Моя Яшма

Лошадь по-прежнему не реагировала на своего теперь уже хозяина.

— Ладно, пообвыкнешься, — сказал Архип и вышел из сарая.

* * *

Понеслись день один за другим. Архип вернулся к рыбалке с новой силой, ведь теперь ему нужно было купить много чего для Яшмы, и особенно необходимые принадлежности для фестиваля: красивую сбрую да удобное седло. Но каждый день Архип боялся, что прознают соседи, начнут вопросы задавать, да украдут еще, чего доброго. Поэтому решил он свою Яшму до фестиваля никуда не выпускать. «Вот выиграем, заодно и она привыкнет ко мне получше, а там уже видно будет. Лишь бы до фестиваля додержать», — думал Архип.

Все шло хорошо: рыба ловилась, а деньги, вырученные за нее, Архип бережно складывал в одно место, чтобы скопить на необходимое. Теперь, засыпая, он чувствовал себя самым счастливым человеком. Разгорелся давно угасший интерес к жизни внутри него, а новые задачи и предвкушение глобальных изменений придавали ему сил и радости.

«Вот раньше я как жил? На рыбалку и то идти не хотелось, а сейчас что? Забурлила жизнь! О хозяйстве надобно думать, вот и к стакану тянусь реже. Нет, это Бог мне ее послал. Посмотрел на меня и подумал, одинокая ты душа, намаялась, на вот тебе и друга верного и жизнь новую», — думал Архип каждый день по несколько раз. Вот только Яшма с каждым днем словно меркла. Она плохо ела, редко поворачивала голову к Архипу и все время молчала. Но Архип предпочитал этого не замечать.

Так закончилось лето. Наступила осень. И после сбора урожая был объявлен день фестиваля.

* * *

Повели хозяева по улицам своих лошадок: одна краше другой. Собирался народ полюбоваться статными животными, повеселиться да пообсуждать соседей. С новой силой завладел страх Архипом, но отступать было некуда. Не зря же он так много старался, готовил все необходимое и даже ходил в соседнюю деревню за лошадиными принадлежностям, чтобы не наводить соседей на ненужные мысли.

Вывел Архип свою Яшму во двор, снарядил ее, и повел к назначенному месту. И хоть шкура ее и грива перестали лосниться и переливаться, оставалась она все еще невероятно красивой лошадью, даже шаг ее отличался от остальных. Архип шел рядом, выпятив грудь колесом, и казалось ему, будто и росту в нем прибавилось и сил рядом с Яшмой. Дойдя до места, он услышал, как в толпе зевак раздаются восклики:

— Посмотри, никак Архипка наш!

— Да ну! С лошадью?!

— Архип, где лошадь взял?

— Да красивая какая!

— Не смотри, что тихоня! Вон какой лошадью обзавелся, небось, всю жизнь копил на такую.

— Да где купил интересно, у нас таких нет ведь.

— Ай да славная лошадь!

— Архип, что за порода такая? Продай жеребенка потом!

Архип не обращал внимания на зевак и никому не отвечал. Предвкушал он лавры победы и тогда уж, соизволит поговорить, но уже по-другому на него все взглянут.

Выстроились лошадки в ряд, хозяева встали рядом, придерживая их за узду. Говорили что-то со всех сторон, но ничего не слышал Архип, казалось ему, что только он стоит здесь со своей Яшмой, а весь мир смотрит пристально на него одного. Очнулся Архип только тогда, когда просили у него имя лошади.

— Яшма, — гордо ответил Архип, похлопывая лошадь по шее, — моя Яшма!

В первом туре оценивался внешний вид лошади: смотрели на красоту и ухоженность. И хоть Архип и не давал должного ухода Яшме, ее действительно объявили победительницей этого этапа.

Заликовал Архип пуще прежнего. Еще больше выпятил грудь вперед, еще больше вытянулся, словно не Яшму, а я его самого признали самым статным и красивым жеребцом.

— Моя Яшма! — гордо повторял он, не переставая гладить лошадиную шею.

Яшма же стояла неподвижно, словно прекрасная статуя. Взгляд ее был направлен куда-то вдаль, и только громкое дыхание выдавало в ней жизнь.

Начался второй тур. Хозяевам нужно было оседлать лошадь и проскакать на ней по кругу, показав, что она быстрая и удалая в деле.

Все ловко вскочили на своих лошадей и помчали вперед. Архип немного замешкался. Только сейчас он вдруг понял, что не пробовал заранее сидеть в седле и не приучал Яшму к управлению.

«Ну, ничего, справимся, сейчас мы всем покажем», — подумал Архип, нелепо забираясь на лошадь. Он кое-как уселся, взял поводья потными от волнения руками и ударил грязными сапогами по белым бокам лошади, но Яшма не сдвинулась. Архип ударил посильнее. Но лошадь по-прежнему стояла как вкопанная.

— Но! Иди же ты! Глупая скотина! — зло зашипел Архип и начал лупить свою Яшму изо всех сил ногами.

Та вдруг взбеленилась, закрутилась под неопытном седаком и начала вставать на дыбы. Не удержался Архип в седле без должного опыта, соскользнули влажные руки с поводьев, и кубарем свалился он вниз. Отходя от удара, Архип слышал, как гогочет толпа:

— Видал?! Архипка-то свалился!

— То же мне! Наездник!

— Не по Сеньке шапка!

— Точнее, не нашему Архипке кобылка у него!

— Вчера, что ли, лошадь-то купил?

Стало во рту у Архипа горько, словно полыни наелся. Все потемнело вокруг него. Боль от удара о землю затмевала боль позора и разрушенных мечт. Подскочил он, резким рывком схватил Яшму за поводья и быстро пошел домой. Та уже успокоилась и покорно пошла за ним. Слышал Архип, как за спиной продолжается неудержимый смех и шутки.

Пока Архип шел, его злость только усиливалась. Вспоминал Архип, как всю жизнь терпел он разные насмешки. Вот и сейчас не удалось ему выбраться из положения «нелепого» человека, а вся его так славно придуманная жизнь превратилась лишь в повод смеяться над ним пуще прежнего. Теперь соседи долго не забудут этот случай.

Дойдя до дома, Архип грубо пихнул Яшму обратно в сарай. Затем зашел он в дом и стал метаться, как раненный зверь, ища спасение от душевной боли. Но и опустошенная бутылка не помогла ему в этот раз. Лишь разрасталась в нем обида на весь мир, превращаясь в лютую ненависть.

И тут взгляд его упал на старый шланг, валявшийся в углу. Схватил Архип его, как чумной бросился он в сарай и начал хлестать Яшму что было сил по всему телу. Странным образом Яшма покорно принимала удары: то ли знала, что виновата, то ли всю ее мощь и силу забрали себе темные стены сарая, в котором провела она так много времени. Лупил ее Архип, не жалея себя до тех пор, пока не обессилил, и рука его не выронила шланг. Шатаясь, вышел он из сарая и поплелся домой, завалился на кровать прямо в сапогах, да и уснул.

* * *

Проснулся Архип на следующий день с сильной головной болью. Чувствовал он себя так, словно измазался весь в смердящем навозе изнутри и снаружи. Горькое чувство своей нелепости и стыда за это перед всем миром заполонило его нутро. Кое-как поднялся Архип, чтобы проведать Яшму. Набрал в ржавое ведро воды для нее и подошел к сараю. Страшно и совестно было ему открывать дверь. Понимал Архип, что погорячился вчера и теперь долго не вернет былого доверия лошади.

Приоткрыл Архип осторожно дверь сарая и тут же выронил ведро, разлив всю воду себе под ноги. Увидел он, что былое красивое и статное тело Яшмы теперь приобрело иссиня-кровавый оттенок, полопавшись во многих местах от вчерашних побоев, а сама она лежит бездыханным телом на полу, и лишь взгляд ее все также направлен куда-то вдаль. Бросился Архип к лошади. Упал рядом с ней на колени. Стал обнимать ее мертвую шею, впиваясь руками и прижимая сильно к своей груди. И громко и судорожно зарыдал он, как, наверное, рыдал только в далеком детстве.

— Моя Яшма! — выл Архип, захлебывался слезами, словно вовсе и не он сотворил все это.