Помоги проекту - поделись книгой:
Наши переводы выполнены в ознакомительных целях. Переводы считаются "общественным достоянием" и не являются ничьей собственностью. Огромная просьба к донатерам не размещать на сторонних ресурсах и не передавать перевод третьим лицам, пока он не соберет сумму сбора.
Бесплатные переводы в наших библиотеках:
BAR "EXTREME HORROR" 2.0 (ex-Splatterpunk 18+)
BAR "EXTREME HORROR" 18+
ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ: ЭКСТРЕМАЛЬНОЕ СОДЕРЖАНИЕ. НЕ ДЛЯ ТЕХ, КТО ВПЕЧАТЛИТЕЛЬНЫЙ.
Это очень шокирующая, жестокая и садистская история, которую должен читать только опытный читатель экстремальных ужасов. Это не какой-то фальшивый отказ от ответственности, чтобы привлечь читателей. Если вас легко шокировать или оскорбить, пожалуйста, выберите другую книгу для чтения.
Джек Кетчам
"ПРАВО НА ЖИЗНЬ"
ДЕНЬ ПЕРВЫЙ
Глава 1
Они ехали в клинику в молчании.
Накануне вечером они уже все сказали друг другу. Теперь обсуждать было больше нечего.
Оставалось только сделать это. Покончить с этим.
Утренний час пик закончился более часа назад, и движение было довольно свободным. Улицы Верхнего Вест-Сайда казались странно неподвижными и мечтательными, сине-зеленый фургон "Тойота" перед ними дрейфовал от светофора к светофору, словно проводник, ведущий их из ниоткуда в какое-то другое никуда, а они следовали за ним без определенного конца.
Тишина вернула его в прошлое, в их постель прошлой ночью в ее квартире, когда они занимались любовью сквозь дымку слез, которые приходили и уходили с нежной мучительной регулярностью волн во время отлива, биение их сердец было приглушено, они были прижаты друг к другу теснее, чем когда-либо представляли или желали, в мрачном печальном осознании того, что удовольствие сейчас - это еще и боль, и так будет еще очень долго. Ее слезы остывали на его щеке и смешивались с его собственными, мускусный запах слез, а затем ощущение их падения на его грудь, когда она плыла рядом с ним, как корабль по безветренному морю, а когда все закончилось, долгая темная ночь обняла его теплым сном.
Потом тишина и спокойствие во время должных быть шумными утренних ритуалов: вода, бритва и зубная щетка - и он, и Сара были одиноки в этих делах, как никогда. Потом кофе, выпитый в тишине за столом. Грег протянул руку, чтобы взять ее за ладонь, чтобы снова почувствовать ее тепло, чтобы соединить их руки на мгновение, прежде чем выйти через дверь в прохладный утренний воздух. К утренним делам ньюйоркцев вдоль 91-ой и Вест-Энд-авеню, к машинам, такси и грузовикам. А затем спуститься к машине, припаркованной в подземном гараже по соседству. Потом Грег отвезет их на Бродвей, а затем в центр города. Он вез их вперед по колесу времени в никуда. В эту тишину, в этот измученный дрейф чувств.
- Ты в порядке? - сказал он наконец.
Она кивнула.
Клиника была недалеко. 68-я и Бродвей, всего в пяти кварталах. Одна из трех, оставшихся открытыми на весь Вест-Сайд от Виллиджа до Бронкса.
- Это девочка, - сказала она.
- Как ты можешь это знать?
- Я просто знаю. Я помню, что чувствовала с Дэниелом, даже на этой стадии. Это ощущение... другое.
Он снова ощутил что-то плотное и тяжелое внутри себя. Он слышал эту историю много раз за те шесть лет, что знал ее. Ее восприятие этой истории немного менялось со временем и глубиной понимания. Дэниел, ее сын, утонул, провалившись под лед, в озере на севере штата Нью-Йорк в возрасте шести лет. Даже его тело никогда не было найдено.
Если и была когда-нибудь женщина, с которой он хотел бы иметь ребенка, вырастить его, особенно девочку, то это была именно она.
Его руки вспотели на руле.
- Почему бы тебе не высадить меня у входа, - сказала она. - Найди место для парковки. Я войду и зарегистрируюсь. Меньше времени на ожидание.
- Ты уверена?
- Все будет в порядке.
- А как же эти люди с их чертовыми пикетами. Они, наверное, опять выйдут.
- Они меня не беспокоят. Разве что разозлят меня. Они пропустят меня, не волнуйся.
Он и не думал, что она не испугается. На прошлой неделе, когда Сара шла на осмотр, их было семеро на тротуаре у входа в Ямайский сберегательный банк, здание, в котором располагалась клиника, семеро мужчин и женщин стояли за синими полицейскими баррикадами, несли картонные таблички с надписями ОН РЕБЕНОК, А НЕ ВЫБОР и АБОРТ – ЭТО ГЕНОЦИД, размахивали брошюрами и держали в ладонях крошечные пластиковые двенадцатинедельные зародыши.
Один из них, удивительно симпатичный сорокалетний мужчина, сунул свой маленький экземпляр Саре в лицо, Сара повернулась к Грегу, сказала: "Что за тупое дерьмо", и прошла мимо трех полицейских, стоявших у двери, которые охраняли этих уродов за его и ее налоги, спасибо им большое, и вошла в здание.
Потом другая, обычная на вид женщина примерно того же возраста, что и мужчина, которая последовала за ними к лифту, поднялась и сидела с журналом напротив них в комнате ожидания, глядя на них, пока не назвали имя Сары, а потом встала и ушла. Более тонкая форма преследования.
Они не сказали ей ни слова, хотя он хотел сказать им парочку ласковых. И она, очевидно, знала, о чем он думает. "К черту ее", - прошептала она, - "она не стоит усилий".
Она сама с ними разберется.
И все же ему было бы легче, если бы он сейчас сопроводил ее.
- Что значит какая-то минута или две? - сказал он. - Давай я припаркую эту штуку, и мы войдем вместе.
Она покачала головой.
- Пожалуйста, Грег. Я хочу покончить с этим как можно скорее. Понимаешь?
- Хорошо. Конечно. Я понимаю.
Но он не понимал. Не совсем. Да и как он мог? За всеми разговорами прошлой ночью невозможно было определить, что она чувствует в данный момент. Сейчас, при свете дня, далеко за пределами привычного комфорта дома и постели, комфорта лежания в его объятиях и даже комфорта слез. Он вдруг захотел узнать, ему необходимо было узнать, что она не ненавидит его, не винит его в этом - хотя дважды прошлой ночью она уже говорила, что это не так, и он ей верил. Но сейчас все было иначе. Он хотел знать, что она простила его. За все. За его брак. За его ребенка. Даже за его секс. За то, что он родился мужчиной, чтобы не нести - не мог нести - всю тяжесть этого.
Ее спираль подвела их. Такое иногда случалось. Они были взрослыми и знали, что такое случается. Это была ее спираль. Но это не имело значения. Он никогда в жизни не чувствовал себя таким виноватым.
Еще больше вреда.
В полутора кварталах от него, на углу 68-й улицы, виднелась серая высотка, построенная, вероятно, в середине шестидесятых, с банком на первом этаже и офисами наверху. Через Бродвей - "Фуд Эмпориум" и огромный кинокомплекс "Сони". И да, там были длинные синие перегородки и двое полицейских, стоявших у двери, и люди с плакатами, ходившие взад-вперед по обочине.
- Остановись позади них, - сказала она. - Я не хочу выходить прямо посреди этого балагана.
Он остановился. Она открыла дверь.
Грег положил свою руку на ее ладонь и придержал женщину, но не знал, что сказать. Он просто сидел, медленно проводя пальцами по теплой гладкой кожи ее руки, а потом она слегка улыбнулась. Он увидел, что за улыбкой скрывается беспокойство и бессонница. Глаза не могли лгать ему. Они никогда не лгали.
- Я на минутку, - сказал он. - Я могу найти место на 67-й или на Амстердаме.
- Я буду в порядке.
Она вышла и закрыла дверь, а он смотрел, как она уходит в сторону дюжины или около того людей впереди нее, двигающихся кругами по обочинам в конце квартала, а потом медленно проехал мимо нее, и она взглянула на него, но на этот раз не улыбнулась, а только закинула сумочку на плечо. Он проехал мимо пикитирующих типов, снующих по тротуару, как мухи на туше, а затем свернул за угол.
В каком-то смысле было обидно, что им было так хорошо вместе. В каком-то смысле это было почти жестоко. Если бы это была просто интрижка. Если бы не было любви, заботы, нежности, совместного времяпрепровождения.
Она поняла, что думает о них в прошедшем времени.
Она посмотрела на него через окно, когда он проезжал мимо. Улыбнуться ему снова не хватило сил, хотя она знала, что он в этом нуждается. Она знала, что он чувствует. Но одна улыбка - это все, что у нее было сегодня, и она потратила эту валюту в машине.
Стук каблуков по тротуару, казалось, пронзал ее насквозь. Холодные жесткие улицы Нью-Йорка. Она поняла, что дрожит. Мимо нее промчался молодой курьер-латиноамериканец на велосипеде. Ехал не в ту сторону, против движения, да еще и по тротуару. Она бросила на него осуждающий сердитый взгляд, но он двигался слишком быстро, чтобы заметить ее недовольство, а тем более отреагировать на него.
Ее руки были холодными. Лицо раскраснелось. Она внезапно испугалась пикетчиков, которые шли впереди нее в нескольких ярдах. Несмотря на внешнюю браваду, они внушали ей страх.
Потому что это была не консультация. Это уже было по-настоящему.
Здесь должна была оборваться жизнь.
На мгновение она разозлилась на них обоих. На себя и Грега, играющих в любовь.
И это было самое печальное. Потому что это было нечестно. Годы в одиночестве после смерти Дэниела и ее разрушенного брака, и наконец появляется кто-то, у кого есть все, что она редко видела, и даже больше. Доброта. Заботливость. Трезвость. И он любит ее. Не просто хочет ее или хочет трахнуть, а любит ее, и она любит его в ответ так, что готова ради него на все. А потом пришлось заново узнать, что любовь ничего не защищает. Любовь была так же необходима людям, как еда и кров, но она же была и злой шуткой, обманом, и тем и другим сразу, двумя сторонами одной медали. И никогда не знаешь, когда и чем эта медаль повернется. Потому что если она не так повернется, поставит тебя между любовью и необходимостью, даже если между вами все получится, то один из вас умрет раньше другого и снова оставит тебя в одиночестве.
Вот так.
Как убийство нерожденного ребенка, их ребенка, который должен был стать прекрасной девочкой, живой и цельной, созданной из всего, что они имели вместе.
Сара даже думала, что знает, когда они зачали ее - на теплом ветреном пляже в ту ночь на Сент-Джоне всего три месяца назад, оба они были так без ума друг от друга, особенно в этом месте, когда его другая жизнь осталась далеко позади. Они были просто неразлучны, не в силах прекратить прикосновения, поглаживания, смех, все время, пока пили и ужинали. А позже они занимались любовью на берегу Карибского моря, в тепле волн, в огромном нежном лоне звезд и неба.
Казалось, что они убивают саму любовь.
Перед ее взором стояла прекрасная девочка. Та, которая должна была родиться и вырасти.
И зная, что ребенок внутри нее, и уже зная опустошающую боль от ее потери, такой неожиданной, как та другая потеря столько лет назад, здесь и сейчас, на этой оживленной солнечной улице, она задавалась вопросом, как долго сможет продолжать с ним после этого.
Она убивает в себе не только ребенка, но и его отношения с ним.
Сара снова заплакала. Слезы навернулись на глаза, когда она приближалась к линии пикетов. Она смахнула их, вместо того чтобы вытереть. Эти люди могут заметить. Она не хотела доставлять им удовольствие.
Но они, конечно, подошли.
Они считали это своим правом, своей миссией.
В мире существует много видов зла, и, насколько она понимала, это определенно один из них.
Сара услышала, как позади нее к обочине медленно подъезжает машина, колеса перестукивают по гравию. Боковым зрением она увидела крыло и светло-голубой капот, окно и крышу со стороны водителя и отметила, что это был универсал, один из тех автомобилей десятилетней давности. Слева от него трудолюбиво тащился городской автобус. Она прошла мимо элегантной стройной молодой женщины, везущей двух младенцев в двойной коляске. Подростка на скейтборде.
И тут машина остановилась рядом с ней, пассажирская дверь открылась перед ней, и она почувствовала, как чья-то рука крепко обхватила ее сзади, прямо под грудью, прижав ее руки к бокам, в то время как другая рука похитителя искала и закрывала ей рот, чтобы заглушить протест, крик, хватая за челюсть, чтобы она не могла укусить, а потом ее затолкали внутрь. Его ладонь все еще закрывала ей рот, и она оглянулась на тротуар, увидев, что один из протестующих, мужчина в темно-синей ветровке, заметил ее, смотрит прямо на нее, видит все это, но ничего не говорит, ни слова ни остальным, ни полиции у дверей клиники. Пораженная этим, она почувствовала, как игла вонзилась в ее руку, и увидела, что это водитель, женщина, держит пластиковый шприц между пальцами и мрачно сжимает руль другой рукой, а мужчина, схвативший ее, захлопывает дверь.
По мере того как темнота опускалась на все ее внезапные страхи и давно знакомое горе, они медленно уплывала.
Поделиться книгой: