешно. Позвать кого?

— Не надо. Дверь открой пошире, у нас тут всего ящика четыре. Мы начальника по снабжению сами найдём.

— Ну добро…

— Эй, Зигмунд, ты куда пошёл? Я что один буду спину надрывать?

— Да погоди ты, мне отлить охота. Всю дорогу терпел.

— Дак иди в комендатуру, чего ты как животное?

— Да ну его. Там душно, и воняет, аж глаза слезятся. Я тут переулочек безлюдный знаю. Деревца, кустики, красота.

— Ну, давай. Твои два ящика.

— Угу… — Эмиль понял, что голос и шаги Зигмунда приближаются к нему.

Лётчик поспешно отбежал назад вдоль стены и затаился в переулке за комендатурой. Вскоре мимо его засады прошёл мужчина в синей шинели с нашивкой, изображающей прижатый к груди кулак. Из-под распаханной шинели виднелся мятый китель, так же серо-синего цвета, с несколькими крупными пятнами смазки. Такие же пятна виднелись на брюках, подобранных не по размеру. Коротко-стриженую голову ничего не прикрывало, солдат нёс кепи в руках.

— «Без оружия…» — Подумал Эмиль, оценивая комплекцию МНР-овца. — «Подходит».

Эмиль выскользнул за спиной мужчины, перехватив винтовку за ствол. От сильно удара по затылку боец свалился, не издав и писка. Лётчик прислушался. Никто за ним не шёл, у входа в здание всё ещё гудел мотор и шуршали ящиком об кузов. Проверил пульс у пленного. Жив. Пошарив по карманам, Эмиль нашёл скомканные деньги, часы без цепочки, несколько серебряных чайных ложек, аккуратно сложенные талоны на дополнительные пайки и личную карточку. Немного подумал, стоит ли оставлять документы. В любом случае он не сможет представиться именем этого Зигмунда, по крайней мере на входе, но клочок бумаги в обложке из дублёной кожи, окрашенной в синий, всё же мог пригодиться. Эмиль знал, что патрулям и постовым часто достаточно было лишь показать наличие документа. Обычные солдаты, редко просили их предоставить на освидетельствование. А из услышанного выходило, что на посту у входа нет офицера. Главное в здании на него не нарваться. Но даже в таком случае, эта бумажка может дать Эмилю спасительные секунды на принятие решения. Ведь в ней нет фотокарточки, только ФИО, письменное описание, подразделение и прочая мелочь. Пока прочтёшь, пока вникнешь… Выкинув всё лишнее и отложив документы, Эмиль принялся раздевать солдата. Сняв шинель, он обнаружил на плечах кителя нашивки ефрейтора. Слишком явная деталь. Лётчик достал нож и нашивки полетели в сторону. Штаны решил оставить свои. Во-первых штаны МНР-овца явно были великоваты, а во-вторых, брюки Эмиля были такими грязными, что потеряли всякий цвет и типаж. Переодевшись, Эмиль спрятал за пояс пистолет, пару раз проверил, удобно ли его выхватывать и не зацепится ли за что-нибудь мушка. Перевесил за спину винтовку, предварительно перезарядив её, куда мог стрелять обычный постовой в такую спокойную ночь? Застегнул шинель, нельзя чтобы увидели пятна на кителе. Накинул вещмешок, как следует вымазав его в грязи. Нацепил кепи, выровняв козырёк. Посмотрелся в отражение ближайшей лужи. Слишком опрятно. Сдвинул кепи набекрень, как следует намочил шинель и сапоги. С растущего здесь же дерева сорвал несколько листьев и веточек. Присыпал плечи. Так лучше. Взгляд упал на лежащее тело.

— «Прости, Зигмунд. Я не могу тебя оставить вот так.»

Нож как сквозь масло прошёл через грудную клетку и достал до сердца. Лёгкая смерть. Обтерев лезвие об нательное бельё убитого, Эмиль спрятал нож в рукав и зашагал по направлению к входу в комендатуру.

— «Может я поторопился? Блять, какая же это авантюра. Даже если я пройду пост и попаду внутрь. Куда идти? Где держат пленных? Не будешь же у всякого встречного поперечного спрашивать? Лезу прямо в осиное гнездо. Столкнешься на лестнице с офицером, пусть даже мелким, начнутся вопросы. Кто, куда, а зачем туда? И заварится… Даже если найду их без приключений, что дальше? Там есть своя охрана, часовой, а то и двое или трое. Даже если я их чудом сниму без шума, я не знаю часов смены. Это же закон подлости, только снимешь последнего часового, и смена пожалует с разводящим. Потом, где искать ключ? И там ли они вообще? За то время, пока я добирался до комендатуры, с пленными могли сделать что угодно. Перевести, расстрелять… А с другой стороны, какие у меня ещё варианты? Прорываться с боем, начав стрельбу на улице? Тайком проникнуть всё равно не выйдет, окна с решётками и высоко, вход охраняют. Ладно, не думай об этом. Сосредоточься на отыгрыше. Ты устал…чёрт я и правда смертельно устал. Не отвлекайся…чтобы избежать вопросов нужно первому их задать. Бей первым, и не придётся защищаться.»

— Какого чёрта, Франц? — Не доходя до мирно курящего дежурного начал Эмиль. — Какого чёрта меня никто не сменил? Всю ночь проторчал в этом проклятом лесу один, под дождём.

— Я… — Совсем молодой парень с пушком над губами выпучился на внезапно появившегося солдата.

— Что «я»? Где смена, где разводящие? Ребята по три раза смениться успели, а я всю ночь простоял! У меня сейчас желудок через рот выпрыгнет и тебя сожрёт!

— А я тут причём? — Франц перевёл ошеломлённый взгляд за спину Эмиля, явно ища поддержки у Фридриха, возившегося со вторым ящиком. — Ты вообще кто?