Фатима

— Если я написал про гоночную машину, то это может означать только одно: у неё была очень большая скорость. Если я вспомнил Сингапур, то это надо понимать лишь так, что это была машина коричневого цвета.

— А откуда вдруг вам на ум пришли такие слова, как шея, грудь, барабан?.. Ведь никаких барабанов на месте происшествия мы не нашли.

— Шея — это 2, грудь — 3, барабан и палочки — 5.

Думаю, именно так и возникли эти ассоциации. Следователь был просто ошарашен тем, что в конце концов удалось найти коричневую машину с номером 235 и налицо были все свидетельства того, что именно она и совершила наезд. Таким образом, из всех участников происшествия поэт оказался единственным человеком, который смог реально помочь следствию. Хоть его поэтическое воображение весьма своеобразно отразило действительность, но всё же в самом главном его восприятие оказалось чрезвычайно точным.

Он, выросший в семье академических литераторов, не уставал восхищаться ею. Целиком и полностью попал под обаяние её эрудиции и остроумия. Они всё время затевали только лишь им понятные игры, перебрасываясь цитатами, обрывками стихов и острота ми, созданными много лет тому назад теми, кто хорошо понимал, что такое слово. Он старался во всём этом не отставать от неё. А ещё они удивлялись тому, что у них оказалось так много общего. Помимо этого, они всегда бывали настроены на одну и ту же волну.

До этой встречи он даже не представлял себе, что знает наизусть такое количество стихов. Его память выдавала множество строк, способных обо льстить и совратить любую девушку. Но её уже не надо было совращать. Одним тем, что он угадал автора той её первой цитаты, он сумел открыть какую-то потаённую дверь в её внутренний мир. И, видимо, просто поселился там, став какой-то неотъемлемой частью личности этой очаровательной девушки.

В конечном итоге его облик брутального мачо всего лишь завершил процесс по взятию в плен этого уникального гида. Он не запомнил ни один день этой пражской поездки. Но всю свою последующую жизнь вспоминал каждое мгновение из проведённых с ней ночей. Последнюю ночь они не спали. А на рассвете договорились встретиться через три месяца в Москве.

Была назначена точная дата и время встречи. Они оба не очень хорошо знали Москву. Поэтому всё пытались найти такое известное место, где не очень много людно. В итоге договорились встретиться у памятника Чайковскому перед консерваторией. Ровно в двенадцать часов дня. За день до назначенной даты он купил билет, сел в самолёт и полетел в Москву. Поселился в одной из самых дешёвых гостиниц в районе ВДНХа.

За полчаса до назначенного времени он подошёл к памятнику. Но она так и не появилась здесь. Он же просидел в этом месте до самого вечера. И из обрывков каких-то разговоров людей, что беседовали вокруг, он понял, что произошло что-то ужасное. И тогда он задал им пару вопросов. Из ответов он понял, что вчера советские танки вошли в Прагу. Так обстоятельства оказались намного сильнее их надежд и желаний. Именно так в их историю любви вплелась политика. И уничтожила её.

Привезённый из Баку букет гвоздик он оставил у памятника Петру Ильичу. Вернулся домой, не переставая поражаться степени своего идиотизма. Он знал только имя этой девушки. Он прекрасно по мнил, что ей нравились стихи Блока, но не знал, как звучит её фамилия. Он помнил, как она смеялась, когда он читал ей стихи об ананасах в шампанском, но так и не удосужился спросить и записать её адрес и телефон. Он на всю жизнь запомнил родинку под её левой грудью, но не владел никакой конкретной информацией, которая помогла бы ему разыскать свою любимую женщину.

От всего этого было очень и очень больно. В конце концов, в Чехословакии всё утряслось, но он так и не смог вновь поехать в Прагу. Прежде всего в силу того, что это было не так уж просто. Он дважды оформлял документы, и каждый раз их отклоняли. Аргументы были весьма весомые:

— Но ведь вы уже были в Чехословакии. Теперь вам лучше посетить какую-нибудь другую страну.

Вот и оставалось ему лишь раздумывать о том, что встреча с Прагой может вызвать у него только негативные эмоции, ещё раз доказывающие ему, что он никогда не ходил у судьбы в любимчиках.

***

Семинар был организован предельно просто: в самом начале заранее определённые эксперты знакомят всех с обзором последних публикаций по ряду тем. Потом уже разворачиваются обсуждения. Именно на них и делался основной акцент. И видимо, все приглашённые нужны были для дискуссий на этом этапе. Очевидно, что фонду надо было выяснить реакцию научного сообщества на какие-то, явно не совсем тривиальные, идеи. Но пока было всё же не сов сем ясно, что же это за идеи.

Надо учесть, что в постсоветском пространстве это был период разброда и шатаний, а здесь налицо была весьма смелая попытка привлечь серьёзных исследователей к каким-то новым проектам и совместному сотрудничеству. Во время работы семинара ещё предусматривались различные презентации, касающиеся тем будущих изысканий всех участников. И было обещано, что одобренные фондом планы исследований могут получить серьёзное финансирование.

Для всех них слово «грант» уже звучало почти как гарантированная путёвка в академический рай. Почему-то он сразу подумал о том, что если решение от имени фонда будет принимать эта Дама Пик, то ему ничего не светит. С первых же минут знакомства было ясно, что они прониклись явно выраженной антипатией друг к другу.

Сама идея организации такого семинара свидетельствовала о том, что на Западе некоторые исследовательские центры пытались разобраться с тем, что же собой представляла советская цивилизация. Причём одни ругали этот «хомо советикус» со страшной силой, а другие пытались применить к уже мёртвому телу советского гиганта какие-то научные методы исследования. Во всех случаях от всего этого попахивало желанием нажить политический или научный капитал на костях бывшего врага. Оставалось лишь понять, насколько же он бывший. И кто его знает, будучи врагом в прошлом, не является ли он врагом дня сегодняшнего, а может быть, даже завтрашнего.

Всё, что было связано с этим семинаром, на первый взгляд выглядело достаточно заманчиво. Хотя и попахивало духом явного авантюризма. Неужели, казалось-бы, вышедшие в тираж бывшие советские учёные ещё кому-то были интересны? Тем более, обществоведы и гуманитарии.

***

Всех участников семинара встречали прямо в аэропорту. Потом их привезли в весьма приличную гостиницу. Затем был обед в ресторане той же гостиницы.

Когда он закончился, все поехали в институт экономики. Директор этого института, весьма известный экономист, долго и нудно рассказывал всем о том, как же всё плохо сейчас в экономике их страны. Потом он предоставил слово весьма авторитетному профессору-экономисту.

Вначале он прошелся по всему двадцатому веку. Говорил о том, что у маленьких стран всегда были, есть и будут очень большие проблемы с развитием своей экономики. Что Первая мировая война, развалив две империи, не смогла доконать третью. Россию спасли большевики. Но бархатные революции, крушение Берлинской стены, великий и ужасный Горби смогли наконец-таки уничтожить всё то, что оказалось не под силу войскам Антанты.

А ещё он говорил о хамском отношении больших транснациональных корпораций к маленьким странам. О том, каким образом сейчас в бывших странах народной демократии выкупаются крупные заводы и вместо модернизации просто закрываются на замок. О том, что никто не собирается вкладывать большие деньги в трансформацию его страны.

При этом он всё время сокрушался, что Чехия не так богата природными ресурсами. Что её человеческий капитал медленно, но верно становится всё хуже. При этом самая элитарная часть этого капитала плавно перетекает в страны со стабильной экономикой. А доля наркоманов, алкоголиков, лентяев и бездельников возрастает день ото дня, превращаясь в тот отрицательный человеческий капитал, который способен заду шить любые хорошие социальные проекты.

— Но самое страшное не это. Самое страшное то, что у нас нет какого-то единого видения завтрашнего дня. Нет концепции. Нет планов действия. Нет так тики и стратегии. Радость от того, что Советский Союз распался, уже испарилась. Сегодня ясно одно. Было плохо, но стало хуже. И будет ещё хуже, если пути вы хода из кризиса не будут найдены. Но, видимо, их никто даже и не ищет. Все ждут, что всё это как-то образуется. Само по себе. А так не бывает.

Излив на нас массу негативной информации, это светило экономики начал говорить о том, что лично он, переживший юным студентом шестьдесят восьмой год и готовый умереть тогда под советскими танками, сегодня считает, что спасти его страну может только «русское чудо». Нужны лишь чёткие меры по выстраиванию некой политики, которая может обеспечить вложения российского капитала в чешскую экономику.

— Но для всего этого нужен консенсус. И в обществе, и в правительстве, и в парламенте. А его, к сожалению, нет.

После этой лекции у всех было свободное время, и каждому члену группы было предложено самостоятельно поужинать, а вечером придти в пражскую оперу. У него на руках был билет в оперу, и он отправился бродить по городу. Устал. Потом взял такси и поехал на могилу Кафки. Этот великий писатель и человек удивительной судьбы всегда вызывал у него щемящее чувство сострадания. Вся его жизнь была наглядным доказательством того, что в нашем мире большой талант всегда обречён на муки и недопонимание.

Потом он отправился на Ратушную площадь. По здоровался со своими любимыми часами. Поужинал в винарне пражского палача. Когда-то сюда его привела та самая девушка, которая считала его своим молодым человеком. Долго, подробно она демонстрировала ему тогда особенности освещения этой винарни.

— Понимаешь, здесь всегда так темно, что никто не мог бы узнать палача.

— Он поэтому сюда ходил?

— Да.

— Но ведь на палачах всегда бывает что-то вроде маски. Кто бы его узнал?

— Как же я тебя люблю! Ты всегда находишь именно те слова, какие никому и никогда не придут в голову.

В оперу он пришёл за полчаса до начала. Удивился, что для них, оказывается, были закуплены весьма приличные места в ложе, и с интересом наблюдал, как буквально в считанные минуты огромный зал наполнялся слушателями. Получил огромное удовольствие от спектакля. Это же была «Травиата». Прекрасная музыка, чудесные голоса и вечная вера в великую силу любви. Весь этот пафос не мешал ему вспомнить мультик, где Снеговик пел самую знаменитую арию из этой оперы с совершенно другими словами.

— Пускай не вино, а простые чернила сюда по утрам наливает Гаврила…

Когда уже стихли последние аплодисменты, он подумал, что, видимо, в этой стране не всё так безнадёжно. Если этот огромный театр способен собирать сотни людей и давать такие прекрасные спектакли, то это говорит о той силе человеческого духа, которая всегда способна преодолеть все тяготы материальной жизни, а порой и перевести саму эту жизнь на совершенно другой уровень.

Потом он опять долго бродил по улицам. Попал в отель очень поздно. Но собирался проснуться на рассвете и отправиться в собор Святого Витта на ночном трамвае. Во время своей юношеской поездки он всего за неделю успел влюбиться в чешские трамваи. Его девушка объяснила ему, что их просто не обходимо обожать хотя бы за то, что они ходят по расписанию.

Ночь заканчивалась, когда он сел в такой трамвай и отправился в собор. Посидел там на службе. Пой мал себя на мысли, что он пытается в какой-то степени воскресить в памяти места, с которыми его знакомила та удивительная девушка в дни его молодости. Вернулся к завтраку. А потом их всех посадили в автобус. Почти два часа куда-то везли.

Преодолев немалое расстояние через поля, усеянные хмелем, они увидели какой-то старинный родовой замок. Он когда-то был передан в распоряжении Академии наук, и время от времени здесь проводились какие-то конференции. Это было очень удобно. Здесь можно было разместить для проживания тридцать— сорок человек, имелась прекрасно оборудованная кухня, отличная столовая, несколько залов для заседания и даже библиотека.

Сюда не ходил общественный транспорт. Кругом простирались лишь сельхозугодия. Словом, если человек приехал сюда на семинар или конференцию, то сбежать он никуда не мог. Сиди и слушай. Других раз влечений нет и не может быть в принципе.

С раннего утра на семинаре выступала какая-то исследовательница из центра, который когда-то считался самым авторитетным в областях советологии. Вначале она читала письма, которые всемирно известный советский писатель отправлял вождю всех народов. Письма были страшные. В них до сведения главы государства доводилась информация о том, что коллективизация и раскулачивание проводятся про сто ужасным способом. Вчерашних крепких крестьян, на которых держалось всё хозяйство, лишают не только пахотной земли, но и выгоняют из домов на улицу. Больше всего писателя возмущало одно обстоятельство:

— Стоят холода. Выгнанные из своих домов люди вместе с детьми вынуждены ночевать под открытом небом. Строжайшим образом запрещено пускать их к себе. Даже на пару часов. Чтобы просто покормить и дать им тёплую одежду. Любого, кто осмелится на рушить этот запрет, также выселяют на улицу. Без вариантов. За всем этим жёстко наблюдают, и наказание неминуемо.

Эта лекторша приводила ещё немало похожих фактов. А в конце раздала всем листочки с теми вопросами, которые предстоит обсудить в ходе дискуссий. Вопросы были очень непростые.

— Имеет ли право на существование такой научный термин, как «советская цивилизация»?

— Что такое «хомо советикус»?

— Как оценивать человеческий капитал в постсоветском пространстве?

Следующий эксперт, безусловно, был хорошим оратором.

И его речь достаточно впечатлила всех участников.

— Я не хочу сегодня начинать с анализа того, почему Ялтинские соглашения не стали выполняться в полном объёме. А начну я с Фултона. В этой аудитории не надо объяснять, что именно с речи Уинстона Черчилля в этом колледже и началась холодная вой на. Потом было выступление Трумэна, его концепция и план Маршала. Замечу лишь, что в СССР от участия в этом плане по восстановлению страны после войны категорически отказались. Уповали только на свои силы. И ещё такая деталь: от всех тех стран, что участвовали в этом проекте, в ультимативной форме требовали, чтобы в их правительствах не было министров-коммунистов.

Для учёных же этот план прежде всего означал, что появилась новая дисциплина под названием «советология». Это направление науки щедро финансировали политические структуры, а её результатами пользовались представители многих дружественных Западу разведок. Считается, что именно опираясь на науку, Запад смог остановить коммунистическую атаку на Европу, столь успешно реализуемую после Второй мировой войны. На каждом из этих семинаров присутствует хотя бы один представитель от каждого из признанных центров советологии. Мы приглашаем сюда ещё обычно трёх-четырёх молодых исследователей из разных стран. И, наверное, впервые после распада СССР мы привлекли сюда учёных из постсоветского пространства.

Потом, конечно же, говорилось о том, что устроители этого мероприятия прежде всего хотели бы понять, как семьдесят лет коммунистической пропаганды отразились на каждом человеке, живущим в СССР.

Всех уверяли, что это является уникальным опытом для всего мира. И какие бы Ханны Арендт не пытались бы понять суть тоталитаризма, обо всех нюансах может поведать лишь человек, проживший внутри советского общества. Достаточно вспомнить любимую фразу советских людей:

— А вот это не телефонный разговор.

Когда страна официально заявляет, что у неё есть некая программа, служащая конкретной цели воспитания нового человека, то это прежде всего подразумевает тотальный контроль. Советское государство желало знать всё: как живут, с кем общаются, что едят, с кем делают новых людей, что говорят и даже что думают. И советский человек не мог допустить возможность инакомыслия даже теоретически, просто подумав об этом. Преступление, возможность которого допущена даже в мыслях, завтра может стать реальным нарушением закона, совершённым в действительности.

На следующий день ещё не отошедшие от словесных баталий вчерашних дискуссий участники столкнулись с тем, что новый лектор в своей речи представил абсолютно неудобоваримую смесь, состоящую из различных заговоров, «масонских протоколов» и «генетических» теорий.

Выступающий говорил о том, что все эти разговоры о том, что за годы советской власти генофонд нации оскудел, не имеют под собой никакой научной основы. Да, есть очень суровая статистика, показывающая, сколько талантливых учёных и деятелей искусства были расстреляны, сосланы в лагеря, а порой даже просто изгнаны из страны.

Но ведь ни в одной стране мире нет такого явления, что наукой занимаются только дети Эйнштейнов и Резерфордов. А нынче весь секрет заключается в том, что талантливая молодёжь не желает теперь заниматься наукой, а старые научные кадры просто вымирают. Молодые стремятся в отрасли, позволяющие им жить с комфортом, а не прозябать в научных институтах.

Потом появилась какая-то вся из себя расфуфыренная дама-психолог и начала рассказывать об эксперименте с шестью обезьянами. Вначале их всех сажают в клетку. А потом в её углу развешивают гроздья бананов. Обезьяны замечают это и устремляются именно в тот угол. Тогда в клетку врываются люди и начинают отгонять мощными струями воды обезьян от лакомства. Это повторяется несколько раз. После всего этого фрукты спокойно висят, и обезьяны к ним не подходят. Урок усвоен.

Тогда одну обезьяну выводят из клетки и заменяют её новой обезьяной. Когда эта обезьяна пытается подойти к фруктам, то ей «старые» обезьяны объясняют, что этого делать нельзя. В конце эксперимента в клетке остаются обезьяны, которые не видели всех тех наказаний, что происходили в этой клетке с первым составом. Тем не менее бананы висят, и обезьяны их не трогают. А потом она начала говорить о таком явлении как утрата чувства сострадания. И пыталась доказать, что в советском обществе именно это было самым массовым явлением.

Именно в этот момент он и не выдержал:

— Вы фактически утверждаете, что чувство сострадания способно, в силу излагаемых вами причин, исчезнуть у целого народа!

— Да. Это фактически и произошло.

— Позвольте не согласиться с вами. Может быть, имя Трофима Лысенко никому и не известно в этой аудитории, но наверняка все знают, что в СССР были гонения на генетику.

— Да. Её ещё называли буржуазной лженаукой.

— Так вот, один раз Трофим Лысенко рискнул вы ступить перед академиками. Не теми, кто входил в сельхоз-академию, а перед настоящими академиками. Он долго и нудно рассказывал о том, как он рубит мышам хвосты и в следующем поколении они рождаются с более короткими хвостами. Его выступление пре рвал один из известных физиков.

— У меня вопрос. И он не касается мышей, но вы ведь наверняка на него знаете ответ. Так вот, всем известно, что каждая женщина рождается девственницей. И рано или поздно она подвергается процедуре дефлорации, то есть перестаёт быть девственницей. Но, тем не менее, женщина вновь и вновь упорно рож даются девственницами. Таким образом, приобретённое новое качество, возникшее после уничтожения девственной плевры, не наследуется в следующем поколении. Вы можете это объяснить?

После этого вопроса в том зале стоял оглушительный хохот. Он изгнал этого горе-академика из аудитории. Так вот, исходя из этого случая, я хочу напомнить вам об одном простом феномене. Ведь в истории человечества было немало случаев, когда люди, исходя из чувства самосохранения или стремления к выживанию, не проявляли сострадания. Но тем не менее, все новые поколения людей, что рождались на свет, были наделены этим чувством. Вы как-нибудь можете это объяснить? Кстати, может быть, всем нам надо учитывать то, что чувства и эмоции гораздо более тон кая материя, чем условные рефлексы у знаменитой павловской собаки.

И тогда все участники семинара начали смеяться. Впервые с момента их совместной работы они смеялись. Этот смех поневоле привёл их к разговору о том, что собой представляла интеллигенция в России, в СССР и какой она становится в постсоветском пространстве. Тут ему пришлось выступить в роли незапланированного докладчика. И как бы ни пыталась Дама Пик предотвратить это нарушение графика, все участники семинара были едины в своём стремлении вы слушать его. И когда он начал говорить, его фактически каждые пять минут прерывали и требовали разъяснений. А потом он предоставил слово известному учёному из Санкт-Петербурга.

— Был такой министр просвещения в России по фамилии Уваров. С ним связывают теорию официальной народности. Основные её принципы объединены в так называемой «уваровской триаде». По его твёрдому убеждению, лозунг «Свобода, Равенство, Братство» изначально был порочен. Этот министр был убеждён в том, что уравнение людей — это просто губительно и способно привести к ужасной ситуации возникновения усреднённого человека. В уваровской же триаде гармоничным образом сочеталось три основных феномена российской действительности: православная вера, самодержавие и народность.

Этот министр был одним из первых, кто заговорил о том, что в России существует система формирования интеллектуалов, но нет западной системы их употребления. В результате сложилась ситуация, когда интеллектуалов получилось слишком много и они были не совсем такие, какими были нужны государству или деловой элите. Так возникли те, кого называли «лишними людьми». Если всё же какая-то их часть оказывалась вовлечённой в какие-то созидательные процессы, то эти люди считали, что их употребили совсем не так, как они хотели.

Русская литература полна примеров о так называемых «лишних людях». Если исключить всю любовную составляющую, то все эти Онегины, Печорины, Чацкие, Базаровы имели прекрасное образование, кото рое нельзя было применить к реальной жизни. Реальную жизнь они не знали, да и не хотели знать.

Трудно понять, на каком этапе все эти «лишние люди» начали заниматься неким социальным мессианством. Почему-то вдруг они возомнили себя некой элитой, стоящей над всем и вся. При этом у них начало доминировать в поведении нечто, что превращало их мировоззрение в какую-то систему интеллектуального господства над всеми.

У всех них начало проявляться стремление к социальной критике, они выступали в роли носителя общественной совести, испытывали чувство моральной сопричастности ко всем событиям, происходящим в стране. И всё это подавалось под соусом озабоченности судьбами отечества.

Вот так страна и пришла к «Октябрьскому перевороту». А потом Гражданская война и репрессии изничтожили этот слой интеллектуалов. Но при этом кто-то из них всё же выжил в эмиграции. Интеллигенция же новой волны всё пыталась под песни Высоцкого и Окуджавы осознать, что же происходит в стране. Но развал СССР вынудил их всех заняться поисками хле ба насущного и забыть о своём мессианском предназначении.

***

По мере того, как семинар разворачивал свою работу, становилось ясно, что он очень напоминает американские горки. Из одной крайности докладчики кидались в другую. Их концепции и взгляды иногда разом возносили их всех к вершинам философской дискуссии, а порой бросали в пучину социологических исследований. Споры не утихали. Но пока они всё же не превращались в бесцельные баталии. Это радовало. А ещё дарило надежду на то, что они смогут, в конце концов, прийти к какому-то консенсусу.

В тот день на трибуне появился весьма интересный человечек. Он выбрал какую-то очень странную манеру изложения, весьма далёкую от привычного стиля в докладе или лекции. И говорил он весьма удивительные вещи.

— Он был гением. А ещё он был просто пьяницей. Обычным русским пьяницей. Заметьте, что не алкоголиком, а пьяницей. У него очень часто не было де нег даже на хлеб. Он был патологически беден. Себя он называл нищим из нищих. Очень хотел убить товарища Сталина, но так и не нашёл оружия, чтобы это сделать.

А вот деньги на выпивку он находил всегда. Конечно же, он не мог позволить себе купить водку. Пил какой-то суррогат. Даже язык не поворачивается назвать это самогоном. Ведь самогон — это всё-таки в своём роде тоже элитный напиток. Вынужден был пить дрянь, но не бросал пить. Из-за пьянства от него ушла жена.

А ещё он умел водить самолёты. И в годы Второй мировой войны уничтожал фашистов именно как боевой лётчик. И при этом он оставался великим философом. Человеком со столь неординарным мышлением, что даже сегодня мы не в состоянии понять и оценить масштаб и размах всех его идей.

Он пришёл в этот мир ярко выраженным бунтарём. Весь свой протест против советской власти он излагал в своих художественных произведениях. Когда он принёс для публикации свою первую книгу в редакцию журнала «Новый мир», его пригласил редактор и дал весьма дельный совет:

— Сожгите всё это. Это очень опасно. Прежде всего для вас.

Совету он не последовал. Наверное, именно поэтому был арестован, потом выпущен, но всё время считал, что за ним следят. Более того, он продолжал писать этот ужасный роман и, в конце концов, тай ком переправил его во Францию. Роман и там никто не хотел печатать. А потом нашёлся человек, владеющий книжным издательством и просто влюбившийся в эту книгу. Он и издал её. Она стала бестселлером, и её перевели на множество европейских языков.

Она принесла ему славу. Но, в конечном итоге, именно из-за неё его вместе с семьёй лишили гражданства и просто выгнали из страны. Бедность, видимо, была его постоянным уделом. И даже став профессором в мюнхенском университете, он так и не смог обрести материальное благополучие. Всю жизнь перебивался литературными подработками и упорно продолжал отстаивать свои оригинальные философские концепции.

Дальше докладчик назвал какую-то фантастическую сумму в долларах. И сказал, что фонд готов профинансировать цикл работ по изучению идей этого философа и публикации его трудов. Почему-то после этого заявления участники семинара начали переглядываться, но было очевидно, что желающих заняться этим так и не нашлось.

— Всё ясно. Никто не хочет взваливать на плечи эту глыбу. Слишком яркие идеи, слишком своеобразное видение мира и слишком необычные концепции, не укладывающиеся в привычные научные теории. А мы почему-то надеялись, что сможем хотя бы начать работу в этом направлении. Жаль. А ещё у нас были задумки по исследованию рукописей таких людей, как Бердяев, Ильин… Ну, словом, всех тех, кого выслали на том знаменитом «философском» пароходе.

И тогда он вмешался.

— Вы, по-моему, начали не с того конца. Мы же все «актуальщики». Нам интересен день сегодняшний, а не то, что было вчера. Но в нашем научном сообществе хорошо известны люди, которые могут осилить этот проект. Вам не нужны абы какие исполнители. Задача столь тяжела, что с ней могут справиться лишь лучшие из лучших. Давайте вместе постараемся их найти и вовлечь в этот проект.

***

После обеда они все гуляли по этому прекрасному парку. Именно тогда и начинался неформальный обмен мнениями. Этот же социолог из Баку всё сокрушался по поводу того, что устроители предлагают чисто философские гранты, не пригласив при этом сюда серьёзных исследователей-философов, затрагивают лишь поверхностно многие глубокие вопросы и не понимают того, что за этим стоят пласты неисследованных материалов…