Человечество: История. Религия. Культура Древний Рим

Еще до возвращения консулов несметные полчища сенонских галлов, явившись к Клузию, осадили римский легион в его лагере. Сципион, стоявший во главе лагеря, решил, что малочисленность его воинов следует возместить выгодным положением, и повел войско на холм между городом и лагерем. Но от поспешности он не разведал толком дороги и взобрался на вершину, уже занятую неприятелем, поднявшимся с другой стороны. Так что на легион обрушился удар с тыла, и теснимые отовсюду воины оказались во вражеском кольце. Судя по некоторым сочинителям, пишет Ливий, легион там и погиб, причем не спасся ни один человек, чтоб хотя бы сообщить об этом несчастье. Весть о нем дошла до консулов, бывших уже недалеко от Клузия, лишь когда они завидели галльских всадников: на груди их коней болтались головы, головы торчали на пиках, а сами всадники по своему обычаю горланили победные песни.

Перевалив Апеннины, консулы встретили противника в окрестностях Сентина. Там на расстоянии от него примерно в четыре мили разбили лагерь. Враги тем временем, посовещавшись между собой, решили не смешиваться всем в одном лагере и не выходить на бой всем одновременно; самниты соединились с галлами, этруски с умбрами. Назначили и день битвы: самниты и галлы должны были завязать сражение, а этруски и умбры в разгар боя напасть на римский лагерь. Этим намерениям помешали, однако, три перебежчика из Клузия, пробравшиеся тайком под покровом ночи к консулу Фабию; узнав от них вражеский замысел, консулы отправили письменный приказ Фульвию и Постумию двигаться с войсками из Фалискской и Ватиканской округи к Клузию, беспощадно разоряя при этом вражеские земли. Слух об этих разорениях заставил этрусков поспешить из Сентинской округи на защиту своих владений. Тогда-то консулы и двинули войска, чтобы дать сражение в отсутствие этрусков.

На правом крыле против самнитов Квинт Фабий поставил первый и третий легионы, на левом против галлов – Деций выстроил пятый и шестой. Под началом Фабия римляне скорей отражали нападение, а не сами нападали и затягивали битву сколь можно дольше, ибо вождь их знал твердо: и самниты и галлы храбры в первой схватке, и надо только выдержать этот их натиск; если же битва затянется, ярость самнитов мало-помалу ослабеет, а силы галлов, совершенно не способных терпеть жару и усталость, тают на глазах: в начале битвы они сильнее мужей, в конце слабее женщин. Так что он старался как мог сохранить силы воинов свежими, дожидаясь срока, когда враг обычно начинал поддаваться. Но Деций, в его возрасте и при его отваге, склонный к более решительным действиям, сразу же бросил в битву все бывшие в его распоряжении силы. А когда пешая битва показалась ему слишком вялой, он отправил в бой конницу и, присоединившись к самым отчаянным отрядам юнцов, призвал цвет молодежи вместе с ним ударить на врага. Дважды отразили они натиск галльской конницы, но когда во второй раз слишком оторвались от своих и сражались уже в самой гуще врагов, их устрашило небывалое еще нападение: вооруженные враги, стоя на колесницах и телегах, двинулись на них под оглушительный топот копыт и грохот колес и напугали римских коней, непривычных к такому шуму. Будто обезумев, они бросились прочь. Победоносная римская конница рассеялась. Замешательство перекинулось и на сами легионы, и много передовых бойцов погибло под копытами коней и колесами телег, промчавшихся вдоль строя, а следом и галльская пехота, видя испуг противника, не давала ни вздохнуть, ни опомниться. Стараясь водушевить своих воинов, консул Деций пустил коня на плотные ряды галлов и, бросившись на выставленные копья, встретил свою смерть.

Пока римляне восстанавливали боевой строй, к ним подоспели Луций Корнелий Сципион и Гай Марций, посланные на подмогу по приказу Квинта Фабия с подкреплениями из задних рядов войска. И вот, хотя галлы, выставив перед собою щиты, стояли сомкнутым строем и ясно было, что рукопашная будет нелегкой, тем не менее по приказу легатов воины подобрали копья, усеявшие землю между тем и другим войском и метнули их во вражескую «черепаху»; много копий вонзилось в щиты, а некоторые даже в самые тела врагов, и клин их развалился, причем повалилось много не раненых даже, а только оглушенных. Так переменчиво было на левом крыле счастье римлян.

На правом крыле Фабий, как было сказано, весь день тянул время; а потом, когда уже стало ясно, что и крики врагов, и натиск их, и удары их дротиков потеряли прежнюю силу, он приказал начальникам конницы вести отряды в обход самнитского крыла, чтобы по знаку ударить на них сбоку всею силою; легионерам же своим Фабий приказал шаг за шагом продвигаться вперед и теснить врага. Увидев, что неприятель не сопротивляется и явно измотан, он стянул все силы, какие сберегал до времени, и устремил легионы вперед, а коннице дал знак броситься на врага. И самниты не выдержали натиска: мимо галльского войска, бросив в опасности союзников, они врассыпную побежали к лагерю. Галлы же выстроились «черепахой» и продолжали стоять плечо к плечу. Тут Фабий, узнав о смерти товарища, приказал отряду кампанцев – около пятисот всадников – покинуть строй и, зайдя галлам в тыл, напасть на их войско, а за ними идти принципам третьего легиона и, где увидят замешательство во вражеских рядах под натиском конницы, туда ударить и рубить дрогнувших противников. Сам же Фабий направился к лагерю, куда стекались толпы охваченных страхом самнитов. У самого вала те, кого оттеснила толпа соплеменников попытались отбиваться, но были перебиты. В этом бою пал самнитский полководец Геллий Эгнаций. Наконец самнитов загнали за вал, и после короткой борьбы лагерь был взят, а галлов обошли с тыла. Двадцать пять тысяч неприятелей было перебито в этот день, восемь тысяч попало в плен. Но победа не была бескровной: из войска Деция полегло семь тысяч, а из Фабиева – тысяча семьсот

В те же дни и в Этрурии пропретор Гней Фульвий исполнил данное ему поручение и не только учинил страшное разорение на землях неприятеля, но даже нанес ему сокрушительное поражение в битве, в которой перузийцы и клузийцы потеряли более трех тысяч убитыми и лишились двадцати военных знамен. А самнитское войско, спасавшееся бегством через пелигнийские земли, окружили пелигны и из пяти тысяч беглецов около тысячи было перебито.

Но и после всех этих успехов ни в Самнии, ни в Этрурии по-прежнему не было мира.

5) Консульство Луция Постумия и Марка Атилия

После Квинта Фабия и Публия Деция консулами были Луций Постумий Мегелл и Марк Атилий Регул [294 г. до Р. Х.]. И тому и другому было предписано вести войну в Самнии, ибо молва донесла, что враг набрал три войска, одно для возвращения в Этрурию, другое – для возобновления набегов на Кампанию, а третье – для охраны границ.

Когда противники разбили друг против друга свои лагеря, самниты решились на такое, на что едва ли осмелились бы даже римляне, одержавшие столько побед, – напасть на римский лагерь. Положась на туман, как на укрытие для засады, самниты, при первых утренних лучах, едва к тому же пробившихся сквозь туманную мглу, подходошли к римским часовым, несшим у ворот свою службу не слишком прилежно. Нападение было внезапным, и для сопротивления не хватило ни мужества, ни сил. С тыла, через Декуманские ворота самниты ворвались в лагерь.

Не понимая, какой оборот принимает дело, римляне поначалу отступили и впустили неприятеля в глубь лагеря. Но потом, когда консул Марк Атилий воскликнул, не намерены ли они оказаться за валом и потом брать приступом собственный лагерь, воины, издав боевой клич и собрав все силы, сперва остановились, а потом стали наступать и теснить врага. Нагнав страху на противника, они уже не ослабляли натиска, пока не вытеснили его за ворота и за вал. Эта небезуспешная дерзость подняла дух самнитов, и они не позволяли римлянам не только переносить свой лагерь дальше, но даже запасаться продовольствием на их землях.

Молва о случившемся вскоре достигла Рима и консул Луций Постумий, задержанный в городе болезнью, поспешил на помощь своему товарищу. Не надеясь выдержать натиск двух войск, самниты отступили, и тогда консулы двинулись в разные стороны, разоряя земли и города противника.

Марка Атилий привел легионы к осажденной самнитами Луцерии и здесь дал сражение. Ожесточение уравняло силы противников; бились с переменным успехом, и явной победы не одержал никто; но для римлян последствия оказались более тяжелыми и, уходя с поля боя, они ясней, чем в пылу сражения, увидели, насколько больше их собственные потери и убитыми и ранеными. От этого всех в лагере охватил такой ужас, что, случись нечто подобное во время сражения, римлянам не миновать сокрушительного поражения. Ночь они провели в тревоге, ожидая вот-вот вторжения самнитов. Между тем неприятель, хотя понес меньшие потери, духом пал не меньше. Когда рассвело, у самнитов не было иного желания, как уйти без боя. Но дорога была только одна, и вела она как раз мимо вражеского лагеря. Когда самниты двинулись по ней, это выглядело так, будто они пошли на приступ.

Римляне были сильно напуганы этим движением. Пристыженные консулом, они мало-помалу вооружились и вышли длинной нестройной вереницею из лагеря. Угрюмо, словно побежденные, легионеры пошли на врага, столь же растерянного и малодушного. Но едва началось сражение, они обратились в бегство. Тогда консул, выехав к воротам лагеря, поставил там заслон конницы и приказал считать неприятелем всякого, кто приблизится к валу, будь то римлянин или самнит. Всадники, выставив копья, обступили пехотинцев, приказывая им идти назад в бой. Здесь выручила не только доблесть консула, но еще и счастливый случай, потому что самниты не наступали и была возможность вернуть на места знамена и развернуть войско от лагеря навстречу врагу. Дело приняло иной оборот, неприятель был отброшен от лагеря, а потом и оттеснен туда, где началась схватка. Там на пути была куча поклажи, прежде сложенной в середину, и самнитам пришлось остановиться, а потом, чтобы не дать растащить свое имущество, окружить его кольцом вооруженных воинов. Тут спереди ударила по ним пехота, в тыл зашла конница, и они, окруженные, были перебиты или захвачены в плен. Пленников было семь тысяч восемьсот – всех нагими отправили под ярмо, а убитых, как сообщают, оказалось около четырех тысяч восьмисот

Другой консул, Постумий, не встречая в Самнии противника, перешел с войском в Этрурию и для начала опустошил округу Вольсиний, а когда вольсинийцы вышли на защиту своих владений, разбил их возле собственных их стен. Однако славней и важнее этих военных действий, ведшихся в Этрурии, был мир, заключенный там в этом же году. Три самых могущественных города, столицы Этрурии – Вольсиний, Перузия в Арретий – попросили мира и в обмен на поставку одежды и пропитания для войска договорились с консулом о разрешении отправить в Рим послов; те добились перемирия на сорок лет. Каждая из общин должна была единовременно выплатить по пятьдесят тысяч ассов.

6) Битва при Аквилонии

В следующем году [293 г. до Р.Х.] консулами были избраны Луций Папирий Курсор (сын знаменитого Луция Папирия Курсора, дважды диктатора, пять раз избиравшегося консулом) и Спурий Карвилий. Оба полководца должны были выступить в Самний.

Самниты, не сломленные всеми предыдущими поражениями, готовились к отчаянной борьбе. Набор здесь проводился по неслыханному прежде закону: кто из юношей не являлся по указу военачальников или кто самовольно удалялся из лагеря, того приносили в жертву Юпитеру. Всему войску было приказано прибыть в Аквилонию. Здесь собралось до сорока тысяч воинов – все силы, какие были у Самния. Чтобы воодушевить воинов, самнитские жрецы решили восстановить древний посвятительный обряд. В середине лагеря, плетеными и кожаными осадными щитами оградили площадку почти по двести шагов во все стороны, а сверху покрыли ее полотнищами.

После жертвоприношения полководец отдал гонцу приказ вызывать самых знатных по рождению и деяниям; их вводили по одному. Помимо прочих обрядовых приготовлений, способных внушить благочестивый трепет, в том закрытом со всех сторон помещении возвышались посредине алтари, повсюду лежали закланные жертвы, а вокруг стояли центурионы с обнаженными мечами. Человека подводили к жертвеннику скорей как жертву, а не причастника обряда и заставляли дать священную клятву не разглашать виденное и слышанное в этом месте. Потом его принуждали поклясться зловещим заклятием, обрекающим смерти его самого, его семью и род, если он не выйдет в бой за военачальниками, если убежит из строя сам или если, увидев беглеца, не убьет его на месте.

Связав первых среди самнитов таким заклятием, полководец назвал поименно десять из них и приказал одному за другим выбирать себе соратника, пока их не наберется шестнадцать тысяч. Этот легион, составленный из заклятой общим заклятьем знати, получил – по крыше того святилища – название «полотняного», ему дано было великолепное вооружение и шлемы с гребнями, чтобы воины его выделялись среди прочих. Другое войско – немногим более двадцати тысяч – ни внешним обликом, ни ратной славой, ни снаряжением не уступало полотняному легиону. Вот сколько народу – все в расцвете сил – стало лагерем у Аквилонии.

Пока противники за ужасными священнодействиями обсуждали свои тайные намерения, консулы разорили Атинский округ. Карвилий явился после этого к Коминию, а Папирий – к Аквилонии, где собрались главные силы самнитов. Готовясь к сражению, он поставил во главе пехоты на правом крыле Луция Волумния, а на левом – Луция Сципиона. Конницу возглавили легаты Гай Цедиций и Тит Требоний. Спурию Навтию консул велел снять с мулов вьючные седла, с тремя вспомогательными когортами быстро зайти за приметный холм и в разгар боя появиться оттуда, подняв как можно больше пыли.

Битва завязалась жестокая, хотя по духу противники далеко не были равны друг другу. Римлян толкали в бой гнев и надежда, жажда борьбы и вражеской крови, а большую часть самнитов – сила необходимости и страх перед богами, и, принужденные против воли, они скорее сопротивлялись, а не нападали. Римляне сразу стали теснить противника по всему строю. Резня шла уже почти у знамен, когда сбоку появилось облако пыли, словно там двигалось огромное войско. Это со вспомогательными когортами шел Спурий Навтий. Его погонщики, сидя на мулах, волокли по земле густые ветки. Сперва сквозь пелену стало видно оружие и знамена, а по еще более высокому и густому столбу пыли за ними казалось, что замыкает отряд конница. И не только самниты поддались на обман, но даже римляне, а консул еще подкрепил это заблуждение, закричав в первых рядах да так, чтобы слова его долетели до неприятеля, что Коминий взят и это с победою подходит консул Карвилий.

После этого по знаку Папирия между рядами открылись проходы, по которым вылетела вперед конница. Тут, пишет Ливий, надломилась сила державшихся страхом пред богами и людьми. «Полотняные» когорты бросились врассыпную. Присягавшие обратились в бегство вместе с неприсягавшими. Оставшиеся в живых пехотинцы укрылись в лагере или в Аквилонии, а конница нашла убежище в Бовиане. Вскоре Волумний захватил лагерь, а Сципион повел своих воинов на штурм города. Они овладели частью стены и воротами. Ночью самниты оставили крепость. Всего в битве у Аквилонии было перебито двадцать тысяч вражеских воинов, пленных захвачено три тысячи восемьсот, военных знамен – девяносто семь.

Такая же удача сопровождала и другого консула у Коминия. На рассвете со всеми своими силами он подошел к стенам и окружил город кольцом. Со всех сторон к стенам стали придвигать лестницы, бойцы построились «черепахой» и подступили к воротам. Разом и ворота были взломаны, и войска со всех сторон взобрались на стены. Тогда самниты оставили башни и стены и, столпившись на площади, предприняли слабую попытку повернуть военную удачу в свою сторону; (а потом, побросав оружие, около одиннадцати тысяч человек сдались на милость консула; убитых же было около пяти тысяч. (Ливий: Х).

7) Завершение войны и покорение Самния

Консулами 292 г. до Р.Х. были избраны Квинт Фабий Максим Гургит (сын знаменитого Квинта Фабия Максима, бывшего диктатора, пять раз избиравшегося консулом) и Децим Юний Брут Сцева. Дебют Квинта Фабия на политической арене оказался очень неудачным. В последовавшей вскоре битве против самнитов он потерпел поражение. Бросив войско, консул бежал в Рим. Сенат собрался отстранить его от командования, но тут отец его, Фабий Максим, стараясь загладить бесчестье сына, предложил по доброй воле послать себя к нему легатом, если тому будет дана возможность загладить позор и еще раз провести войну. После того как эта возможность была получена, завязалась новая битва. И вот в пылу сражения старый Фабий внезапно увидел сына, сражающегося в окружении самнитов. Встревоженный отец пришпорил коня и бросился в самую гущу врагов. Возбужденные этим зрелищем римляне всем войском устремились за ним. Строй самнитов был опрокинут. Враги потерпели полное поражение. На поле боя пало более двадцати тысяч воинов. Четыре тысячи самнитов вместе с их полководцем Гаем Понтием были захвачены в плен (последний был проведен в триумфе и после этого обезглавлен). (Орозий:3; 22).

В 290 г. до Р.Х. консул Маний Курий Дентат окончательно разгромил самнитов и заключил с ними мир. Самниты признали над собою власть Рима, обязались давать свои отряды в его войска. Римляне поступили с ними снисходительно, чтобы не вызвать их тяжелыми условиями мира к возобновлению войны. (Ливий: XI).

Уравнение в правах плебеев и патрициев

По окончании Самнитской войны в Риме начались сильные народные волнения, вызванных тяжелыми долгами. Плебеи в очередной раз покинули город и переселились на Яникул. Гражданская распря завершилась в 287 г. до Р. Х., когда диктатор Квинт Гортензий подтвердил не соблюдавшееся до этого постановление 449 г. до Р.Х., узаконившее решения народных собраний по территориальным трибам – трибутные комиции. (Августин: "О граде Божьем"; III; 17). (Как уже упоминалось, Сервий Туллий образовал 21 такую трибу; в дальнейшем, в ходе завоеваний, были образованы еще 14 триб; все эти 35 триб имели по одному голосу и были абсолютно равноправны). Трибутные комиции сделались самым демократическим видом римского народного собрания (ведь в каждой трибе бедняков и плебеев было намного больше, чем богачей и патрициев), однако избирали они только народных трибунов, да низшие звенья римского государственного аппарата (голосование по кандидатурам высших должностных лиц – консулов, цензоров, преторов – по-прежнему проводилось в центуриатных комициях). Радикализм комиций ограничивался также тем, что народное собрание в Риме не имело законодательной инициативы и могло лишь принимать или отвергать решения, принятые сенатом и магистратами.

Итак, к началу III в. до Р.Х. плебеи добились полного политического равноправия с патрициями. Постепенно эти старые сословия сходят с исторической арены. Верхушка плебеев быстро слилась со старой родовой знатью в новое сословие – нобилитет. Зажиточная прослойка римских граждан, связанная со средним землевладением, торговлей и ремеслом, образовала сословие всадников. Крестьяне, мелкие ремесленники и торговцы составили третье сословие – плебс.

Завоевание Этрурии и Умбрии

1) Новая коалиция против римлян

Луканцы и бруттийцы, воевавшие во время Третьей Самнитской войны на стороне римлян, продолжали по заключении мира свои привычные набеги на греческие города. Граждане Фурий, не имея силы отразить этих, буйных дикарей, отдали в 285 г. до Р.Х. свой город под покровительство Рима, и римляне запретили своим прежним союзниками нападать на него. Но луканцы не захотели отказаться от грабежа, вступили в сношения с враждебной Риму партией в Таренте и в Самнии; стали возбуждать к войне с Римом этрусков, умбров и галлов. Их усилия составить новую коалицию всех италийских племен против Рима увенчались успехом. Многие города западной Этрурии уже и прежде думали возобновить при удобных обстоятельствах войну. Надежда на то, что против Рима восстанет вся Южная Италия, внушила им отвагу. Этруски наняли множество сенонских галлов, склонили к войне умбров, выставили многочисленное войско и осадили в 284 г. до Р.Х. верный римлянам город Арреций. Римляне отправили в следующем году на помощь осажденным большой отряд во главе с претором Луцием Цецилием Метеллом (консулом 284 г.). Однако в битве перед городом этот отряд потерпел полное поражение от этрусков и галлов. Тут было убито 13000 римских воинов; в числе убитых находились сам претор и семь военных трибунов.

2) Война против галлов и этрусков

Римляне отправили послов в города сенонов и жаловались, что, будучи связаны с ними союзом, они служат как наемники в войске их врагов. В ответ вождь галлов-сенонов по имени Бритомарий обвинил римлян в том, что они убили его отца. По приказу вождя все послы были безжалостны умерщвлены, а тела их разрублены на множество частей.

Узнав об этом преступлении, консул Публий Корнелий Долабелла оставил войну с этрусками и со всей стремительностью пройдя через область сабинян и пицентинов, напал на города сенонов, предал их огню и мечу, их женщин и детей продал в рабство, а всех взрослых перебил. Бритомарий был захвачен в плен и после триумфа принял мучительную смерть. (Аппиан: III; 6). В земли галлов вывели колонию, которая получила название Сена. Соседи сенонов бои, видя страшную судьбу своих соплеменников, откликнулись на зов этрусков и выступили со всем войском в поход. Собравшись возле Вадимонского озера, они сразились с консулом Долабеллой. В этом сражении большинство этрусков было убито, а из боев спаслись бегством лишь весьма немногие. Тем не менее, в следующем (282 г. до Р.Х.) галлы и этруски объединились снова, вооружили молодежь, едва достигшую зрелого возраста, и дали битву римлянам при Популонии. Только потерпев новое поражение, они с трудом смирили свою гордость и отправили в Рим посольство для переговоров о мире. Их просьбы была удовлетворена. Этруски последовали примеру своих союзников. Римляне согласились примириться с ними, потому что хотели послать свои войска на юг полуострова, где начиналась война против Тарента. Отпавшие от римского союза этрусские города были наказаны отнятием части земли и некоторых из прежних прав. Во время этой войны римляне установили свой контроль также над Умбрией и Пиценом. (Полибий: II; 19).

Война с Пирром и завоевание Южной Италии

1) Консульство Гая Фабриция

Энергическими мерами римляне одолели этрусков и галлов, прежде чем ослабевшие самниты успели приготовиться к войне, а колеблющиеся тарентинцы на нее решились. Благодаря этому, римский гарнизон, находившийся в Фуриях, мог выдерживать борьбу с луканцами и бруттийцами до той поры, когда по заключении мира на севере римляне послали на помощь Фуриям консула Гая Фабриция. Он быстро кончил войну [282 г. до Р.Х.]. Войско луканцев и бруттийцев было разбито, их военачальник Статилий был взят в плен, и укрепленный лагерь их разграблен. Слабые греческие города Южной Италии: Локры, Турии, Кротон, Регий, видевшие в римлянах своих спасителей, заключили с ними союз и приняли в свои стены римские гарнизоны. (Валерий Максим: I; 8; 6).

2) Начало войны между Римом и Тарентом

Поле утверждения римлян в Фуриях на осмотр побережья в Тарентийском море была отправлена римская флотилия из десяти палубных кораблей под командованием дуумвира Корнелия (в 282 г. до Р.Х.). Известие об этом встревожило тарентийцев, которые тотчас вспомнили о старинном договоре, который запрещал римлянам плавать дальше Лакинийского мыса. Собравшись с силами, греки неожиданно напали на Корнелия, потопили четыре его корабля, а один захватили вместе с экипажем. Затем, обвиняя фурийцев, что они, будучи эллинами, перебежали к римлянам, тарентинцы изгнали знатнейших из их жителей, город разграбили, а римский гарнизон отпустили, дав обещание неприкосновенности.

Раздосадованные этим поступком римляне, отправили в Тарент послов, требуя, чтобы тарентийцы вернули пленных, которых захватили, возвратили фурийских изгнанников, возместили им убытки; а им самим выдали виновников этого противозакония. С большим трудом и проволочками, послов допустили на общее собрание. Однако когда те начали говорить, горожане стали издеваться над выступающими, так как те не всегда правильно говорили по-гречески. Смеялись тарентийцы и над их одеждой и над пурпурной каймой. А некто Филонид, человек, ведущий себя по-шутовски и любитель поглумиться, подойдя к главе посольства Постумию, повернулся задом, наклонился вперед и, подняв свою одежду, сневежничал на одежду посла. И весь театр смеялся, как будто это было смешно. Постумий же, протянув запачканную одежду, сказал: «Большим количеством крови смоете это вы, радующиеся таким веселым зрелищам». И так как тарентинцы ничего не отвечали, послы удалились. А Постумий, не смыв бесчестия со своей одежды, показал ее римлянам.

Негодуя на это, народ приказал консулу 281 г. до Р.Х. Луцию Эмилию Барбулу вторгнуться в область тарентинцев и пригласить их вступить в переговоры на тех же условиях, которые предлагали послы, если же они не послушаются, воевать с ними всеми силами. И действительно, он предложил это тарентинцам, и они уже не смеялись, видя войско, но разделились почти поровну во мнениях, пока кто-то не сказал им, затруднявшимся и продолжавшим рассуждать, что выдать кого-нибудь – это значит быть уже порабощенным, воевать же одним – опасно. Если же мы захотим и полностью обладать свободой и воевать с равными силами, давайте призовем из Эпира царя Пирра и объявим его полководцем в этой войне. Так они и сделали. (Аппиан: III; 7; 2–3).

3) Высадка Пирра в Италии

Изгнанный из Македонии Пирр как раз находился не у дел. Он тотчас принял приглашение тарентийцев, так как предвидел возможность великих завоеваний в Западном Средиземноморье. Разгромив Рим, он хотел овладеть всей Италией и Сицилией, и оттуда напасть на Карфаген. Как только из Тарента прибыли грузовые суда, Пирр в 280 г. до Р.Х. погрузил на них 20 слонов, 3000 всадников, 20000 пехотинцев, 2000 лучников и 500 пращников. После того как все было готово, он отчалил, но когда корабли вышли на середину Ионийского моря, их понес необычный для этого времени года бурный ветер. Благодаря храбрости и расторопности гребцов и кормчих кораблю Пирра удалось приблизиться к берегу. Опасаясь, что корабль будет разбит, Пирр бросился в море, а приближенные и телохранители немедленно кинулись его спасать. Однако в темноте среди огромных волн трудно было оказать ему помощь, и только на рассвете, когда ветер спал, Пирр выбрался на сушу, изможденный телом, но бодрый духом. Мессапы, на землю которых его вынесло бурей, по мере сил оказали ему помощь и подвели к земле немногие уцелевшие корабли, на которых было несколько десятков всадников, меньше двух тысяч пехотинцев и два слона.

С этими силами Пирр отправился в Тарент. Вступив в город, он ничего не предпринимал против желания тарентийцев, пока не подошли спасшиеся корабли, и не собралась большая часть его войска. К этому времени Пирр увидел, что чернь в Таренте по доброй воле не склонна ни защищаться, ни защищать кого бы то ни было, а хочет лишь отправить в бой его, чтобы самой остаться дома и не покидать бань и пирушек. Поэтому он закрыл все гимнасии и портики, где тарентийцы, прогуливаясь, вершили военные дела на словах, положил конец неуместным пирам, попойкам и шествиям и многих призвал в войско.

4) Битва при Гераклее

Когда пришло известие, что римский консул Публий Валерий Левин с большими силами опустошил Луканию и наступает на Тарент, Пирр счел недостойным в бездействии смотреть, как приближается враг, и выступил с войском, не дождавшись прихода союзных отрядов. Свой лагерь он устроил на равнине между Пандосией и Гераклеей.

Узнав, что римляне остановились неподалеку за рекой Сирисом, Пирр верхом отправился к реке на разведку, осмотрел охрану, расположение и все устройство римского лагеря. Увидев царивший повсюду порядок, он с удивлением сказал своему приближенному Мегаклу: "Порядок в войске у этих варваров совсем не варварский. А каковы они в деле – посмотрим". И уже опасаясь за дальнейшее, он решил дождаться союзников, а на тот случай, если римляне попытаются перейти реку раньше, поставил стражу, чтобы помешать переправе. Но римляне начали переходить реку сразу в нескольких местах, так что греки, боясь окружения, отступили. Пирр встревожился еще больше и приказал своим военачальникам построить пехоту и держать ее в боевой готовности, а сам во главе трех тысяч всадников напал на строящихся после переправы римлян. Во время битвы красота его оружия и блеск роскошного убора делали его заметным отовсюду, и он делом доказывал, что его слава вполне соответствует его доблести, ибо, сражаясь с оружием в руках и храбро отражая натиск врагов, он не терял хладнокровия и командовал войском так, словно следил за битвой издалека, поспевая на помощь всем, кого одолевал противник.

Тем временем подошла построенная фаланга, и Пирр сам повел ее на римлян. Те выдержали натиск, и завязался бой, исход которого долгое время не мог определиться: говорят, что семь раз противники поочередно, то обращались в бегство, то пускались в погоню за бегущими. Победу грекам принесла только атака слонов. Римские кони не выносили вида этих чудовищ и мчались вместе с всадниками вспять, не успев приблизиться к врагам, а Пирр, напав во главе фессалийской конницы на пришедших в замешательство противников, обратил их в бегство и многих перебил. Иероним сообщает, что в этой битве римляне потеряли семь тысяч, а Пирр – меньше четырех тысяч. Он взял римский лагерь и привлек этой победой на свою сторону многие союзные с Римом города, опустошил обширную область и продвинулся вперед настолько, что от Рима его отделяли лишь триста стадиев.

5) Отпадение от Рима Южной Италии

После битвы к Пирру пришло множество луканов и самнитов, и он смог сформировать большое войско. Однако римляне не делали никаких попыток к заключению мира и продолжали готовиться к новым сражениям. Чтобы склонить их на уступки, Пирр предложил Гаю Фабрицию, который послан был к нему сенатом для переговоров, отпустить без выкупа всех пленных и обещал римлянам помощь в завоевании Италии. Взамен он не требовал ничего, кроме дружеского союза с ними и неприкосновенности Тарента. Сенат отказался, заявив, что пока Пирр остается в Италии, римляне будут воевать с ним до полного истощения.

6) Битва близ Аскула

В следующем году Пирр встретился с римлянами близ города Аскула. Первый день был неудачным. Неприятель оттеснил его войско в места непроходимые для конницы, к лесистым берегам быстрой реки, откуда слоны не могли напасть на вражеский строй. Много воинов было ранено и убито в этом сражении, пока ночь не прервала его. На следующий день, задумав перенести битву на равнину и бросить в бой слонов, Пирр заранее укрепил наиболее уязвимые позиции караульными отрядами и, расставив между слонами множество метателей дротиков, стремительно двинул на врага плотно сомкнутый строй. Римляне не могли уклониться в сторону или ударить с фланга, как в предыдущем сражении, и встретили противника на равнине лицом к лицу. Стремясь скорее отбросить фалангу, пока не подошли слоны, легионеры упорно бились мечами против сарис, но против слонов их доблесть была бессильна. Римляне бежали в свой лагерь, потеряв шесть тысяч человек. Пирр потерял за два дня три с половиной тысячи. Говорят, что он заметил какому-то человеку, радовавшемуся победе: "Если мы одержим еще одну такую победу над римлянами, то окончательно погибнем". В самом деле, в двух прошедших сражениях погибла большая часть войска, приведенного им с собой, и почти все его приближенные и полководцы, других воинов, которых можно было бы вызвать в Италию, у него уже не было, а, кроме того, он видел, что пыл его местных союзников остыл, в то время, как вражеский лагерь быстро наполняется людьми, и что после всех поражений римляне не пали духом, но гнев лишь приумножил их упорство.

7) Отъезд Пирра в Сицилию

В 278 г. до Р.Х. у Пирра явились новые надежды. Ему даже пришлось выбирать, потому что одновременно к нему обратились сицилийцы, предложившие занять Акрагант, Сиракузы и Леонтины и просившие изгнать карфагенян и освободить остров от тиранов, и вестники из Греции, сообщившие, что Лисимах убит, а унаследовавший ему Птолемей II Керавн пал в битве с галатами и теперь самое время явиться в Македонию, лишившуюся царя. Пирр сетовал на судьбу, которая в один и тот же час представила ему две возможности совершить великие дела, ибо понимал, что от одной из них необходимо отказаться, и долго колебался. Но затем, решив, что в Сицилии его ждут более славные подвиги и что оттуда недалеко до Африки, он предпочел двинуться на остров. В Таренте он поставил караульный отряд, а тарентийцам, с негодованием требовавшим, чтобы он либо вел войну с римлянами, ради которой явился, либо покинул страну и оставил им город таким, каким его принял, отвечал высокомерно, советуя спокойно ждать, пока придет их черед. Затем он отплыл в Сицилию.

8) Пирр в Сицилии

Когда Пирр приблизился к Сиракузам, карфагеняне, которые отправили тридцать кораблей на какие-то неотложные задания, не решились на битву с оставшимися судами. Таким образом Пирр беспрепятственно вошел в гавань Сиракуз и принял во владения Остров от Фенона, а остальную часть города от граждан и Сосистрата. Вскоре прибыли послы от Леонтины, посланные правителем Гераклидом, которые сказали, что он передаст царю свои города и крепости, вместе с четырьмя тысячами пехоты и пятью сотнями кавалерии. Многие другие посольства также прибыли в Сиракузы, предлагая передать свои города и говоря, что они будут сотрудничать с Пирром. Он принял их всех учтиво, а затем отправил обратно в свои государства.

Урегулировав вопросы в Сиракузах и Леонтинах, Пирр отправился с армией к Акраганту, принял от Сосистрата город и солдат. Затем с войском в тридцать тысяч пехоты и полторы тысячи конницы Пирр выступил против владений, принадлежащих карфагенянам. Первым делом он подчинил город Гераклею, где был карфагенский гарнизон. Затем он захватил Азоны. Народ Селинунта, Галикий, Сегесты и многих других городов перешел на его сторону. Хотя Эрикс обладал значительным гарнизоном карфагенян и по своей природе был сильно укреплен, Пирр решил захватить его. Он доставил свои машины к стенам, и началась трудная и ожесточенная осада, продолжающаяся очень долго. Наконец, желая приобрести громкую славу и соперничая, по словам Диодора, в достижениях с Гераклом, царь лично возглавил штурм. Сообщают, что он первым забрался на стены, отражая натиск многочисленных врагов, и, нагромоздив вокруг себя горы мертвых тел. Разместив в Эриксе гарнизон, он двинулся на город Панорм, который имеет лучшие гавани во всей Сицилии. Это место также было взято штурмом. Таким образом Пирр одолел все владения Карфагена и стал их хозяином, за исключением Лилибея.

Карфагеняне отправили посольство к царю, чтобы обсудить перемирие и мир, ибо они были готовы прийти к соглашению и даже заплатить большую сумму денег. Хотя Пирр отказался принять деньги, он был склонен признать Лилибей за карфагенянами, но «друзья» царя, принимавшие участие в переговорах, и делегаты от городов отозвали его в сторону и призвали ни при каких обстоятельствах не давать варварам плацдарм для нападения на Сицилию. Царь немедленно стал лагерем у стен, и начал постоянные атаки против них, сменяя войска. Впрочем, карфагеняне были в состоянии защитить себя как из-за численности бойцов, так и из-за обилия снаряжения. Они собрали настолько великое число катапульт, как стрелометных, так и камнеметных, что не хватило места на стенах для всей боевой техники. И так как метательные снаряды всех видов были брошены против нападавших, многие из людей Пирра пали, а многие другие получили ранения. Царь попытался разрушить стены подкопами, но этот замысел не удался, так как почва была очень каменистая. После двухмесячной осады Пирр отчаялся захватить город силой, и снял осаду. Решив построить большой флот, и, затем таким путем добившись владычества на море, переправить свои войска в Ливию, он теперь направил свои усилия в этом направлении.

Пирр стал набирать по городам гребцов, которых не хватало на многих его кораблях, и при этом действовал уже не мягко и снисходительно, а властно и жестко, прибегая к насилиям и наказаниям. Сначала он не был таким, напротив, как никто другой, привлекал к себе приветливым обхождением, всем доверял и никого не стеснял, зато позже, превратившись из вождя народа в тирана, своей суровостью стяжал себе славу человека жестокого и коварного. Как бы то ни было, но города, пусть и неохотно, выполняли его требования, пока вскоре он не стал подозревать в измене Фенона и Сосистрата, знатных сиракузян, которые первые уговорили его приехать в Сицилию, открыли перед ним город, едва он явился, и больше всех помогали ему в сицилийском походе. Пирр не желал ни брать их с собой, ни оставлять на острове. Сосистрат в страхе перешел на сторону врага, а Фенона Пирр умертвил. И тут дела царя сразу приняли иной оборот: города возненавидели его страшной ненавистью, одни из них присоединились к карфагенянам, другие же призвали мамертинцев. В ту пору, когда Пирр повсюду видел измены, заговоры и восстания, к нему прибыли письма от самнитов и тарентийцев, которые лишившись своих земель и с трудом отстаивая от римлян свои города, просили его о помощи. Это помогло Пирру скрыть, что его отплытие означает отказ от всех замыслов и бегство, ибо на самом деле Сицилия, словно потрясаемый бурей корабль, уже не повиновалась ему, и он, ища выхода, поспешно бросился в Италию. (Плутарх: «Пирр»; 13–23).

9) Действия римлян в отсутствии Пирра

Пирр оставался в Сицилии около трех лет [278–275 гг. до Р. Х.]. Римляне воспользовались его удалением, чтобы покорить восставших против них союзников. В 277 г. до Р. Х. консулы Публий Корнелий Руфин и Гай Юний Бубулк Брут пошли на самнитов, которые увели своих жен и детей, увезли все свое имущество в неприступные горные леса и защищали свои укрепления с обыкновенной своей храбростью. При опрометчивом нападении на одно из этих укреплений консул Брут потерпели поражение. Успешнее действовали они против луканцев и бруттийцев. Также римлянам удалось взять Кротон и Локры. (Зонара: VIII; 6).

10) Возвращение Пирра в Италию

Когда Пирр в 275 г. до Р.Х. отплывал из Сицилии, варвары объединились против него: карфагеняне дали ему в самом проливе морское сражение, в котором он потерял немало кораблей, а мамертинцы, числом не менее 10000, переправились раньше Пирра, но, не осмеливаясь встретиться с ним лицом к лицу, заняли неприступные позиции, а когда Пирр на уцелевших судах прибыл в Италию, напали на него и рассеяли все его войско. Погибли два слона и множество воинов из тылового отряда. Пирр сам отражал натиск врага и без страха сражался с опытным и дерзким противником. Когда он был ранен мечом в голову и ненадолго вышел из боя, мамертинцы воспрянули духом. Один из них, огромного роста, в сверкающих доспехах, выбежал вперед и громким голосом стал вызывать Пирра, если тот еще жив, выйти и сразиться с ним. Пирр, раздраженный, повернулся и, пробившись сквозь ряды своих щитоносцев, пытавшихся его удержать, вышел гневный, со страшным, забрызганным кровью лицом. Опередив варвара, Пирр ударил его мечом по голове, и, благодаря силе его рук и отличной закалке стали, лезвие рассекло туловище сверху донизу, так что в один миг две половины разрубленного тела упали в разные стороны. Это удержало варваров от новых нападений: они были поражены и дивились Пирру, словно какому-то сверхъестественному существу.

11) Битва при Беневенте

Остальной путь Пирр прошел беспрепятственно и с 20000 пехоты и 3000 всадников прибыл в Тарент. Пополнив там войска самыми храбрыми из тарентийцев, он тотчас выступил против римлян, стоявших лагерем в Самнии. Один из консулов Маний Курий Дентат стоял лагерем возле Беневента, другой – Луций Корнелий Лентул – находился в Лукании. Пирр поспешил напасть на Мания Курия прежде, чем подойдет второе войско, и потому, собрав самых сильных людей и самых свирепых слонов, ночью двинулся на лагерь врага. Но дорога была длинная, шла через густой лес, воины заблудились в темноте, и таким образом время было потеряно. Наступило утро, на рассвете враги ясно увидели Пирра, двигавшегося по гребню холмов. Маний Курий немедленно вышел из лагеря, напал на передовых воинов и обратил их в бегство. Однако, когда в бой вступили слоны, римляне отступили к самому лагерю. Здесь римляне забросали слонов из-за укреплений множеством копий и сумели повернуть их вспять. Бегство слонов через ряды фаланги внесло в ряды Пирра сильный переполох, и римлянам оставалось только закрепить победу.

12) Пирр оставляет Италию

Так рухнули все надежды Пирра в Италии и Сицилии; шесть лет потратил он на эти войны и хотя был побежден, но и в поражении сохранил свое мужество непоколебимым и по-прежнему считался повсюду самым опытным, сильным и отважным из современных ему царей. Однако добытое подвигами он терял ради надежд на будущее и, алчущий далекого и нового, не мог удержать достигнутого, если для этого нужно было проявить упорство. Поэтому Антигон и сравнивал Пирра с игроком в кости, который умеет сделать ловкий бросок, но не знает, как воспользоваться своей удачей. (Плутарх «Пирр»; 24–26).

13) Успехи римлян в Южной Италии

Зато римляне, развивая достигнутый успех, легко довели до конца завоевание Южной Италии. В 272 г. до Р.Х. они без боя захватили Тарент. Город сохранил самостоятельное управление, но должен был отдать римлянам свои военные корабли, оружие, разрушить свои стены и платить победителям дань. В следующие годы были покорены самниты, луканцы и бруттии. В 270 г. до Р.Х. консул Луций Генуций при содействии сиракузанцев, приславших ему корабли и съестные припасы, осадил Регий. В том же году город был взят приступом. В 265 г. до Р.Х., с падением Вольсиний, покорение южной части Апениннского полуострова было завершено.

II. Рим и его соседи в эпоху Пунических войн

1. Карфаген до начала Пунических войн

1) Пигмалион и Элисса

Еще до избиения господ, когда жители Тира были богаты и многочисленны, они отправили свою молодежь в Африку и основали Утику. В это время в Тире скончался царь Муттон; он назначил своими наследниками сына Пигмалиона и дочь Элиссу, девушку необыкновенной красоты. Элисса вышла замуж за Ахерба, своего дядю по матери, жреца Мелькарта, который по своему почетному положению был вторым после царя. У Ахерба были большие богатства, но хранились они втайне, золото же он из страха перед царем хранил не в доме, а в земле. Хотя точно об этом никто ничего не знал, но молва об этом была. Эти слухи разожгли жадность Пигмалиона, и он, презрев законы человечности и узы родства, убил своего дядю, который приходился ему в то же время шурином. Элисса из-за этого преступления долго чуждалась брата. В конце концов она затаила в себе ненависть и притворилась примирившейся со своей судьбой, а тайно стала готовиться к бегству, сговорившись с некоторыми из виднейших людей в государстве, которые, как она думала, также ненавидели царя и стремились бежать. Тогда Элисса обратилась к брату с такими лукавыми словами: она хочет переселиться к брату, чтобы дом ее мужа в ней, жаждущей забвенья, не вызывал тяжелой скорби, чтобы глаза ее не видели более перед собой того, что возбуждает в ней горькие воспоминания.

Пигмалион с удовольствием выслушал сестру, думая, что вместе с ней к нему перейдет и золото Ахерба. Но Элисса в тот же вечер с помощью слуг, присланных царем, чтобы помочь ей при переезде к нему, погрузила все свои богатства на корабли и, выйдя в открытое море, приказала сбросить в воду большие мешки, наполненные песком, но имевшие вид мешков с золотом. После этого она рыданиями, скорбными воплями стала взывать к Ахербу, умоляя его благосклонно принять сокровища, которые он оставил ей; пусть послужит ему в качестве погребальной жертвы то, что было причиной его смерти. А затем обратилась она к царским слугам: ей, сказала она, смерть давно уже стала желанной; но их, похитивших у жадного тирана богатства, ради которых он совершил убийство родственника, ждут жестокие пытки и суровые наказания. Этими словами она в них вселила страх и приобрела себе спутников в бегстве. К ней присоединяются также многие сенаторы, приготовившиеся к бегству той же ночью. Все они, принеся жертву Мелькарту, решили искать себе на чужбине место для поселения.

2) Основание Карфагена

Первую свою остановку беглецы сделали у острова Кипра. У жителей Кипра был обычай посылать девушек, перед тем как их выдадут замуж, в определенные дни на берег моря, чтобы они добыли себе деньги на приданое и, принеся эту жертву Венере, в дальнейшем хранили целомудрие. Из числа этих девушек Элисса приказала похитить и перевести на корабль около восьмидесяти, чтобы и ее молодежь имела жен, а будущий город – юное поколение.

Элисса, причалив в одном из африканских заливов, добилась дружественного отношения к себе местных жителей, которые обрадовались прибытию чужеземцев и возможности торговать с ними. Затем Элисса купила у местных жителей кусок земли такой величины, сколько можно покрыть бычачьей шкурой, где бы ее спутники, утомленные долгим плаванием, могли восстановить свои силы, прежде чем отправляться дальше. Однако Элисса приказала разрезать кожу на тончайшие полоски и захватила таким образом. больше земли, чем просила, почему впоследствии это место было названо Бирсой. Когда сюда стали сходиться жители из соседних местностей, то в надежде на прибыль они начали приносить с собой много товаров для продажи вновь прибывшим и стали оседать здесь. Вскоре из этого стечения людей образовалось нечто вроде поселка. Жители Утики прислали к Элиссе и ее спутникам послов с дарами как к своим соплеменникам, убеждая их основать город на том месте, где они уже расположились по воле судьбы. Да и у афров (ливийцев) появилось желание удержать пришельцев. Так с общего согласия был основан город Карфаген (Картхадаш, что значит «Новый Город»), а за землю, занятую городом, была установлена ежегодная дань. (За наиболее вероятную дату этого события может быть принято время между 825 и 823 гг. до Р. Х.)

При известии о новом городе в него стали стекаться люди, и население стало многочисленно, а государство велико.

3) Смерть Элиссы

Когда вследствие успеха в делах Карфаген пришел в цветущее состояние, царь макситанов Гиарб призвал к себе десять пунийских старейшин и потребовал себе в жены Элиссу, грозя в случае отказа войной. Послы побоялись сообщить об этом Элиссе и повели это дело с пунийской изворотливостью, сообщив ей, что царь требует, чтобы к нему прислали какого-нибудь человека, который научил бы его и афров более культурному образу жизни; но можно ли найти кого-нибудь, кто согласился бы уехать от своих соплеменников к варварам, живущим как дикие звери? Тогда царица стала их укорять: вправе ли они отказываться от более суровых условий жизни ради блага отечества, для которого они должны жертвовать, если потребуется, даже своей жизнью? Тогда они открыли царице, что именно поручил им сказать царь, добавив, что она сама должна сделать то, чему их учит, если хочет принести своему государству пользу. Попавшись в эту ловушку, она, обливаясь слезами и жалобно рыдая, долгое время взывала к Ахербу, мужу своему, а потом сказала, что пойдет туда, куда призывает ее собственная ее судьба и судьба ее города. Назначив себе трехмесячный срок для исполнения этого решения, она приказала воздвигнуть на окраине города костер будто для того, чтобы умилостивить тень своего мужа и перед новым браком принести жертвы по умершему. Затем она заклала много жертв, взошла на костер с мечом в руках и, обратив взоры свои к народу, сказала, что, согласно с их советом, собирается идти к мужу, после чего закололась мечом.

После смерти Элиссы власть в недавно основанном городе перешла в руки финикийских аристократов из ее окружения, которых Помпей Трог именует «принцепсами». Так было положено начало Карфагенской республике. Произошло это, по всей вероятности, в 814/813 т. до Р. Х. (Юстин; XVIII; 3–6).

4) Темные века

На начальном периоде карфагенской истории, по словам X. Леншау, лежит тьма. Письменные источники ничего не говорят о Карфагене на протяжении первых полутора столетий его существования. Только археологии позволяет несколько прояснить это время.

В начале своей истории Карфаген был срав¬нительно небольшим городом, почти или совсем не имевшем земельных владений. Да и за территорию, которую он сам занимал, карфагеняне должны были платить арендную плату, или дань, местному населению. Торговые связи объединяли его главным образом с метрополией.

Начало VII в. до Р. Х. приносит значительные изменения. Расширяется, по-видимому, сам город. Став значительным торговым центром и получив, вероятно, новое пополнение, Карфаген смог приступить к активной колонизационной деятельности. О первом акте колонизационной активности Карфагена сообщает Диодор (V, 16, 23): карфагеняне через 160 лет после основания своего города (т. е. в сер. VII в. до Р. Х.) вывели колонию на остров Питиуссу (совр. Ибиса), где создали город Эбес. В следующие десятилетия они выводят свои колонии и к востоку, и к западу от своего города и подчиняют себе уже существующие колонии тирийцов. (Циркин; 2).

5) Малх

В 50–60-х гг. VI в. до Р. Х. выдвинулся полководец Малх. В результате его побед карфагеняне избавились от дани, которую они были обязаны платить ливийским племенам по договору, заключенному еще царицей Элиссой; финикийские города Сицилии должны были подчиниться Карфагену. (Орозий; IV, 6, 9).

После того как карфагеняне долго и удачно воевали в Сицилии и уже перенесли войну в Сардинию, они около 535 г. до Р.Х. потеряли там большую часть войска и потерпели страшное поражение. Вследствие этого сенат приказал Малху уйти в изгнание вместе с уцелевшей частью войска. Воины, пораженные этим приказанием, отправили в Карфаген послов, которые сначала просили о разрешении возвратиться на родину и о прощении, а затем заявили, что оружием добьются того, чего не добились просьбами. Так как карфагеняне презрели их просьбы и угрозы послов, солдаты спустя несколько дней сели на корабли и с оружием подступили к городу. Здесь, призывая в свидетели богов и людей, они заявили, что пришли не завоевывать город, но возвратить себе родину; они намерены доказать своим согражданам, что в предыдущей войне не доблести им не хватило, а счастья. Осадив город и перехватывая обозы с продовольствием, они довели карфагенян до полного отчаяния. Между тем сын полководца-изгнанника Малха Карталон, еще раньше посланный карфагенянами в Тир, чтобы принести Мелькарту десятину от добычи, захваченной его отцом в Сицилии, возвращался оттуда мимо отцовского лагеря. Отец приказал позвать его к себе, но Карталон ответил, что намерен сначала выполнить обязанности, налагаемые на него религией, а не сыновний долг частного лица. Хотя отец был возмущен этим ответом, он не осмелился, однако, применив насилие, оскорбить религию. Но когда Карталон спустя несколько дней явился к отцу просить от имени народа пропустить в город обозы с продовольствием и своей пурпурной одеждой и жреческой повязкой привлек к себе взоры всех, то отец, отведя его в сторону, сказал: «Как ты, нечестивейший человек, осмелился украшенный пурпуром и золотом появиться среди такого множества граждан, пораженных несчастьем? Как ты мог войти в лагерь убитых горем людей, одетых в траур, надев на себя символы спокойствия и счастья, словно пришел на какое-то торжество? Не мог бы найти других, перед кем бы почваниться? Почему ты, когда я недавно позвал тебя, надменно пренебрег – уж не говорю – отцом, но вождем твоих сограждан? А ты сам разве носишь этот пурпур и этот венец не благодаря моим победам? И вот – так как ты в отце своем видишь только изгнанника, я сам буду считать себя больше полководцем, чем отцом, и сделаю тебя устрашающим примером». И он приказал пригвоздить сына в его роскошном одеянии к высочайшему кресту, чтобы его было видно из города.

Через несколько дней Малх взял Карфаген и, созвав народное собрание, жаловался на оскорбление, нанесенное ему изгнанием, оправдывал свои военные действия крайней необходимостью и объявил, что он удовлетворен теперь своей победой, и если будут казнены виновники несправедливого изгнания его и других несчастных сограждан, то он обещает простить остальных. И действительно, казнив десять сенаторов, он вернул городу его законы. Но спустя немного времени он был обвинен в стремлении к царской власти и понес кару за двойное преступление – против сына и против родного города. После него верховным военачальником стал Магон, стараниями которого возросли и богатства Карфагена, и пределы его владений, и военная слава. (Юстин; XVIII; 7).

6) Магониды

Магон I установил в войске военную дисциплину и заложил этим основы господства пунийцев. Он умер (в конце VI в. до Р. Х.), оставив двух сыновей, Гасдрубала I и Гамилькара I; они, идя по стопам отцовской доблести, явились достойными наследниками и рода своего и отцовского величия. Под их предводительством была начата война с Сардинией; сражались также с афрами, требовавшими в течение долгих лет дани за землю, на которой стоял Карфаген. Конец войне с ними был положен не оружием, а выплатой им денег. Гасдрубал, тяжело раненный в Сардинии, умер, передав команду брату Гамилькару. Смерть Гасдрубала I, который одиннадцать раз был диктатором и четыре раза праздновал триумф, стала важным событием, и ее оплакало все государство. Враги же воспрянули духом, как будто вместе с вождем рухнула и мощь пунийцев. Сицилийские племена из-за постоянных обид со стороны карфагенян обратились в 510 г. до Р.Х. за помощью к Дориею брату спартанского царя Леонида I. Началась трудная война с Сицилией, тянувшаяся долго и с переменным счастьем.

Гамилькар I погиб в 480 г. до Р.Х. в битве при Гимере, оставив трех сыновей: Гимилькона, Ганнона и Гисгона. У Гасдрубала было столько же сыновей: Ганнибал, Гасдрубал и Сапфон. Все они в то время вершили дела в Карфагене. Братья напали на мавров, воевали против нумидийцев, а афры (около 450 г. До Р.Х.) были принуждены освободить карфагенян от уплаты дани за землю, на которой был основан их город. (Видимо, как раз в это время Карфагену подчинилась Утика – старейшая тирская колония в Африке. После этого под властью карфагенян оказались огромные земельные владения, в том числе с плодороднейшей почвой. В результате образуется карфагенская хора, т. е. сельская округа Карфагена. У других финикийских городов вблизи столицы также появляется хора. На плодородных землях своей округи многие представители пунической знати приобретают владения и строят роскошные виллы).

Не смотря на военные и внешнеполитические успехи, пишет Юстин, семья Магонидов была в тягость свободному государству. Пскольку они одни всем распоряжались и все решали, то с течением времени из числа сенаторов избрали сто судей, которые, по возвращении полководцев с войны, должны были требовать у них отчета в их действиях, чтобы полководцы из страха перед такой ответственностью пользовались своей властью на войне, не нарушая государственных постановлений и законов. (Юстин; XIX; 1–2).

7) Новая война в Сицилии

В 410 г. до Р. Х. началась новая большая война в Сицилии. Во главе армии карфагенян встал Ганнибал, сын Гисгона и внук Гамилькара I, погибшего при Гимере. Были захвачены Селинунт и Гимера. Но затем в войске карфагенян началась эпидемия. В 406 г. до Р.Х. во время осады Акраганта от заразной болезни умер сам Ганнибал. Командование над армией перешло к его двоюродному брату Гимилькону II, сыну Ганнона. Поначалу он добился в борьбе с сиракузянами успехов. Но после того как в Сиракузах произошел переворот и власть здесь захватил тиран Дионисий I военное счастье вновь изменило карфагенянам. Греки овладели почти всей Сицилией. Сильнейшая эпидемия истребила большую часть войска Гимилькона. Потеряв надежду на победу, он заключил с Дионисием мир и, бросив большую часть своих солдат, отплыл в Африку. В том же 396 г. до Р.Х. он покончил с собой. (Юстин; XIX; 3).

8) Магон II и Магон III

Следующие два года война велась вяло. Только в 393 г. до Р.Х., когда во главе войска карфагенян встал Магон II, проявивший себя выдающимся полководцем еще при Гамилькаре II, она несколько оживилась. Но переломить ход событий Магон не смог. В 392 г. война завершалась неблагоприятным для Карфагена миром. По его условиям пуннийцы потеряли значительную часть предыдущих завоеваний, сохранив только западную часть острова (Диодор; XIV).