Твое время принадлежит мне (СИ)

— Ген, твоя реакция напрягает, — вздохнула, освобождая руку.

— Я чувствую себя обманутым, — буркнул и скинул домашние тапки, в которых пришёл, направившись на кухню.

— Почему? — вздохнула, проходя вслед за ним, прихватив бутылку.

— Потому что ты, оказывается, красотка с абалденной фигурой и ангельским характером, а я знал только о последнем и привык относиться к тебе, как к сестре. Обидно даже как-то.

— По-моему, ты преувеличиваешь, — отвернулась, пряча смущенную улыбку.

— Чувствую себя извращенцем, но взгляда оторвать не могу.

— Я тебя сейчас выставлю, — пропела, доставая рюмки, а он фыркнул:

— Силёнок не хватит. Лимончик есть?

— Ты ж знаешь, — ответила слегка возмущённо: коньяк в этом доме уважали.

— Да я просто чтоб тему сменить. Кстати, о переменах… с какой стати? Не то чтоб я был против, видеть тебя такой приятно, глаз радуется, руки чешутся и все такое, но все же?

— Помнишь наш разговор в автобусе?

— Ты поехала, чтоли? — удивленно вскинул брови, а я пожала плечами и начала нарезать лимон. — И как ты намереваешься это сделать?

— Я не знаю, — поморщилась в ответ и плюхнулась на стул рядом, а он разлил коньяк. — Сам посуди, ну кому это надо? Ингу любили все, даже те, кто делал вид, что ненавидит.

— Пол района бывших, ага, — хмыкнул Гена. — Да это все понятно, свои бы не тронули, что бы там эти деятели не говорили… может, ее братец? Вряд ли он знал о завещании.

Я скривилась, вспоминая, как ее брат, которого я видела только в детстве, заявился на следующий день после похорон и приказный тоном заявил, что у меня неделя, чтобы собрать своё барахло и съехать. На мое счастье, Генка был тогда у меня, причём не в духе, потому как мы всю ночь квасили на кухне, и спустил его с третьего этажа. Ещё через день он пришёл с полицией, я показала им заверенное нотариально завещание (я написала на неё аналогичное), они развели руками, а он, багровый, на этот раз спустился сам. С тех пор я его не видела и не слышала, но не удивлюсь однажды обнаружить в почтовом ящике повестку в суд.

— Точно не знал, — кивнула согласно, — но… убийство? Да ещё так…

— Может, подбил какого-то наркомана, — пожал плечами Генка. — Было бы желание.

— Не знаю, мой хороший, они хоть и не общались, но все же сестра…

— Как ты намерена кого-то найти, если даже обвинить не в состоянии? — вздохнул Генка. — Забудь, Нинель, живи дальше. Про мужика я не шутил, вообще не помню чтоб у тебя кто-то был, а ты вон чего… раз плюнуть, короче. Хочешь, познакомлю с кем-нибудь?

— Нет, — ответила испуганно, округлив глаза, а он прищурился. — Даже не думай спрашивать, — сказала строго, а голос дрогнул.

— Да быть не может, — не поверил сам себе, а я пунцова покраснела и буркнула:

— Нет, я не девственница. Но знакомить все равно ни с кем не надо.

— Фух, — выдохнул шумно, схватившись за сердце и пряча улыбку. — Я думаю, надо. Отвлечешься. Серега, например, помнишь, на днюхе моей?

— А что, если это квартирант? — выдвинула теорию, а Генка разлил ещё, скривившись:

— На хрена ему это?

— Может, она ему отказала.

— И ты не в курсе? — хмыкнул, подняв рюмку.

— Ну да, сомнительно… — вздохнула и опрокинула свою, не чокаясь, а потом продолжила: — С другой стороны, если бы она рассказывала мне о всех, кого отшила, мы бы с этой кухни вообще не выходили.

— Столько разговор по душам знают эти стены… — загрустил Генка, а у меня на глазах навернулись слёзы.

Он разлил ещё и быстро выпил, а потом неожиданно поднялся.

— Куда? — вытаращила я глаза, а он прищурился на один глаз:

— Ещё пара рюмок и я начну приставать.

— Тогда иди, — ответила с готовностью, он хохотнул и вышел, а я отправилась спать: пить в одиночестве не мое.

Я проснулась среди ночи как от толчка. Посмотрела в сторону коридора — свет все ещё горел, а значит, Инга не вернулась. Была у нас такая маленькая традиция: я оставляла огонёк, а она его выключала. Бросила взгляд на часы — уже три утра. Небо серело, а подруга должна была быть дома как минимум час назад. Бывало, конечно, она возвращалась лишь утром, с очередной невероятной историей знакомства с потрясающим мужчиной, в этом не было ничего удивительного. Но я занервничала.

Поднялась, пройдясь по квартире на всякий случай, торопливо умылась и выскочила во двор в пижаме и домашних тапках, озираясь по сторонам. Мне был непонятен мой поступок, но тревога пожирала изнутри, подталкивая к действию, и я пошла в сторону остановки. Ещё одна ее блажь: никогда не доезжать на такси до дома. Говорила, это в целях безопасности — никто не узнает, где она живет.

Я ускорила шаг, выходя со двора-колодца, и тогда увидела ее. Замерла на секунду, а потом кинулась со всех ног, потеряв одну тапку. Упала коленями на асфальт, стисав их в кровь, но даже не заметила, начав что-то невнятно бормотать. Она лежала неподвижно, глаза были широко распахнуты от ужаса и боли, из приоткрытого рта стекла кровь, грудь и подбородок были в мелких каплях, руки лежали на животе, а платье уродливо задралось. Почему-то раздражало именно платье, я начала его одёргивать, расправляя мельчайшие складки, пачкая её её же кровью. Когда закончила, села рядом, упершись ладонями в асфальт и взревела так громко, как только смогла. Набрала побольше воздуха, но больше не смогла издать ни звука, лишь скользила пальцами в луже ее крови, как будто пыталась собрать ее обратно и то и дело поглядывала на ее лицо. Мне казалось, она непременно должна была очнуться. Но она продолжала смотреть вверх, как будто игнорировала меня, как будто ей не было до меня никакого дела. Это показалось обидным, я схватила ее за плечи и начала трясти, ругаться на неё, кричала, чтобы она очнулась, пока кто-то не начал оттаскивать меня, а я вцепилась в неё, я не хотела отпускать, я не могла.

Я понимала, что она мертва, что ее безжизненный взгляд уже никогда не станет осмысленным, а лицо не озарит улыбка. Она не придёт домой, не завалится ко мне на кровать, задрав ноги и потирая уставшие от каблуков ступни, не подарит мне очередную сережку, непрозрачно намекая, что пора меняться, не потащит на концерт неизвестной рок-группы, на крышу с бутылкой вина и не соберётся внезапно в детский магазин, не накупит вещей и игрушек и не отвезёт меня в детский дом на окраине. Не заставит сесть к Генке на байк, подстричься под каре, полночи прождать в гримерке, пока она раздевается на сцене, или уехать в отпуск на ближайшем поезде в неизвестном направлении.

И я кричала. Я умоляла не трогать меня, оставить меня с ней, умоляла ее очнуться, но никто не послушал, как будто я шептала, едва шевеля губами, как будто не разжимали мои пальцы один за одним с ее плеч. Как будто я не хотела сделать последний вздох рядом с ней.

Ямочки на щеках

Я резко села на кровати и истерично вдохнула, схватившись за горло. Каждую ночь, снова и снова, я видела один и тот же сон, один и тот же отрывок своей жизни, мой самый страшный кошмар. Обычно, правда, он заканчивается чуть позже, когда Генка оттаскивает меня в сторону, закрывая собой ее безжизненные тело, удерживая меня за плечи, обнимая сзади, как будто я могла пошевелить ещё хоть пальцем.

— Эй, порядок? — услышала совсем близко и взвизгнула, подорвавшись на кровати. — Спокойно, это Миронов, — сказал быстро. — Квартирант.

— И почему меня должно это успокоить? — пробормотала испуганно, вцепившись в одеяло.

— Ты кричала, как будто тебя режут, — ответил спокойно. — Решил проверить.

— А вошёл как? — похлопала глазами и попросила: — Включи свет, пожалуйста. А то вдруг ты не он.

Он тихо хмыкнул и прошёл в конец комнаты, щёлкнув выключателем. Я зажмурилась ненадолго, а когда открыла глаза, он стоял в метре от меня и смотрел с недоумением, а потом выдал:

— Или ты — не она.

— Я — это я, — ответила со вздохом. — Так как ты вошёл?

— Через балкон, — пожал плечами и присел на корточки рядом с кроватью, сказав отстраненно, продолжая меня разглядывать: — Они смежные, твой настежь, минутное дело. Реально ты? Нина, да?

— Конечно, я, — удивилась в ответ, а потом слегка поморщилась, вспомнив о переменах. — Я покрасилась.

— Понял, — сказал медленно и поднялся. — Раз все в порядке, я пошёл. Завтра деньги занесу.

Подошёл к балконной двери, покосился через плечо, вышел и ловко перемахнул обратно, а я осторожно поднялась, прошла на цыпочках и быстро захлопнула балконную дверь, повернув ручку вниз. Сползла на пол и почему-то на четвереньках доползла до выключателя, вновь погрузившись в темноту.

— Странный парень, — буркнула едва слышно и села, прислонившись спиной к стене.

Спать больше не хотелось, но я упрямо легла в кровать и накрылась одеялом до самого подбородка. Провозилась с час, пытаясь избавиться от мыслей, смирилась с судьбой и вновь пошла в ее комнату перекладывать вещи. Альбом с фотографиями притягивал взгляд, я долго боролась с собой, но в конечном итоге сдалась и открыла его, устроившись на ее кровати. Листала страницу за страницей, тихо всхлипывала, размазывая слёзы по лицу, улыбалась, вспоминая радостные моменты, иногда морщилась, а под конец скривилась, все ещё помня адскую боль, когда мне набивали татуировку. На фотографии у меня красные от слез глаза и вымученная улыбка, а вот Инга, напротив, выглядела какой-то умиротворенной, как будто сделала то, что давно ее мучило. Я посмотрела на своё запястье, где красовался уже зажившийся ключ, провела по нему пальцем и в очередной раз поразилась деталировке. Странный, все-таки, выбор, но в этом была вся она: никогда не знаешь, что она сделает в следующую секунду.

Я замерла на этой мысли и поразилась другой — так уж ли хорошо я ее знаю? Что она делала, когда я была на работе? С кем виделась, о чем разговаривала? И не вляпалась ли она в какое-нибудь дерьмо, что привело в конечном итоге к ее гибели? Или это в самом деле было обычное ограбление? Да что у неё грабить? Стильные дамские часики или чаевые, что ей напихали в трусики? Мобильный? Кого этим сейчас удивишь… И кто пойдёт за такой мелочевкой в чужой район? А может, кто-то из наших обдолбался до такого состояния, что было уже без разницы, свой или чужой? Молодая женщина, лёгкая добыча. Я даже местных наркоманов могла назвать по фамилиям, с одним таким я училась одиннадцать лет в параллельном классе. Низенький, ужасно милый, он чем-то напоминал известного певца Губина, был приветливым и открытым, пока однажды не поддался на провокацию и не попробовал. Живет теперь в каком-то подвале, кажется, под ЖЭК-ом…

Мысль, однажды посетившая мою голову, уже никуда не денется, потому выход был лишь один: найти «Губина» и рассчитывать, что он в состоянии со мной поговорить. Было пять утра, но почему-то мне казалось, что для наркомана со стажем время суток роли не играет. Я оделась в привычную одежду, стянула волосы в хвост и накинула капюшон, выйдя на пустынную улицу. Возле аллеи притормозила: обычно на лавках сидят изрядно пьяные подростки, а играть с ними в «угадай, кто я» совершенно не хотелось, но стояла такая тишина, как будто все разом вымерли. Изредка слышался какой-то неясный шорох, который я списала на крысиную возню. Логичнее было бы предположить кошачью, но у нас и те и другие примерно одних габаритов, так что, в целом, не важно.

Дверь нужного подвала была распахнута настежь, я отважно спустилась по полуразрушенным ступенькам, стараясь не наступать на шприцы и пустые бутылки, осторожно отодвигая их кроссовком. Появилось ощущение, что тут можно чем-нибудь заразиться прямо через воздух, стало довольно неприятно, но я продолжила путь и едва не наступила на чью-то руку. Слабо ойкнула, закрыла рот рукой и включила фонарик на телефоне, осторожно продвигаясь дальше.

Свет выхватывал какие-то старые тряпки, валяющиеся на полу, присыпанного песком, бутылки, мусор, каталку из продуктового, в углу валялся старый полосатый матрас, на котором лежала женщина, раскинув руки и сладко посапывая, но кроме неё и обладателя руки у входа больше никого не было. Идти дальше было откровенно страшно, в доме четыре подъезда и даже если подвал поделён на зоны, протяженность его была приличная. Я развернулась, чтобы пойти к выходу, но взгляд вновь упёрся в женщину, которая от посапывания перешла на храп. Она что-то пробормотала и подтянула к груди небольшую дамскую сумочку, которую я сразу узнала. Быстро подошла и выхватила ее из цепких рук, рассматривая в свете фонарика. Сомнений не было — это сумочка Инги, мы выбирали ее вместе.

Женщина вдруг распахнула глаза и заорала дурниной:

— Грабят!

Возле двери послышалась возня, из соседнего помещения прибежало двое мужчин, через минуту подоспел ещё один, которого я не сразу заметила за остальными, меня окружили, а женщина выпалила:

— Эта стерва украла мою сумку!

— А у кого ее украла ты? — огрызнулась в ответ, посветив ей прямо в лицо.

— Отдай, — приказал нетвердым голосом один из подоспевших, а я ответила упрямо:

— Ни за что.

— Нинель, ты, что ли? — вышел вперёд низкорослый парень, а я обрадовалась:

— Я, Сереж, я.

— Верни сумку, Нинель, — сказал, прикрывая лицо от света.

— Это сумочка Инги, — ответила тихо и двоих за его спиной как ветром сдуло, а тот, что полз от входа, уронил голову в песок и притих. Я развернулась к женщине, успевшей накрыться с головой ветхим пледом, рывком стянула его и спросила: — Откуда она у тебя?

— От верблюда, — ответила язвительно. — Вали отсюда, чистюля.

— Я вернусь с Генкой Усмановым, — пригрозила, а она нахмурилась:

— И чего?

— А того, — развела я руками, на мгновенье осветив остальное помещение.

— Я ее не трогала, — поморщилась женщина, — и сумка ей уже была не нужна. А мне нужна, отдай.

Я открыла ее, удостоверилась, что она пуста, и швырнула женщине.

— Нинель, зачем пришла? — спросил Сергей. — Мы Ингу не трогали.

— Что-то я уже не уверена, — пробубнила, а он поморщился и потёр худое, заросшее жидкой бородёнкой лицо, а потом повторил устало:

— Не трогали. Нечего тебе тут делать, уходи, пока всех не разбудила.

Он зябко поежился, хотя в подвале было душно и жарко из-за пролегающих труб, а я только обратила внимание на его руки, трясущиеся мелкой дрожью.

— Пусть расскажет и я уйду.

— Расскажи и она уйдёт, — повторил, а женщина проворчала:

— Иду, она лежит. Мертвая. Я сумку взяла и ушла.

— А остальное? — стиснула я зубы. — Часы, серьги?

— Ну, я… — промямлила неохотно, — ей-то зачем уже?

— Сумка пустая? Телефон, ключи, кошелёк?

— Телефон, кошелек… ключей не было, но мобилу я выкинула, толку от него, там же этот, пароль…

— Куда выкинула? — продолжила допытываться, она демонстративно отвернулась, а я повысила голос: — Не уйду, пока не ответишь.

— Нинель, не кричи, — присел Сергей, ухватив себя за голову и оглядываясь. — Не кричи…

Из глубины подвала послышался какой-то невнятный мат на несколько голосов и торопливые шаги, а я решила не дожидаться, пока мне проломят голову и кинулась к выходу, покрепче сжимая в руке телефон. На ступеньках едва не расквасила нос, пронеслась вдоль дома и свернула на аллею, юркнув в ближайшие кусты с сильно бьющимся сердцем.

По-хорошему, надо было в самом деле брать с собой Генку, тогда бы она выложила, куда кинула телефон и даже проводила бы до места. Хотя, тут возможен другой вариант — она сама уже не помнила. Постепенно светало, сидеть в кустах было глупо, я вылезла и отряхнула колени, а потом направилась на остановку, а от неё — к дому. Дошла до арки, под которой обнаружила подругу, на глазах вновь навернулись слёзы, но раскисать себе я запретила. Вряд ли женщина врала, что стащила сумку уже у мёртвой Инги. И вряд ли серьги снял кто-то другой и принёс ей. Мужчина бы просто дёрнул посильнее и не возился с замками, а мочки были целы, я отлично помнила каждую мелочь, эта картинка навсегда в моем сознании. Значит, она проходила мимо, увидела ее в луже крови, сняла часы и серьги, взяла сумочку… Примечательно, что сумка не была в крови, а ее тут было предостаточно. Скорее всего, ее выхватили, когда она ещё не упала на асфальт, а потом отбросили в сторону. Но деньги не взяли, только связку ключей…

От этой мысли прошёл неприятный холодок: замки я не меняла. А следом пришло удивление: прошло больше месяца, никто ко мне не вломился, не ограбил, но взяли только ключи. Не деньги, не кредитки или тот же телефон, только их. Если не планировали обнести квартиру, получается какая-то ерунда. Не из-за брелка же… дешёвой безделушки, которую я ей подарила на своё новоселье.

— Сосредоточься, — буркнула вслух и осмотрелась, пытаясь представить, куда можно выбросить телефон.

Двор у нас не сквозной, а судя по перекопанным клумбам, там делают закладки с наркотиками. Если она шла туда, а больше делать ей во дворе было нечего, она бы своровала вещи и только после этого пошла за дозой, отшвырнув бесполезный телефон в сторону.

Я прошла во двор и начала систематически обследовать каждый куст, проведя за этим увлекательным занятием не меньше часа, но так ничего и не обнаружив. Телефон могли найти и дети, либо она соврала и ей удалось его продать. Хотя, на районе его бы не купили: там на заставке сама Инга, а все прекрасно знают ее в лицо и то, что она мертва.

Другой вариант — она шла со двора, решив поправить здоровье не отходя от кассы и там же вырубилась. Оклемалась, идёт, а тут Инга… сняла украшения, схватила сумку и пошла дальше, на ходу ее проверяя. Нашла телефон, убедилась, что он заблокирован, отшвырнула и пошла дальше. Я прошлась примерным маршрутом и представила, как правой рукой она копается в сумке и наотмашь бросает его, а потом полезла в заросли за домом, а через пять минут вылезла с трофеем: телефоном подруги. Он давно сел, плюс шли дожди последнюю неделю, так что о том, чтобы его включить, можно было и не мечтать, во всяком случае, пока он не просохнет. Я положила его в карман и заспешила домой, поздравив себя с находкой, никак, впрочем, не приблизившей меня к цели, то есть, к убийце.

Дома положила телефон в банку с рисом и села на пол напротив входной двери с неясной целью. Зачем воровать ключи от квартиры и не пытаться ее ограбить? Если, конечно, не выжидают подольше, чтобы никто не связал два события. Но в этом случае есть риск, что замки сменят, что, вообще-то, разумные люди сразу и делают при пропаже комплекта ключей. У меня же, фактически, пропало два: у Инги были ключи от моей квартиры. Там же на связке должен был висеть ключ от старенького гаража, доставшегося мне от папы, но проще сбить навесной замок, чем убить человека… Что ещё? Ключ от дома в деревне, где жила моя бабушка, точнее их дубликат. Да все то же самое, что есть на моей связке. Хотя, может на ее остался тот причудливый, что красуется в виде татуировки на моей руке, но я понятия не имею, от чего он. Тогда я решила, что она его попросту нашла: он был весь покрыт ржавчиной и какой-то засохшей грязью, как будто годами хранился в болоте. Но теперь…

Послышался стук в дверь, я вздрогнула и посмотрела на свои грязные колени, крикнув:

— Минуту! — и кинулась переодеваться, облачившись в первое, что попалось на глаза: шорты и майку, в которых была вечером.

Заглянула в глазок, быстро пригладила волосы и открыла ровно на щель, в которую можно просунуть руку с конвертом.

— Привет, — сказал квартирант и, ухватившись рукой, открыл ее полностью, а я инстинктивно сделала шаг назад. Он расценил это как приглашение и водворился в коридор, окинув меня быстрым взглядом, а потом протянул руку к волосам. Я дёрнулась, а он завершил начатое и продемонстрировал мне зелёный листик. — Я не фокусник, если что, — сказал серьезно, но глаза заблестели. Я фыркнула, не сдержавшись, протянула руку к листику, а он сунул его себе в карман и подмигнул: — Оставлю на память.