Алый флаг Аквилонии Спасите наши души

Сергей-младший запустил свой музыкальный центр, и началась дискотека. Люди танцевали, причем каждый свое, ели и снова танцевали. Они радовались тому, что солнце с небес каждый день свети все жарче, что тают снега, пробуждается земля. Русские школьники с самолета, впервые попавшие на подобное мероприятие, сначала немного дичились, но потом общее веселье захватило и их. Жизнь продолжается, и все будет хорошо, как пел из динамиков певец Митя Фомин6^.

И вот в самый разгар веселья в кармане у верховного шамана неожиданно запищала портативная рация. Это был Алексей Михайлович Гернгросс - сам вызвался подежурить у рации, пока молодежь веселится.

- Я извиняюсь, что отвлекаю вас от праздничных забот, но, кажется, у нас есть улов, - сказал бывший командир Ту-154. - Передача в телеграфном режиме на волне две тысячи сто восемьдесят два килогерца. Сигнал слабый, но, по причине отсутствия в эфире других станций, вполне разборчивый. Советская подводная лодка типа «Малютка» из акватории Черного моря вызывает на контакт возможных товарищей по несчастью.

- Спасибо, Алексей Михайлович, - ответил Сергей Петрович, мысленно потирая руки, - обрадовали так об радовали. Пока ничего не отвечайте, скоро мы у вас будем.

- А я и не смогу ответить, даже если захочу, - коротко засмеялся старый пилот, - навык работы на ключе, знаете ли, начисто утерян. Последний раз я занимался этим еще лет тридцать назад, в училище, на занятиях по радиоделу.

- Думаю, что у нас в команде есть человек, для которого еще совсем недавно работа на ключе была главным занятием в жизни, - хмыкнул шаман Петрович. - А сейчас - конец связи. Скоро увидимся.

Убрав рацию в карман, председатель совета вождей Аквилонии первым делом оповестил о поступившей новости своих товарищей-прогрессоров: Андрея Викторовича, Антона Игоревича, Марину Витальевну, и заодно доктора Блохина и сержанта Седова, а также отца Бонифация. Расширять круг посвященных свыше этого Сергей Петрович счел преждевременным.

- Ну вот, - сказал он, когда вокруг него собрался тесный кружок, - нашего полку прибыло, что определенно радует. Теперь надо думать, как правильно ответить товарищам подводникам, чтобы они с перепугу не разорвали связь, забившись в какой-нибудь глухой угол. Разыскивать их у нас не будет никакой возможности.

- Наши предки были не из пугливых, - проворчал Антон Игоревич. - Те, что выходили на подводных лодках в боевой поход, в любой момент были готовы и к смерти, и к бессмертной славе. Да и мы не такие страшные. Думаю, если мы не будем врать и выкручиваться, то на контакт они пойдут. Да и выбора у них никакого нет, если не считать таковым переход к жизни первобытнообщинным строем. Но Черное море, во-первых, для нас чертовски далеко, а во-вторых, из него есть только один выход - через Босфор и Дарднеллы. Проходимость этих проливов, сейчас превратившихся в реки, насколько я понимаю, под вопросом. Фрегат вверх по течению уж точно подняться не сможет.

- То, как мы будем подбирать наших будущих сограждан, вопрос чисто технический, - хмыкнул председатель совета вождей Аквилонии. - В любом случае, фрегат не сможет выйти в рейс еще в течение полутора месяцев, да и плавание до устья Дарданелл займет не менее трех-четырех недель. Сейчас мы должны думать о том, что сообщить потерявшимся товарищам в ответной радиограмме, чтобы не создать у них о себе превратного впечатления.

- Сообщай все как есть, - сказал главный охотник, - мол, мы - Народная Республика Аквилония, составленная из равноправных представителей разных времен и народов, объединившихся для совместного устремления к лучшей жизни, приглашаем команду советской подводной лодки присоединиться к нашему интернациональному коллективу. Ну и объясни им дату, в которой они оказались: сорок тысяч лет до нашей эры плюс-минус лапоть, и дороги назад нет. Точка. Пусть делают выводы. Все остальное, как ты правильно сказал, это технические детали.

- Андрей прав, - кивнула Марина Витальевна, - со своими мы должны разговаривать честно. И еще. Если их подлодка не сможет пройти Босфор и Дарданеллы, то пусть бросают ее к чертовой матери и идут к назначенному нами месту встречи пешком. Люди для нас гораздо важнее железа.

- Надо понимать, что это ваш товарищ - тоже часть Замысла, - произнес отец Бонифаций. - Никто не попал сюда просто так, а только по Воле Божьей, неважно, верил в нее этот человек или нет. Я думал, что Творец это без разница - главное, чтобы его дети делал так, как Он сказал.

- Сказать честно, товарищи, иного я от вас и не ждал, - подвел итог сержант Седов. - Товарищам надо помочь, и это однозначно. Но тут товарищ Бонифаций сказал одну очень важную вещь. Если все мы здесь оказались неслучайно, то сейчас следует ждать еще нескольких забросов на усиление русским и советским контингентом, а потом тяжелого удара, который испытает нас на прочность.

- Да, Иван Федорович, я тоже так думаю, - кивнул верховный шаман. - А посему сейчас необходимо найти Джонни, нашего единственного квалифицированного радиста, и составить первую ответную радиограмму. Своих не бросаем.

1 апреля 3-го года Миссии. Понедельник. Час пополудни. Западное побережье Черного моря, устье реки Мангалия, советская подводная лодка М-34.

Когда лодка приблизилась к берегу и немного продвинулась к югу от своей первоначальной позиции, ее команде удалось обнаружить устье небольшой реки, заканчивающейся длинным и узким лиманом. В лиман входили осторожно, промеряя глубины лотом, и бросили якорь там, где глубина под килем уменьшилась до одного метра. Из сухих прошлогодних камышей, которые густо покрывали оба берега, при приближении подводной лодки в небо взвились стаи диких уток, куликов и прочих водяных птиц, которые уже прилетели из теплых краев и теперь обустраивались, чтобы начать решать извечный вопрос продолжения рода.

- Ничего себе! - произнес краснофлотец Тулаев, окидывая взглядом тучу птиц, затмевающую солнце. - Зря беспокоился товарищ Карелин. Тут провианту хватит на тысячу лет или поболее!

- Ту, Сашко, туды побачь! - сказал промеряющий глубину лотом старшина второй статьи Бондарь, указывая на неторопливо проплывающего мимо лодки осетра размером почти в треть ее длины. - Вот это обед уплывает!

Командир с комиссаром при этом стояли на рубке и тоже обозревали окрестности.

- Действительно, - сказал капитан-лейтенант Голованов, - при достаточной ловкости рук с голоду мы тут не умрем. Да только если наши попытки выйти на связь хоть с кем-нибудь потерпят неудачу, то это будет совсем другая сказка, уже не про янки при дворе короля Артура, а про Робинзона Крузо. Никогда не думал, что закончу свою жизнь так, на пустом чужом берегу, без всякой цели и смысла... - Он подавил тягостный вздох.

- Так вы, товарищ Голованов, думаете, что мы никогда не сможем вернуться назад на нашу войну? - спросил комиссар Якимчук, искоса посмотрев на собеседника.

- Для наших, там, дома, мы погибли на боевой позиции как герои, - ответил командир, - и задача по возращению нашей лодки назад вряд ли имеет решение. Даже если проглотившая нас дыра устроена не по типу верши и способна пропустить нас обратно, найти ее на глубине едва ли возможно... Это будет, как сказал воентехник Наумов, напрасная трата ресурса.

- Не знаю, не знаю, товарищ Голованов... - вздохнул комиссар, - возможно, вы и правы. Только вот как-то неуютно чувствовать себя дезертиром, пусть даже это и произошло с нами против воли. Там вся страна бьется с врагом из последних сил, а мы тут прохлаждаемся как на курорте...

- Я не меньше вашего хочу вернуться назад, - ответил Голованов, - но, увы и ах, понимаю, что это невозможно. Таковы объективные обстоятельства. И еще хочу сказать, что мы с вами тут не одни. Кроме нас, тут еще имеется команда, за которую мы несем ответственность - если не перед товарищем Сталиным, то перед своей совестью. Понимаете?

- Понимаю, - кивнул комиссар, - но при этом остаюсь при своем мнении. Впрочем, мешать вам не буду, ибо однозначных рецептов тут нет. Ни с чем подобным еще никто не сталкивался.

- А если кто и сталкивался, - хмыкнул командир, - то не смог вернуться и рассказать, как было дело, а это опять же свидетельствует о том, что такие дырки между различными временами или, может быть, мирами, пропускают только в одну сторону.

На последнее замечание комиссар ничего не ответил. Тем временем старшина Давыдов и краснофлотец Магелат под руководством лейтенанта Чечкина надули от воздушной магистрали резиновую лодку и спустили ее на воду. До берега тут метров тридцать, до пролома в камышах, куда местное зверье ходит на водопой - чуть дальше. Впрочем, разведывательная партия по первому разу и не должна была углубляться на территорию суши - только глянуть, что там да как, да еще срезать с кустов прутовидной ивы несколько побегов на удилища, ибо боцман Карелин затеял рыбалку ради пополнения рациона команды. Он и в Севастополе так делал, пока лодка стояла в базе, в воду за борт - отходы с камбуза, а обратно из воды на камбуз - рыбу, которая собирается на этот прикорм. А тут и прикармливать не надо: рыба в этом лимане сама по себе ходит табунами. Уроженец де ревни Ваеньга, что затерялась где-то в непролазных северных лесах между Архангельском и Котласом, в душе он так и остался хозяйственным русским крестьянином, у которого ничего не пропадет втуне, все пойдет в дело.

Первопроходцы, гребя короткими веслами, преодолели неширокую полосу чистой воды и по извилистому проходу углубились в камыши. Некоторое время было тихо, потом грохнул одиночный выстрел из винтовки. Все было встревожились, но минут через десять разведывательная партия выгребла на своей лодке из камышей, имея при себе упитанную тушу лесной косули.

- Простите, товарищ командир, не смог удержаться, - сказал лейтенант Чечкин и уже намного тише добавил: - там, на берегу, человеческая стоянка: кострище и несколько шалашей, крытых камышом. У нас такие ставят рыбаки, когда выходят на Волгу на несколько дней. И вот что я там нашел...

И лейтенант показал командиру и комиссару расколотый на две части треугольный камень, тонкая кромка которого была мелкими отщепами дополнительно доведена до бритвенной остроты, а толстая, напротив, притуплена.

- Что это? - с недоумением спросил комиссар Якимчук.

- Каменный нож, - ответил Чечкин, - я почти такой же видел в московском музее. Только тот был целый, а этот сломался, и хозяин бросил его на землю, быть может, сказав в сердцах несколько бранных слов.

- Ну и фантазия у вас, товарищ Чечкин... - покачал головой комиссар. - Это надо же было такое придумать - каменный нож!

- Да нет, товарищ Якимчук, - вздохнул капитан-лейтенант Голованов, - фантазия товарища Чечкина тут ни при чем. Вот же он, каменный нож - и не из музея, а с помойки, выброшенный как самая обычная сломанная вещь, уже ставшая ненужной. И в свете нашего с вами предыдущего разговора это не сулит ничего хорошего. Боюсь, что служба какому-нибудь прогрессивному королю Артуру нам еще покажется за счастье.

И как раз в этот момент из люка, как явление Христа народу, появился радист, старшина второй статьи Попо нин.

- Товарищи командиры, радиограмма! - возгласил он благую весть, улыбаясь во весь рот.

- От кого? - дружно, будто заранее репетировали, спросили командир и комиссар.

- Подписано: «Председатель Верховного Совета Народной республики Аквилония тов. С.П. Грубин и Председатель высшего военного совета тов. А.В. Орлов», - сказал радист, передавая капитан-лейтенанту Голованову сложенную вчетверо бумагу с текстом радиограммы.

В наступившей тишине командир развернул радиограмму и принялся долго и внимательно изучать ее пространный текст.

- Ну вот, товарищи командиры и краснофлотцы... - наконец произнес он, опуская руку с бумагой, - хотели ясности - получите. Мы с вами находимся на глубине сорок тысяч лет до нашей эры, что прекрасно согласуется с найденным товарищем Чечкиным каменным ножом... И возращение обратно невозможно. Штука, которая глотает как отдельных людей, так и корабли с самолетами, сделав свое дело, тут же исчезает, и искать ее для совершения обратного перехода бессмысленно, даже если это случилось на суше, на местности с хорошо заметными ориентирами. Наш случай - далеко не первый в длинной череде, и никогда еще не было иначе. Народная Республика Аквилония - это равноправное объединение представителей разных времен и народов, собравшихся в одно государство для совместного устремления к лучшей жизни в таких, надо сказать, неблагоприятных условиях. Ее основатели и нынешние руководители - наши соотечественники, выходцы из начала двадцать первого века - постарались устроить у себя все по лучшим советским стандартам с поправкой на местную обстановку. Других государств, или даже более-менее цивилизованных поселений тут нет, зато возможно появление недружественных пришельцев, насильников и убийц. Любой организованный вооруженный отряд, оторвавшийся от породившего его буржуазного или феодального классового государства, неизбежно превратится в банду, с которой придется воевать насмерть. Но нам, как советским людям, товарищи аквилонцы верят, и приглашают присоединиться к их государству на равноправных условиях. Если мы откажемся от этого предложения, то нас ждет растворение в местном населении, с переходом к первобытному способу существования, или... даже безвестная гибель, потому что такие случаи уже были. И еще нам сообщают, что Великая Отечественная Война, начавшаяся с нападения гитлеровской Германии на СССР, закончилась девятого мая сорок пятого года сокрушительной победой Красной Армии. Разбитый вдребезги Берлин был взят нашими войсками штурмом, Гитлер сожрал яд в своем бункере, чтобы не попасть в плен, а над развалинами Рейхстага взвилось Алое Знамя Победы. Вот так, товарищи...

По мере того как командир говорил, на лице комиссара Якимчука последовательно сменяли друг друга гримасы скептического неприятия, глубокой задумчивости и сдержанного оптимизма. По жизни это был один из тех партийных кадров, которые, не имея каких-либо глубоких убеждений, предпочитали колебаться вместе с генеральной линией, непременно поддерживая и одобряя решение текущего вождя. Ведь если командир зачитает эту радиограмму перед командой и поставит вопрос на голосование, то решение будет, конечно же, единогласным. При отсутствии другой достойной возможности присоединиться к родственному для Советского Союза народному государству, как бы оно ни называлось, захотят все. И если он, как комиссар, не поддержит это стремление, это не изменит ровным счетом ничего. У капитан-лейтенанта Голованова имеется настоящий командирский авторитет. Люди будут слушаться его в любых условиях: хоть в бою под глубинными бомбами, хоть здесь, в Каменном веке. А у него, комиссара Якимчука, имеется только авторитет партии и правительства, от которых команда подводной лодки М-34 в настоящий момент уже полностью оторвалась. В таких условиях идти против желаний коллектива, уже имеющего признанного лидера, смерти подобно. Да и не хочется ему идти против, ибо окружающая объективная реальность говорит, что любая альтернатива присоединению к этой самой Аквилонии для всей команды и его самого выглядит более чем печально. А посему...

- Ну хорошо, товарищ Голованов, - произнес комиссар, сняв фуражку и проведя рукой по наголо обритой голове, - присоединиться на равных к народной республике, созданной нашими соотечественниками - это совсем не то, что пойти в услужение к средневековому британскому феодалу. Поэтому ваше решение вступить в переговоры с руководством Аквилонии по поводу нашего присоединения к этому государству я решил одобрить и всемерно поддержать.

После этих слов комиссара находящиеся поблизости члены команды облегченно выдохнули, а лейтенант Чечкин спросил:

- Товарищ командир, а где находится эта Аквилония, и хватит ли у нас до нее топлива?

- Аквилония расположена в окрестностях современного нам города Бордо, у места слияния рек Гаронна и Дордонь, - сказал капитан-лейтенант Голованов, - и топлива туда нам точно не хватит. Своим ходом мы сможем дойти максимум до южной оконечности острова Тинос, но и это, товарищ лейтенант, еще далеко не все сложности. В настоящее время из-за наличия массированного континентального оледенения уровень мирового океана на восемьдесят метров ниже, чем в наше время. Если верить батиметрическим картам, то точка перелива пролива Босфор находится на глубине тридцать метров, а Дарданелл - пятьдесят метров. Именно поэтому Черноморские проливы превратились в полноводные реки, а вода в Черном море, после начала оледенения превратившемся в проточное озеро, за несколько десятков тысяч лет полностью опреснела. Пройдет ли по этим рекам наша «малютка», товарищам из Аквилонии достоверно не известно, потому что они там никогда еще не были. Этот вопрос нам предстоит разрешить самостоятельно. А теперь - хорошая новость. Идти на своих двоих на другой конец Европы нам не придется. Товарищи из Аквилонии вышлют за нами имеющийся у них парусный фрегат, который сможет отправиться в путь только через полтора месяца, когда на реках Аквилонии закончится ледоход. Если наша лодка сумеет пройти через Босфор и Дарданеллы, то нас подберут в той точке маршрута, куда она самостоятельно сможет дойти под дизелем. В противном случае местом рандеву будет назначено устье Дарданелл, до которого нашей команде нужно будет идти вдоль берега пешком. Простой стоящая перед нами задача не будет, скорее, наоборот, но мы же советские люди, а значит, должны справиться с любыми трудностями. Товарищ Попонин, прекратите улыбаться будто именинник, и сообщите аквилонским товарищам, что мы согласны на их предложение, а также попросите перейти на волну, на которой мы прежде связывались со штабом бригады. И нам так привычней, и не стоит болтать на тех волнах, на которых кто-то еще может передать сигнал бедствия. Выполняйте.

1 апреля 3-го года Миссии. Понедельник. Вечер. Первый этаж, правая столовая Большого Дома. Совет вождей.

- Ну вот, товарищи, мы и договорились, - сказал Сергей Петрович. - Следующие три дня подводная лодка простоит на якоре в устье лимана Мангалия, а потом возьмет курс на Босфор. Мы будем поддерживать связь и принимать дальнейшие решения в зависимости от складывающейся обстановки.

- Мне кажется, Петрович, что ты несколько недооцениваешь важность случившегося события, - хмыкнул Антон Игоревич. - Прежде пропаданцев подкидывали нам прямо под дверь, или мы натыкались на них случайно, а теперь у нас намечается самая настоящая спасательная экспедиция.

- Еще полгода назад мы были не в состоянии организовать хоть какую-нибудь спасательную экспедицию подобного рода, - ответил Верховный вождь и шаман. - «Отважный» для дальних походов не подходит категорически. Да и сейчас команде капитана Дамиано по большей части придется учиться морскому делу прямо на ходу. Опыт прошлогоднего короткого перехода от устья Адур прямо к нам, сюда, в условиях дальнего похода, не в счет.

- Мы готовился, - с легкой обидой в голосе сказал капитане ди фрегато Раймондо Дамиано, - сейчас ходить еще нельзя, но мы уже тренировался. Синьорита маринайо7 ^{слушал команда и скакал на мачту вверх-вниз, вверх-вниз. Надо, чтобы все был как автомат. Когда мы идти сюда, я больше всего бояться, что кто-то падал с рея. Но Господь миловал. Обошлось. Но сейчас страх нет. Все будет, как говорил молодой синьор Сергий, тип-топ. Меня волновать другое. Синьор Петрович, как мы с вами будем держать связь и узнавать о перемене обстановка?}

- Мы дадим вам портативную коротковолновую рацию из аварийного комплекта Ту-154 и солнечную панель для подзарядки батарей, - сказал Сергей Петрович. - Мощность рации - всего половина ватта, но в телеграфном режиме при пустом эфире мы будем слышать вас достаточно хорошо.

- Половина ватта - это очень мало, синьор Петрович, - авторитетно заявил Раймондо Дамиано. - Такой станция даст нам только ближний связь. Станция двести ватт с «Лоренцо Марчелло» гораздо лучше. Я знал, что синьор Белло аккуратно снять ее и ставить на склад вместе с батарея.

- Хорошо, - согласился Сергей Петрович, - пусть это будет ваша итальянская радиостанция. Вопрос только в квалифицированном радисте, потому что Джонни нужен нам здесь.

- О! - по-итальянски эмоционально всплеснул руками капитан «Медузы». - У нас есть итальянский радист -старшина второго класса Максимилиано Ферретти. Он жив и здоров, потому что мы попасть в плен вместе. Он знает этот рация, и его не надо учить. Теперь, синьор Петрович, я хотел знать, что такой солнечный панель и зачем он нужен?

- Солнечная панель, - ответил тот, - это устройство из нашего родного времени для прямого немеханического преобразования солнечного света в электричество. Размер метр на метр шестьдесят, вес двадцать килограмм, выходная мощность в яркий солнечный день триста ватт, выходное напряжение двадцать четыре вольта.

- Фаволосо! - воскликнул Раймондо Дамиано. - То есть прекрасный новость, синьор Петрович. Это как раз то, что нужен. Я хотеть брать такой генератор, где маринайо надо крутить ручка, но теперь этот не надо.

- Ручной генератор с собой тоже брать надо, - ответил Сергей Петрович. - Мало ли чего может случиться в пути. И вообще, я считаю, что рацию на фрегат нужно смонтировать уже сейчас, подключить к ней питание и антенну и попробовать установить с советской подводной лодкой отдельный канал связи. Только так, не выходя в поход, можно проверить работоспособность оборудования на полную дальность.

- О да, синьор Петрович, - кивнул капитан Дамиано. - Я заняться этим немедленно.

- А я, - сказал Андрей Викторович, - в этот момент говорил бы совсем не о рации. Судя по всему, на этот раз мы будем вынуждены столкнуться с таким явлением, как всесоюзная коммунистическая партия большевиков. Наверняка на лодке имеется комиссар, и еще как минимум два члена команды являются действительными членами партии. Как бы у товарищей большевиков не случился идеологический конфликт с отцом Бонифацием.

- Я не знал, кто такой большевики, и зачем между нами будет конфликт, - сказал отец Бонифаций.

- Прежде чем говорить о большевиках, - неторопливо произнес Верховный вождь и учитель, - следует сказать о том, во что превратилась христианская церковь на протяжении двух тысяч лет своего существования. Вскоре после завершения христианизации Европы и у церкви отпала нужда нести Истину в массу язычников, и она постепенно стала превращаться в замкнутую корпорацию людей, имеющих монопольное право говорить от имени Всемогущего Бога. А корпорация, какой бы она ни была, всегда преследует только материальный интерес - этические, моральные и духовные вопросы для нее являются вторичными. Отцам церкви хотелось иметь больше роскошно украшенных храмов, больше монастырей, больше сокровищ, припрятанных на черный день, и, самое главное, больше власти над людьми - не только духовной, но и мирской. Постепенно они не только забыли идею братства всех народов во Христе, но и сам Бог для них из любящего Отца превратился в сурового беспощадного господина, своего рода Небесного Императора, которому требуется приносить дары и восхваления, а иначе он накажет ослушников страшными карами.

- Но это же извращений! - воскликнул честный священник. - Бог совсем не такой.

- Конечно, это извращение, - согласился Сергей Петрович, - и предотвратить его повторение в нашем мире - ваша важнейшая задача. Если хоть кто-то из ваших последователей, Божьих служителей, в будущем станет запугивать своих прихожан божьими карами не за то, что они совершили смертный грех, а всего лишь за неисполнение обрядов и ритуалов, то тогда, отче Бонифаций, грош вам будет цена как апостолу. И особенно плохо будет, если священники станут заниматься этим запугиванием с целью получения дополнительных материаль ных благ для себя лично и для всей церковной корпорации. Впрочем, там, в нашем прошлом, христианская церковь пошла еще дальше, и за материальные взносы в денежной форме или в виде доходных земельных угодий стала от имени Бога отпускать власть имущим даже смертные грехи. Так идея искупления во исполнение Божьей справедливости была заменена идеей откупа: мол, нагрешил - заплати деньги церкви, и ада для тебя уже не будет. Еще раз нагрешил - заплати еще. Так церковь обрела материальные богатства, но выхолостила свое внутреннее содержание, а идеи всеобщей любви, братства и неотвратимой справедливости поселились в умах светских философов. И первое, что они сказали, это что Бога нет, потому что если бы Он был, то описанные выше мерзости оказались бы невозможными.

- Эти люди тоже считал Бог как главный начальник над земной жизнь? - сказал отец Бонифаций.

- Верно, - согласился главный вождь и учитель Аквилонии, - даже взбунтовавшись против системы, они все равно оставались в ее рамках, ибо так были воспитаны. Для своего учения они взяли главные этические постулаты христианства, к тому времени уже отброшенные церковью, но полностью исключили из его догматов идею Бога. Так зародился марксизм и его высшая форма - большевизм, который во главу угла ставил вопрос преодоления всеобщей несправедливости мира путем вооруженной борьбы неимущих людей против имущих.

- У нас тут, в Аквилония, нет имущий или неимущий, - сказал священник, - все, как и должно быть в хоро шей общине, одинаковый, все трудиться и нести свой крест. И это вы делал правильно! Я одобрять, и Бог с небес смотрел на вас и радовался!

- Умный человек увидит это сразу, и все поймет правильно, - сказал Сергей Петрович, - но дурак поднимет несусветный крик, едва только услышит о Боге.

- О, я понял! - воскликнул падре Бонифаций. - У этот ваш большевик тоже был свой фарисей-книжник, слепой к истине? Его бьют по голове, а он спрашивает, где звенит?

- Да, фарисеи среди большевиков никогда не переводились, и особенно много их было в руководстве, и именно они конце концов это учение и убили, - подтвердил главный вождь и учитель Аквилонии. - Но в те времена, из которых к нам попал этот подводный корабль, большевизм был на пике своей силы, потому что его тогдашний вождь фарисеем отнюдь не был. Но зато среди комиссаров, жрецов этой религии, фарисеи были явлением весьма распространенным. Поэтому, стоило тому вождю умереть, и былые соратники-фарисеи тут же втоптали его имя в грязь, а все его дела объявили преступлениями.

- А я думаю, - сказала Марина Витальевна, - что все будет зависеть от того, кем окажется комиссар этой подводной лодки: борцом за идею справедливости или типичным троцкистом-начетником. В первом случае он станет нам верным товарищем, а во втором у нас с ним возникнут проблемы, которые Андрей назвал «идеологическим конфликтом». Крику по поводу всех наших порядков, а не только из-за веры в Бога, тогда будет столько, что хоть уши затыкай.

- Вот только не надо, товарищи, считать наших предков за идиотов, - проворчал Антон Игоревич, - начетчик никогда не будет иметь настоящего авторитета в коллективе, а его власть над людьми опирается исключительно на репрессивную машину государства. Без нее он никто, ничто и звать его «эй ты». Наглядный пример тому - господин Мергенов, сейчас отбывающий епитимью у отца Бонифация. Впрочем, я не стал бы делать по этому поводу скоропалительных выводов и готовиться к чему-то страшному. Наш гипотетический комиссар все же ходил на подводной лодке в боевые походы, а не проявлял свою власть из какого-нибудь безопасного места. Должен же он понимать, что в чужой монастырь со своим уставом не ходят.

- Я опасаюсь, что конфликт может случиться еще до того, как «Медуза» вернется обратно к Большому Дому, - сказал Андрей Викторович. - Капитан Дамиано будет для советских подводников не непререкаемым авторитетом, как это должно для командира, а лишь причиной для дополнительного раздражения. А то как же: ведь он итальянец, а значит, враг. Я бы и сам пошел в этот поход, но опасаюсь, что, пока мы будем плавать туда-сюда, Посредник может подкинуть нам очередную каверзу.

- И не думай об этом, Андрей, - возразил Сергей Петрович. - В качестве нашего комиссара, по совместительству корабельного врача, в рейс пойдет доктор Блохин, а в подкрепление ему мы выделим Серегу с его подразделением. На хозяйственных работах от него все равно мало толку, а в походе он будет вполне на своем месте. И вообще, как-никак он у нас специалист по подлодкам. Когда девки расскажут, как он обошелся с итальянцами, для советских подводников он станет кем-то вроде поп-звезды.

- Согласен, - сказал главный охотник. - Серега в таких случаях - это как раз то, что требуется. А отцу Бонифацию следует подготовиться к синтезу христианских и коммунистических идей, ведь социальные вопросы в христианском учении были отражены достаточно поверхностно, что и позволило церкви в нашем прошлом дать такой резкий крен вправо.

- Я готовиться, - коротко ответил священник. - Наш теолог и на самом деле слишком много думать над сущность Христа, но почти ничего над его идея. Это надо решать.

- В таком случае, - сказал Сергей Петрович, - предлагаю завершить обсуждение подготовки спасательной экспедиции и перейти к текущим вопросам. В первую очередь, еще до полевых работ, нам необходимо организовать уборку прошлогоднего урожая крапивы...

5 апреля 3-го года Миссии. Пятница. Пять часов пополудни. Исток реки Босфор, азиатский берег, залив за мысом Анадолу, советская подводная лодка М-34.

Соблюдая осторожность (ибо бывают ситуации, что туда пойдешь и обратно уже не вернешься), капитан-лейтенант Голованов приказал бросить якорь в небольшом заливе на азиатском берегу истока исполинской реки. Местность тут выглядела совершенно иначе, чем в месте предыдущей стоянки. Если там пейзаж был равнинным, покрытым типичным для средней полосы смешанным лесом, то тут каменистые склоны холмов, поросшие жестким кустарником и кое-где прорезанные диагональными звериными тропами, уступами круто вздымались в небо. И лишь у самого уреза воды имел место узкий, два-три метра шириной, галечный пляж.

Но командира подводной лодки в этот момент интересовал совсем не берег, который для него был всего лишь деталью пейзажа, а гладь истекающей из Черного моря исполинской реки. Поэтому, стоя на рубке, капитан-лейтенант Голованов наблюдал за тем, как мимо бесшумно скользят исполинские массы воды. Здесь, где ширина Босфора чуть превышала морскую милю, движение воды еще было плавным и размеренным, и на глаз имело скорость около двух узлов, что для равнинной реки очень много. Хоть Волга, хоть Дон, хоть Днепр такую скорость течения воды имеют в сужениях и на перекатах, а тут пока только самое широкое и глубокое место бывшего пролива. Дальше русло будет и уже, и мельче, а течение, соответственно, быстрее. С этого места было видно, что примерно в миле от этого места в сторону Мраморного моря русло реки сужается почти вдвое, а течение резко ускоряется. Если бы лодка зашла за эту горловину, то вернуться обратно можно было бы только при полном напряжении дизеля. При этом акустик Тимченко докладывал, что слышит отдаленный тяжелый гул. Возможно, это шум воды на порогах или даже грохот водопада. Не зря товарищ Грубин призывал в этом неизведанном месте к осторожности, осторожности и еще раз осторожности. Лучше идти к точке рандеву пешком, чем сдуру упокоиться где-нибудь на дне.

Впрочем, в существование на Босфоре водопадов командир М-34 не верил, ибо имеющиеся у него детальные батиметрические8 ^{карты пролива нигде не указывали на резкие перепады глубин. А вот где-то ближе к Стамбулу (точнее, к тому месту, где в цивилизованные времена стоял этот город) пороги вполне могут иметь место. Чтобы выяснить это достоверно, необходимо сойти на берег и пройти весь Босфор ножками от истока до устья, по пути визуально привязываясь к известным ориентирам и сопоставляя карту двадцатого века с фактурой нынешнего времени. Дней за десять туда-обратно обернуться можно, и только потом, если разведывательная партия не обнаружит непроходимых для «Малютки» мест, можно будет попытаться пройти эту реку, разумеется, по возможности облегчив лодку от всего ненужного и отправив большую часть команды пешком.}

- Значит, так, товарищи, - сказал командир, оторвавшись от созерцания речных вод, - надуваем лодку и разбиваем на берегу лагерь. Ответственный за порядок - товарищ Карелин.

- Что, товарищ командир, мы уже приплыли? - с некоторым разочарованием в голосе спросил лейтенант Чечкин.

- Да нет, товарищ Чечкин, город мы здесь основывать не будем, - под тихие смешки команды ответил капитан-лейтенант Голованов. - Но вы же видите, какая силища эта река Босфор. А вдруг там, впереди, пороги или перекат, на котором наша «Малютка» сядет с гарантией? Я же все-таки по первому образованию речник, и хорошо понимаю, какая сложная задача стоит перед нашей командой. Из начальных данных уже достоверно известно, что перепад высот между истоком и устьем у этой реки, которая возникла на месте пролива, в пять раз больше, чем у Невы, а объем протекающей воды, что видно уже на глаз, превышает невский во много раз. Поэтому, прежде чем соваться в пасть зверю, необходимо пересчитать его зубы. Завтра утром я, вы, комиссар Яким-чук, старшина второй статьи Кругляков, старший краснофлотец Алифанов, краснофлотец Волохин, старшина второй статьи Дубов, старшина первой статьи Давыдов, а также старшина второй статьи Тимченко выступаем в разведывательный поход вдоль берега от истока до устья. А потом обратно. И срок нам на все дела - неделя, максимум десять дней... Старшим среди остающихся назначается воентехник Наумов, его заместителем - боц ман Карелин. Товарищ Попонин, сообщите товарищу Грубину, что мы бросили якорь у истока Босфора и завтра с утра начинаем разведку местности.

При этом акустик Тимченко понимающе кивнул (мол, командир дело говорит), а комиссар Якимчук посмотрел на капитан-лейтенанта с таким недоумением, будто хотел спросить: «А меня-то за что, товарищ Голованов?». Тот ответил комиссару встречным взглядом - что, мол, как раз с тебя в первую очередь глаз спускать нельзя: кто его знает, что ты тут накомандуешь как старший по званию, оставшись без моего строгого присмотра. Нет уж, теперь до самого конца вместе - и в пеший поход, и, если понадобится, на морское дно. Капитан-лейтенант уже твердо решил, что в случае положительного результата разведки он лично поведет М-34 на прорыв, имея на борту самую минимальную команду и... комиссара, а остальные пойдут пешком вдоль берега под командованием лейтенанта Чечкина. По-другому нельзя. Если лодка все же разобьется, то выживет хоть кто-нибудь.

Через некоторое время неугомонный лейтенант Чечкин, старшина Давыдов и краснофлотец Магелат на надувной лодке пересекли не особо широкую полосу воды и достигли галечного пляжа. Пока они там осматривались, краснофлотец Тулаев выбрал привязанный к лодке линь, подтянув ее обратно к борту, чтобы к переправе смогла приступить следующая троица: боцман Карелин, старшина Тимченко и старшина Бондарь. Пока Давыдов и Магелат собирали сушняк для будущего костра, Чечкин прошел чуть дальше и по почти высохшему каменистому руслу небольшого ручейка, протекающего в ложбине между холмами, принялся карабкаться вверх. Ведь мальчишка же совсем в свои двадцать два года, хоть и лейтенант... Впрочем, ничего страшного с ним не случилось. Добравшись до первого и второго уступа, а потом и до гребня холмов, Чечкин постоял там немного, осматривая местность, потом, не обнаружив, видимо, того, что искал, стал тем же путем спускаться вниз.

- Признаков присутствия местного населения не обнаружено, - доложил он командиру, успевшему за это время переправиться на берег. - Ни дымка костра, ни чего-нибудь похожего. Абсолютно дикая и безлюдная местность...

- Вы, товарищ Чечкин, проявили преступное легкомыслие и неосторожность, - не меняясь в лице, ответил капитан-лейтенант Голованов. - Не ожидал такого от красного командира и кандидата в члены ВКП(б), без пяти минут коммуниста. Отдаляться от основной группы для проведения разведки или каких еще надобностей разрешаю только в составе команды из трех человек. Даже если вы просто присядете погадить под куст, кто-то с винтовкой наизготовку должен стоять рядом. Товарищ Грубин радировал, что тут еще не вымерли пещерные львы, да и другие хищники еще весьма невоспитанные, и в человеке видят не угрозу, а возможную еду. Посадить бы вас за такое на гауптвахту суток на десять, да где ж ее здесь возьмешь... А посему объявляю вам устный выговор. Идите, товарищ Чечкин, и больше не грешите.

- Есть идти и больше не грешить! - ответил Чечкин, отходя в сторону, чтобы подумать над своим поведением.

После слов командира молодой человек устыдился своего поступка. Да, умеет товарищ Голованов выразить свое негативное мнение, не использовав ни единого матерного слова. Ведь он прав: не было никакой необходимости в одиночку лезть на тот холм, но понесла нелегкая. Ну ничего, в дальнейшем он уже не будет таким дураком, ведь завтра с утра тяжелый и опасный поход, в котором капитан-лейтенант будет рассчитывать на него как на своего главного помощника.

6 апреля 3-го года Миссии. Суббота. Вечер. Азиатский берег реки Босфор, мыс Бейкоз.

Командир подводной лодки М-34 капитан-лейтенант Николай Иванович Голованов

Пройти вдоль реки по бережку, как предполагалось первоначально, у нас не получилось. Галечные пляжи, вроде того, где наша команда разбила временный лагерь, оказались на этой реке явлением сугубо эпизодическим и имели место только на побережье бухт. На мысах же берег круто обрывался в воду скалистыми уступами, под которыми бурлил стремительный поток. Лезть через этот хаос напрямую - занятие для самоубийц, так что я запретил лейтенанту Чечкину даже пытаться делать что-то подобное. Мы тут не немецкие или румынские позиции штурмуем, а лишь ведем разведку местности, и наша главная задача - пройти весь путь до конца, не понеся при этом потерь ни убитыми, ни даже ранеными. Если хоть один человек в нашей разведывательной команде хотя бы просто подвернет ногу, то выполнение нашей задачи существенно осложнится.

Так что нам пришлось звериными тропами подняться наверх и идти по гребням холмов, время от времени спускаясь в пересекающие путь лесистые ложбины. Мы, моряки, не очень-то сильны в ходьбе, и в большей мере это касается подводников. Если на крейсере или линкоре можно наматывать километры по палубе и бесконечным коридорам, то на подводной лодке, особенно на «Малютке», бегать некуда. На нашей М-34 все помещения внутри прочного корпуса - от торпедного до электромоторного отсеков - в длину метров двадцать, не больше. Но я сказал (в первую очередь себе, а уже потом и команде), что подводниками мы сможем оставаться весьма недолго. Вот кончится топливо (что неизбежно случится в самом ближайшем будущем) - и Каменный век возьмет свое. Даже после прибытия в Аквилонию передвигаться нам придется исключительно на своих двоих, так что к такому образу жизни следует привыкать заранее.

Дорога была не просто трудной, а очень трудной. Каменистую тропу по гребню холма можно было воспринимать как столбовой тракт, а ведь нам приходилось еще спускаться в лощины и продираться через заросли кустов. Труднее всего приходилось комиссару Якимчуку - человеку рыхлому, привыкшему исключительно к кабинетному образу жизни. Уже к полудню он совершенно выбился из сил и едва переставлял ноги.

- Вы, товарищ Голованов, наверное, хотите просто меня убить? - сказал он мне, роняя высокое звание коммуниста, умеющего стойко переносить трудности. - Невозможно же так идти целый день, даже не останавливаясь при этом на привал...

- А вы, товарищ Якимчук, как наш комиссар, должны показывать команде пример стойкости и оптимизма, -парировал я. - Всем нам нелегко, все мы устали, но никто, кроме вас, не жалуется. Я тоже едва переставляю ноги, но сетовать на усталость или преждевременно объявить привал мне не позволяет достоинство коммуниста и командира.

В ответ он осмотрелся по сторонам, глянул на ощутимо припекающее с небес солнце, снял фуражку, вытер платком потную наголо обритую голову и сказал:

- Пожалуй, вы правы, товарищ Голованов... Тяжело сейчас всем, поэтому я постараюсь больше не роптать.

Быть может, мне так трудно идти только с непривычки, а потом это постепенно пройдет.

Двигаясь вдоль реки, мне следовало выбирать такой путь, чтобы иметь возможность все время держать Босфор в поле зрения и оценивать скорость течения, а также наличие в нем бурунов и водоворотов, сопоставляя увиденное сданными имеющейся у меня карты. С высоты гребней холмов заниматься этим было даже удобнее. Впрочем, где-то после полудня азиатский берег стал более пологим, исчезли подступающие прямо к воде скалы. Появилась возможность спуститься вниз и пойти прямо вдоль берега. Течение в этом месте было быстрым, но не запредельным, а глубина - более чем значительной. В двадцатом веке глубины на фарватере превышали пятьдесят метров, и сейчас должно было остаться не меньше тридцати.