Помоги проекту - поделись книгой:
Штурм Выборга начался 30 ноября 1495 г.
Пушечным огнем были разрушены две башни, в третьей – пробит большой пролом, через который небольшому отряду удалось ворваться в башню и засесть там. Другие отряды взошли на стены и удерживали их 7 часов.
Русских, ворвавшихся в крепость, становилось все меньше, но никто не сдавался, предпочитая смерть позорному плену…
Повторять штурм русские воеводы не стали. Можно только гадать о причинах: то ли потери оказались слишком тяжелыми, то ли приближение зимы заставляло торопиться с возвращением – ведь для подготовки нового штурма требовалось время…
25 декабря 1495 г. русское войско возвратилось в Новгород.
17 января 1496 г. еще одна русская рать выступила в поход «на Свейское королевство». Ее вели воеводы князь Василий Косой Патрикеев и Андрей Челяднин. На этот раз «ратный путь» пролегал по Южной Финляндии. Русские с ходу взяли крепость Нишлот, затем двинулись к городу Або. Правитель Швеции Стен Стуре начал спешно собирать войско, однако эти приготовления оказались бесполезными. Русские воеводы узнали о выступлении Стена Стуре с сорокатысячной армией и уклонились от невыгодного для них сражения. Искусными маневрами они ушли от погони и возвратились «с полоном многим» в Новгород.
…В августе 1496 г. шведы сумели взять неожиданным приступом Ивангород и устроили поголовную резню. Но уже через несколько дней они бежали, узнав о приближении войска из Пскова.
В марте 1497 г. в Новгороде было заключено перемирие со шведами сроком на шесть лет. Для России это было крайне необходимым: вот-вот ожидалось возобновление войны с Великим княжеством Литовским. «Мир» 1494 г. не прекратил «отъезды» порубежных князей на «московскую службу». «Отъехали владетели Чернигово-Стародубского и Новгород-Северского княжеств – Семен Иванович Можайский и Василий Иванович Шемячич, затем князья Трубецкие и Мосальские со своими городами и волостями. Великий князь литовский Александр попытался воспрепятствовать этому. Тогда воевода Яков Захарьин занял Брянск и быстро привел князей „к крестному целованию“».
Так началась Русско-литовская война 1500–1503 гг.
Начало войны сложилось в пользу России. Почти без сопротивления «передавались» русским воеводам Путивль, Мценск, Серпейск, Стародуб, Гомель, Любич, Новгород-Северский, Рыльск. О сущности стратегического плана Ивана III мы узнаём из сочинения германского посла С. Герберштейна: «Первый отряд направляет он к югу против Северской области, второй на запад, против Торопца и Белой, третий помещает он посередине против Дорогобужа и Смоленска. Кроме того, он сохраняет в запасе часть войска, чтобы она могла скорее всего подать помощь тому отряду, против которого будет замечено движение литовцев». Вот этой-то «частью войска», то есть стратегическим резервом, и командовал Даниил Щеня. Пока не определились намерения литовского князя, полк Щени стоял в Твери, откуда было удобно идти и к ливонской границе. Литва вела активные переговоры о союзе с Ливонским орденом, поэтому нельзя было исключать вмешательство в войну ливонских рыцарей.
Тройной удар по Литве развивался успешно. На юге Яков Захарьин, Иван Репня-Оболенский, Тимофей Тростенский и другие московские воеводы взяли почти всю «Северскую землю». В центре воевода Юрий Захарьин «с товарищами» неожиданным приступом захватил Дорогобуж, последнюю литовскую крепость на пути к Смоленску, что весьма обеспокоило великого князя Александра, спешно отправившего туда войско во главе с гетманом Константином Острожским, выдающимся военачальником.
Войска у воеводы Юрия Захарьина было немного. Иван III верно оценил обстановку: наступил момент вводить в дело стратегический резерв. И он «послал к Юрью на помощь воеводу боярина своего князя Данила Васильевича Щеня с тверскою силою».
Успели подойти к Дорогобужу и русские подкрепления с юга. Была проведена новая «роспись» полкам. Общее командование принял Даниил Щеня, воевода большого полка. Юрий Захарьин принял сторожевой полк.
