– Встал.
Он поднялся и недовольно посмотрел на меня сверху вниз, сунув руки в карманы.
– Ну и что, прогонишь меня?
– А зачем мне рядом человек, который считает, что я его использую? – и неожиданно засмеялась: – Ну, конечно! Я же пять лет жила с мужчиной, которого даже не уважала, наплевав на того, которого как минимум хотела. Знаешь, я вполне могу убить его сама, у меня даже рука не дрогнет. Это просто еще один вариант развития событий. Ты наверняка еще помнишь, как отец учит. После его лекций сомнений не остается: надо, так надо. Ты прав, я манипулятор и мерзкая лживая сука, – засмеялась еще громче, переходя на истерику и поняла, что сейчас разревусь. – Уходи, – и закрыла лицо руками, не в силах больше сдерживаться.
– Я сделаю так, как мы договорились: послушаю и решу, – сказал спокойно и лег обратно, обняв меня, – хотя ты и вправду манипулятор и лживая сука, – я резко перестала плакать от такого заявления и посмотрела на него с недоумением, а он равнодушно пожал плечами.
– Умеешь ты успокоить, – не удержалась от язвительности, а он хмыкнул в ответ.
– Ты точь-в-точь как эта комната. И я надеюсь задержаться на этой половине, – вытер мои слезы и нежно поцеловал. – Пошли вниз, если еще раз накроет, я уже не остановлюсь.
Спешно поднялся и вышел, не дожидаясь меня, а когда я спустилась, с удивлением обнаружила его убирающим со стола.
– Посуду мыть ненавижу, – заявил он, составляя тарелки в раковину, – еще с армии. Твой отец постоянно ставил меня в наряд на эту чертову кухню.
– А меня никогда не заставлял ничего делать, – похвасталась я и принялась мыть посуду: – Почему ты сказал «еще с армии»?
– Потом мы служили по контракту. Это совершенно другое.
– А со Степкой как давно знаете друг друга?
– Это ты сейчас почву прощупываешь или просто чтобы разговор поддержать? – я задумчиво развернулась, глядя куда-то в стену.
– Похоже, и то и другое. Это проблема?
– Надо привыкнуть, – пожал он плечами. – Со Степаном мы знакомы с пеленок. Буквально. Наши матери рожали в одном роддоме, лежали в одной палате, а после продолжили общение. Я считаю его братом.
– Вас уволили со службы после ранения, нормальную работу найти было миссией невыполнимой, жить на пособие возможным не представляется, и вы стали брать заказы, действуя анонимно в обоих направлениях?
– Ты умная.
– Конечно, я умная, – хмыкнула я. – Тоже надо привыкнуть?
– Я быстро освоюсь, – нагло ухмыльнулся он, – но тебя тоже ждут сюрпризы.
– Например?
– Ну, сюрприз на то и сюрприз, – подмигнул весело и стал убирать остатки еды в холодильник.
– Ты убивал на гражданке? – спросила невзначай.
– Ты же видела утром коридор.
– Все были живы.
– Глазастая какая.
– Ты не ответил.
– Ответ – да. Это что-то меняет?
– Нет. Просто так спросила, – пожала я плечами и продолжила заниматься посудой.
– Ты врешь, – заявил он, разворачивая меня за плечо.
– Ты прав. Твой ответ ничего не поменял, но спросила не просто так. Люди редко осуждают себе подобных. А мне бы не хотелось, чтобы ты меня осуждал, – он посмотрел внимательно и кивнул.
Хлопнула входная дверь и через минуту на кухню подоспело пополнение.
– Сенечка, ты такой молодец, – ласково сказала мама.
– А я? – подняла я бровь.
– Хвалить тебя, все равно что делать комплименты самой себе, – отрезала мама, закатив глаза. Сенечка широко улыбнулся, а Степка пытался не заржать, стоя за маминой спиной. – Оставьте все, пройдемте в гостиную.
– Ты не хромаешь, – заметил Арсений, когда мы расселись на диване и двух креслах, а Степа задрал штанину и постучал по железке, которая сменила его протез, выполненный в анатомической форме.
– Иван Петрович долго плевался на тот, что я носил, снял его и выкинул в помойку, – хмыкнул Степа, а Арсений заржал:
– Классно починил.
– Завтра заберу новый. Но я с этой палкой себя лучше чувствую, чем со старым. Прикинь, заходим, а он с порога «вы, молодой человек, ходите, как инвалид». Я без задней мысли, мол, а я и есть. А он мне: «вы не инвалид, вы, похоже, идиот. Только идиот будет хромать годами, когда может ходить как обычно».
– Петрович в своем репертуаре, – усмехнулась я.
– Грубоват, конечно, – согласилась мама, – но дело свое знает. Что ж, мои хорошие, расскажу вам немного о нашей семье, – парни тут же навострили уши, – постараюсь не сильно вас утомить. Мой предок был весьма предприимчивым человеком, с недюжинным умом и всегда очень точно определял, в какую сторону дует ветер. Посему уже к двадцати трем годам занимал солидный пост конструктора на одном из станкостроительных заводов недалеко от Москвы, где в то время проживала наша семья. Отрасль развивалась бешеными темпами в те годы, на месте ему не сиделось, вырасти дальше на родном предприятии возможным не представлялось: он был, что называется, человеком с улицы. Начал искать, как сейчас выражаются, инвесторов для организации собственного производства. Конечно, делом это оказалось непростым, да и уехать пришлось довольно далеко, где земля ценилась не так высоко. Именно поэтому завод сейчас стоит на том самом месте. Наш город, сейчас довольно солидный, тогда был небольшим поселком, что существенно усложняло задачу: людей для строительства катастрофически не хватало. Тогда он вполовину уменьшил первоначальные площади и через два года открыл конструкторский блок и всего пару цехов. Не буду утверждать, что он смог совершить технологический прорыв, но руку на пульсе держал и о достижениях других, безусловно, был в курсе, что позволило ему значительно преуспеть в своем деле. Так началась династия, в которой ни о чем другом, кроме как о семейном деле думать уже не могли. Мой дед отстроил еще несколько цехов, в том числе литейный, и активно начал производство станков для оружейного дела, следя за всеми модификациями в этой области и занимался этим всю свою жизнь, пока не умер за пару лет до начала Великой Отечественной. Его сын, мой отец, к тому моменту уже активно вел все дела, но к тому, что началось позднее не был готов никто. Он только-только смог перебросить партию станков по предприятиям в Подмосковье, как грянула война. Оборудование начали стремительно перевозить на отдаленные заводы, спешно меняя профиль и все станкостроительные заводы, даже такие небольшие, как наш, начали работать на износ. Уже через месяц были готовы новые станки, но была подорвана железная дорога. Мост, по которому она проходила, был разрушен полностью. Станки, которые весили слишком много, невозможно было переправить даже на другой берег, не говоря уже о том, чтобы доставить их на удаленные заводы. Решение пришло мгновенно: у нас есть станки, есть материалы, давайте делать оружие, его можно вывезти частями. Получив величайшее соизволение Наркомата вооружения СССР и похвалу за смекалку, отец получил не только полномочия, но и доступ к технологиям производства, два десятка специалистов, прибывших незамедлительно и еще сотню рабочих, приехавших чуть позже. По сути, завод был на столько самодостаточен, со своим небольшим замкнутым производством, что можно было выпускать готовое изделие имея на руках один лишь металлолом, что для того времени было редкой удачей. Поначалу активно выпускали пистолеты-пулеметы системы Шпагина, как и на прочих предприятиях, к концу войны ассортимент сильно разросся, а завод так и остался оружейным. Занятый на производстве, мой отец слишком поздно для того времени озадачился вопросами продолжения рода и умер, когда мне было всего тринадцать, так и не дождавшись наследника. Для нас настали тяжелые времена. Моя мать, хоть и сведущая во всех делах, посвятив им двадцать пять лет жизни (она работала на заводе с восемнадцати, задолго до того, как они с отцом поженились), была просто женщиной, которую никто не воспринимал всерьез. Дело мужа она потерять не могла, единственно выживший на тот момент инвестор начал давить на нее, и она сделала то единственное, что могла на тот момент: вторично вышла замуж, выбрав себе в спутники волевого и решительного военного, который осел в нашем городе после войны. Он не слишком хорошо разбирался в делах, но это и не требовалось. Разделив обязанности, их союз был крепким и принес свои плоды: контроль был восстановлен. Но время было тяжелое, страна обнищала, заказов было мало и завод, по сути, едва сводил концы с концами, оказавшись без дотаций от государства как частное предприятие (а сохранить этот статус было ох как не просто). Он активно задействовал свои связи среди военных, а мама переманила к нам несколько конструкторов, которые снова занялись разработкой передовой техники взамен уже устаревших моделей. Потом грянули девяностые и оружейный завод стал самым лакомым кусочком. К тому моменту я уже счастливо вышла замуж и ходила беременной Лизонькой, когда в наш дом пришла беда: мою мать и отчима убили в их постели. Семен смог вывести меня, отстреливаясь прямо в этом доме. Утром мы поняли, что завод был так же захвачен и оккупирован, но что делать с ним они не знали, как заставить его работать тоже и грызлись между собой, пытаясь поделить уже готовую партию. Прикинув возможные варианты, Сема вышел на главаря самой крупной группировки в городе, на тот момент, и предложил ему сделку, весьма выгодную обоим: тот возвращает ему завод, а муж, в свою очередь, обеспечивает его оружием по рыночной цене, но с одним существенным преимуществом: только ему. Этот союз предполагался как бессрочный и, несмотря на некоторую неоднозначность, которую могут углядеть рядовые граждане, был не просто деловым решением. Этим человеком был господин Смолин-старший, как вы уже, должно быть, догадались. – мама замолчала, вопросительно поглядывая на гостей, которые ловили каждое слово.
– Службу Семен Викторович не оставил, чтобы не растерять необходимые контакты в армии, но фактическим владельцем завода являлись и являетесь до сих пор именно вы?
– Все верно, Сенечка. Государственные заказчики всегда были важны этому предприятию, мой отчим успел довольно неплохо наладить контакты, но времена были суровые: единожды расслабившись, можно было потерять все. К тому же, это позволяло Семе совершенно точно понимать, куда в конечном итоге пойдет поставка. Он и в мыслях не мог допустить, чтобы винтовкой, изготовленной у нас, мог быть убит хоть один наш солдат.
– Почему он не нашел Лизе мужа военного? – искренне удивился Степа.
– Ах, дорогой, – улыбнулась мама, – Лизоньке не мог указывать даже Сема. Он был жестким на работе, но таял, как масло на солнце, держа ее на руках. Конечно, он старался воспитывать ее в строгости, не теряя надежд на то, что у него когда-нибудь появится сын, которому он сможет передать дело, но случилась авария, после которой это стало невозможно. Тогда мы приняли единственно верное решение: начали посвящать ее во все дела. Это оказалось даже проще, чем мы думали. Моя девочка умудрилась совместить в себе все наши качества, – я театрально закатила глаза, давая маме понять, что она увлекается. – Времена менялись, Сема надеялся, что к тому моменту, когда он не сможет управлять делами, женщина во главе оружейного завода уже не будет вызывать смешки и ухмылки, предполагая постепенно представлять ее своим контактам, но, как вы знаете, этому не суждено было случиться. Он погиб слишком внезапно, эта командировка, которой вообще не должно было быть, сильно нас подкосила. Я решила поступить, как моя мать, снова выйти замуж, прекрасно зная, что товарищ Семы, не буду называть его имени, давно питает ко мне слабость. Он действительно достойный человек, порядочный и честный, но Лизонька была категорически против.
– Почему? – слегка поднял бровь Арсений, глядя на меня, но ответила мама.
– Она меня пожалела, – грустно хмыкнула она. – Я была слишком раздавлена, чтобы хотя бы попытаться изобразить чувства к другому мужчине и практически не поднималась с постели месяца три.
– И так я вышла за Виталия, – пожала я плечами, – холодный расчет и ничего более. Мы составили брачный контракт, довольно подробный, на который он безропотно согласился, а все, что требовалось от меня: как и раньше быть ласковой дурочкой. Всю документацию, по-прежнему, вела мама, это его вполне устраивало. Он же поддерживал контакты, являясь лицом завода. Проверять заказчиков стало тяжелее, но мы приспособились, введя многоступенчатость. У мамы сохранилось много знакомств среди военных, которые всегда были частыми гостями в нашем доме и приходят до сих пор. Спустя пару лет я подключила еще одного человека, Князева, я вам про него говорила.
– Тот самый университетский друг – это Князев? – нахмурился Сеня, а я кивнула.
– Виталий отлично понимал, что не сможет продать налево даже винтика, за этим тщательно следили. Но он считает себя очень умным, придумал другую схему, единственно возможную.
– Не думала, что его глупости хватит на такое, – покачала головой мама, а я пожала плечами.
– Расчет очень простой: запускаешь завод в ночную смену несколько раз в месяц, на перерасход электроэнергии никто внимания не обратит, материалы для изготовления купить не проблема, рабочие, получая за смену хорошую оплату в конверте, помалкивают, а через пол года на руках уже целая поставка, которая с лихвой покрывает все расходы.
– При этом станки, которые не получают обслуживания на этих черных сменах, не дотягивают до кап ремонта, выходя из строя на столько внезапно, что встает весь оборот.
– Он появляется на белом коне, обещая перекрыть все расходы на починку и неустойку за чисто символическое переоформление документов, при сохранении прежних должностей. И я, за годы брака не сказавшая ему ни слова наперекор, с готовностью это делаю.
– И вы обе оказываетесь на улице? – очнулся Степа.
– Скорее на том свете, – равнодушно сказала мама, – брачный контракт не позволяет ему развернуться на полную катушку, даже будучи полноправным владельцем.
– В брачный контракт входит пункт об изменах? – аккуратно спросил Сеня, а я кивнула. – Есть простое решение, разве нет?
– Ни в коем случае, – отрезала мама, – я уже однажды позволила ей совершить самую большую ошибку из-за этого треклятого завода. Теперь мы либо идем по пути, который выбрал для нее отец, либо запасаемся бензином.
– Я не понимаю, – нахмурился Степа, – почему ты сразу не пошла по этому пути? Ты в курсе всех дел, достаточно жесткая, как я теперь вижу, и умная. Легко договорилась со Смолиным.
– Что ты подумал, когда увидел ее впервые? – спросила мама.
– Она тогда выглядела иначе, – промямлил Стеша.
– Встань, – приказала мне мама и я поднялась, – покрутись, – я нехотя обернулась вокруг своей оси, – Стеша, дорогой, что ты видишь? – он потупил взгляд, а мама пожала плечами, продолжив: – Мало что изменилось. Это не салон красоты и не швейная фабрика. Козыряя одним только именем отца, доверие не заслужить.
– Ладно, мам, думаю, достаточно рассказов, – вздохнула я. – Очевидно, что в первую очередь нам нужно убедиться, что Виталий пошел именно тем путем, который мы видим. Затем попробуем выяснить, как давно он этим занимается и кому поставляет товар. Нам, – сделала я акцент и оба посмотрели на меня, – не вам. На сколько я поняла, вы получили заказ и выполнили его. Нет нужды влезать в еще большее дерьмо, – Степа задумался, а глаза Арсения полыхнули.
– Подготовим комнаты, можете остаться на ночь, Стеше завтра будет удобно зайти к Ивану Петровичу. По остальному согласна с Лизонькой.
– А вы не опасаетесь, что, после этого рассказа, мы примем противную сторону? Очевидно, ситуация там более выгодная, – вкрадчиво спросил Арсений.
– Сенечка, я знаю о тебе чуть больше, чем ты думаешь, – мягко улыбнулась мама и погладила его по плечу, поднимаясь. Я подняла бровь в недоумении и пошла за ней.
– Что ты имеешь ввиду? – прошипела ей на ухо.
– Отец часто рассказывал про своих ребят, – пожала она плечами и внимательно посмотрела на меня. – Хороший выбор, но не спеши.
Я удивленно открыла рот, а она пошла в прачечную за чистым постельным бельем, не обращая на меня внимания. Постояв истуканом с минуту, я хотела пойти за ней, но вместо этого осторожно вернулась к дверям гостиной, которые были чуть приоткрыты.
– Брат, я все понимаю, девка красивая, но ты можешь хоть раз о себе подумать? – тихо говорил Степан.
– Именно этим и занимаюсь, – съязвил Сеня, – и тебя, кстати, не заставляю.
– Вот только давай без этого дерьма. Ладно. Но не будь идиотом, даже если мы выберемся в итоге, это не дает лично тебе никаких бонусных очков. Повторюсь, она красивая баба.
– А я урод, я помню, – Степа вздохнул:
– Слушай, я понимаю, что тебя так зацепило. Она на столько привыкла к роже отца… в общем, ты сам все прекрасно знаешь. А притворяется она мастерски.
– Я в курсе.
– Я свое мнение сказал, дальше, как знаешь.
«Вот козел» – прошипела про себя, осторожно отходя от двери и поднимаясь наверх, сжимая кулаки.
– Степан вправляет другу мозги? – хмыкнула мама, как только я зашла в гостевую, а я кивнула. – Это правильно. Не смотри так на меня, говорю, как есть.
– Расскажи мне про него все, что знаешь.
– Ни в коем случае, – отрезала она, – составь свое мнение. К тому же, после такого ранения, как у него, он мог сильно поменяться.
– Но отец доверял ему?
– И ему, и Степану. Эти двое из всего отряда были самыми надежными.
– Ты веришь тому, что написано в рапорте? – вдруг спросила я, а мама задумалась.
– От части. Сильно смущает тот факт, что эти двое так и не появились на моем пороге.
– Может, они были злы на отца, что он повел их туда, куда не должен был?
– Только их? Весь отряд остался на базе. Разведку в той стороне проводить нужды не было, они двигались в обратном направлении.
– В рапорте сказано, что они увидели силуэт на одной из гор и пошли проверить.
– Ты спросила, я ответила, – отрезала мама, – будешь стоять или поможешь?
Мы подготовили спальные места, и я сразу же пошла в свою комнату, обнаружив три пропущенных от мужа.
– Дорогая, я звонил несколько раз, неужели так сложно держать телефон под рукой? – с ходу начал Виталий, а я поморщилась и принялась вяло оправдываться:
– Прости, пили чай на кухне. Ты что-то хотел?
– А что, узнать, как твои дела уже нельзя? – съязвил он, я промямлила что-то в ответ, точно зная, что цель звонка была в другом. – Ты давно разговаривала с Мариной? – как бы невзначай спросил он.
– В последний раз перед тем, как лечь спать, когда была у нее, – равнодушно отозвалась я, – с утра ее не было дома. А чего?
– Да так… хотел позвать ее к нам, когда ты вернешься, но не могу дозвониться.
– Ну может она со своим Владиславом, или как его там, – сказала ровным голосом, при этом злорадно ухмыляясь.
– Да, может, – задумчиво протянул он и быстро попрощался.
– Муж? – спросили из дверей, а я с удивлением обнаружила Арсения.
– Ты совершенно беззвучно перемещаешься, – заметила слегка раздраженно.
– А ты увиливаешь от ответа.
– Муж.
– Что хотел?