— КАКАЯ ЖЕ ТЫ УРОДИНА. ЖАЛКАЯ И НИКЧЕМНАЯ, НИГДЕ ТЕБЕ НЕТ МЕСТА…
Однажды ночью я в очередной раз проснулась от звуков в своей голове. Я не стала сопротивляться, хотя понимала, что просто так они не затихнут. Они не затихали. Они не давали мне спать. И тогда я решила покончить с этим.
Я вышла на крышу. Я не стала закрывать за собой дверь, все равно никто меня не увидит. Мне казалось, что сама Вселенная “оберегает” меня от всяких контактов с внешним миром.
Меня трясло всем телом. Не потому что было холодно, нет, но потому что с моих щек стекали слезы, вырываясь из меня потугами и беззвучными всхлипами. Была поздняя осень, на улице было холодно, а я шла босиком по крыше, одетая в одну лишь пижаму и не чувствовала холода. Мне хотелось почувствовать хоть что-то, что-то резкое, как когда ты окунаешь руку в снег, и ее начинает покалывать. Я чувствовала покалывание на своих стопах от ледяной поверхности, но при этом это не мешало мне продвигаться дальше. Мне казалось, что я иду по чему-то слегка прохладному.
Я сделала свой первый шаг к краю.
Я слышала, что прямо перед смертью, перед какой-либо аварией или экстремальной ситуации, у людей вся жизнь пролетает перед глазами. Но что могла вспомнить я из своей жизни? Наверняка у меня тоже было что-то хорошее, но я словно пробудилась от долгого сна, пытаясь понять где я и что со мной и не понимала. Будто пыталась вспомнить свою жизнь, но тьма поглощала меня, она не пускала ничего хорошего внутрь, транслируя лишь боль и пустоту.
Шаг.
А кто заметит, что меня нет? Родители давно умерли, друзей за всю мою жизнь у меня так и не появилось. Мой кузен? Мы уже очень давно не общались. Парень ушел к другой. Собака… Собака заметит. Но пройдет время, и она забудет.
Шаг.
Я ненавижу свою работу, я ненавижу свою жизнь, я ненавижу себя. По моим щекам стекали слезы, а я пыталась вытереть их рукавом своей пижамы, который, вскоре, весь промок насквозь.
Шаг.
Господь, я в тебя верю, я так сильно верю в тебя и всегда тебе молилась. Тогда за что? За что ты наказываешь меня, за что обрекаешь на все эти страдания? За что ты выбрал для меня такую жизнь? Видишь, я не справляюсь! Что ты теперь скажешь? Ты ошибся? Моя жизнь — это ошибка, и теперь я это знаю.
Шаг.
Я дошла до края. До края крыши и до края своей жизни. Я посмотрела вниз и увидела ночной город, бурлящий жизнью внизу. Даже он был живее, чем я. Еще шаг и все закончится. И я внесу свой штрих смерти в эту бурлящую внизу жизнь.
Я вытягиваю ногу, и моя правая босая стопа зависает в воздухе. Я смотрю на нее. Смотрю на свою ногу, смотрю на город вокруг, смотрю на проезжающие мимо машины, слышу, как они сигналят, как все шумит вокруг. Я будто смотрела на себя со стороны, будто уже слилась с этим городом, хотя пока и не умерла, хотя пока и не сделала шаг вникуда.
Моя тьма завладела мной, она меня победила. Я больше не могла ей сопротивляться, хотя, может, просто не хотела. Мне хотелось, чтобы все это закончилось, хотелось перестать слышать голоса в голове, голоса, полные ненависти; хотелось перестать себя ненавидеть.
— ТВАРЬ, ПАРШИВАЯ ТВАРЬ, НИЧТОЖЕСТВО, УРОДКА…
Я закончила то, что начала. Я сделала шаг.
Получай, проклятая тьма, ты не сможешь завладеть мной навсегда. Я убью себя, а значит убью и тебя.
Пока я летела, жизнь и правда начала пролетать у меня перед глазами. Как ретроспектива, как старая кинопленка, эта картинка окружила меня, кадры сменялись друг другом.
Я перевернулась в воздухе и теперь летела спиной вниз. А там, на краю, была готова прыгнуть за мной моя собака, которая выбежала из дома, но так и не успела спасти хозяйку. Я видела, как мой пес мечется на крыше, то исчезая, то появляясь вновь; как смотрит на меня, видя мои последние мгновения жизни, как лает, но его лай заглушают звуки города, и он постепенно от меня отдаляется. Отдаляется навсегда.
Мои родители, учителя в школе, однокурсники в университете, коллеги по работе — все эти образы вдруг возникли передо мной, предстали совершенно с другой стороны. Как бы поменялась моя жизнь, если бы все эти строки действительно прозвучали? Как бы я жила сейчас, если бы люди оказались ко мне чуть добрее? Могла ли я кого-то винить в этом? А может, они и правда говорили мне все это? Все внутри меня перепуталось. Все растворилось в становящейся с каждым разом все больше тьме. Я никого не винила. Без людей и их мнения я все равно имела значение. Но я поняла это слишком поздно. Тьма не давала места свету. А я ей позволяла.
И я упала. Упала сильно, растворив все свои страдания в шуме этого города, поделилась с ним своей печалью, своей болью и своей тьмой. Тьма не ушла из меня даже после того, как я прекратила свое падение. По факту, она никогда меня не покинет, потому что она — часть меня, потому что тьма есть в каждом человеке. Но лишь мы решаем давать ли ей волю, либо не позволять завладеть собой. А силы на это есть у каждого. Они были и во мне. Жаль только, что поняла я это только когда мчалась на огромной скорости навстречу бесконечности.
Полуночная среда
Или
Создать нельзя разрушить (запятая по-усмотрению)
Алекс открыл ноутбук.
Алекс закрыл ноутбук.
Трезвый четверг и пьяная пятница
То был четверг…
Марк очень любил ее. Любил так, как никогда никого не любил. Она, Милли, буквально показала ему, что такое любовь. Его любовь поначалу граничила с чем-то вроде одержимости, может, потому, что это были его первые серьезные отношения. Может, потому, что внутри у него посыпались чувства, от которых становилось страшно и странно… Эти чувства пугали, эти чувства увлекали, и он все время боялся ее потерять. Если вам это знакомо, то это было то чувство, когда ты чувствуешь, что любишь так сильно, что кажется, что уже не способен функционировать без этого человека.
Говорят, любовь живет три года. Он всегда знал, что это бред, и сам всегда надеялся доказать всем, что это ложь, что все это — неправда. И он это сделал. Марк и Милли вместе уже больше четырех лет, а его любовь не только не стала меньше, но напротив. Напротив, он чувствует, что любит ее все сильнее, что буквально влюбляется в нее каждый день, что чувства его только крепнут. И сегодня…
Сегодня он собирался сделать ей предложение. Он не раздумывал долго, Марк купил кольцо всего неделю назад, он давно знал, что время пришло. Здесь не нужно было даже решаться, он просто ждал, когда пройдет достаточное количество времени, ведь, по правде говоря, он готов был сделать предложение уже спустя пару месяцев.
Марк купил цветы, сел в машину и положил цветы и коробку с кольцом на переднее сидение. Он посмотрелся в зеркало заднего вида, чуть подправил волосы и улыбнулся самому себе. Это был самый счастливый день в его жизни.
Спустя примерно полчаса Марк уже был в центре города, где они договорились встретиться. Он припарковал машину, застегнул куртку, взял кольцо и букет и вышел из машины. Почти сразу же проносный зимний ветер взъерошил его волосы и обдул лицо ледяным ветром. Марк сморщился от холода, запер машину и, втянув голову в куртку, посеменил по скользкой дороге к месту встречи. В тот день валил огромный снег, так что даже идти было затруднительно.
Он подошел к пешеходному переходу как раз в тот момент, когда загорелся красный и стал ждать зеленого сигнала светофора, переминаясь с ноги на ногу. И тут он увидел ее.
Милли стояла на другой стороне дороги и махала ему рукой, чтобы тот ее заметил. От ее вида, у Марка замерло сердце. Боже, какая же она красивая. Она была в светлом платье, словно, уже сейчас была готова выйти за него замуж, и тогда Марк подумал, что это, должно быть, добрый знак. Но в то же мгновение он почувствовал раздражение. Ничего себе, как она одета! На Милли было светлое платье и поверх легкая курточка, которая подходит для весны, но никак не для такой погоды зимой! Ну сейчас он ее отругает! Потом, правда, быстро оттает, поскольку он не мог на нее долго злиться.
Машины начали движение, а Марк продолжает смотреть на Милли. Он видит, как она улыбается, как машет ему, а он машет ей в ответ. В те моменты он чувствовал себя самым счастливым человеком на свете. Марк не отрывал от нее взгляда, хотя проезжающие машины на несколько мгновений скрывали ее из виду. Он посмотрел на светофор и увидел желтый свет. Ну скорее же!
Последние машины заканчивали свое движение, некоторые проскакивали на желтый свет, не желая ждать очередного зеленого сигнала. В тот момент машины увеличили скорость и на несколько мгновений скрыли Милли из вида, а когда загорелся зеленый свет для пешеходов, Марк начал переходить дорогу, но Милли не увидел.
Наверное спряталась и решила разыграть его, подумал Марк. Перейдя дорогу, он начал оглядываться по сторонам, разглядывая каждого человека, но своей девушки так и не увидел. Марк простоял так несколько минут, улыбка постепенно сошла с его лица. Он решил, что шутка несколько затянулась.
Вынув телефон из кармана, Марк набрал номер Милли и стал ждать гудка. Гудок, еще один, еще три — ответа не было. В шуме, что царил в центре их города расслышать что-то было практически невозможно. Марк прибавил громкость на телефоне, вслушиваясь в гудки, но они по прежнему давали понять, что никто ему не ответит. Он сбросил вызов, и снова набрал ее номер. В этот момент машины снова остановились и запищал светофор. Именно в этот момент он услышал ее рингтон позади.
Ага, попалась! Марк с улыбкой повернулся. В очередной раз улыбка начала сползать с его лица. Он увидел ее телефон, лежащий в сугробе снега около дороги. Букет цветов падает на землю, а Марк подбегает и хватает телефон. В этот момент он понял, что случилось что-то страшное. Что-то непоправимое. Шок не давал мыслить адекватно, он по-прежнему хотел думать, что все это лишь часть розыгрыша.
Но проходит полчаса, затем и час, а Милли так и не появилась из-за угла с улыбкой на лице и громко крича, что все это был всего лишь шутка.
“Извините, вы не видели тут девушку, в белом платье, белые волосы?”, — спрашивал Марк у прохожих.
“Извините, вы не видели тут девушку в белом платье?”…
“Простите, вы не видели тут девушку…?”
“Извините…извините…”
Марк начал быстро дышать, ему казалось, что он может сейчас упасть и умереть. Паническая атака. Он закрыл глаза и присел на корточки, тяжело дыша.
Никто ничего не видел. Все отвечали одинаково, словно сговорились.
В тот вечер он приехал в полицию, написать заявление. Ему сказали, что прошло меньше суток, а значит по закону никакого заявления в таких случаях не пишется. Но услышав всю историю от Марка, что он нашел ее телефон, дежурный полицейский все же разрешил Марку написать заявление.
Прошла неделя. Потом другая. Марк ходил в полицию через день, но они продолжали утверждать, что зацепок нет.
То была пятница…
Он напивался каждый день. Напивался до беспамятства, так, чтобы ничего не чувствовать, так, чтобы успокоить свои нервы. Пил и делал записи в своем дневнике.
Спустя еще неделю Марк понимает, что его мама не приходит домой. Его сестра тоже не приходит домой. Может, они уходят на работу и учебу в тот момент, когда он спал от огромного количества алкоголя? Может, так оно и было. Ведь просыпаясь, он сразу шел в магазин за алкоголем. Напивался, а затем засыпал.
Он проснулся вечером, чувствуя, как все тело пронзает боль, не понимая, боль ли это физическая или душевная. Марк сполз со своей кровати, отшвыривая рукой бутылки, поднялся на ноги и, покачиваясь, пошел в ванную. Он умылся, с трудом узнал себя в зеркале, а затем его вырвало прямо в раковину. Марк вышел в прихожую.
— Мама? — позвал он. — Мама! Мама…
Никто не отвечал. Он прислонился спиной к стене, обхватил голову руками и, сползая вниз, с каждым сантиметром начал проваливаться в рыдания. Он закричал так громко. Он ударил кулаком по полу и встал на колени, продолжая ударять по полу. Он всхлипывал, вытирал слезы рукавом, а затем рыдал еще сильнее. Он прошел в комнату, продолжая плакать, нашел бутылку с вином, и залпом осушил остатки.
Он позвонил маме и сестре на мобильный, но их телефоны были выключены. Где-то в глубине души, он понимал, что все это странно и не нормально, что они не могли просто так оставить его одного.
В ту ночь Марк проснулся на пороге. Он не помнил, ни куда он ходил, ни что делал.
Каждый день Марк приезжал на то место в центре города, где они с Милли должны были встретиться. Каждый день он спрашивал прохожих те же самые вопросы, что задавал им в тот вечер, когда она исчезла. Он приходил туда трезвый и пьяный, люди шарахались от него, кто-то даже узнавал, но большинство просто проходило мимо. Ему хотелось кричать от своего бессилия, хотелось завопить и выплеснуть всю злость на этих прохожих, которые выражали безразличие. Он продолжал спрашивать всех подряд, слезы стекали из глаз, но он быстро вытирал их и подходил к очередному человеку.
Одним вечером, после бесконечного количества опрошенных людей, он устало прислонился к автобусной остановке и закрыл глаза. Он не видел никакого выхода, вся ситуация и он вместе с ней будто находились в тупике, из которого не выбраться ни за что и никогда.
Марк повернулся в сторону торгового центра и отрешенно посмотрел вперед. Ноги сами несли его, будто на автомате, а он был готов рухнуть от бессилия, морального и физического.
Марк взглянул на здание Торгового центра. Зеркальные панели, из которых было построено здание, давали ему возможность взглянуть на себя со стороны. Марк подошел к стене. Он перестал узнавать этого человека. Кто он? Друг на друга смотрели будто два далеких знакомых, и каждый пытался вспомнить, откуда один знает другого.