Здесь произошел эпизод, очень характерный для местнических порядков: пониженный в должности Юрий Захарьин жаловался великому князю на «умаление чести». Ответ Ивана III был немедленным и резким: «Гораздо ли так чинишь, говоришь: в сторожевом полку быть тебе не пригоже, стеречь князя Данилов полк? Ино тебе стеречь не князя Данилу, стеречь тебе меня и мое дело!»
Под Дорогобужем собралось 40 тыс. русских воинов, у гетмана Острожского было 35–40 тыс. человек, у той и другой стороны были пушки и пищали. Силы были примерно равными. Исход сражения решался военным искусством полководцев и мужеством простых воинов.
Русское войско расположилось станом на Митьковом поле, в 5 км западнее Дорогобужа. Место было выбрано очень удачно: здесь проходила единственная удобная дорога от Смоленска к Дорогобужу. Правый фланг русской рати прикрывал Днепр, противоположный болотистый берег которого исключал возможность обходного маневра литовцев. Левый фланг упирался в большой лес, а впереди, за полем, верстах в двух, протекала речка Ведроша, приток Днепра. В лесу укрылся засадный полк. Важно было заманить литовцев на Митьково поле, заставить их перейти Ведрошу и втянуться в бой с большим полком. Тогда удар русского засадного полка мог переломить ход сражения. Даниил Щеня намеревался не просто остановить и отбросить гетмана, но полностью разгромить его армию.
План воеводы удался. Разгром был полный, отборная армия гетмана Острожского фактически перестала существовать.
Это сражение произошло 14 июля 1500 г. Литве нанесли сокрушительное поражение, исключавшее активные военные действия с ее стороны. Победа на реке Ведроше закрепила предыдущие военные успехи; отошедшие к России Чернигово-Северские земли избавлены от опасности литовских вторжений.
Тем не менее взять Смоленск в 1500 г. не удалось. Русские потери под Ведрошей тоже были значительными, быстро пополнить полки оказалось невозможно. Недалеко от степной границы кочевали орды «Ахматовых детей», остатки Большой Орды. До наступления зимы эта опасность сохранялась, и пришлось держать часть войска на юге. А зимний поход на хорошо укрепленный Смоленск был сопряжен с большими трудностями.
Было и еще одно обстоятельство, пожалуй, самое важное, – реальной стала возможность нападения со стороны Ливонского ордена. Даниил Щеня вернулся в Тверь, куда приехал и сын великого князя – Василий Иванович. Здесь собирались главные силы русского войска, которые могли при необходимости выступить как против Литвы, так и против Ордена.
В августе 1501 г. магистр Ливонского ордена Вальтер фон Плеттенберг подступил к Изборску. Ответные действия новгородских и псковских воевод оказались неудачными: русские потерпели поражение и поспешно отступили к Пскову. Тогда в Великий Новгород был направлен Даниил Щеня, назначенный «большим воеводой» и наместником. Фактически Иван III возложил на него руководство всей войной с Ливонским орденом.
В октябре 1501 г. русские полки быстро вошли в Ливонию, разрушая по пути рыцарские замки. Первое сражение произошло у Гельмеда, в 80 верстах от границы. По свидетельству летописца, «воеводы великого князя одолели». От Гельмеда рать Даниила Щени пошла на север, мимо Юрьева к Колывани (Ревелю), затем повернула на восток, к Нарве. В ноябре она снова пересекла ливонско-русскую границу возле Ивангорода, совершив огромный полукруг по Ливонии и опустошив все епископство дерптское, половину епископства рижского, области Мариенбурга и Нарвы, т. е. добрую треть Ливонии. Орден долго не мог оправиться от опустошительного «ответного визита».
С весны 1502 г. возобновились набеги ливонцев на псковское пограничье, но они отражались псковскими воеводами. 2 сентября Плеттенберг, не взяв Изборска, прошел к Пскову. 6 сентября рыцарское войско «с пушками» подступило к Пскову, обстреляло его. Псковичи отбили несколько приступов. На третий день магистр снял осаду.
Воевода Даниил Щеня, снова посланный великим князем в Новгород, бросился на помощь Пскову. Видимо, московского войска у него было немного, полки состояли из новгородцев под командованием наместника Василия Шуйского и псковичей. Отступавших немцев они нагнали у озера Смолино 13 сентября 1502 г. Это был самый тяжелый бой в военной биографии Даниила Щени…
Ратники передового полка захватили немецкие обозы. Воеводы Андрей Кропоткин и Юрий Орлов-Плещеев не сумели удержать своих людей от грабежа, боевые порядки нарушились. Расплата оказалась горькой: неожиданным ударом немцы разбили передовой полк. Остальные полки Даниила Щени еще не приняли боевой порядок, растянулись по дороге. В этой ситуации самым благоразумным было остановиться или даже отступить, чтобы приготовиться к генеральному сражению. Но в таком случае немцы смогли бы беспрепятственно уйти и сохранить силы для следующих нападений. Воевода решил атаковать.
Русскому войску противостояла мощная фаланга немецкой пехоты, первая линия которой состояла из полуторы тысячи человек, с пушками и аркебузами[3]. Яростной была атака русских ратников. 400 немецких пехотинцев были убиты сразу, их знамя захвачено. Большие потери понесла и немецкая конница, прикрывавшая отход пехоты. Это был успех, но не победа: ослабленное, но все еще боеспособное орденское войско продолжало стоять у озера Смолино.
Видимо, и русские полки понесли значительные потери, так как Даниил Щеня решил возвратиться в Новгород.
Общая военная обстановка торопила Даниила Щеню. 3 декабря он был отозван Иваном III из Новгорода – «воевать в Литовскую землю».
В конечном итоге «полупобеда» при Смолине обернулась большим стратегическим выигрышем. Орденскому войску был нанесен такой урон, что магистр прекратил набеги на Псковскую землю. Высвободились войска, так необходимые на литовском театре военных действий, там, где решался исход всей войны.
В 1503 г. великий князь литовский Александр, ставший к тому времени и польским королем, запросил мира. По условиям мирного договора Иван III сохранил почти все отвоеванные у Литвы земли: 19 городов и 70 волостей. Западная граница России была отодвинута на линию Дорогобуж – Гомель – Чернигов. Однако древний русский город Смоленск остался за Литвой.
В 1503 г., по словам летописца, «немцы приходили ратью на Псков. А великому князю весть пришла наперед. И он послал ко Пскову силу, а воевода был у них князь Данило Васильевич Щеня, немцам не дали к граду приступать и встретили их далеко от града и с немцами бились».
В 1506 г. обострилось положение на «казанской украине», и туда был переброшен Даниил Щеня: в военной иерархии Российского государства он занимал второе место вслед за «воеводой московским».
При новом великом князе Василии III Даниил Щеня стал «воеводой московским», официально заняв пост главнокомандующего. Приближалась новая война с Литвой и Польшей…
В 1507 г. новый великий князь литовский Сигизмунд I Старый принял решение о войне с Россией. В марте начались военные действия. Сначала это были мелкие пограничные стычки, в которых принимал участие Даниил Щеня. В июле 1508 г. он вместе с Яковом Захарьиным осадил Оршу. К тому времени к берегу Днепра близ Орши вышло большое войско Сигизмунда. Десять дней противники стояли друг против друга на разных берегах. Продолжать осаду Орши, имея перед собой «литовскую силу», было опасно, и русские воеводы отвели полки к Вязьме. В сентябре Даниил Щеня захватил Торопец и остался со своими людьми для его обороны.
В начале 1509 г. был заключен мирный договор с Литвой. Замыслы Сигизмунда I – вернуть утраченные после войны 1500–1503 гг. владения – провалились, он официально признал присоединение этих земель к России.
Мир между Россией и Литвой обеспокоил Ливонский орден. Через неделю после его заключения в Москву приехал ливонский посол Голдорн, и сразу же было заключено перемирие сроком на четырнадцать лет.
Нельзя сказать, что для России начались мирные годы: на рубеже первого и второго десятилетий XVI в. начались набеги крымских татар. Но главным оставалась все-таки подготовка к смоленскому походу…
Город Смоленск являлся ключом к решению задачи исторического значения – воссоединения с Россией украинского и белорусского народов, к дальнейшему продвижению в Прибалтику. Днепровский речной путь связывал Смоленск с Киевом. Близлежащий Витебск открывал путь в Прибалтику по Западной Двине. Большие сухопутные дороги вели на Минск и Вильно. Богатый Смоленск имел «почти равную с Москвою величину». Стратегическое значение Смоленска хорошо понимали и противники России. Смоленск имел первоклассные по тем временам укрепления. Удачным было и расположение города: он стоял на холмах, к тому же был прикрыт рекой.
Так что в военном отношении взятие города казалось почти невозможным. Однако русское население Смоленска не было на стороне Литвы. Литовские великие князья всячески заигрывали с городской верхушкой, давали смолянам привилегии.
Однако все это не перевесило естественную тягу жителей Смоленска к воссоединению с Россией.
Сигизмунд I надеялся на помощь крымского хана Менгли-Гирея, который тоже был обеспокоен усилением России. Вмешательство крымского хана осложнило обстановку, но не остановило русского похода на Смоленск.
Первый смоленский поход начался в ноябре 1512 г. Из Вязьмы к городу двинулся передовой отряд во главе с князем Ренне-Оболенским и конюшим Челядниным, которым было предписано взять только смоленские посады и, не задерживаясь, двигаться к Орше и Друцку. Туда же спешили из Лук полки князей Одоевского и Курбского, новгородские и псковские «пищальники» князя Василия Шуйского. Передовые отряды должны были очистить от противника окрестности Смоленска, а потом прикрыть с запада главные силы от возможного удара короля Сигизмунда. Свою задачу воеводы выполнили. И тогда 19 декабря 1512 г. из Москвы выступили основные силы во главе с великим князем. Фактическим руководителем был опытный воевода Даниил Щеня.
28 декабря великокняжеские полки прибыли в Можайск, где к ним присоединились рати из Дмитрова, Волоколамска, Городца.
В начале января 1513 г. основные силы русского войска начали осаду Смоленска. Сигизмунду не удалось прислать помощь горожанам, потому что передовые отряды русских надежно прикрыли Смоленск с запада. К тому же войско из «Северы» во главе с князем Василием Шемячичем и другими воеводами совершило дерзкий отвлекающий рейд на Киев и даже сожгло городские посады. Первый этап зимней кампании удался полностью. Но дальше дело застопорилось.
Чтобы уменьшить потери, был предпринят ночной штурм, который оказался неудачным.
Шесть недель стояли великокняжеские рати под Смоленском. На исходе февраля Василий III приказал снять осаду. В начале марта войско вернулось в Москву.
Через несколько дней после возвращения в столицу было принято решение о летнем походе на Смоленск. В Вязьме, на литовской границе, был оставлен «в большом полку боярин князь Данила Васильевич». Район Вязьмы был плацдармом, с которого должен был начаться новый смоленский поход.
Но начался он не сразу. «Того же лета июня в 14 день князь великий Василий Иванович всея Русии пошел в Боровск своего для дела смоленского, и пришел в Боровск июня в 18 день, а из Боровска пошел к Смоленску сентября в 5 день». Почему Василий III пошел в Боровск, отклонившись к югу от прямой дороги на Смоленск, и почему он простоял там так долго, упуская самые удобные для похода летние месяцы?
На эти вопросы ответ один: реальная опасность вторжения с юга, со стороны крымского хана Менгли-Гирея. Из Боровска представлялась возможность действовать в любом направлении – и против хана, и против короля. На южную границу пришлось выдвинуть значительные силы. 5 полков были посланы в Тулу, столько же заняли оборонительную линию по реке Угре, «посошные люди» и «дети боярские» из разных городов охраняли броды и «перелазы» через реку Оку. В июне крымские татары действительно приходили под Брянск, Путивль, Стародуб. Но хан, видимо, узнав, что главные силы русского войска стоят в Боровске, не решился на большой поход. В июле на «крымской украине» продолжались небольшие стычки, а затем крымцы ушли. Только тогда начался второй смоленский поход…
Русские воеводы придерживались тактики прошлого похода. Передовые отряды ворвались в Литовскую землю, сожгли смоленские посады и прошли дальше, чтобы не дать возможности королю Сигизмунду прислать подмогу.
Василий III «под Смоленск пришел сентября в 22 день».
Русские воеводы учли уроки прошлой осады и позаботились об усилении артиллерии: в войске Василия III было 2 тыс. больших пищалей, «чего никогда еще ни один человек не слыхивал».
Перед русскими пушкарями стояла трудная задача – Смоленск был первоклассной по тем временам крепостью. Но русские ядра все-таки делали в стенах большие проломы, была разбита одна из башен – Крыношевская. Однако то, что разрушалось днем, ночью восстанавливалось смолянами. Осада затягивалась. Благоприятное для осады летнее время было упущено из-за крымской опасности. «Приспели осени дни студеные, а корму конского скудно было», – печально писал автор «Повести о Смоленском взятии».
А тут еще стали приходить известия, что король Сигизмупд собрал 30-тысячную армию и готовится идти к Смоленску…
Простояв под городом 4 недели, великий князь Василий III 21 ноября возвратился в Москву. То, что это лишь передышка перед новым походом, понимали и Василий III, и король Сигизмунд.
В феврале 1514 г. «князь великий Василий Иванович всея Руси приговорил итти в третий к Смоленску», – свидетельствует разрядная книга. Русские военачальники учли уроки прошлого года и решили, обезопасив себя с юга выдвижением сильного войска в Тулу, направиться весной прямо на Смоленск, чтобы летом закончить дело, невзирая на маневры крымского хана. «Мая в 4 день послал князь великий на Тулу воевод», с ними было пять полков; другие воеводы стояли в Рязани, Серпухове и на реке Угре. Вся «крымская украина» была надежно прикрыта. В Смоленске Щеня должен был принять командование большим полком.
Снова были приняты меры к тому, чтобы отрезать Смоленск от «литовской помощи». 7 июня новгородским наместникам Василию Шуйскому и Ивану Морозову было приказано двигаться к Орше, на «Дрютские поля».
8 июня из Москвы выступил великий князь Василий III с братьями Юрием и Семеном. Рать была собрана огромная – до 80 тыс. человек.
К середине июля основные силы русского войска подошли к Смоленску. Начались осадные работы.
Наконец приготовления были закончены, и 29 июля 1514 г. заговорили «пушки великие». Огонь был сокрушительным.
Летописец так описывал последний день смоленской осады: «… земля колебалась, и друг друга не видели, и весь град в пламени и дыму, казалось, вздымался. И страх великий напал на горожан, и начали из града кричать, чтобы великий государь пожаловал, меч свой унял, а бою велел перестать, а они хотят государю бить челом и град сдать».
Над воротной башней Смоленска был выкинут белый флаг. Смоленский наместник Юрий Сологуб и местный епископ Варсанофий пришли в шатер Василия III просить о перемирии на один день. Великий князь требовал немедленной сдачи города. Обстрел возобновился с прежней силой. «Мещане и черные люди» Смоленска не желали больше сражаться с русскими, и под их давлением власти согласились на капитуляцию. В город отправились сын боярский Иван Шигона-Поджигин и дьяк Иван Телешов, чтобы сообщить смолянам условия сдачи. Победители были великодушны: великий князь обещал отпустить «воевод и жолнеров», которые не пожелают перейти на московскую службу; подтверждались прежние «жалованные грамоты» городу; город должен управляться «по старине», освобождался он и от некоторых налогов. Осажденные приняли эти условия.
«И июля в 31 день, – продолжает летописец, – князья и бояре смоленские град отворили, а сами пошли пешком к шатрам великому государю челом ударить и очи его видеть, да тут и приказались великому государю и крест целовали… И в град Смоленск послал боярина своего и воеводу князя Данила Васильевича Щеня и иных своих воевод с многими людьми, и велел им… всех людей града Смоленска к целованию привести и речь им государскую жаловальную говорить».
Это было почетнейшее поручение – первым войти в побежденную крепость, принять присягу у горожан и говорить с ними от имени «государя всея Руси». Это было признание выдающихся заслуг и ратной доблести «большого воеводы» Даниила Щени, его более чем 20-летних воинских трудов на опасном литовском рубеже.
Имя воеводы навечно связано в народной памяти с самым значительным событием военной истории начала XVI столетия – возвращением в семью русских городов древнего Смоленска.
Слава Даниила Щени началась со славной победы на Ведроше. Завершилась его военная биография не менее славно – в коленопреклоненном Смоленске, над которым вновь реяли русские стяги[4].
Глава 3. Михаил Воротынский
После «смоленского взятия» основные военные усилия Российского государства были перенесены на юг и юго-восток для защиты от татарских набегов «крымской украины» и «казанской украины».
Военную активность Казанского ханства удавалось иногда нейтрализовать дипломатическим путем, выдвигая и поддерживая дружественно относившихся к России претендентов на ханский престол. Русские «судовые рати» по Великому волжскому пути легко доходили до столицы ханства, вынуждая казанцев на какое-то время «замириться».
Опаснее было Крымское ханство, не поддающееся ни дипломатическому, ни военному воздействию. Крымский хан стал вассалом турецкого султана и последовательно проводил враждебную России политику. Разбойничьи набеги и продажа пленников на невольничьих рынках в крымских городах, вымогание даров и поминок[5] было чуть ли не единственным средством существования для крымских феодалов, так как малопродуктивное кочевое скотоводство Крыма не удовлетворяло стремление хана и его окружения к обогащению. Разгромить это разбойничье гнездо было практически невозможно – Крым отделяли от русских городов огромные просторы Дикого поля. Преодолеть степи большой армией с артиллерией и обозами нелегко, тем более что единственная сухопутная дорога в коренные «крымские улусы» проходила через Перекоп – узкий перешеек, сильно укрепленный турецкими инженерами. Турецкие гарнизоны стояли во многих крепостях Крыма. Решительное наступление на Крымское ханство означало открытую войну с могущественной тогда Османской империей. Оставалось одно – обороняться, надежно прикрыть степную границу.
Это было очень нелегко. Протяженность «крымской украины» огромна, а противник быстр и неуловим.
Огромные усилия, средства и человеческие ресурсы потребовались Российскому государству, чтобы создать оборонительную систему на южной границе. Далеко в степь высылались заставы, способные предупредить о готовившихся нападениях. Устраивались лесные «засеки», строились крепости, дороги перегораживались валами и частоколами, в пограничных городах и на берегу Оки, главном оборонительном рубеже, постоянно стояли воеводы с полками. В наиболее опасное летнее время на «крымской украине» несли свою нелегкую службу десятки воевод.
Постепенно пограничные укрепления соединились в «засечную черту» – единый, сложный оборонительный комплекс, состоявший из укрепленных городов, лесных и водных преград, специально созданных фортификационных сооружений (валы, рвы, частоколы). Эта оборонительная линия длиной около 1000 км – уникальный памятник военной фортификации, не имеющий аналогов в мировой истории. Глубина ее обороны достигала 200 км, не считая выдвинутых в «поле» сторожевых застав.
Но укрепления могли сыграть свою роль, когда они защищались достаточными военными силами. Равномерно распределить войска по всему рубежу было невозможно, требовался умелый маневр наличными силами.
Война на «крымской украине», непрерывная и жестокая, шла с переменным успехом. Часто русские воеводы успевали преградить дорогу татарскому «кошу», разгромить его и отбить пленников. Так было, например, в 1517 г., когда основные силы татар направились на Тулу.
Но бывали и неудачи – тяжкие, кровавые. В 1521 г. великий князь Василий III, по словам летописца, «ниоткуда брани на себя не ждал и сам в то время брани не готовил ни на кого, воинские же его люди многие были тогда в своих областях без опасения». А крымский хан Мухаммед-Гирей выступил в поход «со всею с Ордою с Заволжскою, и с ногаями». Есть сведения, что к походу присоединились и казанские татары. Общая численность ханского войска достигала 100 тыс. человек – сила по тем временам огромная. Нападение было неожиданным. Татары подошли к «перелазам» через Оку раньше, чем туда подоспели русские полки, и прорвались через «берег», разорили «Коломенские места, и Каширские, и Боровские, и Владимирские, и под Москвой воевали». Пострадали даже окрестности столицы. «Татары под Москвой повоевали, и монастырь Николы-чудотворца на Угреши и великого князя село любимое Остров сожгли, а иные татары и в Воробьеве, в великого князя селе, были и мед на погребах великого князя пили, и многие села князей и бояр около Москвы пожгли, а людей пленили». Подобного разорения русская земля давно не знала.
Но больше крымским татарам повторить свой прорыв через Оку не удавалось.
Пограничные войны с крымскими татарами требовали быстрых перемещений полков, обходных маневров, дерзких рейдов «легких воевод» наперерез отступавшим ордынцам, упорной обороны пограничных крепостей и «перелазов» через реки, организации разведки. «Воеводы от поля» были опытными и искусными полководцами. Наиболее известным из них стал князь Михаил Иванович Воротынский, составитель первого русского устава сторожевой и пограничной службы.
Отец воеводы Иван Михайлович Воротынский первым из «верховских князей» перешел на московскую службу, оборонял «крымскую украину» от набегов из степи, вместе с великокняжескими полками воевал с литовцами. Военная карьера Михаила Воротынского началась поздно: Воротынские попали «в опалу», и Михаил с братьями несколько лет провели в темнице. Впервые разрядная книга упоминает о нем в 1543 г. как о воеводе пограничного города Белева.
В 1544 г. он уже был воеводой большого полка и наместником в Калуге, но участия в военных действиях не принимал. Тогда «приходили татары крымские на Рязань», однако были отогнаны местными воеводами без помощи больших полков.
С середины 40-х гг. центр тяжести борьбы переносится восточнее, на «казанскую украину». Туда переводят и воеводу Михаила Воротынского. В 1545 г. он «годовал» в «Васильгороде» (Васильсурске), построенном в 1522 г. в устье реки Суры и являвшемся передовым оплотом против Казанского ханства.
В 1547 г., когда русские рати ходили «к Казани горнею стороню», Михаил Воротынский был воеводой полка правой руки. В 1549 г., когда снова был объявлен поход на Казань, приказано «в Ярославле быть воеводам левой руки князю Михаилу Ивановичу Воротынскому да Борису Ивановичу Салтыкову». В 1550 г. он был в Костроме наместником; в июле был отозван в Коломну, откуда вместе с другими воеводами «ходил… царевича поберечь» к Рязани. В 1551 г. Михаила Воротынского отпустили в свой «удел», в Одоев, возвращенный ему царем Иваном Грозным вместе с почетным званием «слуги». Но ненадолго. Под тем же годом в разрядной книге записано, что «с Дмитриева дня по ногайским вестям на Рязани были слуга и воевода князь Михаил Иванович Воротынский да воевода Андрей Михайлович Курбский». В «приговоре» 1552 г. о казанском походе записано: «В большом полку воеводы боярин князь Иван Федорович Мстиславский да слуга князь Михаил Иванович Воротынский». Михаил Воротынский, таким образом, занял второе место в военной иерархии Российского государства.
Казанский поход готовился в сложной обстановке: в любой день можно было ожидать нападения крымского хана с юга.
Опасения не были напрасными. 22 июня 1552 г. «пригнал с Тулы гонец от князя Григория Темкина, что сам царь (крымский хан.
Среди воевод, отразивших набег Девлет-Гирея, был и Михаил Воротынский.
В начале июля русское войско выступило в поход. Есть данные, что численность его достигала 150 тыс., хотя некоторые военные историки считают эту цифру завышенной. «Наряд» состоял из 150 «больших пушек», сыгравших решающую роль во взятии Казани. По двум маршрутам – через Владимир и Муром и через Рязань и Мещеру – полки двигались к Свияжску, русской крепости в 25 км от Казани, построенной во время прошлого казанского похода. Всего за четыре недели русские мастера возвели деревянные стены и башни, дома и амбары для припасов. Так была создана база осады.
Русское войско, пришедшее в Свияжск 13 августа, получило там боеприпасы, продовольствие, средства осады, пушки – боевые запасы накапливались давно, по Волге сюда приходили судовые караваны. 17 августа началась переправа через Волгу, длившаяся два дня.
19 августа русские полки подступили к Казани.
Казань была сильной крепостью, к тому же защищенной с двух сторон серьезными естественными преградами – болотистой речкой Казанкой и тинистым Булаком. Удобное для приступов место было только с востока, с Арского поля, но из расположенного за полем леса возможны были тыловые удары татар (что и случилось впоследствии). Столицу Казанского ханства окружали крепкие деревянные стены с 15 башнями, рвы глубиной до 15 м. Внутри городских стен была еще одна крепость с 8 башнями и высокой дубовой стеной. Город имел многочисленный гарнизон: 30 тыс. казанцев и 3 тыс. ногаев; его поддерживал почти 30-тысячный отряд конницы князя Япанчи, нападавший из Арского леса.
Русские воины окружили город. На Арском поле разбили свои станы большой и передовой полки. Левее, за речкой Булак, стоял царский полк, там находилась ставка Ивана Грозного.
Осадным работам очень мешал огонь со стен и многочисленные вылазки казанцев. Против Арских и Царевых ворот установкой туров руководил «большой воевода» Михаил Воротынский. Казанцы ночью устроили неожиданную вылазку. Михаил Воротынский сражался в первых рядах, получил несколько ран. В конце концов казанцы были сброшены обратно в ров, туры удалось отстоять.
29 августа установленные за турами пушки начали обстреливать Казань. Русские розмыслы[6] рыли подкопы под стены и башни. Взрывом был уничтожен подземный ход, по которому казанцы ходили за водой. Еще раньше перегородили плотиной и отвели от города речку Казанку. На Арском поле выстроили деревянную башню высотой 13 м, только больших пушек на ней насчитывалось 10. Башню подкатили к стене между Царевыми и Арскими воротами и стреляли по городу, «аки с небес». Казанцы несли большие потери.
Русским приходилось отбивать и удары с тыла – «царевич» Япанча нападал из Арского леса. Это продолжалось до тех пор, пока отряд «царевича» не был разгромлен ратью князей Горбатого-Шуйского и Серебряного.
Осадные работы затянулись больше чем на месяц. Только 30 сентября был предпринят первый штурм. Захватив Арскую башню, передовые отряды ворвались на городские улицы. Михаил Воротынский посылал гонцов в ставку царя, прося помощи, настаивая на общем штурме. Но другие воеводы оказались неготовыми к приступу. Ратникам большого полка пришлось уйти из города…
Однако Арская башня осталась в руках русских стрельцов.
Штурмовать город предполагалось со всех сторон, чтобы обороняющиеся не могли маневрировать, но главный удар по-прежнему планировался со стороны Арского поля большим полком Михаила Воротынского. В ночь с 1 на 2 октября Воротынскому стало известно, что казанцы узнали о подкопах. Это грозило провалом всего плана. Воевода настаивал на немедленном общем штурме. За 2 часа до рассвета все полки двинулись к стенам Казани…
Оглушительные взрывы раскололи тишину. Обрушилась стена возле Арских ворот. Огненный смерч разметал Ногайские ворота.
Через проломы воины большого полка воеводы Михаила Воротынского ворвались в город.
Стоявший рядом передовой полк тоже сумел преодолеть стены. Другим штурмовым колоннам не удалось ворваться в город, но свое дело они сделали: противник перебросил подкрепления против большого полка только тогда, когда ратники Михаила Воротынского уже сражались на городских улицах. Между тем казанцы начали контратаковать. Воевода Михаил Воротынский просил у Ивана Грозного помощи, и она пришла. Половина царского полка переправилась через реку Булак к проломам, которые удерживали стрельцы, и через них вошла в город. Теперь уже теснили русские полки, медленно пробиваясь к мечети, которую казанцы обороняли особенно упорно. Другой очаг сопротивления был в укрепленном ханском дворце. Но и там защитникам города не удалось удержаться. «Царь» Едигер был взят в плен. 6-тысячный отряд казанцев попытался вырваться из города, спустился со стены к речке Казанке, но с противоположного берега их встретили пушечным огнем. Уцелевших казанцев окружили и почти всех пленили. Взятие Казани окончилось. Царь Иван Грозный в окружении воевод торжественно въехал в город.
После «Казанского взятия» князь Михаил Иванович Воротынский был включен в состав «ближней думы» царя, но в первую очередь оставался по-прежнему воеводой. В 1553 г. Михаил Воротынский вместе с князем Иваном Шуйским возглавлял большой полк в Коломне. В 1554 г. мы уже видим его «в Свияжском городе на годовании». Там же воевода оставался и в следующем году. Весной 1556 г. – Михаил Воротынский уже на «крымской украине», во главе большого полка в Коломне, летом – с большим полком «на устье Протвы», а осенью – в передовом полку в Калуге. В 1557 г., получив известия, что «царь крымский вышел со многими с прибылыми людьми», Иван Грозный «приговорил для своего дела и земского итти на Коломну». В этом походе Михаил Воротынский был «дворцовым воеводой», при особе царя.
Поделиться книгой: