Помоги проекту - поделись книгой:
«КЛУБ 12 СТУЛЬЕВ»
Серия основана в 2000 году
Редколлегия:
Аркадий Арканов, Никита Богословский, Игорь Иртеньев,
проф., доктор филолог, наук Владимир Новиков, Лев Новоженов,
Бенедикт Сарнов, Александр Ткаченко,
академик Вилен Федоров, Леонид Шкурович
Главный редактор, автор проекта
Юрий Кушак
Ответственный редактор тома
Владимир Владин
Составители тома
Евгений Обухов, Юрий Кушак
Оформление тома Лев Яковлев
Рисунки художников «Клуба 12 стульев»
Рисунок на обложке Игоря Макарова
Подготовка макета — творческое объединение «Черная курица»
при Фонде Ролана Быкова.
© Обухов Е. А., Кушак Ю. Н.
Составление, 2001
© Яковлев Л. Г. Оформление, 2001
Над расщелинами эпох
Редко кому удается создать собственное государство в государстве. Членам «Клуба 12 стульев» «Литературной газеты» удалось. В конце шестидесятых, когда страна начала медленно сползать к застою, они развернули свой корабль против течения. Придумав империю смеха под названием «Клуб 12 стульев» и подчинив ее влиянию весь Советский Союз, авторы и создатели 16-й полосы научили страну смеяться по-новому, а смеясь, расставаться со своим прошлым.
Нельзя сказать, что инъекции сатиры воспринимались властями безболезненно. Классической стала история с опубликованным в 1971 году рассказиком В. Климовича «История». Для тех. кто по странному стечению обстоятельств начал читать эту книгу не с конца и поэтому еще не ознакомился с текстом «Истории», поясню, что речь в этом небольшом произведении идет о человеке, возвращающемся под Новый год с новоселья. Замерзнув, он решается на отчаянный шаг — пытается поймать такси. Но все машины по железному советскому правилу мчатся мимо, хоть плачь. И вдруг он замечает — на бульваре еще один стоит голосует. Подошел герой рассказа к нему, потрогал — холодный, замерз, бедняга. Вот он и притащил бедолагу домой, положил на кровать. Тут-то жена и взбеленилась — кого, мол, приволок?! Пригляделся — а это памятник с бульвара.
Вот такая безобидная вроде бы вещица вызвала в советские времена бурю — «Клуб ДС» чуть было не закрыли. Оказалось, высшее руководство углядело в тексте издевку над образом вождя. «Но почему?!» — возопили литгазетовцы. «А потому, — изрек Тот, Кто Сидел Наверху, — что с протянутой рукой у нас только одни памятники — Ленину». Говорят, взмыленная администрация «Клуба 12 стульев» во главе с Виктором Веселовским и Ильей Сусловым несколько дней шерстила столицу и окрестности. надеясь обнаружить для отмазки иной, нейтральный памятник «с протянутой рукой». Не обнаружили. Скандал еле-еле замяли.
Если бы у юмориста нынешнего была шляпа, то, встав, ее надо было бы снять перед светлыми образами создателей «Клуба ДС» Виктором Веселовским и Ильей Сусловым, перед плеядой писателей и художников, с первых дней утвердивших в «Клубе» удивительную атмосферу радости творчества. Дабы не обидеть здесь кого-то неупоминанием, отсылаю любопытствующих к эпохальной статье Владимира Владина «Тоска по ностальгии» и к графической части сборника. А здесь приведу лишь короткое воспоминание Григория Горина: «Это были фанатики своего дела, даже в спорах с начальством (не забывайте, что дело происходило в конце 60-х) они были по-своему ироничны.
Засылая очередную подборку, Суслов все время подкладывал заведомо непроходимые материалы. Отавный редактор кипятился:
— Илья, в чем дело? Вы все время подкладываете мне идеологически вредные материалы. Вы что думаете, я пропущу случайно?! Вы зачем это делаете?
На что Илья отвечал:
— А почему я должен этого не делать?
— А почему я, например, этого не делаю?
— Потому что у вас паек, дача и высокая зарплата. Отдайте мне это — и ни одного непроходного, вредного, абсурдного материала…
— Во-он! Вон из моего кабинета!»
И кабинет опустел: забыты даже имена чиновников, его населявших.
А «Клуб ДС» живет. В начале двухтысячного года он отметил свое 33-летие. Недруги по этому поводу намекали, что именно в этом возрасте распяли Христа. Но мы приводили свою аналогию: как раз в тридцать три Илья Муромец слез с печи и отправился в народ вершить добрые дела. Похоже, вторая мысль ныне имеет куда больше прав на существование.
В свой тридцать четвертый сезон «Клуб ДС» вступил ©крепнувшим и встрепенувшимся. У него (в одной упряжке со всей «Литгазетой») теперь есть юмористическое приложение — газета «12 стульев».
Наконец, выходит очередной сборник «Клуба» — и он перед вами. Если говорить строго, сборник этот — четвертый. Два первых назывались одинаково оригинально — «Клуб 12 стульев» — и выходили в Москве в 1973 и 1982 годах. А третий — не совсем обычно, это спецвыпуск «Литературки» под названием «Алмазный фонд «Клуба 12 стульев». Разумеется, и две книги, и уж тем более появившийся в 1991 году спецвыпуск зачитаны до дыр. Так что нынешняя антология «Клуба», составлявшаяся почти по олимпийскому принципу «Больше! Лучше! Полнее!» и «Главное — участвовать!», как раз кстати.
Перечитывая хранящиеся в редакции подшивки 16-й полосы «ЛГ» и наслаждаясь трудом составления антологии, я с удивлением обнаружил, насколько вовремя выпускались предыдущие сборники. Своим появлением они будто отсекали не только очередной пласт истории «Клуба», но и очередной отрезок в истории страны.
Вот смотрите: 1973 год — выходит первая книга, когда вбиты последние гвозди в гроб мелькнувшей оттепели, а шестидесятники, ежась по кухням, с грустью отмечают, сколь быстро крепчает кремлевский маразм. Но позади несколько лет относительной вольницы, и потому раздел антологии «1967–1972» отражает именно эти настроения. В нем и искрометное горинское «Хочу харчо!», и добрая «Волшебная сила искусства» Виктора Драгунского, и многоплановое горинское «Остановите Потапова!», и написанное в 1969 году аркановское «Очень крепкое здоровье императора Бляма».
Следующий сборник — 1982 год. Как раз заканчивается брежневское время, научившее всех грамотно читать между строк. И если внимательно всмотреться, вещи, опубликованные на 16-й полосе в те годы и попавшие в раздел «1973–1982», отличаются от предыдущих. Какова эпоха, такова и сатира. Причем связь обратно пропорциональная. В «зажатые» семидесятые «Клуб 12 стульев» окончательно сформировался как властитель дум благодаря сатире — тонкой и настоящей.
Если бы далее — в 1991-м — не появилась очередная веха под названием «Алмазный фонд «Клуба 12 стульев», ее следовало бы выдумать, и именно в этом году. Не нужно объяснять почему. И в 1983–1991, и в 1992–2000 годах ситуация в стране обусловила новое лицо «Клуба ДС». Переходные восьмидесятые призвали под знамена 16-й полосы плеяду новых авторов, которые приятно ужились с плеядой старых. И динамика событий — или. как сказал бы какой-нибудь умный человек, вектор перемен — очень точно прослеживается в стихах и прозе «1983–1991». Так же, как реформаторская вседозволенность девяностых — в последнем разделе.
Я надеюсь, что «Клуб 12 стульев» продолжит играть роль катализатора и в то же время талисмана добрых перемен. И что этот сборник «Клуба», как и предыдущие, встанет клином в расщелину эпох. Говоря попросту, выйдет антология, и пусть затем наступит период, когда все в России и других подведомственных администрации «Клуба ДС» территориях будет хорошо. И новые песни придумает жизнь.
Книга — не газетная полоса. И все же в некоторой степени разделы антологии сохраняют и передают структуру знаменитой 16-й. Это касается и попавших в этот сборник литгазетовских рубрик — «Пересмешник». «Подражания», «Фразы» (которые в один из периодов «Клуба» именовались «Афонаризмами»), «Ироническая проза» и такая же поэзия, наконец, знаменитые «Рога и копыта», в первом периоде выходившие в народ без подписей авторов.
Надеюсь, что костюмчик под названием «Клуб 12 стульев» по-прежнему моден и хорошо сидит. Люди же, которые на вопрос: «Кто шил костюм?!» хором отвечают: «Мы», собраны под этой обложкой. И, как сказал Зиновий Паперный, да здравствует все то, благодаря чему мы несмотря ни на что!
В заключение признаюсь, что существуют три вопроса, на которые ни это предисловие, ни весь умудренный жизненно-сатирическим опытом сборник «Клуба 12 стульев» ответа дать не могут. Во-первых, кто будет пятым после Виктора Веселовского, Андрея Яхонтова, Павла Хмары и автора этих строк главным администратором «Клуба»? Во-вторых, кто и когда придумал приводящие корректоров в шок обозначение «Клуб 12 стульев» вместо Клуб»12 стульев»? И, в-третьих, кто же все-таки написал знаменитый девиз «Клуба» «Если нельзя, но очень хочется, то можно»?..
Впрочем, по сравнению с бессмертием «Клуба ДС» «Литературной газеты» все это просто мелочи.
Как это начиналось
Тоска по ностальгии
Хочется уподобиться дотошным летописцам и упомянуть всех, кто работал в отделе фельетонов в конце 1966-го и захватил самое начало 1967 года — года рождения «Клуба ДС»: Юрий Алексеев, Валентин Полонский, Владимир Панков и Владислав Смирнов. Первые трое ушли из редакции почти мгновенно, а Владислав Матвеевич Смирнов, опытный фельетонист, умный, желчный, ироничный человек с достаточно изломанной судьбой довольно долго еще работал. Я ему многим обязан, мы впоследствии близко подружились. К несчастью, несколько лет назад его не стало. Недолго в «Клубе» работал и Александр Иванов, но, думается, в биографии Александра Александровича это был совсем небольшой эпизод.
Но пора переходить к главным действующим лицам, проработавшим долго и юридически и фактически создавшим. «Клуб», тот «Клуб», который имел (не побоюсь этого слова) феноменальную популярность у читателей. Итак: Виктор Васильевич Веселовский, завотделом. Крупный рыжебородый человек. Тонкий политик, прекрасно умел и царствовать, и править. Пользовался большим уважением как наверху, так и среди простого народа — юмористов. Никогда не повышал голоса, но мог одним словом мгновенно усмирить разбушевавшуюся вольницу гениев — авторов, у которых ничего святого не было и языки распускались до беспредела. Когда начинало попахивать политической статьей, тут-то Виктор Васильевич и проявлял твердость. Короче, «отбирал у детей спички». Писать о человеке, с которым живешь в одном городе, встречаешься и перезваниваешься, очень трудно. Прости, Витя! Я это делаю с чувством искреннего подхалимажа!
О другом же человеке я могу писать более раскованно. Вот уже 17 лет мы не перезваниваемся и тем более не живем в одном городе (о чем лично я очень жалею).
Илья Петрович Суслов — заместитель Виктора Васильевича. Ничего общего не имел с Михаилом Андреевичем. Как говорится в одном анекдоте, «даже не однофамилец».
Вот кому я обязан, можно сказать, почти всем. Он меня «открыл» (те несколько публикаций, которые у меня были до «Клуба», не считаются), он меня приветил, он меня всячески поощрял и опекал. Когда я приносил что-нибудь новое, практически все шло «с колес», а когда Илья Петрович еще и читал принесенное вслух вечно толпящемуся в комнате народу — высшая степень признания и похвалы, — я чувствовал себя самым счастливым человеком на свете. Уверен, что не я один. Читая что-нибудь очень удачное. Илья Петрович похохатывал и говорил: «Упыри! Чудовища!» Это тоже была высокая похвала.
Человек энергичный, влюбленный в дело, он получал, по-моему, физическое удовольствие от удачного материала. Полная противоположность Веселовскому — нервный, взрывной, беспощадный в гневе, непрощающий. Он отбирал практически все материалы, «лепил полосу», делал «Клуб» (вкус у него был прекрасный), но… Но «пробивал» все это у начальства (а пробивать в то время приходилось практически все), как правило, уравновешенный, тонкий знаток «начальственных душ» Веселовский. Они ссорились, спорили, но долгое время были настоящими единомышленниками в деле.
Несколько раз я попадал под горячую руку Илье Петровичу — он назначал мне самые невероятные наказания.
Приведу характерный случай. Как-то раз один известнейший и старейший поэт, отличавшийся абсолютно верноподданническим творчеством, принес в «Клуб» стихи, в которых был так называемый второй смысл, превращающий их в очень острые и смелые по идее. Сам старик об этом даже не догадывался — так получилось. Но Суслов-то сразу понял, и стихи были опубликованы. И начальство пропустило, видимо загипнотизированное именем твердокаменного патриота. А надо сказать, что автор за свои молодые заслуги в свое время получил звание «почетного комсомольца» — и до старости с гордостью носил комсомольский значок. Про него даже ходила эпиграмма, которую я не могу не процитировать, слегка изменив одно слово, чтобы не смущать читающих дам.
Вот она:
Так вот, после публикации автора, видимо, обзвонили друзья и наговорили кучу комплиментов типа: «Поздравляем! Как это смело и остро!» «Старый чудак» перепугался не на шутку — до него наконец дошел смысл собственного произведения, — и на следующий день он явился в «Клуб».
Было раннее утро. Самое начало трудового дня. Веселящийся народ еще не подгреб. Только Суслов за своим столом читал какие-то рукописи да я в другом углу доделывал какую-то срочную работу. Дверь отворилась, и шаркающей (но не кавалерийской) походкой, как говорится, гремя вестибулярным аппаратом, «старый чудак» направился к Суслову — и вместо «здравствуйте» произнес:
— Илья Петрович, а нам за это ничего не будет?
Вообще-то я человек воспитанный, но тут не удержался и выпалил:
— За такие штучки могут и из комсомола попереть…
Илья Петрович, задыхаясь от смеха, подскочил на стуле и мгновенно прорычал в мою сторону:
— Вон отсюда! И чтобы две недели твоей ноги здесь не было!
Слава богу, старик сделал вид, что не расслышал, и я был прощен. Две недели без «Клуба» — для меня это было страшным наказанием…
По окончании «срока» Суслов топал ногами и орал:
— Упырь! Чудовище! — И уже ко всем: — Заткнете вы наконец свои поганые пасти при посторонних?! Нас же всех посадят!
Обладатели «поганых пастей» затыкались, но ненадолго.
Особенно отличался самый, пожалуй, большой любимец Ильи Петровича коллажист и художник Вагрич Бахчанян. Он фонтанировал, он сыпал самыми парадоксальными остротами. Только ему могло прийти в голову, стоя у кинотеатра, доверительно спрашивать: «У вас нет лишнего партбилетика?»
Он же придумывал совершенно невероятные названия картин: «Явление Христа принадлежит народу» и «Буденный верхом на Коневе».
Реакция его была молниеносной. Входит дама: «Ну и накурено же у вас!» Вагрич: «Накурено так, хоть людей вешай…»
Он, как и Суслов, тоже уехал. Перед отъездом подарил мне коллаж, в основе которого репродукция с картины Маковского. Ну вы знаете — измученная женщина с ребенком грудью встала в дверях трактира и не пускает пьяницу мужа. Только Вах (так мы его звали) за спину несчастной женщины в дверь трактира вклеил кусок залитого огнями Бродвея. Картина называется «Не пушу!».
Входил Боря Брайнин. и у них с Бахчаняном начиналась настоящая многочасовая дуэль — кто кого перекаламбурит.
Целый день комната полна народу. Настоящий клуб. Сюда приносился самый свежий анекдот. Здесь постоянно шутили, острили, иронизировали, издевались. Человек, произнесший неудачную шутку, считал себя временно погибшим навсегда.
Чаще всего в кабинете можно было встретить талантливых художников — Игоря Макарова (сейчас он весь ушел в мультипликацию, в кино, карикатуру бросил, а жаль!), блестящего Виталия Пескова, добродушного, всегда улыбающегося, замечательного Володю Иванова (он рано умер — это был большой удар для «Клуба»). Всегда «при хорошем настроении» Вася Дубов. Потом уже появились Сережа Тюнин и Валя Розанцев — они сейчас нарасхват, сделали прекрасную карьеру.
Иногда приходили «мэтры». Улыбающийся Владлен Ефимович Бахнов, неулыбающийся Аркадий Михайлович Арканов, смеющийся Григорий Израилевич Горин.
Аркадий Хайт, Саша Курляндский, Феликс Камов (уехал), Женя Шатько (умер). Эдик Успенский, «отец» Сазонова Марк Розовский, Павел Хмара, Владимир Волин, Феликс Кривин. Появился тонкий знаток простонародья, автор блестящей «Мозговой косточки» Андрей Кучаев.
Заходили на огонек люди, известные на всю страну. Виктор Ефимович Ардов, Никита Владимирович Богословский, Борис Савельевич Ласкин, Владимир Соломонович Поляков, Виктор Юзефович Драгунский, Зиновий Самойлович Паперный и многие другие.
Однажды пришел Виктор Борисович Шкловский. Он пару часов просидел в шубе с бобровым воротником и рассказывал интереснейшие истории.
Что тянуло в эту комнату? Ну, Боря Брайнин, Ратмир Тумановский и я — мы были литконсультантами, отвечали на письма из самотека, этим в основном добывали себе средства на пропитание. Стоил каждый ответ аж 40 коп., но писем было очень много. Такое впечатление, что половина взрослого населения Советского Союза жаждала напечататься на 16-й странице «Литгазеты».
Подавляющее большинство вышеназванных никакого отношения ни к штату, ни к внештатной работе не имели — просто авторы. Но не приходить день-другой в «Клуб» — как будто чего-то недополучить в этой жизни.
Вот такое было чудесное застойное время. И дружили. И встречались вне редакции.
Теперь пришла очередь говорить о третьем главном действующем лице.
В 1968 году в комнате появился высокий, слегка заикающийся человек со светлыми глазами, в модной итальянской куртке из жеребца (единство формы и содержания), похожий на умного Иванушку-дурачка.
Виталий Борисович Резников сразу всем понравился. Биография его изобиловала совершенно невероятными зигзагами. Тракторист, оперный клакер («сыр»), официант в лучших московских ресторанах — даже обслуживал правительственные приемы у самого Хрущева, что дало повод злым языкам пустить остроумную, но несправедливую шутку: «Это тот редкий случай, когда человек не только из половых, но и из органов».
Больше всего нас поражало его невероятное жизнелюбие. Он любил все и получал удовольствие от всего. В сферу его интересов входили футбол, Большой театр, шахматы, симфонии Малера, хорошее застолье, политическая ситуация в Кот д’Ивуар, преферанс, философские труды Кьеркегора.
Однажды он написал фельетон из жизни официантов, за что из этой самой жизни был выгнан, но фельетон настолько понравился, что он стал сотрудничать в «Комсомолке». А потом пришел к нам. Просто вошел однажды к Виктору Васильевичу и сказал:
— Я знаю, у вас вакансия, так лучше меня вам никого все равно не найти…
Веселовский настолько опешил от этой простодушной наглости, что тут же его взял к себе.
Работал Резников с упоением. Сразу включился в «Сазониаду», написал очень смешные аннотации к классическим произведениям — от «Горя от ума» до «Ямы» Куприна. Обожал литературное хулиганство. Как редактор больше всего любил менять у авторов названия. Лиону Измайлову так это надоело, что он стал приносить рассказы без названий — бесполезно, все равно Резников переделает. Льву Толстому повезло — будь Виталий его редактором, он переделал бы «Анну Каренину» во «Фру», по имени бедной лошади Вронского.
Его беспредельное обаятельное хамство не знало границ.
Однажды (год 74—75-й, Суслов уже уехал в Соединенные Штаты, и Резников занял его место зама) в «Клуб» пришел автор, впервые в жизни напечатавший одну фразу. С подписью. В самом «Клубе»! По-человечески можно было понять его счастье. Внутренний карман пальто автора оттопыривался совершенно странным образом. Мы своими опытными глазами сразу определили, что это не водка и не советский коньяк, и, естественно, потеряли к посетителю всяческий интерес.
Автор же оказался человеком чрезвычайно застенчивым. Он никак не мог решиться освободить карман. Другими словами, он терялся в догадках: существует в этой комнате институт взятки или нет? Он так переживал, что мы им даже залюбовались. Ну чистый Гамлет!
Наконец он решился. Открыл рот и. заикаясь, произнес:
— В-в-виталий Бо-бо-рисович! Воо-т вы меня наааа-печатали, я хотел как-то ооооо-тметить…
С этими словами он дрожащей рукой вытащил из кармана пузатую бутылку. Это оказался всего-навсего французский коньяк «Наполеон» (а фраза, которую он напечатал, стоила 5 рублей в базарный день).
Виталий Борисович встал, строго посмотрел на посетителя и сказал:
— Вы, конечно, понимаете, что предлагаете взятку…
Автор «изменившимся лицом» упал в кресло.
— Вы, конечно, понимаете, — продолжал Виталий, — что предлагаете мне взятку, когда я нахожусь при исполнении служебных обязанностей, а это вы знаете, чем пахнет…
Посетитель молча встал, держа коньяк на вытянутых руках, как сомнамбула, направился к выходу. «Неужели унесет «Наполеон»?!» — страшная мысль пронеслась у нас в головах.
А между тем несчастный автор уже дошел до двери.
— Стойте! — вдруг закричал Резников.
Тот остановился как вкопанный.
— …но ваше счастье, что я взяточник! — закончил Виталий фразу, и у всех присутствовавших вырвался даже не вздох, а стон облегчения.
Виталию я благодарен за то, что он уговорил Суслова и Веселовского представить на обсуждение в жюри мой рассказ «Ода к радости». Они очень ценили меня, но считали, что мне рановато тягаться с маститыми. Было отобрано шесть лучших за год рассказов, Резников все-таки всучил мой седьмым, нейтральное жюри (очень представительное: Богословский, Лиходеев, Искандер, Рыклин — весь цвет) ставило баллы, потом они суммировались. К сожалению, так было только в 1968 году. Таким образом, я неожиданно для всех получил 3-ю премию, попав в компанию Г. Горина и В. Токаревой.
Поделиться книгой: