Помоги проекту - поделись книгой:
Пельц и Штадхаген пытались дозвониться до Гитлера, посылали в рейхсканцелярию благоволящего к ним Розенберга, но фюрер отказался снять запрет. Правда, скоро нашелся лом, годный для приема против этого лома.
Борман-просветитель
Еще в 1937 году Пельц по личной инициативе направил полицейскому руководству подробный донос о продолжающих свою деятельность оккультистах со всеми явками и паролями. Донос привлек внимание самого Гейдриха (который, в отличие от Гиммлера, не жаловал эзотерику), но лег под сукно — в ожидании благоприятного момента.
Мартин Борман
Момент этот настал неожиданно для всех, включая Гитлера: 10 мая 1941 года один из ближайших сподвижников фюрера Рудольф Гесс улетел в Англию, чтобы, вероятно, договориться о сепаратном мире[11]. Гесса объявили свихнувшимся на почве астрологии, а противники оккультизма (к ним относился и Мартин Борман, руководитель Штаба заместителя фюрера) не преминули организовать по такому поводу масштабную полицейскую операцию против «астрологов, спиритуалистов, гадалок, целителей, антропософов, теософов, ариософов и сторонников христианской науки» — по доносу «просветителя» Пельца.
Сторонникам концепции оккультности нацистского режима и четких границ между наукой и антинаукой будет небезынтересно ознакомиться с циркуляром, который Борман разослал партийным работникам в том же 1941 году: «Оккультные круги пытаются посеять замешательство и сомнение среди народа, осознанно распространяя истории о чудесах, пророчествах, астрологических предсказаниях будущего… Ясновидящие и гадалки пользуются сложным положением [войной]… Идеология национал-социализма опирается на научное знание законов расы, общества и природы… Вы обязаны следить за тем, чтобы члены партии, особенно в сельских районах, не участвовали в распространении гаданий на политические темы, веры в чудеса, предрассудков или оккультного чудотворства».
«Просветитель» Борман подчеркивал, что одних полицейских мер недостаточно, нужна политика просвещения, не позволяющая широким кругам общества увлечься оккультными учениями, — что особенно важно во время войны.
Однако неудачный для нацистов ход боевых действий подорвал позиции рационалистов вроде Бормана и Гейдриха: Гитлер, Геббельс и Гиммлер выделяли все больше средств «своим» оккультным наукам. Сам фюрер в 1942 году признал, что «без магии и суеверий народ не может объяснить события, которые нельзя предвидеть и с которыми невозможно справиться». Конфискованные полицейскими книги не сжигались, а направлялись в библиотеки СС. «Научный астролог» Карл Крафт из тюрьмы прямиком попал в созданный кригсмарине (ВМФ Германии) Институт маятника — для поиска кораблей союзников с помощью маятников (сейчас это деликатно именуется биолокацией). В поисках арестованного после антифашистского переворота[12] Муссолини Гиммлеру помогала большая группа астрологов и так далее.
Почему в Германии не было лысенковщины
Любопытно сравнить судьбу «пограничных наук» в Третьем рейхе и СССР. Разумеется, при Сталине не могло быть и речи о легализации оккультизма — зато победила лысенковщина. Откровенно лженаучное направление, пользуясь благосклонностью вождя, добилось официального признания — и сразу же принялось «затыкать» и реп-рессировать своих противников, настоящих ученых.
Наглядное изображение доктрины вечного льда
Гитлеровская Германия же так и не изжила в науке плюрализм веймарской эпохи: иными словами, государство не могло жестко навязать ту или иную научную концепцию и репрессировать ее противников. Например, существовала доктрина вечного льда, предложенная австрийским инженером Гансом Гербигером. Согласно его концепции, Солнечная система образовалась в результате взаимодействия сверхсолнца (огненной сферы) и космического льда. Идеологической подоплеки в этой доктрине никакой не было, но нацисты увидели в ней долгожданную космологическую альтернативу «еврейской» физике (теории относительности, квантовой механике). Гербигера сравнивали с Гитлером — такой же самоучка из народа, творящий революцию!
Сторонники доктрины вечного льда обосновались в «Аненербе» — выросшем в полноценный исследовательско-пропагандистский институт обществе, изучавшем традиции и историю германской расы. Пользуясь поддержкой Гитлера, они попытались влиться в официальную науку и для начала решили ввести специальный протокол (о согласии со своей «теорией»), чтобы геологи и метеорологи, отказавшиеся его подписать, лишались финансирования.
Ганс Гербигер
Однако ничего не получилось. В 1937 году стараниями «Аненербе» статья о «Копернике ХХ века» (он же Гербигер) была опубликована в общегерманском популярном издании. Редакция тут же получила сотни возмущенных писем от ученых и инженеров. Нельзя порочить немецкую науку «такими сказками — особенно когда молодые призывники имеют крайне слабые познания в физике и математике», негодовал военный инженер Петер Лаутнер. Некоторые не поленились настрочить доносы, требуя призвать сторонников доктрины к ответственности.
Символика «Аненербе»
В 1938 году в ведущем научном издании «Журнал германского геологического общества» вышла статья, где не только разоблачалась доктрина вечного льда, но и неявно критиковалась склонность немецкой буржуазии к иррациональным идеям (в этом даже можно было увидеть намек на популярность Гитлера и НСДАП). И автор-геолог никак не пострадал за это. Более того, Гиммлер официально рекомендовал теоретикам концепции Гербигера «не высовываться» и не вступать в полемику на страницах научных журналов, чтобы не подставлять себя. Тогда «Аненербе» увеличило финансирование доктрины, предлагая ее сторонникам предсказывать погоду для люфтваффе. Иными словами, до самого распада рейха вместо публичной борьбы с учеными нацисты предпочитали создавать свои карманные структуры с самыми безумными сотрудниками, уповая на то, что чудо докажет правоту их оккультных теорий.
Revisiting the «Nazi Occult»: Histories, Realities, Legacies / Edited by Monica Black, Eric Kurlander. Elizabethtown, NY: Camden House, 2015.
3. Лесбиянка, ее соседи и гестапо: история одного расследования[13]
В Берлине, в районе Тиргартен, восемь лет назад был открыт памятник гомосексуалам — жертвам нацизма. Все желающие могут подойти к бетонному дзоту и заглянуть в окошко, где транслируется видео с целующимися мужчинами. У представителей ЛГБТ-движения сразу же возник вопрос к создателям мемориала: почему он никак не отражает преследования нацистами лесбиянок?
Памятник гомосексуалам — жертвам нацизма
Сам факт постановки такого вопроса говорит о том, что проблема лесбийских отношений в гитлеровской Германии остается спорной и малоизученной. С мужчинами все примерно ясно: приняли новую редакцию статьи Уголовного кодекса, учредили специальный отдел полиции и начали отправлять мужчин-гомосексуалов в тюрьмы и концлагеря. К лесбиянкам такие репрессии не применялись. Однако нарушение гендерных норм (поведение, которое кажется странным или необычным для того или иного социального пола) — будь то предпочтение мужской одежды или лесбийские отношения — могло вызвать интерес гестапо.
Этот интерес не возникал сам по себе: как и в СССР, важнейшую роль играли доносчики и опрашиваемые полицией свидетели. Причем «воля народа» могла идти вразрез с политикой властей. Многие люди ненавидели лесбиянок (как и евреев) еще до прихода нацистов к власти и были рады любой возможности настучать на своих странных соседок. В гестапо же далеко не всегда давали делу ход: официально не запрещенное лесбиянство учитывалось лишь при наличии других подозрительных факторов (например, саботажа или связей с евреями).
Дать однозначный ответ о месте лесбиянок в Третьем рейхе не помогают и статистические обобщения: данные слишком многоплановы. Исследователи сочли более полезным микроисторический подход, то есть подробный анализ одного дела — Ильзе Тоцке из Вюрцбурга, которое гестапо вело в 1939–1943 годах. Об этом расследовании американский историк Лори Мархефер (Вашингтонский университет, США) рассказала на страницах журнала
Лесбиянки не подрывают здоровье нации
Начнем с финала. Февральской ночью 1943 года Тоцке (ей было 30 лет) перелезла через колючую проволоку на швейцарской границе. Она бежала вместе с Рут Басински, еврейкой, которую задержали в Берлине и готовили к отправке в концлагерь. Но, увы, паре не повезло: их поймали швейцарские пограничники и выслали назад в рейх — Басински увезли в Освенцим, а Тоцке перевели в тюрьму гестапо в ее родном городе.
Незаконный переход границы и стал единственным поводом для ареста — притом что тайная государственная полиция разрабатывала Тоцке еще с 1939 года! На нее приходило много доносов с самыми разными обвинениями, объединяло которые лишь упоминание о ее необычном поведении.
Историки, кстати, не знают, была ли Тоцке лесбиянкой (то есть были ли у нее с женщинами именно сексуальные отношения). Все, что им известно, отражено на фотографиях в ее личном деле: Тоцке подстрижена под мальчика и носит костюм с галстуком.
В двадцатые годы такой стиль пользовался популярностью в лесбийской субкультуре. Лесби-икона Веймарской республики Лотте Хан именно в этом образе снималась для обложки журнала «Подружка». Однако Тоцке могла быть и просто трансвеститкой: так в Германии называли лиц, переодевающихся в нехарактерную для своего пола одежду, независимо от их ориентации. Это было очень модно, но даже в 1920-е годы трансвестизм вызывал недовольство у публики, а при Гитлере короткую стрижку и брюки считали порочащими расовое достоинство арийской женщины.
Обложка журнала «Подружка»
Впрочем, до криминализации лесбийской любви дело не дошло, даже несмотря на позицию некоторых судей. Большинство нацистских юристов сошлись на том, что лесбиянки наносят нации меньше вреда, чем геи. «Гомосексуализм растрачивает половую силу мужчины, однако склонные к лесбийской любви женщины не лишены возможности зачинать детей», — сообщал в докладной записке судья Штраус. Кроме того, лесбиянки не объединялись в тайные группы для захвата власти (страх перед кликами гомосексуалов в высшем руководстве поразил немецкое общество еще перед Первой мировой). И наконец, лесбийские отношения часто нелегко было отличить от страстных проявлений женской дружбы, и правоохранительные органы опасались, что в случае криминализации недоброжелатели засыплют их клеветническими доносами.
Лотте Хан
Однако гестапо имело право подвергать граждан предварительному заключению без санкции суда — например, если они «угрожали морали» малолетних. Именно таким образом в лагерь на несколько лет отправили Лотте Хан. Иногда лесбиянок преследовали за асоциальное поведение, но чаще всего отпускали. В целом лесбиянки безупречно арийского происхождения могли жить спокойно: в крайнем случае они отделывались допросами и предупреждениями. Им даже могли позволить жить вместе (как это случилось с одной парой: женщины признались в своей ориентации и обязались перестать спать друг с другом). Конечно, лесбиянок-коммунисток и особенно евреек ждала совсем другая судьба.
Подозрительные соседи, равнодушное гестапо
Ильзе Тоцке попала в разработку гестапо после доноса 1939 года. Некто Людвиг Грюндель, учитель физкультуры и отставной офицер, посчитал ее агентом французов: снимает квартиру около батареи ПВО, дружит с переводчиком с французского и принимает у себя полуеврея!
Получив эту бумагу, гестапо вызвало на допрос Ганса Гунсингера, бывшего квартирного хозяина женщины, — но того беспокоили совсем другие факты. Он назвал ее мужененавистницей: «Она не принимает мужчин и не любит их, наверное, потому, что ее отец бил ее мать». Несмотря на наводящие вопросы полицейского, хозяин ничего не сказал о шпионаже или связях с иностранцами.
Любопытно, что для гестаповца эти два рассказа не были столь уж противоречащими друг другу: еще с Первой мировой войны немцы считали трансвеститов шпионами. По их мнению, в одежду другого пола переодевались аферисты, чтобы спрятаться от полиции или обманом проникнуть в помещение. Таким образом, необычная, мужская одежда Тоцке лишь усиливала подозрительность гестапо.
В 1940–1941 годах обстановка стала накаляться — в деле появляются всё новые доносы. Надзор со стороны криминальной полиции и вскрытие писем не выявили ничего странного. Зато соседей очень беспокоили лесбийские связи Тоцке. Вот характерная анонимка.
«2 мая 1941 года — Вюрцбургскому гестапо. Фройляйн Ильзе Тоцке поддерживает интимную дружбу с пятнадцатилетней еврейкой, Швабахер. Фройляйн Т. каждый день приходит и остается до вечера, когда возвращается фройляйн Швабахер. У фройляйн Т. ненормальная ориентация, и она навязывает ее девушке. Она даже сказала: „Я привлекла малышку на свою сторону, она — как я“. Она имеет в виду мужененавистничество. Я живу в том же квартале и много недель замечаю эти визиты. Каждый немец знает и должен знать законы, но для фройляйн Т. они словно не существуют. Хайль Гитлер! Улица Шиллера, 2».
Любопытно, что автора анонимки в данном случае волнует одно (совращение невинного подростка), а гестапо — другое: половая связь немки и еврейки. В духе тогдашней пропаганды, рисовавшей еврейских женщин ненасытными в своей похоти, Тоцке даже могли представить жертвой юной партнерши. Но на тот момент гестапо ничего не предприняло, только подшило письмо в досье.
Свидетельств о контактах Тоцке с евреями появлялось все больше: именно у евреев она снимала квартиры в 1930-е годы. И причиной тому, скорее всего, была как раз ее эксцентричность: добропорядочных арийцев она отпугивала, а у евреев, от которых в нацистской Германии жильцы уходили, особого выбора не было. С соседями, по понятным причинам, Тоцке старалась не общаться — но это, увы, вызывало еще больше подозрений. Отсутствие постоянной работы (Тоцке жила на отцовское наследство, о чем соседи, естественно, не знали), ночной образ жизни, визиты евреев, странная внешность — этих фактов было достаточно, чтобы в гестапо шли постоянные доносы.
Главный зал здания гестапо в Берлине (1934)
И все же полицейским понадобилось два с половиной года, чтобы наконец-то вызвать Ильзе Тоцке на допрос. И виной тому была не ее ориентация, а запущенная сверху депортация немецких евреев в восточные земли. Первый эшелон отправился из Вюрцбурга в Ригу 27 ноября 1941 года. Для беспроблемной реализации плана нацисты решили максимально пресечь дружеские и иные контакты между истинными арийцами и евреями. В концлагеря отправляли также и немцев (нарушителей этого закона).
На первом допросе Тоцке прямо спросили о контактах с евреями, в которых она призналась, — более того, обвинила государство в неправильной политике относительно неарийцев. Удивительно, но гестаповец отпустил ее, даже не вынеся формального предупреждения. Через месяц Ильзе вызвали на второй допрос, более суровый: ей показали процитированную выше анонимку, но об ориентации не было сказано ни слова — Тоцке лишь предупредили, что после еще одного такого доноса ее отправят в концлагерь за контакты с евреями.
Вероятно, через год такой донос поступил, и Тоцке снова вызвали в гестапо. Любопытно: репрессивные органы Третьего рейха не проявляли особой настойчивости и скоро забыли об этой повестке. Зато сама женщина была настолько напугана гестапо, что решилась на незаконный переход границы, да еще вместе с еврейкой. В итоге ее выслали в концлагерь, а дело закрыли.
Репрессии и риск
История Ильзе Тоцке показывает много интересного в работе репрессивной машины Третьего рейха. Прежде всего, она оспаривает мнение о решающей роли доносительства: гестапо спокойно собирало «сигналы», но действовать начинало (и то очень лениво) только исходя из собственных директив или спущенных сверху приказов.
Другой важный момент: даже в работе гестапо огромную роль играли свидетели. Известен случай, когда водитель грузовика донес на одного солдата (за ругань в отношении Гитлера), но дело было закрыто, так как два других солдата поручились, что ничего такого не слышали. Беда Тоцке состояла в том, что мало кто из опрошенных властями свидетелей был готов заступиться за нее. На наводящие вопросы о критике режима и контактах с подозрительными лицами соседи Тоцке отвечали отрицательно, но при этом уверенно заявляли, что «есть в ней что-то подозрительное».
И именно здесь решающую роль сыграли трансвестизм и/или вероятная лесбийская ориентация Тоцке, вынуждавшие ее вести асоциальный образ жизни и сторониться тесного общения с «приличными» людьми. Независимо от политических взглядов, женщина вызывала у соседей и сотрудников госструктур подозрения, которые рано или поздно все равно привели бы к карательным мерам. Да, женская гомосексуальность, в отличие от мужской, не подвергалась прямым репрессиям, но лесбиянки в Третьем рейхе, как и во многих современных обществах, все равно принадлежали к группе риска — как «неправильные» граждане.
Social Outsiders in Nazi Germany / Edited by Robert Gellately and Nathan Stoltzfus. Princeton, N. J., 2001.
4. «А у вас негров линчуют!»: как немцы учили США расизму[15]
14 августа 1935 года Юлиус Штрайхер, редактор антисемитского листка
Юлиус Штрайхер
Конечно, слова Штрайхера о «правовых средствах» не стоит принимать за чистую монету: к тому времени государство почти открыто поощряло насилие против евреев. Однако упоминание судов Линча не случайно. Аргументы типа «а у вас негров линчуют!», таким образом, появились куда раньше советской антиамериканской пропаганды. Они были широко распространены и в нацистской Германии 1930-х годов. Сложное и противоречивое отношение идеологов рейха к насилию над афроамериканцами раскрывает многие механизмы гитлеровского режима, его расовой политики и практик насилия.
Дикари или невинные жертвы расизма?
Какое место афроамериканцы занимали в мире нацистов? В расовой иерархии национал-социализма они стояли в самом низу, максимально далеко от арийского и нордического идеала. Причем чернокожие жители Африки для Гитлера не отличались от афроамериканцев, пусть даже последние жили в городах, работали врачами, учителями и так далее.
Надо сказать, что немцы следовали стереотипам, распространенным как в Европе, так и в Америке: в то время обычным делом было считать афроамериканцев ленивыми, нечистоплотными, интеллектуально неполноценными, сексуальными хищниками, склонными к преступному поведению. Нередко образы афроамериканцев сближались с образами евреев: между «дикими нравами» чернокожих и стереотипными представлениями о евреях как о насильниках и сутенерах все чаще проводились аналогии — в обоих случаях «дикари» якобы угрожали «телу» белой расы. Одновременно под эти предрассудки подводили «научную» основу в виде расовых теорий. Подкреплялись они и медицинскими исследованиями, где «объективно» демонстрировалось, что афроамериканцы и евреи особо подвержены венерическим заболеваниям, туберкулезу и множеству инфекций.
Политические учреждения рейха, а также многочисленные службы, отвечавшие за расовую политику, уделяли внимание не только еврейскому вопросу, но и афроамериканскому. В МИДе, например, собирались подробные досье по расовой сегрегации, евгенике и смешению этносов в странах всего мира: не только по дискриминации чернокожих жителей Америки, но и по политике Австралии против аборигенов, стерилизации саамов в Скандинавии, расовым представлениям японцев. Особый интерес у будущих специалистов по еврейскому, польскому и цыганскому вопросам вызывал передовой опыт американской науки: в межвоенные годы именно евгеника США давала остальным странам пример принудительного контроля над рождаемостью. Нацистские юристы, готовившие законы о вреде потомства физически и умственно отсталых людей для общества, вполне могли читать правовые акты американских штатов, предписывавшие насильственную стерилизацию «неполноценных».
«Дерево евгеники»
И все же афроамериканцы вызывали особое любопытство нацистов. Слишком многое сошлось в этой группе: насильственное перемещение за тысячи километров от родины, связь с политическим и экономическим неравенством в самой богатой стране мира, амбивалентное отношение американских белых (от восторга до презрения). Некоторые нацистские идеологи были зациклены на скрещивании белых, чернокожих и индейцев: они утверждали, что такого рода «расовый хаос» указывает на внутреннюю слабость США и предрекает распад государства. Они пугали немцев тотальной негроизацией населения Штатов, а потом и всего мира. Не менее опасным казалось просачивание культуры чернокожего населения в общемировую (чарльстон, джаз и так далее), вызывавшее бурное негодование, например, у Пауля Банга, статс-секретаря министерства экономики в первом правительстве Гитлера.
Однако отношение немцев к афроамериканцам все-таки не ограничивалось ужасом и отвращением. Многим они казались не необузданным и развратным народом, а жертвами американского общества — последствий рабства в южных штатах, сегрегации, законов Джима Кроу[17], нищеты сельских районов. В XIX веке немцы не остались равнодушными к призывам аболиционистов[18]. «Хижина дяди Тома» стала бестселлером в кайзеровской Германии. Еще в 1931 году, незадолго до установления гитлеровского режима, в нескольких городах прошли митинги протеста против линчевания девяти подростков (знаменитые
Надпись на здании автовокзала: «Зал ожидания для цветных». Дарем, Северная Каролина (1940)
После прихода нацистов к власти многообразие мнений в этом вопросе никуда не делось. Несмотря на постепенную чистку университетов и перевод исследований на новые рельсы, ученые продолжали достаточно объективно и беспристрастно писать об американских делах. Аспиранты изучали воздействие массовой миграции чернокожего населения в промышленные города на севере США, демографы работали с коэффициентами рождаемости, а Американский институт в Берлине раздавал школьникам книги о жизни афроамериканцев. Многие писали об ужасах дискриминации и судах Линча в южных штатах. Главный американист Германии Фридрих Шёнеман мог одновременно сравнивать в расистских брошюрах евреев с афроамериканцами и писать относительно объективные работы о жизни последних.
Какой расизм правильный
Поделиться книгой: