Помоги проекту - поделись книгой:
Мэри была исполнена решимости вырастить дочерей в одиночку – без помощи родных, друзей и государства. «Мне не нужно, чтобы ко мне домой являлись с советами, указаниями и разговорами. Это мои дети, моя жизнь и мои проблемы».
Проблемы начались с появлением в их доме мужчины по имени Дэвид, который стал отцом Стиви – четвертой дочери Мэри. Средняя из сестер – Шерри – помнит дикие скандалы, которые начались сразу после появления Стиви на свет. Они с Шэннан укрывались под кухонным столом от тарелок со спагетти, вдребезги разбивавшихся о стены. Узнав о том, что творится в доме дочери, мать Мэри вызвала полицию. Дэвида посадили в тюрьму, а девочек распределили по приемным семьям. Мэри была взбешена тем, что ее мать привлекла государство. Почти два года она добивалась, чтобы ей вернули дочерей. И вот вскоре после воссоединения семья обосновалась в Элленвилле, надеясь начать все заново.
Мэри называла Элленвилл «очень маленьким городком, где слухов больше, чем жителей». Слухи о самой Мэри были не очень лестными. О ней говорили как о неприветливой, замотанной мамаше, которая не слишком внимательна к своим детям. Подруга детства Шэннан – Эрика Хилл – вспоминала, что мать девочки вообще не заботило, что там с дочерью. «Когда Шэннан пропадала из дома, не помню, чтобы кто-то хоть раз сказал: «Слушайте, а где у нас Шэннан?» И Мэри никогда не искала ее».
Возможно, Эрика не понимала этого как раз потому, что Шэннан не всегда жила дома. Вскоре после переезда в Элленвилл в возрасте около семи лет она поступила в систему патронажного воспитания и в следующие шесть лет жила в семейных приютах. И, судя по всему, это были вполне приличные места, которыми заправляли доброжелательные и заботливые женщины. Шэннан ходила в ту же школу, что и ее сестры, ела такую же еду, играла вместе с ними в бейсбол, но не жила с ними под одной крышей. Об этом в городе знали очень немногие, но те из знакомых, кто был в курсе, говорили, что Шэннан была глубоко огорчена. Не раз она сбегала
По словам Мэри, патронажное воспитание было лучшим выходом для дочери, которую ей было трудно контролировать самой. Шэннан никак не могла определиться, чего она хочет больше: жить дома или в приемной семье. Поссорившись с матерью, она могла позвонить в органы опеки и попросить поместить ее в очередной приют. И так же легко передумать. Воистину хорошо там, где нас нет.
В устах других людей эта история выглядит иначе. Шэннан говорила друзьям, что ее мать больше интересовали мужчины, чем собственные дети. А Шерри была более конкретна: удаление старшей сестры из семьи было связано с неким бойфрендом матери, который въехал к ним в дом, когда Шэннан было семь. По словам Шерри, Шэннан и этот мужчина не поладили и сестру выгнали из дома из-за него. Но это, кстати, избавило Шэннан от дальнейших контактов с бойфрендом, который, по словам Шерри, не только конфликтовал с сестрами, но и бил их. Шерри сказала, что Мэри не замечала подобного и узнала о фактах насилия, только когда дочери рассказали ей об этом несколькими годами позже. Мэри поддержала выдвинутые девочками обвинения, и мужчина сел в тюрьму, где и умер через несколько лет.
Вполне возможно, что верны обе эти версии. Может быть, Шэннан и в самом деле конфликтовала с дружком матери, а Мэри сочла себя неготовой к воспитанию такой дочки. Но если из описания Мэри следует, что Шэннан была умной, но трудной девочкой с кучей эмоциональных проблем, то ее друзьям это было совершенно невдомек. Их Шэннан была общительной, веселой, энергичной, талантливой и красивой. Для тех, кто близко знал ее подростком, самой главной, возможно, даже единственной ее проблемой было то, что с самого раннего возраста Шэннан чувствовала себя чужой в семье и обузой собственной матери.
Год выступления восьмиклассницы Шэннан в «Энни» должен был ознаменоваться ее торжественным возвращением в семью. Мэри и органы опеки согласовали возможность ее возвращения домой, и на этот раз она продержалась в кругу родных дольше, чем прежде. Как оказалось, это был единственный год ее полноценной жизни с матерью и сестрами в подростковом возрасте. Шерри рассказывала, что проблемы начались, когда ничего не знавшая об эпизодах насилия Шэннан попыталась выступить в роли примирительницы бойфренда Мэри и сестер и получила отпор с обеих сторон. Это сильно расстроило Шэннан. Она решила, что слишком долго отсутствовала и дома больше не чувствуют ее родным человеком. Знала бы она, как они ей завидовали! Будь у них возможность не жить в этом доме – их счастью не было бы предела. Шерри, боясь высказаться напрямую, намекнула старшей сестре, что ей лучше бы держаться от этого дома подальше. Но Шэннан стояла на своем: «
Но по окончании восьмого класса Шэннан стало очевидно, что она больше не может жить в своей семье. Органы опеки нашли ей приемную семью в Нью-Пэлтце, зажиточном городке в получасе езды от Элленвилла. Девочке понравилась приемная мать – довольно молодая женщина по имени Дженнифер Поттинджер, у нее появилась собственная комната, деньги на карманные расходы, да и школа тут была намного лучше прежней. К тому же Дженнифер поддержала желание Шэннан как можно скорее стать самостоятельной и даже посоветовала ей углубиться в предметы, которые дают возможность получить аттестат на год раньше.
Вот теперь настал черед Мэри ощутить себя отвергнутой. Она злилась и ревновала дочь к новой семье и даже обвиняла Дженнифер в том, что та якобы заставляет Шэннан работать в принадлежащем ей детском саду. Ей не давала покоя мысль, что в доме Дженнифер Шэннан видит брендовые вещи, купленные явно не в бюджетных универмагах. «Она родилась с желанием иметь все самое лучшее, все то, что я при моих доходах не смогла бы ей дать. В ней было что-то, что заставляло ее хотеть красивой жизни», – говорила Мэри.
А Шэннан начала раскрываться как певица. Без ее выступления не проходило ни одного школьного вечера. Ее сильный, проникновенный голос буквально брал за душу всех ее друзей, а некоторых и вовсе доводил до слез. Впрочем, она не только исполняла чужие песни, но и сама писала музыку, а ее стихи были проникнуты духом страдания и боли:
Притом что ее новая жизнь и новый дом разительно отличались от того, где и как она жила раньше, Шэннан большую часть вечеров проводила в Элленвилле. Сестры всегда радовались ее приходу, а вот реакция матери могла быть непредсказуемой. Мэри никогда не показывала того, что рада видеть девочку в родном доме, не баловала ее и вообще, казалось, не замечала, что старшая дочь пришла в гости. Но бывали моменты, когда она жестко вела себя по отношению к Шэннан и стремилась по возможности продемонстрировать власть. Так, однажды, когда Шэннан ввязалась в потасовку на вечеринке у своего приятеля, Мэри велела ей впредь не общаться с ним. В противном случае она пригрозила, что не пустит ее на порог.
Как это ни странно, но теперь, когда Шэннан стала совсем взрослой, Мэри решила вернуться в ее мир и отдавать дочери беспорядочные указания, видимо, чтобы напомнить всем, что она – ее мать и самый важный человек в жизни. Их конфликты неизменно заканчивались слезами Шэннан. А сквозь рыдания она повторяла: «Ты не растила меня. О сестрах ты заботилась, а обо мне совсем не думала». При этих словах Мэри застывала. Она не спорила. Она просто разворачивалась и уходила.
После окончания школы Шэннан уехала к бабушке в штат Нью-Йорк, где поступила на курсы медсестер при филиале Нью-йоркского университета. Она успела поработать в гостинице, ресторане и доме престарелых, и в конце концов устроилась секретарем в школу. Но не прошло и года, как она бросила учебу и уволилась из школы, сказав, что все это ей наскучило. И от бабушки Шэннан съехала, после того как получила выговор за слишком поздние возвращения домой. Родным она заявила, что чувствует, как медленно превращается в курицу. Еще совсем немного, и она выйдет замуж за «хорошего парня», нарожает кучу ребятишек, обзаведется хозяйством, и на этом все, прощай, настоящая жизнь! А у нее есть более амбициозные планы. Шэннан планировала ходить на прослушивания, чтобы стать певицей и сделать все возможное, чтобы заработать денег. Она построит жизнь, о которой ее сестры и мать могут только мечтать. У нее будет все самое лучшее. И она станет их благодетельницей. А они будут ей благодарны. И наконец-то полюбят ее.
Меган
«Веселые ролики» расположились в неприметном одноэтажном здании у грунтовой дороги в промышленной зоне Портленда, штат Мэн. На протяжении десятилетий этот роллердром был беспроигрышным вариантом отдыха по выходным для портлендских рабочих семей, в том числе и скромных обитателей района Конгресс-стрит, в котором жила Меган Уотерман. Время тут будто остановилось: интерьер, музыка, которая гремит из старых динамиков, и даже цены не меняются вот уже двадцать лет.
Самым популярным мероприятием в «Веселых роликах» является «Катание ночь напролет», которое проводится ежемесячно и стоит двенадцать долларов. Родители всего города, а особенно небогатые семьи с ограниченным бюджетом знают, что они могут спокойно оставить своих детишек тут в восемь вечера и забрать в шесть утра, получив тем самым желанную ночь отдыха. Да и для мальчишек и девчонок эта ночь была в радость, и они с нетерпением ждали первого воскресенья месяца, чтобы погонять и побеситься вдали от родителей. Меган тоже старалась не пропускать «Катание ночь напролет». Круглолицая и задорная светловолосая девочка отрывалась по полной на роликах и подпевала исполнителям, песни которых звучали на роллердроме. И ей было ровным счетом наплевать, что подумают о ней окружающие. Главное, что ей хорошо! А многие ее ровесники и впрямь поглядывали на раскованную и веселую девчонку с завистью. И лишь очень немногим было известно, что мать Меган, Лоррейн, лишили родительских прав, когда девочка была еще младенцем. Ее растила бабушка.
Одной из причин популярности «Веселых роликов» – по крайней мере, среди родителей – было то, что здесь были категорически запрещены конфликты и драки. Попавшихся на этом дважды вносили в черный список заведения, а значит, они немедленно отправлялись домой. На повторное нарушение правил лишают права посещения на месяц, а если бузотер не успокоится, то можно навсегда забыть дорогу в «Веселые ролики». И при этом совершенно не имело значения, кто именно затеял стычку. Имя Меган не раз заносилось в эти списки. Проблемы возникали на пустом месте, обычно из-за каких-нибудь подростковых драм: «А мне вот не нравятся твои фиолетовые волосы» или «Мне не нравится, как ты смотришь на моего друга». Тем не менее сотрудники питали к Меган некоторую слабость. Они поражались ее умению мгновенно менять гнев на милость и взглядом очаровательных карих глаз заставлять прощать ей любые выходки. И они всегда с теплотой вспоминали ее бабулю Мюриел, которая горой вставала на защиту внучки от обвинений в плохом поведении, оспаривая любые попытки лишить ее права посещения как заправский адвокат. И хотя администраторам и в голову не приходило делать исключения из правил, глядя на кипящую от негодования Меган, они думали: «Ну кому из детей не случается набедокурить?» И все считали, что ей повезло с бабулей, которая не жалеет сил ради внучки.
Мюриел Беннер растила своих шестерых детей в основном одна. Несмотря на такое количество детей, пухленькая, смуглая и озорная Мюриел находила время развлекаться как только возможно. Дети запомнили бесконечную вереницу сменявших друг друга мужчин и многочисленные бутылки с остатками выпивки, к которым можно было приложиться на следующий день. Старшей из детей – Лоррейн – больше всего нравился кофейный ликер.
Мюриел была из тех матерей, кто мысленно распределяет детей по категориям. Достаточно привлекательная идея, если их так много, как в случае Мюриел. Кэти, Лиз, Элла и Эли были хорошими. Лоррейн и Рикки – проблемными. Лоррейн, рожденная во втором браке, с самых ранних пор считалась не просто плохой. Она была семейной нонконформисткой, вечно недовольной, всегда негодующей.
Потом Лоррейн забеременела, и Мюриел затаила дыхание. Проблема была не в ребенке. Лоррейн было двадцать, и она была не первой из детей Мюриел, кто обзавелся собственными детьми. Проблемой была сама Лоррейн.
За год до этого Лоррейн съехала из дома матери и поселилась в общежитии Христианского союза молодых женщин в центре Портленда. Она работала уборщицей, а в свободное время пыталась получить аттестат о среднем образовании. От матери Лоррейн съехала, потому что та забирала практически всю ее зарплату.
Вскоре она познакомилась с Грегом Гоувом. Они были ровесниками, и он, так же как и Лоррейн, не окончил среднюю школу. Тетка выгнала Грега из дома, потому что он сидел у нее на шее и даже мысли не допускал, что нужно где-то работать. И вот теперь он перебивался случайными заработками.
У Лоррейн и Грега не было ничего общего, но у девушки никогда прежде не было бойфренда, и через месяц они уже жили вместе сначала в кишащей тараканами комнате в бедном районе города, а потом в номере дешевой гостиницы.
В отношениях с Грегом Лоррейн серьезно пристрастилась к бутылке. А кофейный ликер по-прежнему оставался ее любимой выпивкой. Девушка вспоминала об этом периоде своей жизни как о мрачной череде эпизодов насилия. Впрочем, Грег, который теперь обзавелся семьей и множеством ребятишек, говорит, что насилие было обоюдным. Тем не менее через считаные месяцы Лоррейн забеременела. Первенца назвали тоже Грегом. Когда Лоррейн была на восьмом месяце беременности их вторым ребенком – Меган, – они расстались, как думала Лоррейн, навсегда. Но к ее великому удивлению он появился снова, на сей раз с новой подружкой. Грег и Карен предложили Лоррейн помогать с уходом за обоими малышами, если она позволит им поселиться в квартире, которую она снимала на пособие. Таким образом, Меган Уотерман появилась на свет 18 января 1988 года, имея в качестве родного дома съемное жилье, в котором обитали ее мать, старший брат, отец и его подружка. Именно тогда Мюриел вновь появилась в жизни Лоррейн и отобрала у нее детей.
Мюриел и все остальные члены семьи слышали эти истории: младенцу могут не менять подгузники целыми днями; Лоррейн может дать оплеуху старшему сыну; у кого-то перед глазами картина, как маленький Грег ползает у работающей газовой духовки с открытой дверцей; кто-то еще видел, как ребенок подбирал с грязного пола кукурузные хлопья и ел их. А когда одна из сестер Лоррейн рассказала, что большой Грег с приятелем подкидывал сына и тот ударился о косяк двери, после чего на лице образовался огромный кровоподтек, Мюриел обратилась в органы опеки.
Лоррейн отреагировала на это привычным образом, то есть перевела стрелки. Кровоподтек? Это просто вена, слишком заметная под тонкой кожей. Кукурузные хлопья на полу? Маленького Грега невозможно удержать в детском стульчике, вот он и пристроился с миской на полу, да и просыпал часть. А открытая духовка? Это отец мальчика – большой Грег – включал духовку для обогрева. А она – Лоррейн – как раз собиралась в целях безопасности закрыть дверцу, да не успела.
Когда родилась Меган, врачи, взяв у нее анализ крови, нашли некоторые отклонения. Ничего серьезного, просто нужно было понаблюдать, раз в неделю привозя ребенка в больницу. Но Лоррейн каждый раз в дни визита в клинику исчезала вместе с дочкой. В конце концов, Мюриел написала заявление, чтобы Грега и Меган забрали у матери и назначили опекуном ее.
Социальный работник Джо Мозер навсегда запомнила день, когда познакомилась с Меган. Она видела, как Меган и Грег прямо при ней дерутся из-за кусочка тоста. Брат с сестрой яростно сражались друг с другом, нанося удары, хватая за волосы и вопя что есть мочи.
Джо Мозер появилась в этом доме в качестве помощницы по воспитанию. У Дуга начались проблемы с сердцем, и он уже не мог работать как прежде, а Мюриел была слишком слабохарактерной, проявив к детям строгость, она сразу же после этого позволяла им делать все что заблагорассудится. Кроме того, семья очень нуждалась в деньгах.
Грег грубил, прогуливал школу, ввязывался в драки и воровал деньги. А Меган считала себя главной в доме и действительно повелевала всеми. Деда она могла уговорить на что угодно, а по отношению к Мюриел кидалась из крайности в крайность – от «Да мне плевать на нее» до рыданий о том, как она нуждается в бабуле.
В начальной школе Меган слыла настоящей оторвой и драчуньей, которую побаивались даже мальчишки. Она защищала старшего брата: при виде ее мальчишки, задиравшие Грега, бросались наутек. Во втором классе ей поставили диагноз: синдром дефицита внимания с гиперактивностью. В пятом перевели в школу для трудновоспитуемых детей. И даже там некоторые ученики откровенно побаивались ее. В конечном итоге ее выгнали и оттуда после того, как в бассейне она пыталась удерживать голову мальчика под водой. Не с целью утопить, нет, а просто так, ради смеха. Больше всего учителей напугало то, что Меган явно не понимала, насколько это опасно.
Тем не менее с Меган могло быть весело, даже когда ее заносило в крайности. «Она была такой безбашенной, – вспоминает ее подружка Лашонда Грегори. – Не то чтобы ее привлекали всякие опасные штуки. Скорее она была искательницей приключений».
Джо Мозер считала, что удаль Меган была показной, но видела, насколько опасной может казаться эта девочка. Главным провоцирующим фактором для нее были слова «нет» и «нельзя». Ответом на них были ее «Мне плевать, я все рано буду», «Вам меня не заставить» или «Я вот вернусь в школу и наваляю такому-то по полной программе». Когда Меган было лет двенадцать, многие уже просто не хотели с ней связываться. Она так и сыпала угрозами: «Прибью тебя во сне! Зарежу насмерть!»
«Я действительно думаю, что ее боялись, – вспоминала ее двоюродная сестра. – Если ей было что-то нужно, она вопила: «Я хочу!» – и ей тут же это подавали». Услышав, что Меган истерит, Мюриел могла попытаться поставить ее на место, но та расходилась еще больше и швыряла в нее чем-нибудь. Тогда Мюриел говорила: «Меган, денег у нас нет, но бери мои последние пять долларов!» Получается, что бы ни случилось, она всегда получала свои карманные деньги.
Меган знала, что Мюриел любит ее, но испытанное в раннем детстве чувство брошенного ребенка все еще не оставляло ее. А потакание прихотям делало ее еще более неуверенной в себе, еще более нуждающейся во внимании. «В каком-то смысле в ней уживались чувства неполноценности и собственного превосходства, говорила Мозер. – Такие вот две составляющие – «Я могу все, что захочу» и «Я полное говно».
Когда Меган перешла в девятый класс, Мюриел и Дуг перевезли семью из центра Портленда в небольшой городок Скарборо и поселились в большом мобильном доме. В местной школе быстро поняли, что этой девочке самое место в классе для трудных подростков, который ученики называли Подвалом. Там было свободное посещение, и Меган могла приходить на занятия и уходить домой по собственному усмотрению.
Трейлер-парк Crystal Springs, где обосновалась семья Меган, был хорошо известен полицейским Скарборо. Их часто вызывали туда по поводу бытовых конфликтов, но были и другие поводы для приезда: драгдилеры или скрывавшиеся здесь преступники, которые находились в розыске. Они несколько раз задерживали в городе Меган за воровство косметики из магазина.
Чаще других Меган задерживал полицейский Дуг Уид. Первый раз это произошло, когда ему позвонила девочка, обвинявшая Меган в преследованиях. В следующий раз она попалась ему, когда повздорила с соседкой, после чего та потребовала охранного ордера. Затем Меган поймали с трубкой для марихуаны, в результате чего она оказалась в реабилитационном центре для несовершеннолетних.
Познакомившись с Меган и ее бабушкой, Уид понял, что он – один из тех немногих копов, кто может убеждать эту девочку, потому что время от времени делает ей поблажки. Например, он ловил ее за курением: «Меган, ну что же ты? Тебе же всего шестнадцать. Бросай сигарету и дуй домой». Или обнаруживал ее на улице в поздний час: «Давай-ка я подвезу тебя домой». Таким образом он заручился ее доверием. Он видел, что Меган много злится, но не понимал, откуда берется эта злость.
В семнадцать Меган бросила школу. Она поняла, что только тратит время, просиживая за партой. К тому же она воспринимала учителей как надсмотрщиков, а ей и в обычной жизни их хватало. Сначала девушка перебивалась случайными заработками, но потом все чаще стала попадать в полицию, обычно за магазинные кражи или употребление алкоголя.
Тем не менее Уид пытался сохранить крупицы оптимизма по поводу Меган. Он видел в ней человека, который в детстве не получил поддержки, и считал, что может ей помочь. Девушка звонила ему каждый раз, когда нужно было выпустить пар или сообщить, что бабушка попала в больницу.
Но вот о своих дружках Меган Уиду никогда не рассказывала, да и он вопросов на эту тему не задавал. Но обнаружив, что беременна, Меган сообщила ему об этом едва ли не первому. Отцом будущего ребенка был тридцатидвухлетний диджей, с которым Меган познакомилась в одном из портлендских клубов. Банальный секс в туалете – только и всего. «Не знаю, что мне делать», – тихо сказала она.
Уид сказал, что это во благо. Он сам – многодетный отец. Дети помогают человеку понять, зачем он существует, и начать жить для кого-то еще, а не только для себя.
Меган была несовершеннолетней, поэтому, с согласия Мюриел, судья постановил, что в течение всего срока беременности она должна находиться в приюте для незамужних матерей. Там Меган постоянно испытывала панику: она видела, как у матерей отбирали только что родившихся младенцев. Бабушка пыталась убедить ее, что у нее никто не отберет ребенка, но Меган была слишком зла на нее, чтобы прислушиваться.
Ее мучило то, что история повторяется. Лоррейн когда-то лишили родительских прав – и вот что из этого вышло. Меган не могла позволить, чтобы то же самое произошло и с ее ребенком.
Узнав, что Меган беременна, Лоррейн попыталась наладить отношения с дочерью. До этого момента она практически пропала из поля видимости своих детей. Она появлялась на день-два, а потом исчезала на годы. Она пыталась найти работу, потом начинала пить, выходила замуж, рожала детей. Элли появилась на свет через год после Меган, а близняшки Бетани и Стефани еще через несколько лет. Но ее лишили прав и на этих троих, потому что мать не могла обеспечить детям достойные материально-бытовые условия.
Разрыв с Мюриел уже давно отдалил Лоррейн от остальных членов семьи. Но сейчас Меган впервые жила не с бабушкой. Она, как никогда прежде, была открыта по отношению к Лоррейн и даже попросила о том, чтобы переехать к матери.
На протяжении двух недель Меган впервые открывала для себя собственную мать. Лоррейн было под сорок, она не пила, но темные круги под глазами свидетельствовали о многих годах непростой жизни. После нескольких лет, проведенных во Флориде, она вернулась в Портленд и работала в пиццерии у своего бойфренда Билла. Лоррейн говорила, что именно благодаря Биллу она бросила пить. Но вот что осталось в ней неизменным, так это негативное отношение к собственной матери. Лоррейн вовсю костерила Мюриел. Она считала, что по отношению к ней поступили несправедливо. Да что там к ней – к ним обеим, и к Лоррейн, и к Меган. А еще – к Грегу. Она рассказывала, какой ужасной матерью была для нее Мюриел в детстве и юности, и о том, как Меган отобрали у нее без каких-либо веских оснований. Меган слушала ее с широко раскрытыми от удивления глазами. И слезинка нет-нет да и блеснет в них. Казалось, дочь сострадает матери, и та лелеяла надежду, что это действительно так. Но прежний опыт напоминал Меган о том, кто был рядом с ней все эти годы, а кого не было.
Летом 2006 года Меган родила здоровую девочку, которую назвала Лилианой. Она съехала от Лоррейн и вместе с дочкой вернулась в Скарборо. Это задело Лоррейн, и она решила, что Меган так и не смогла изменить установку о том, что мать ее бросила. Установку, которую все детство в нее вкладывала Мюриел. Тем не менее они с Меган поддерживали связь, хотя и чувствовали себя немного чужими друг другу.
Между тем после общения с матерью и появления на свет ребенка Меган явно немного посерьезнела. Она была полна решимости жить иначе.
Меган стала идеальной матерью, нежной и заботливой. Более того, все те, кого она прежде пугала, были в изумлении от перемен, случившихся с молодой мамой. Истерики, вспыльчивость, перепады настроения исчезли.
Правда, теперь у Меган появились новые проблемы. Четырехсот долларов, которые она ежемесячно получала от социальных служб, не хватало, чтобы обеспечивать их с дочкой. Перед девушкой, которой когда-то требовалось все самое лучшее, которая воровала косметику, чтобы конкурировать с отпрысками богачей Скарборо, возникала перспектива жизни на подачки властей, очень похожей на жизнь ее матери и бабушки.
Эмбер
Сестры Оверстрит появились на свет с разницей в шесть лет – Ким в 1977 году, а Эмбер в 1983-м. Пусть Ким была первенцем, но любимицей их мамы, Марджи, была Эмбер. Все в ней было таким очаровательным, просто глаз не оторвать. Даже Ким, которая порой была готова возненавидеть Эмбер, говорила, что у нее прямо-таки точеные ножки. В детстве Эмбер весила от силы килограммов сорок пять и была около полутора метров ростом. Отец семейства Эл любил поддразнивать Эмбер, говоря, что, будь она всего на полдюйма ниже ростом, государство платило бы ей пенсию по инвалидности как лилипутке.
Эл родился и вырос в Уилмингтоне, штат Северная Каролина. Его отец был фермером, а Эл много лет трудился хлебопеком. В небольшой пекарне, которая располагалась на окраине городка Бристоль, он и познакомился с Маргарет Энн Сэсси. Он давно заприметил симпатичную брюнетку, которая каждое утро покупала у них круассаны, но вот подойти не решался. Маргарет, которую все называли Марджи, сама обратилась к молодому пекарю, чтобы он принес ей булочки поподжаристее. Слово за слово, и молодые люди разговорились, а потом было и первое свидание.
Семья Марджи была довольно обеспеченной. Много лет спустя, разглядывая старые фото, Ким и Эмбер решили, что их предки по материнской линии были самыми настоящими богачами, а мама сбежала из дома, связавшись с плохим парнем из низов общества. С точки зрения сестер, это была самая что ни на есть возвышенная любовная история.
Вскоре после рождения Эмбер Эл перевез семью в Гастонию[10], где они снимали часть дома. Он возобновил отношения с отцом, которые не поддерживал на протяжении нескольких лет, и Ким запомнились семейные ужины с кучей двоюродных братьев и сестер, о существовании которых она даже не подозревала.
В Гастонии и произошла первая трагедия в жизни Эмбер. Ей было пять лет. Двадцатишестилетний сосед по имени Джеймс вызвался возить сестер Оверстрит и еще одну девочку играть в теннис в местном парке. Эмбер рассказывала эту историю в разные годы по-разному, но некоторые подробности оставались неизменными: Джеймс насильно затаскивал Эмбер в кусты… Марджи застала Джеймса и Эмбер в постели голыми… Марджи вызвала полицию. Дальнейшие события полностью смешались в памяти их участников. Ким всегда думала, что Джеймса посадили и что Эла тоже посадили за то, что он стрелял в него. А Эл говорил, что он купил дробовик и грозился вышибить Джеймсу мозги, но в дело вмешалась полиция. В итоге обвинений никому так и предъявили.
После случившегося Оверстриты сразу же переехали, но эта история послужила началом развала семьи. Ким сказала, что Эмбер стала винить во всем мать. Впрочем, Марджи и сама так считала. Ее госпитализировали с нервным расстройством, а после выхода из больницы она не вернулась к Элу, а уехала к тетке в Уилмингтон. Девочки остались жить с отцом.
Изнасилование глубоко ранило Эмбер как физически, так и эмоционально. По словам некоторых друзей и родственников, она говорила, что не сможет иметь детей после случившегося. Но в конце концов время сгладило остроту пережитого, и на момент перехода Эмбер в старшие классы средней школы семья воссоединилась.
Примерно в это же время Ким родила первого ребенка – девочку по имени Марисса. Ей не было и двадцати. Отцом девочки был парень по кличке Мутни. С ним Ким прижила еще двоих детей, но в конечном итоге растил всех троих другой ее бойфренд.
Эл работал в пончиковой, а Марджи полдня убирала подъезды, а в остальное время присматривала за ребенком Ким. Эта худощавая, рано поседевшая женщина постоянно держала в кладовке несколько ящиков крепкого пива в полуторалитровых бутылках и начинала прикладываться к нему с самого раннего утра.
Отец Ким и Эмбер вспоминает, что дочери серьезно подрались всего один раз, но это была настолько отчаянная битва, что у Эла не получилось их разнять. Более того, ему было сказано не встревать, иначе достанется и ему тоже. В основном же они были внимательны друг к другу. Как-то раз к ним домой зашел член местной уличной банды, которому для чего-то понадобилась Эмбер. Навстречу парню вышла беременная Ким с бейсбольной битой в руках. Что-то в глазах девушки подсказало бандиту, что ему лучше убраться отсюда подобру-поздорову. Что он незамедлительно и сделал.
Если сестры и ссорились, то обычно из-за того, что Эмбер считала себя вправе пользоваться вещами Ким – одеждой, духами и вообще всем, что было в ее комнате. Они же живут вместе, считала Эмбер, а раз так, то все, принадлежащее Ким, по праву принадлежит и ей тоже.
На взгляд Ким, Тереза была совсем не похожа на бандершу. Рыжеволосая, зеленоглазая, с россыпью веснушек на носу и щеках, с грудью третьего размера – не сказать, что красотка, но чертовски мила. В отличие от Ким, Тереза уже разобралась, что к чему и что почем в этой жизни. У нее был муж, который служил в армии в другом городе и редко появлялся дома. В их совместном бизнесе он был, пожалуй, младшим партнером. Дела вела Тереза и вела вполне успешно. Ким выяснила, что на Терезу работали одновременно от четырех до двенадцати женщин, включая диспетчера на телефоне.
Они познакомились на занятиях по психологии в уилмингтонском отделении Университета Северной Каролины. Второкурсница Ким изучала здесь спортивную медицину. Тереза была старше на несколько лет и училась на третьем курсе.
Ким в Терезе подкупило то, что она умела слушать. А Ким нужно было кому-то рассказать о перипетиях своей жизни. Год назад у родителей практически одновременно начались серьезные проблемы со здоровьем. Сперва Эл пошел получать слуховой аппарат, и томографическое обследование выявило у него опухоль черепного нерва. Ему сделали операцию, и он сидел дома в бинтах, когда Марджи свалилась с прободением язвы желудка. Ей тоже сделали экстренную операцию. Эмбер в то время было всего тринадцать, так что сиделкой для обоих родителей стала Ким. Приобретенные начальные навыки спортивного врача очень пригодились ей для осторожных перевязок и купания Марджи и Эла. Но денег катастрофически не хватало, и даже работа официанткой в двух ресторанах не могла закрыть все финансовые дыры.
С каждой их новой встречей на занятиях Ким выглядела все более подавленной и сникшей. Как-то она сказала Терезе, что увидела объявление о конкурсе любительского стриптиза и хочет выступить на нем в надежде выиграть приз в пятьсот долларов. Тереза помотала головой: «Да ни хрена ты там не получишь. И вообще это копейки по сравнению с тем, что зарабатывают у нас». «Где это «у вас»?» – удивленно вскинула брови Ким. Она ведь совсем не знала, чем занимается ее новая знакомая. А Тереза и не думала скрывать исчтоник своего заработка. В местной газете публиковалась реклама ее развлекательного сервиса для мужчин под названием Coed Confidential[11]. Это были свидания один на один, холостяцкие вечеринки и массаж.
«Я не буду заниматься сексом», – категорически заявила Ким. «Да это и не нужно. Платят за шоу, – объяснила Тереза. И продолжила: – Девушки зарабатывают за ночь по восемьсот долларов и больше. Но если ты пока не готова, давай для начала посидишь у меня диспетчером на телефоне?»
Мужчины звонят в Coed Confidential, дают адрес и обговаривают с диспетчером время, когда девушка должна приехать. Примерно через полчаса Тереза звонит девушке, чтобы выяснить, все ли идет нормально. Этот звонок был мерой предосторожности – невозможность связаться с девушкой означала, что у Терезы появился повод для беспокойства. Были и другие правила безопасности: девушки не могли приезжать на холостяцкую вечеринку поодиночке, а клиенты должны были вызывать соответствующее количество девушек.
Ким без проблем освоила свой текст: «Девушка выходит в белье, танцует для вас топлес, затем раздевается полностью. Некоторые из них делают массаж, но только в одетом виде. Чаевые на ваше усмотрение». Секс, или иначе – «полный сервис», никогда официально не входил в комплекс обслуживания. Разумеется, звонившие спрашивали об этом и получали заранее заготовленный ответ: «Нет, это противозаконно. Девушка будет топлес и сделает вам массаж только при условии, что останется в трусиках». Девушкам разрешалось оставлять себе все чаевые, что являлось молчаливым одобрением предоставления любых других услуг за щедрую дополнительную плату.
В первые годы это предприятие выглядело скорее развлечением, до некоторой степени вполне невинным. Девушки не считали себя эскортницами, а уж тем более – проститутками. Тереза была старше всех девушек, которые работали у нее. И общалась с ними даже не как начальница, а как старшая подруга, заботливая и демократичная. Если девушка хотела ехать на вызов, она ехала. Если нет – не ехала. Если считала, что на сегодня заработала уже достаточно, то остаток дня могла заниматься чем угодно.
Самые выгодные вызовы поступали из курортных местечек побережья Северной Каролины. Условия там были идеальные – мужики приехали поиграть в гольф на выходные, оставив жен дома. Потанцевав для них, девушки проводили остаток времени за игрой в покер, внюхивали горы кокаина и договаривались о сексе. В конце уик-энда каждая привозила домой по паре тысяч долларов. Для многих из них работа на Терезу была не просто возможностью потусить в свое удовольствие. Она позволяла им окунуться в сладкую жизнь со всеми ее атрибутами.
Даже сидя на телефонных звонках, Ким зарабатывала достаточно, чтобы напрочь забыть о работе официанткой. С каждого вызова Тереза отдавала ей по двадцать пять долларов, что выливалось в несколько сотен за вечер. Ким теперь с азартом и удовольствием работала здесь сутками напролет, пропуская занятия в университете. Вскоре она уже проводила собеседования с новыми девушками. А однажды, когда нескольких девушек наняли выступать на мальчишнике в уилмингтонском гольф-клубе, Ким решила поехать вместе с ними. Только посмотреть, ничего больше.
Клиенты – их было около семнадцати человек – были врачами и юристами из Нью-Йорка и Нью-Джерси. На глазах у Ким девушки распаковали свои чемоданчики с люминесцентными красками для тела. Одна привезла вибраторы для игр во время стриптиза. Другая взяла с собой шарики для пинг-понга – они предназначались для самого жесткого из трюков, популярного на мальчишниках. Выступление ограничилось только танцами с раздеванием, и тем не менее Ким видела, что чаевые текли рекой. Всего за два часа каждая из девушек заработала по пятьсот долларов плюс чаевые. По ее прикидкам, каждая уехала домой примерно с девятьюстами долларами в кармане.
На свой первый вызов Ким поехала под именем Миа. Клиентом был владелец автосервиса по имени Винни. Он был старше Ким почти на двадцать лет, и ей было очень страшно. Но при знакомстве выяснилось, что он вполне симпатичный дядька. Она исполнила для него стриптиз, а он повел себя как джентльмен – дал чаевые и оставил у себя еще на час. В итоге Ким получила несколько сот долларов и постоянного клиента.
Начав зарабатывать реальные деньги, Ким почувствовала себя свободнее. Она даже освоила некоторые способы получения максимального дохода. Скажем, если гонорар составляет 175 долларов, у клиента обычно бывает 200, и если у тебя случайно не оказывается сдачи, значит, ты автоматически получаешь еще 25 долларов на чай. Порой она воровала кредитную карточку клиента, часы или несколько чеков. Ким было достаточно одного взгляда на своих пожилых и немощных родителей, чтобы оправдать что угодно.
Как и все остальные девушки, Ким всегда устраивала целый спектакль перед тем, как согласиться на секс с клиентом. Что же касается Эмбер, она с этим не парилась.
Некоторые пострадавшие от сексуального насилия в детском возрасте проявляют полное равнодушие к сексу. Другие отрываются на полную катушку, отчаянно стараясь умалить значение полученной травмы. В подростковом возрасте Эмбер в секс не вкладывала ни капли чувства, хотя он и стал важнейшей составляющей ее жизни. В шестнадцать лет она спала за деньги с несколькими соседскими мальчиками. По словам ее бывшего соседа, Карла Кинга, в свой первый раз Эмбер заработала семьдесят пять долларов. Сам же Карл лишился с ней девственности – по его словам, бесплатно. Так же было и с одним из его друзей. «Ей было безразлично, что о ней думали. Абсолютно безразлично. Такая вот у нее была фишка, и меня это всегда восхищало», – рассказывает Карл.
Впрочем, далеко не все были такими же добросердечными. Распутная белая девица не сходила с языков обитателей района. Но Эмбер было наплевать на любые разговоры. Ее сестра была еще более знаменита в Несбитт-Кортс.
Соседи видели, что у Ким теперь есть хорошая машина, деньги и шмотки. Практически все, кроме родителей, догадывались, чем именно промышляет Ким. А для Эла и Марджи она придумала временную легенду: сказала, что работает в уилмингтонском отеле «Хилтон» и ездит в аэропорт встречать VIP-гостей. Все ее деньги – это чаевые. Родители нуждались в ней. Они были слишком немощными, чтобы работать, а Ким обеспечивала их всем необходимым.
Когда Эмбер присоединилась к Ким в Coed Confidential, сестры ничего не сказали об этом родителям. А те, разговаривая наедине о своих девочках, не могли скрыть своей гордости. Эмбер и Ким устроились в жизни. Они молоды, активны и сколько всего хорошего ждет их впереди. Эл старался относиться ко всему философски. Ким была упорной, амбициозной и сильной, намного более сильной, чем он сам. А Эмбер более чувствительна и ранима. Эл видел, насколько сильно младшая дочь хочет быть рядом со старшей.
Другим девушкам из Coed Confidential понадобилось время, чтобы научиться различать сестер, настолько они были похожи друг на друга – худенькие болтушки, нахальные и сексапильные. Но их схожесть была только внешней. Но характеру они были как небо и земля. Казалось, что для Эмбер смысл этой работы не в деньгах, а в возможности общаться с людьми в доме Терезы, быть частью семьи. Одна из коллег вспоминала, что Эмбер говорила людям лишь то, что они хотели услышать, лишь бы оставаться с ними в дружеских отношениях: «Поддакивала тебе по любому поводу». Ей были нужны деньги, но еще больше ей было нужно понравиться, стать своей. Как-то раз бойфренд одной из девушек – Чэстити – попался на покупке наркотиков, а денег на адвоката у нее не оказалось. Эмбер тут же вызвалась помочь и предложила: «А давай я просто станцую для этого адвоката?» Никто не знает, что произошло в офисе адвоката во время визита Эмбер, но в итоге бойфренд Чэстити получил нужную юридическую помощь.
Вечеринки в доме Терезы приобретали все больший размах. Если раньше они проходили по выходным, то теперь дня не проходило, чтобы в доме не гремела музыка, а дверь то и дело открывалась, чтобы впустить очередную порцию гостей. Угощение на этих вечеринках было соответствующее: алкоголь и наркотики. Тереза последовательно переходила с травки на ЛСД, затем на экстази, кокаин, крэк, героин и метадон. Она не приторговывала зельем, а просто заказывала его вдоволь на всех, как пиццу. Вечеринки под экстази всегда проходили с оттенком мистики. Одна из девушек – Кристал – считала, что от экстази у нее открывается третий глаз. Как-то раз она делала Терезе массаж и увидела на ее спине вспышку света, за которой последовали видения – похоже, из жизни Терезы. «Это просто капец!» – орала ошалевшая от услышанного Тереза. После этого такой же сеанс захотели все остальные.
На одной из таких вечеринок Ким сделала свою первую затяжку крэком и буквально влюбилась в него. «На этой хрени я могу работать целыми днями», – сказала она. Одного грамма ей хватало на два дня работы без передышек. Единственной проблемой крэка было отвратительное самочувствие на отходняке. Эти последствия девушки снимали мощными транквилизаторами.
Симпатии Терезы распространились на тех, кому в данный момент нравился тот же наркотик, что и ей самой. Когда она сидела на кокаине, ее лучшей подругой была Ким. Когда она перешла на крэк – фавориткой стала Джун. Очередь Эмбер наступила, когда Тереза начала подсаживаться на героин. Эмбер он отключал от реальности, полностью вырубал. Все началось со встречи с драгдилером. Однажды он показал девушкам Терезы, как колоться героином. После этого вечеринки вышли на другой уровень. Как-то раз тот самый драгдилер начал биться в конвульсиях, и даже пришлось вставить ему в рот бумажник, чтобы он не откусил себе язык. То же самое пришлось проделать и с его подружкой, у которой случился передоз. Дело было настолько плохо, что, понаблюдав некоторое время за тем, как ее трясет, девушки стали подумывать, не выбросить ли ее у приемного покоя больницы и не смыться ли.
К этому времени наркотики полностью разрушили домашнюю, уютную атмосферу, царившую некогда в Coed Confidential. Ким сгребала все остатки кокаина после вечеринок и продавала их на сторону. Кристал вообще ушла от Терезы и запустила конкурирующее агентство со специализацией на эротическом массаже с продолжением и окончанием. А Эмбер выгнали после многочисленных жалоб клиентов – она брала у них деньги, любые имеющиеся наркотики и исчезала.
За неимением других вариантов Эмбер подрабатывала у Кристал. Как-то вечером она зашла к ней домой, они покурили крэк, и Кристал, у которой, как обычно в этом состоянии, открылся третий глаз, погадала Эмбер. Заглянув в ее прошлое, она увидела изнасилование, и они обе заплакали. Одна – от нахлынувших воспоминаний, другая – от сострадания и еще чего-то, чего и сама толком не знала.
Ближе к рассвету крэк закончился, а у них не было ничего, чтобы снять ломку. Эмбер хотела выйти на улицу и взять еще, но Кристал сказала, что этого делать не следует. Эмбер рыдала, и Кристал стала укачивать ее словно младенца. Потом Кристал начала молиться за нее и говорить, что все наладится. «Ты вообще когда-нибудь молилась?» – спросила она. «Ну да, иногда я молюсь», – ответила Эмбер. «А, так ты верующая?» – «Думаю, да, но точно не знаю». – «А давай мы проверим: Отец Небесный, я знаю, что грешен и не заслуживаю Твоей любви…» Эмбер повторяла вслед за ней, и в ее жизнь вошел Иисус.
Эмбер перестала рыдать. Она широко улыбалась, а в глазах стояли слезы благодарности. Она без конца возносила хвалы Господу, славила Иисуса, пока ее голос не превратился в глухой шепот. Кристал смотрела на нее и думала, какая же это херня – славить Всевышнего в отходняке от крэка.
II.
Мари
Новогодние праздники закончились, и пока что этот, 2007 год был для Сары Карнз полной катастрофой. С работой в кол-центре было покончено, равно как и с работой в McDonald’s. В отношениях с бойфрендом – Бриком – все было сложно. Они ссорились так же яростно, как набрасывались друг на друга в постели. Единственным светлым пятном была Морин.
Поделиться книгой: