Помоги проекту - поделись книгой:
Царев лег спать на диване. Его почему-то устрашала мысль о том, чтобы пойти в постель к жене. Сейчас ему не до этого.
Думая о сыне, Царев уснул. Во сне кто-то плакал. Может быть, он сам, а может, русалка.
– Мы успеем до того, как Толя вернется, – сказал Царев. – Еще много времени. Он с приятелями долго торчит в гостях… На компьютере играют… Сама знаешь, что происходит в таких случаях…
Он чувствовал прилив сил. Полчаса назад Царев проснулся с четкой и ясной мыслью о том, как должен поступить. Надо идти простым логическим путем. Ему нелегко, он мучился все эти дни и не находил себе места потому, что не мог правильно поставить вопрос. Кто ему в конце концов дороже в жизни? Валя, которая его ненавидит? Или Толя, продолжатель его рода? Женщина или ребенок?
Валю может заменить другая. А вот сама она вряд ли согласится родить ему второго наследника. Все просто. И не о чем думать и забивать себе голову ненужными проблемами. Улыбаясь и пританцовывая, Царев умылся, потом съел завтрак.
– А что на работе скажут? – спросила Валя.
– У меня отгул. Имею право, – сказал Царев.
– Ну смотри… – Она поджала губы. Ей не хотелось ехать, по всему было видно, но она дала обещание вчера.
Вопрос принципа.
И для Царева тоже. Он принял твердое решение. Валя. Его жертвой будет жена, а не сын. Никакой альтернативы нет.
Толя что-то болтал в своей манере все утро и, едва проглотив яичницу, умчался к приятелю. Трудно было представить лучшую возможность провернуть дело. Царев чувствовал себя на коне. Все напряжение последних дней исчезло, словно и не было. Всю ночь он спал как мертвец и чувствовал теперь себя титаном, способным свернуть горы.
Валя собралась быстро. Надела простое однотонное ситцевой платье и туфли на невысоком каблуке. Царев хотел сказать, чтобы она выбрала что-нибудь попроще, ведь придется идти по лесу, но промолчал. В конечном итоге, какое ему до этого дело? Испытывать неудобства Вале придется недолго.
Царев привел машину из гаража, проверив предварительно багажник. Зачем он туда лазил, он не знал, но некий призрачный голос нашептал ему про веревку. Веревка? Зачем? Нет ответа. Царев захлопнул крышку багажника и увидел жену, стоящую на крылечке подъезда.
Женщина или ребенок.
«Она красивая, и я люблю ее», – подумал Царев. Его кольнула ностальгия. Ведь, по сути, сейчас он прощался с единственной женщиной, которая принесла ему счастье.
Солнышко припекало. Слышно было, как щебечут птицы в кустах. Двор притих. Далеко-далеко на каком-то окне мяукала обалдевшая кошка.
Царев поманил жену к себе, но она стояла на крыльце, держась за перила, и хмурилась. Она походила стеснительную школьницу, которая никак не может решить, соглашаться ей на свидание с одноклассником или нет. Царев ее понимал.
– Ну, поехали, – сказал он. – Чем быстрее, тем лучше.
– Лучше?
– Мы договорились… Съездим. А потом… Можно куда-нибудь пойти после леса, – произнес Царев, удивляясь тому, как легко ему соврать в этот момент. – Заедем в кафе, посидим. Насколько я помню, мы давно этого не делали.
Валя кивнула. Царев подумал, что ее мучают дурные предчувствия. Лишь бы не отказалась! Он отошел от машины, поднялся по лесенкам и встал перед Валей. Его руки скользнули по ее бедрам, по талии. Их животы соприкоснулись. Царев ощутил возбуждение. Вот уж некстати.
– Ну, поедем, – сказал он шепотом, поцеловав ее в щеку. Валя слегка покраснела. – Лично я воспринимаю это больше как свидание…
– У тебя было не в порядке с головой, – сказала жена. – Ты понимаешь, что это может быть сигналом? В тебе сидит какая-то болезнь.
– Давай сделаем так… Съездим в лес, посмотрим на запруду. Убедимся, что все действительно было только миражом, – сказал Царев. – Я хочу избавиться от этих дурацких образов. Я взрослый трезвомыслящий человек, мне не нужны детские фантазии.
Валя сжала его руки, посмотрела ему в глаза. В ее взгляде не было злости, ревности, ненависти. У Царева екнуло сердце.
– Ты поможешь мне, – сказал он.
– Ладно. Поедем. Вот только… если Толька вернется.
– Ну, у него ключи, – сказал Царев, – он большой парень, все сам может сделать. И поесть приготовить.
Валя колебалась. Царев наклонил голову и поцеловал ее в губы. Она не стала отстраняться, и была удивительно вкусной. Как в прошлой, счастливой жизни.
Поцелуй был долгим. Когда губы разомкнулись, Царев почувствовал шум в голове. Надо было срочно что-то делать. Ехать, вот что!
– Давай. – Царев взял ее за руку и повел к машине. Жена нехотя пошла. «Ну вот, наконец-то!» – подумалось ему.
Когда они уже очутились внутри, раздался голос:
– Мам, пап, вы куда?
Дорога и ландшафт сливались для него в одно невыразимое серо-зеленое нечто. Царев держался за руль, механически совершая требуемые движения. Он не думал ни о чем, кроме того, что предстоит ему в ближайшее время. Жребий брошен, Рубикон позади. Если он отложит решение задачи на неопределенный срок, рискуя усугубить положение, в котором оказался и он, и его семья... Чудовище убьет его, ведь условия не будут выполнены. Возможно, не только его – всех.
Толя вернулся потому, что приятель не смог пустить его к себе. Возникли какие-то семейные дела, не терпящие вмешательства посторонних. Родители были категоричны в своем решении. Таким образом, рухнули планы не только Толи, но и еще двух друзей, которым пришлось отправиться по домам. Мальчик был расстроен. Возвращаясь, он увидел, что родители собираются куда-то ехать, и решил присоединиться к ним. Подумал, что это будет наилучшая замена испорченной тусовке.
Разубедить его Цареву не удалось. Толя оказался на удивление упрямым. Ему непременно нужно было отправиться с ними. Валя сказала, что они едут за город. После этого, естественно, повлиять на сына Царев уже не мог. Толя загорелся этой идеей. Кому же хочется сидеть дома, когда отец взял на работе отгул и поехал к озеру на пикник? Ответ напрашивается сам собой.
Валя сказала:
– Пусть едет с нами, иначе я останусь.
Царев сражался со своим гневом изо всех сил, и ему удалось одержать победу. По крайней мере, временную.
– Ладно, – сказал он Толе, – полезай в машину.
Валя метнула в мужа торжествующий взгляд. Ничего не осталось от того момента близости, что они пережили недавно. Между ними встал ребенок. Как всегда было раньше.
Бледный, обливающийся потом, Царев сел за руль. Его рубашка промокла. Жена ничего не замечала, надев темные очки. Отгородившись ото всех, она сложила руки на коленях и стала смотреть вперед. Толя, развалившись на заднем сиденье, принялся осыпать родителей вопросами.
– Сиди тихо, – сказала, наконец, Валя, которой надоела сыновья болтовня.
Думала ли она о том, что их с мужем романтические планы рухнули? Может быть. Цареву хотелось, чтобы так и было.
Толя принялся смотреть в окно и жевать жвачку. Царев почувствовал тошнотворный клубничный запах. Сжал зубы. Желудок наполнился призрачным роем шершней, которые принялись выколачивать из его стенок хаотичную дробь.
Головная боль возвращалась. Царев видел, как сужается периферическое зрение, и ждал самого худшего. Такое самочувствие может привести к катастрофе. В итоге их машина окажется в кювете, разбитая вдребезги, все будет залито кровью и забрызгано мозгами.
В бардачке лежали таблетки от головы, но Царев не мог взять их. Это было бы равносильно поражению. Он не хотел показывать жене и сыну свою слабость. Особенно, Вале.
Тридцать минут, срок минут езды. Приходилось следить за дорогой и тем, куда именно он едет. Главное, не соскользнуть с края реальности.
А он был готов. Новая дилемма – что делать с Толей – едва не свела его с ума… Сын появился совсем некстати. Может быть, это часть проклятия, которое Царев подцепил у запруды? Может быть, чудовище именно этого и добивается? Притягивает их к себе. И нет никаких условий – ей нужны все трое.
«Запруда – наш конечный пункт. Назад не вернуться».
Царев уставился на дорогу. По его лбу стекал пот. Спина словно раскалилась. Он опасался, что прожжет сиденье. До его ушей долетали какие-то странные звуки, наподобие хлопанья крыльев гигантского птеродактиля. Царев стал смотреть по сторонам, чтобы найти чудовище, но, видимо, оно успело улететь. Почувствовала, гадина, внимание к себе.
Вот он, нужный поворот. Царев сбавил скорость. Машина подняла тучу пыли. Царев не понимал ни слова из того, что говорил Толя. Казалось, он рассказывает дурацкие детские анекдоты.
Черно-серая пелена с кровавыми прожилками, окутывавшая мозг Царева, в одно мгновенье отступила в небытие. Он почувствовал себя лучше. Несколько вздохов полной грудью вернули ему призрачное спокойствие. Гнев снова начал захлестывать его, невыразимый и беспричинный. В какой-то миг Царев подумал, что теряет контроль над собой. Все, что он видел вокруг себя, казалось ему отвратительным. Хотелось плакать. Стать ребенком и просто поплакать, забыв о том, что время для слабости давным-давно прошло.
– Далеко еще, пап? – спросил Толя.
Царев услышал его голос возле своего правого уха.
– А? Нет, недалеко. Хорошие места, правда?
– Супер! А почему мы не взяли ничего, что надо? Ни одеяла, ни еды? Где же будем пикник устраивать?
Царев понятия не имел, о чем он спрашивает.
– Пикник?
– Но.
– Погуляем просто, Толя, погуляем.
– Ладно.
Сын вполне удовлетворился этим и отстал. Его занимал открывающийся из окна машины вид.
Царев поглядел на отрешенную жену. Можно было представить себе ее глаза под темными очками. Пустые и стеклянные, немигающие. Она снова в своем мире, чужом для него и непонятном.
И все-таки это не повод отдавать призраку именно ее. И не сына.
Царев закусил губу, понимая, что истинный ответ на поверхности. Тот вопрос, который он задавал себе раньше, тоже неправилен. Надо вернуться к исходной точке. Царев не имеет права прятаться за спину кого-то из них. В конце концов, это его ответственность. Он пошел в лес по собственной воле, а значит, сам виноват в случившемся. И в том, что заблудился, и в том, что призрак нашел в его лице легкую добычу…
«Я пойду сам, – решил Царев, – пускай берет меня».
Ему теперь все равно. У него не получится жить с той болью, которая останется при любом другом варианте развития событий.
– Какая классная штука! – сказал Толя, обходя запруду вдоль ограды. Вода была спокойна. Из отверстия с противоположной стороны вытекал небольшой ручеек. Царев наблюдал, как мальчик присел возле него и стал выбирать со дна мелкие камешки. – А кто ее построил, пап? – спросил Толя. Он поднял голову, прищурился от солнечного луча, упавшего вниз через прорехи в сосновых кронах.
– Не знаю, – ответил Царев. – Здесь не было табличек про это…
– Как же не было? – спросила Валя. – Ты же сам говорил!
Жена стояла возле дерева, в шагах пяти от запруды, и боялась подходить ближе.
– Ну да. Но кто-то таблички унес, – ответил Царев. Он и сам не знал теперь, где они были раньше. Никаких следов не осталось.
«Значит, здесь кто-то появлялся после меня».
– А что на них было написано? – спросил Толя.
Набрав полную горсть камешков, он начал бросать их в запруду. У Царева сердце в пятки уходило от каждого всплеска. По воде шли беспорядочные волны. «Не следовало бы этого делать!»
– Предупреждение, что дальше идти нельзя, – произнес Царев онемевшими губами. Он каждое мгновенье ждал чего-то ужасного. Но за те пять-семь минут, пока они здесь, ничего не произошло.
Сегодня пятый день. Пора платить по счетам.
В голове у Царева загудело, потом раздался тот же звук, похожий на хлопанье. Он поднял голову. Сосны и больше ничего. Сосны. Запруда, тишина. Ни одной птицы не пело. Ни одного постороннего звука.
– Писали какие-то дети, – добавил Царев. – Которые строили запруду. Мы когда-то играли в похожие игры.
Он посмотрел на жену. Валя подняла темные очки на лоб. Ее лицо было красным и потным, взгляд растерянно-раздраженным. Вот, намекала она, привез нас в какую-то глушь, мы двадцать минут шли по чащобе, я запачкала платье, мои ноги искусали комары, я вся в репьях… Царев ощутил стыд. Ему хотелось убежать и никогда больше не видеть ни жену, ни ребенка. Давление в голове все возрастало. Сейчас череп лопнет.
Царев поглядел на Толю, который стоял у края запруду и смотрел на волнующуюся воду...
Холодные влажные пальцы прикоснулись к запястью Царева. Он вздрогнул. Пространство стремительно изменялось, наполняясь чудовищными непонятными звуками. Шелестом, скрипом, шипением. И то самое урчание, напоминающее кошачье. Оно заполнило собой весь мир, оно пронизывало каждую клетку, каждую молекулу тела Царева.
Он закричал, но его крик не был слышен из-за воя, который издавала русалка. Он заметил ее обнаженное тело рядом с собой, поглядел на ее руку и длинные пальцы. Потом чуть в сторону. Синие губы шевелились. Светлые косы походили на змей-альбиносов.
Царев закрывает глаза. Когда веки разомкнулись, он увидел, что призрак стоит за левым плечом его жены. Валя ничего не замечает и смотрит на часы. Ей надоело здесь. Все страхи мужа оказались бредом. Она победила, и теперь нужно возвращаться.
Царев старается предупредить Валю. «Обернись!» Это не возымело эффекта. Тогда он обращается к призраку.
– Бери меня. Я решил. Пусть никто из них…
Голос русалки вибрирует. Царев видит ее разинутый рот, полный гнили, и бледную кожу лица, отдающую рыбой.
– Твой выбор неверен, – говорит призрак, но это не слова, это дрожащее эхо, которое рождается под сводами сырых подземных пещер. Царева обнимает черными крыльями ледяной ужас. Ощущение, что с него крюками снимают кожу, полосу за полосой. Пахнет кровью.
– Почему мой выбор не верен? – спрашивает он.
– Потому что ты сделал его пять дней назад.
Царев хочет отвернуться от ее лица, заполняющего все поле зрения.
– Я оплакиваю тебя. Я знаю. Но теперь ты свободен от смерти.
Царев на миг слепнет, потом перед его глазами проносится обескураженное лицо сына. Воспоминания возвращаются, неся с собой океан мглы, в котором Царев барахтается без надежды на спасение. Он захлебывается, машет руками и тонет.
Царев вышел из клиники и сел в машину. Закурил, спокойный, словно утес. Кажется, уже ничто не может его взволновать. После того, что он узнал. Слабость, нервное напряжение, депрессия, головные боли, стрельба в висках и проблемы со зрением. Все одно к одному. Полчаса назад врач сообщил ему, отрабатывая свой гонорар, что у Царева неоперабельная опухоль мозга. «Она слишком глубоко сидит, – сказал специалист, – слишком глубоко и… метастазы. Везде. В легких, в печени. Если честно, вам осталось не больше полутора месяцев. Когда закончится ремиссия, то…» Дальше можно было не продолжать. Царев не дурак, понимает. Диагноз-приговор, ставящий жирный крест на всем, буквально на всем.
Поделиться книгой: