Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта. Благодаря им мы улучшаем сайт!
Принять и закрыть

Читать, слущать книги онлайн бесплатно!

Электронная Литература.

Бесплатная онлайн библиотека.

Читать: Под кожей - Кайла Стоун на бесплатной онлайн библиотеке Э-Лит


Помоги проекту - поделись книгой:

— Прости меня. Я не хотела этого. Фрэнки, я..

— Сидни! — Мама стоит в луже солнечного света в дверном проеме кухни, ее ночная рубашка туго обтягивает ее тучное тело. Каштановые волосы вьются и липнут к шее. Ее лицо опухло, глаза стеклянные, расфокусированные. — Что это за шум? Кажется, я просила вас вести себя тихо.

Я сжимаю и разжимаю кулаки по бокам. Злость вытекает из меня, и внезапно я чувствую себя очень, очень усталой.

— Тебе лучше вернуться в постель, ма. Ты же знаешь, что тебе нехорошо.

Не хочу, чтобы мальчики видели ее в таком состоянии. Я беру маму за руку и веду ее по узкому коридору обратно в спальню. От нее пахнет потом и алкоголем.

— Ты обижаешь мальчиков?

— Нет! Я имею в виду, это случайность. Мне просто… мне жаль. — Я должна быть лучше. Я должна контролировать гнев, который поглощает меня изнутри. Я не могу позволить ему коснуться их. Это моя работа — заботиться о братьях, защищать их. Никто другой этого не сделает.

— Все, о чем я просила, это немного тишины и покоя. — Ее голос хрипит. Она ложится, и я накидываю одеяло на ее полные ноги. — Ты даже это не можешь сделать нормально?

Я вздрагиваю. Не хочу, чтобы ее слова задевали меня, но они все равно жалят. Они всегда жалят.

— Я стараюсь, ма. Хорошо?

На тумбочке валяются использованные салфетки, бутылочки «Адвила» и «Тайленола» и полупустые стаканы пива. Телевизор включен, как всегда. Я поднимаю стаканы с пивом, удерживая их в руках, чтобы не расплескать. В памяти всплывает мамин смех, давным-давно. Помню, как сидела рядом с ней за кухонным столом и рисовала, пока она занималась рукоделием или вязала мне шарф из шерстяной пряжи, которую позволила мне выбрать самой. Эти воспоминания такие давние, что уже помутнели.

— Как думаешь, твой отец будет дома сегодня вечером? — Она с надеждой смотрит на меня, как будто мой ответ может исполнить ее желание.

— Не знаю. — Я направляюсь к двери, переступая через несколько куч грязной одежды. Ненавижу запах этой комнаты, пропитанный потом, алкоголем и чем-то еще, чем-то затхлым и немытым. — Ты знаешь Фрэнка. Он то приходит, то уходит.

— Его нет уже несколько недель. Я пишу ему, а он никогда не отвечает. И не смей называть его Фрэнком. Уж тебе ли не знать. Ты и твой умный рот.

Я стою в дверях и смотрю на небольшой холмик ее живота.

— Тебе нельзя пить, ма. Ты беременна.

Взгляд мамы останавливается на телевизоре.

— Как только твой отец вернется домой, я перестану. Пара рюмок — это нормально. Все так делают. Фрэнк знает, как мне одиноко, когда его нет.

— Как скажешь. Слушай, я сегодня потратила все свои чаевые на продукты. Счет за электричество и воду должен быть оплачен в конце недели, — произношу слова медленно, с терпением, которого не чувствую. Я хочу вывести ее из ступора.

— Твой отец привезет деньги, когда вернется.

— Кто знает, когда это будет? Он всегда уезжает из города и оставляет нас ни с чем. — Он исчезает, мама ложится в свою постель, и все остальное остается на мне: счета, мальчики, готовка и уборка. Но даже если так, Фрэнк уехавший всегда лучше, чем Фрэнк здесь, с его нравом, его дыханием как от пепельницы и косым взглядом.

Она хмурится.

— Посмотри на себя, ты всегда говоришь о нем плохо. Ты пытаешься расстроить меня еще больше?

— Нет. Я пытаюсь сказать тебе, что мы на мели.

— Тогда мы позвоним тете Элли. Элли богата. Ну, достаточно богатая. — Она кашляет и вытирает рот о ночную рубашку. — В ее доме больше ванных комнат, чем у нас спален. Она могла бы дать нам немного, могла бы, но она никогда этого не делает… самодовольная старая карга. Она всегда считала себя лучше нас.

Тетя Эллен живет где-то в Огайо. Я не видела и не разговаривала с ней много лет. Она практически отреклась от моей матери, когда та вышла замуж за Фрэнка, как и остальные члены ее семьи. Была одна или две напряженные встречи. Я помню, как бегала по коричневой травяной лужайке с парой значительно старших кузенов. Помню, как ободрала колено.

Мама делает глоток из фляжки, которую спрятала где-то в кровати рядом с собой.

— Ты навредишь ребенку. — На этот раз я говорю тверже.

Ма просто игнорирует меня.

— У нас все будет хорошо. Фрэнк вернется домой. Он всегда так делает.

Я вздыхаю. Пытаться вразумить ее бессмысленно.

— Ты голодна? Хочешь поужинать?

Она щиплет себя за руку.

— Прекрати пытаться сделать меня толстой. Это бесит Фрэнка.

— Как хочешь. Спокойной ночи, ма, — говорю я, хотя сейчас только семь часов вечера.

Вернувшись на кухню, я ставлю пивные бокалы на стойку, так как в раковине нет места. Мальчиков нет, наверное, прячутся в своей комнате. На кухонном столе лежит буханка «Чудо-хлеба», банка арахисового масла и две пустые банки из-под нарезанного ананаса. Они сделали свои собственные сэндвичи, любимое блюдо, которое я впервые приготовила для них много лет назад.

В нашей семье знают, когда нужно оставить кого-то в покое. Сегодня никто из них меня не побеспокоит. Я беру початую банку арахисового масла и направляюсь в свою комнату.

Моя спальня находится на другой стороне гостиной, отдельно от всех остальных спален. Фрэнк настоял, чтобы у меня появилась эта комната, когда мне исполнилось тринадцать, сказав, что девочкам нужно уединение. Да, верно. Мне нужно личное пространство Фрэнка как выстрел в голову.

Я закрываю дверь в свою спальню и падаю на кровать. В ящике тумбочки я держу свои блокноты для рисования фирмы «Стратмор», угольные палочки, цветные карандаши «Призмаколор», мягкие ластики, пастель и палочки для смешивания. Мои карандаши — высокого качества, редкий подарок Фрэнка на мой выпускной в восьмом классе. Их пигмент такой же гладкий и насыщенный, как масляная краска.

Моя арт-стена находится рядом с моим шкафом. Большинство рисунков — это бабочки в дешевых пластиковых рамках, несколько рисунков моих братьев или пейзажи мест, где я никогда не была. Когда у меня закончились рамки, я наклеила свои рисунки прямо на стену. Мне нравится смотреть на бабочек, на их насыщенные, пестрые цвета, на гладкую форму их крыльев, поднятых в полете.

Мой желудок урчит. Я открываю банку с арахисовым маслом и выковыриваю большой кусок. Оно прилипает к пальцу, как гигантский слизень. Я слизываю его и делаю это снова. И снова. Я ем до тех пор, пока не наедаюсь до отвала, до вздутия живота и легкой тошноты. Но яма внутри меня никогда не заполняется. Когда банка наполовину пуста, я завинчиваю крышку и ставлю ее на тумбочку.

Боль скапливается за моими глазами. Мне нужно облегчение. Я отчаянно нуждаюсь в нем. Я роюсь под матрасом, нахожу упаковку бритв и пачку салфеток и прислоняюсь спиной к стене. Лезвие сверкает в сумерках, проникающих сквозь шторы. Я стягиваю с себя джинсы. Головокружительный парад ран украшает нежно-белое пространство верхней части моих бедер. Свежие красные порезы пересекают белые линии рубцовой ткани.

Я никогда не резала себе вены. Это выход для трусов. Если я когда-нибудь решусь, то сделаю это не так. Я воспользуюсь пистолетом Фрэнка, большим «Глоком» 22 калибра, который он прячет под матрасом, в те редкие ночи, что делит с мамой. Мы с отцом похожи; храним наши самые ценные вещи под собой, когда спим.

Я делаю три новых надреза, горизонтальных и выстроенных рядом друг с другом, каждый длиной около дюйма. Один за меня, один за Фрэнки и один за Аарона. Они мои братья. Они — моя ответственность. Порез Фрэнки глубже, чем у других. Я сильно нажимаю на лезвие, пока острая боль не сравняется с чувством вины. Стыд захлестывает меня. Я не хочу быть той девушкой, которая причиняет боль тем, кого любит.

Завтра я буду вести себя лучше, как-нибудь заглажу свою вину. Я буду гораздо терпеливее. Я просто так устала. А он такой грубый, такой злой. Он слишком похож на меня.

Когда я заканчиваю, уже десять. Я прижимаю ногу старой мочалкой, пока кровь не перестает течь, чтобы не испачкать простыни. Натягиваю боксеры и футболку большого размера, служащие мне пижамой.

Мои пальцы дергаются. Мне все еще нужно кое-что сделать. Я открываю ящик тумбочки и достаю блокнот и графитный карандаш. Я рисую скетч на Кролика Рэтти. Кролик Рэтти звался просто Кроликом, когда стал моим. Очаровательный белый плюшевый кролик с черными глазками-пуговками и самым мягким мехом, который я когда-либо держала в руках. Когда родился Фрэнки, я отдала Кролика ему. А когда через три с половиной года появился Аарон, Фрэнки передал игрушку ему по наследству.

Аарон до сих пор спит с ним каждую ночь. Сейчас мех стал матовым и грязным, один глаз-пуговица болтается. Набивка стала вываливаться из прорехи в лапе. Однажды мама спросила: «Зачем тебе этот старый крысеныш?». Но Аарон заплакал, и она зашила его розовыми нитками в один из своих хороших дней. И теперь мы зовем его Кролик Рэтти.

На моем рисунке у Кролика Рэтти огромные, мультяшные глаза. Он одет в плащ, который героически развевается за ним. Он стоит на лежащей на земле фигурке, его маленькие лапы подняты в знак триумфа. Я всегда делаю Кролика Рэтти героем, который приезжает на великолепном коне или срывается с места в стиле Супермена, чтобы спасти положение. Оторвав страницу, складываю ее в треугольник — единственный трюк оригами, делать который я научилась еще на уроках труда в средней школе.

В узком коридоре между ванной и комнатой мальчиков стоит буфет медового цвета, слишком громоздкий, чтобы поместиться в нашей крошечной кухне. Он занимает слишком много места и нависает из темноты, чтобы зацепить пальцы ног или поцарапать голени и бедра во время ночных походов в туалет. Ящики забиты всяким хламом, которым никто никогда не пользуется. Кроме этого.

В передний левый угол левого ящика я кладу бумажный треугольник. Это наш центр сообщений, когда нам нужно поделиться тем, что мы не можем сказать вслух в этом доме. Я рисую для Аарона скетчи с Кроликом Рэтти. Для Фрэнки раньше оставляла камни смешной формы. Он любил приклеивать к ним глазки, добавлять глупый рот перманентным маркером и складывать их на верхушке комода. Больше он так не делает.

Прежде чем забраться в свою кровать, я проверяю, как там мама. Она отключилась, громко храпит, между пальцами тлеет уголек сигареты. Я вынимаю сигарету из ее руки и раздавливаю ее в пустом стакане для воды. Затем возвращаюсь в свою комнату.

От света фар проезжающих машин по стенам скользят странные узоры. Я смотрю, как зеленые цифры будильника мигают с 23:59 на 00:00.

Проходят часы, а я не могу уснуть. Тяжесть темноты, потолка, дома, неба, усыпанного колючими звездами — я чувствую их как груз, как железо на моих костях.

Тяжесть, которая никуда не уходит.

Глава 5

Металлические прутья стула давят мне в спину. В окна пустующего класса, который доктор Янг использует для своих так называемых сеансов групповой терапии, бьют крупные капли дождя. Десяток стульев и парт придвинуты к дальней стене под доской объявлений. На ней все еще висят пожелтевшие списки кандидаток в королевы выпускного бала и расписание работы кафетерия двухлетней давности. У меня заурчало в животе.

Я расположилась поближе к ряду серых окон и ржавому радиатору под ними. Дождь такой сильный, что я едва вижу линию деревьев в пятидесяти футах за школой. И совсем не вижу реки.

Доктор Янг постоянно смотрит на часы.

— Она скоро придет.

А я так старалась опоздать. Черт. Мои веки тяжелеют, и я просто хочу проспать весь этот день. Я потратила свои три дня отстранения на уборку в доме, доделывание домашнего задания и дополнительные смены в «Bill's Bar and Grill». Заработала достаточно, чтобы оплатить счет за электричество, по крайней мере, до следующего месяца. Мама так ушла в себя, что даже не заметила, что по идее я должна быть в школе. Я взяла ее мобильный телефон, пока она спала, и удалила сообщение из администрации о моем отстранении от занятий. И перехватила письмо по почте. Иногда это так просто.

Дверь в класс открывается, и вплывает Арианна Торрес.

Я сжимаю руки в кулаки на коленях.

— Давно пора.

Щеки Арианны раскраснелись. Она очень худая. На ней брюки цвета хаки и обтягивающий розовый кашемировый свитер, который подчеркивает бронзовый оттенок ее кожи и ореховый цвет темных глаз. Густые черные волосы волнами рассыпаются по спине. Лицо как у куклы-пикси, с носом-пуговкой и полными губами. На лбу красуются созвездия прыщей.

— Простите, — говорит она, задыхаясь. — На французском задержали и…

Я вздыхаю достаточно громко, чтобы прервать ее слова.

— Арианна, это Сидни Шоу. Сидни, это Арианна Торрес. Я думаю, что занятия в малой группе действительно помогут… раскрыться.

— А где остальные участники? — спрашиваю я.

Доктор Янг нахмурил брови.

— Возможно, в будущем к нам присоединятся еще несколько учеников. Однако сейчас мы начнем с вас двоих. Всем будет полезно немного выйти из своей зоны комфорта. Почему бы вам не представиться? Сидни?

— Ну, как только что сказал добрый док, меня зовут Сидни. Я оказалась здесь потому, что убила трех кошек и выпила их кровь.

Арианна недоуменно поднимает брови.

— Ладно, пять кошек. И две собаки. Но я не пила кровь собак. Вкус прикольный.

Арианна закидывает правую ногу на левую и разглаживает складки на брюках. Она смотрит на доктора Янга.

Доктор Янг прочищает горло и рисует круги пальцами под подбородком.

— Давайте начнем с Арианны. Может быть, на ее примере Сидни увидит, как это делается, и будет больше готова к сотрудничеству.

Арианна сидит прямо, ее маленькие, похожие на птичьи руки сложены на коленях.

— Я секретарь выпускного класса. Я в списке отличников. Я в группе…

Я фыркнула.

— Продолжай, продолжай, пожалуйста. Я большая фанатка групп.

— Я играю на флейте. Первый номер. Я живу на Бродвью, это через мост. О, и поскольку все всегда спрашивают, мои родители колумбийцы, но они оба почти всю жизнь прожили в Штатах. Они никогда не учили меня испанскому, так что не просите меня помочь с домашним заданием. А глаза у меня от природы такого цвета, а не от контактных линз.

Я уставилась на доктора Янга, пытаясь передать в его мозг свое отвращение и возмущение. Неужели он не видит, насколько это ужасно? Это ужасная, кошмарная идея.

— Как считаешь, ты могла бы рассказать о том, почему ты здесь? — спрашивает ее доктор Янг.

— О, пожалуйста, давай, — предлагаю я. — Так хочу услышать, какие ужасные злодеяния тебе пришлось пережить, чтобы заслужить место в этой эксклюзивной терапевтической группе.

Арианна приглаживает волосы обеими руками. Она такая худая, что из-под ее тонкой кожи, кажется, торчат кости.

— Я просыпаюсь по утрам и чувствую грусть, как будто меня тянет вниз какой-то тяжелый груз.

— И почему же? — задает вопрос доктор Янг своим голосом мозгоправа.

— Я не знаю. — Она грызет ногти. Я вижу отсюда, что ее ногти на обеих руках обкусаны до крови. Кожа вокруг ногтевого ложа красная и неровная.

— Ну, поэтому мы здесь. Чтобы вместе разобраться. — Доктор Янг бросает на меня один из своих взглядов. — Ты уже готова к разговору, Сидни?

— Я говорю с тех пор, как пришла сюда.

Доктор Янг хмурится на меня. Я смотрю на него в ответ. Он притащил меня сюда. Я никогда не подписывалась на это и не соглашалась делать ничего, кроме как приходить. Кроме того, каждый раз, когда я смотрю на Арианну, вижу Жасмин. Я вижу все, что потеряла. Мое сердце сжимается. Я не хочу быть здесь. Я не хочу думать ни о чем из этого.

— Когда мне было три года, родители отдали меня в цирк. Там меня заставляли стоять на голове по шесть часов каждый день и притворяться, что я мутант.

Арианна выглядит так, будто только что проглотила что-то неприятное. Доктор Янг только вздыхает.

— Групповые занятия не дадут результата, если мы не будем сотрудничать и честно говорить друг с другом.

Знакомое раздражение нарастает внутри меня, ревущее, выходящее из-под контроля чувство, которое смывает все остальное.

— Включает ли это «мы» вас? Все ли вы нам рассказали о себе? Вы играете в группе? А кошек едите?

Доктор Янг хмурится.

— Нет и нет. Сидни, ты готова стать полезным членом этой группы?

— Конечно, нет. Я ни за что не расскажу ничего этой мисс Королеве Красоты. Думала, весь смысл в том, чтобы поместить меня к таким же несчастным ученикам, как я сама.



Поделиться книгой:

На главную
Назад