Носорог

Вообще, чувствительность к чужой магии у меня отвратительная. На уровне «пока рядом с ухом огненный шар не пролетит, я и не чухнусь». Проверено неоднократно. Без экстрима, конечно, но… когда тот же Сонс, оказавшийся, кстати, ни много ни мало, патентованным подмастерьем классической магии, шутки ради водяным плетью сбил ворону, укравшую мясо с моего бутерброда, я разве что лёгкую щекотку ощутил от пролетевшего над головой магического заряда. А старый Берриоз только глянул в мою сторону при знакомстве, и меня чуть по полу прихожей его дома не размазало. Утрирую, конечно, и всё же разница ощутимая. Даже слишком. Но есть одно «но».

Уорри Берриоз, конечно, могучий старый маг, уважаемый глава немалого рода, и прочая, прочая…

— Хор-рошо, что он не мой дедушка, — проскрипел я кое-как вслух, а когда Падди справился с удивлением и вынул чуть не перекушенный им чубук трубки изо рта, договорил: — Я бы его волнения не пер-режил, навер-рное.

— М-да, рисковый ты парень, Грым, — покачав головой, протянул Падди и, мячиком спрыгнув с тюка, на котором мы, собственно, и сидели, махнул мне рукой. — Что ж, удачи тебе, синий. Надеюсь, сегодня ты вернёшься с выигрышем.

— Спасибо, — рыкнул я в ответ, но шустрый хафл уже укатился, скрывшись между палатками торговцев. Мог и не услышать. Хотя-а… вряд ли. Падди не самый последний из учеников своего деда, пусть и один из самых молодых. А учитывая направление его обучения… в общем, со слухом, как и со зрением, у него всё в порядке. Боевым магам без этого никуда.

— Грым! Я закончила. Закидывай остатки в телегу! — звонкий голосок Фари, раздавшийся за моей спиной, заставил обернуться. Поднявшись на ноги, я кивнул своей работодательнице, подхватил послуживший нам с Падди сиденьем тюк и направился к знакомой повозке. Сегодня, как, впрочем, уже не раз бывало, Фари решила свернуть торговлю гораздо раньше обычного. Фактически время едва подошло к двум часам пополудни, а хафла уже затребовала моей помощи в сборе и укладке непроданного товара в телегу. Правда, обычно ей управляет Падди, но, судя по тому, что этот сорванец уже куда-то удрал, а Фари примеряется к облучку, девчонка явно собралась везти остатки товара на склад сама.

Не знаю, не знаю… по мне, так это не лучшая идея. Одно дело — доставить уже собранный груз от вершины Граундс-хайл до его подножия, к рынку, и совсем другое — кататься в одиночестве по туврским предместьям, да ещё и не самым спокойным местам. Всё же, направление на Уинфер и Пампербэй — это вам не Рестэнд… ушлого народа здесь хватает. И одинокая девчонка, управляющая телегой, для них будет лишь мелкой помехой перед «честным дележом бесхозного имущества».

Собственно, а почему бы и нет? Какая мне разница, где камни портить — в собственной гостиной или в повозке? Верно, абсолютно никакой. А потому…

— Эй, ты чего, Грым? — удивилась Фари, когда я забрался на облучок повозки и, ухватив мелкую за талию, усадил её рядом с собой. — Зачем? Куда?

Вновь заплясал карандаш по бумаге. Хафла прочла получившиеся у меня каракули и… сердито засопела.

— Я уже не маленькая, сама справлюсь, — нахмурилась она, глядя на меня исподлобья.

— Спр-равишься, — кивнул я в ответ. — А б-бандиты с тобой спр-р-равятся. Потом дед с ними… и со мной… и с Падди. Но тебе уже будет всё р-равно. Кха!

— А с вами-то за что? — буркнула Фари, дождавшись всё же, когда я справлюсь с кашлем. Драхховы связки! Никак не хотят нормально работать!

— З-за то, что остав-вили и не пр-р-рисмотр-кха-рели… кхра! — сплюнув, я подхватил поводья и от души стеганул чаберсов. Те лениво фыркнули и вальяжно поцокали по мостовой. Вот же… флегматичные твари.

Сердитого настроя мелкой хватило на четверть часа. Собственно, мы только-только выехали на шоссе, когда она закуталась в уже знакомый мне дедов плащ и, привычно ввинтившись мне под руку, сладко засопела. Вот же… хафла. Раса такая, где ни окажутся, везде с комфортом устроятся. Аж завидно.

Вопреки моим ожиданиям, поездка прошла без приключений и бед. Мы спокойно добрались до склада семьи Берриоз в Пампербэй, а там складские работники шустро разгрузили телегу и даже выделили пару человек для доставки юной хозяйки под крыло к деду. Очевидно, тоже представляют, КАК старый магистр умеет волноваться за внучку, и чем его волнение грозит окружающим.

Кстати, надо отдать должное Фари. Поняв, что я не собираюсь возвращаться в город вместе с ней, мелкая попыталась оплатить мне её охрану по пути в Пампербэй. Но… та пара гротов, которую она пыталась мне всучить, всё же отправились обратно в её вышитый бисером кошелёк, а сама их владелица была бережно щёлкнута по носу. Каюсь, не удержался. Но эта милаха так смешно морщится!

— Грым! — возмущению мелкой не было предела. Она так даже на моё своевольное присоединение к её поездке не реагировала.

— Пр-рости, — я развёл руками. — Не удер-ржался. И ез-зжжайте уже. А то скор-рро стемнеет.

— Вот только попробуй завтра с фингалом прийти, — прищурившись, прошипела Фари, вновь заворачиваясь в дедов плащ, и демонстративно уставилась куда-то в сторону. — Ни за что лечить не стану.

— Дог-говор-ррились, — кивнул я. А в следующий миг, управляемые складским работником, чаберсы получили свой удар поводьями по спине и, вновь что-то прошипев друг другу, повлекли повозку прочь со двора.

— Смешная девчонка, но хорошая, — оказавшийся рядом уже неплохо знакомый мне складской старшина, в котором явно преобладала кровь всё тех же хафлингов, проводил взглядом выезжающую в ворота телегу и договорил… с эдаким лёгким намёком: — Светлая. Любой из наших за неё горой встанет.

— На мою с-сестр-ррёнку пох-хожа, — кивнув, неожиданно для самого себя ответил я. А когда понял… я честно ждал приступа боли, и он даже пришёл. Почти. Скользнул тенью где-то по краю сознания, заставив вздрогнуть… и исчез.

— Вот ты выдал, синий! — заржал старшина. Искренне, весело. До слёз.

— Я пр-ро хар-рррактер… кхра! — Всё. Ближайшие полчаса глотка явно не выдаст больше ни звука. Нормальной речи, я имею в виду.

— Да понимаю, не дурак, — отмахнулся мой собеседник, утерев выступившие слёзы засаленным рукавом рубахи. Отойдя от приступа смеха, он покачал головой. — Но как прозвучало-то, а! Ох, Грым, кому рассказать, не поверят же…

На этот раз я вновь пустил в ход блокнот и карандаш. А что? Неграмотный складской старшина — это же нонсенс. Как он учёт товаров вести будет? На пальцах? Да и не в первой нам общаться подобным образом, так что, никакого удивления мои действия у собеседника не вызвали.

— Вот и не говори, — на этот раз я писал рукой, а не телекинезом, и не сказать, что это было проще. Всё же, обычный карандаш — не столярный. Сломать его — секундное дело для моих грабок. Но получилось.

— Почему? — прочитав, удивился старшина.

— Ты не дурак, старый Уорри не дурак, даже Падди, и тот дурачком только прикидывается… временами, — начеркал я. — А вот работники твои…

— Боишься, что тебя засмеют? — как ему показалось, понимающе улыбнулся мой собеседник. И ошибся.

— Не меня. Её. Дураки же, — ответил я, чуть не сломав карандаш. — А девочка и правда хорошая, как ты говоришь — светлая. Опять же, на мою сестрёнку похожа. Поубиваю же идиотов. Оно кому-нибудь надо?

— Хамишь, синий. Или думаешь, только в моряцких кабаках хорошие поединщики имеются? — резко посерьёзнел старшина. Ну да. Мы-то с ним знакомы чуть больше месяца, а своих работников он не один год знает. И вопрос, чью сторону принять, для него вообще не стоит. Он попросту отсутствует. — А если пяток-другой моих ребят, да на тебя одного?

— Так ведь я на стол их звать не стану. Руки-ноги вырву — и всех дел, — я всучил старшине очередную записку, а поверх неё высыпал раскрошенный в пальцах, только что извлечённый из кармана камешек. Тот самый, что разрисовывал по пути на склад. Глянул в глаза ошеломлённому старшине и рыкнул: — Вер-ришь?

— Да, — мелко покивал тот.

— Вот и славно, — я растянул губы в широкой улыбке, но, увидев, как побледнел собеседник, стёр ухмылку с лица и, похлопав его по плечу, кое-как проговорил на прощание: — Ты, это, зах-ходи в «Акулу и пер-рст», пр-роставлюсь. За понимание… и молч-чание. Кха!

В таверну старшина не пришёл. Как не пришли и его работники. Ну да мне и без их присутствия было весело. Четыре боя принесли мне три скеллинга и… шикарный бланш под левым глазом. И нет, я не проиграл четвёртый бой. Сошлись на столах с боцманом «Старой Крачки», и этот орк оказался натуральным танком… чем бы ни была эта штука. От моих ударов его только шатало, а уж крепости лба, пожалуй, позавидовала бы башенная броня «Герцога Ангайра», первого линкора имперского флота. В общем, свели мы «встречу» вничью, чем вызвали совершенно дикий рёв довольной публики. Ещё бы! По условиям кабацких поединков, в этом случае ставки бойцов уходят на эль для всех присутствующих.

Казалось бы, два скеллинга… ну, сколько там будет той выпивки? А вот много. Очень много! Один имперский геллет дешёвого, но крепкого чёрного шоттского эля, который ещё называют «флотским», стоит два пана. А имперский геллет — это восемь пинтовых кружек. В скеллинге же тех панов аж двенадцать. В ставке бойцов два скеллинга. Что получается? Двенадцать геллетов… или девяносто шесть кружек. То есть, по паре кружек на каждого из полусотни «гостей заведения»… за вычетом тех несчастных, что проспонсировали сей праздник жизни. Вот, что значит правильный расчёт.

А он здесь есть. С подачи Адмиралтейства и по указанию Его уже давно покойного Величества, короля Гебрии, Шотта и Оркнеи, Дебора Третьего, портовые кабаки и таверны для нижних чинов не могут вмещать более двух вахт одновременно, «дабы не чинить урона флоту Его Величества». А вахты здесь — это четверть сотни матросов и есть. Полагаю, связано это было с тем, чтобы в случае кабацкой драки выбывшая по причине «побитости» матросня не уменьшала боевого потенциала своих кораблей. То есть, даже если одна вахта корабля «Н» выбыла целиком, помахавшись с вахтой корабля «М», на корабле «Н» останется, как минимум, ещё три вполне целых и способных к несению службы вахты. А значит, в случае необходимости, боевой корабль вполне может выйти по приказу в море даже с такой урезанной командой. Учитывая, что количество «флотских» таверн и кабаков во времена принятия этого указа было чётко регламентировано по количеству приписанных к конкретному порту кораблей королевского флота, можно сказать, что Дебор Третий был заботливым монархом, хех.

Понятное дело, что помимо «нижних флотских чинов», в такие таверны заглядывали и продолжают заглядывать разумные, вовсе не имеющие отношения к командам что военного, что торгового флотов. Но их никто не считает, а ежели они захотят поучаствовать в дележе «ничьих» денег, то прежде сами должны выйти на стол в поединке, со ставкой согласно флотским традициям. В этом случае «лишних людей» при разделе «ничьих» денег кабатчики поят за свой счёт. По-моему, весьма толковый подход. Хочет владелец заведения заработать деньжат побольше, привечая людей, кои не имеют отношения к флоту — его дело. Но пусть, в случае ничьей на столах, сам и раскошеливается.

Здесь, вообще, очень многое построено на тех самых традициях. Иногда глупых или надуманных, а порой и неожиданно интересных и даже полезных. Впрочем, если покопаться, то даже в самых дурацких из них можно найти некое разумное зерно. И я с удовольствием слушал рассказы матросов на эту тему. С некоторыми из них оказалось весьма интересно обсуждать происхождение тех или иных традиций, находить закономерности и причины их появления. Да-да, «нижние чины» и «купцы» пусть и не могут похвастать широким кругозором и энциклопедическими познаниями, зато в знании многочисленных уставов, указов и прочих творений Адмиралтейства, из которых «растут ноги» большинства флотских традиций и обычаев, пожалуй, утрут нос любому патентованному барресту[17]. А что поделать? Им без этих знаний никуда.

Так уж вышло, что со времён начала морского владычества империи в матросы набирали не добровольцев, а… по сути, кого поймают. Именно тогда и начали использовать для контроля недовольных своей судьбой нижних чинов те самые усмиряющие ошейники, о которых упоминал братец Фари. Но! Ошейник, конечно, артефакт хитрый, да только вложить в голову матроса-носителя ВСЕ его права и обязанности он был не в состоянии. Всё же происходит сие магическое устройство от рабской цепи, а у той задача простая: предотвратить нанесение рабом-носителем ущерба хозяевам или их имуществу. И только. Матрос же… в общем, приходилось бедолагам учить правила их новой жизни под надзором, а то и под диктовку командиров, при, так сказать, «включённых на приём» усмирителях. Поначалу. А потом изучение циркуляров Адмиралтейства и прочих документов империи, касающихся дел флотских, стало… правильно, традицией. И уже было не важно, нанялся матрос на корабль сам, или притащили его бесчувственную, но уже снабжённую усмирителем тушку, подпоившие бедолагу, ушлые вербовщики… учить морской закон приходилось всем. Да и сейчас приходится. Можно сказать, таким образом флотские офицеры занимают «свободное» время своих подчинённых. Причём порой: «не чтобы научились, а чтобы забодались»… Ну, вот честное слово, есть у меня такое ощущение, что этот принцип работает не только в Королевском флоте, но вообще, во всех флотах всех времён и миров. Да и в армии без него никуда.

Уточнять, откуда такая уверенность, я не стал. Хватило одного-единственного укола боли, пронзившего виски. Так что, вместо столь опасных самокопаний, я взял у хозяина таверны ещё один геллет флотского эля с копчёным на ольхе мясом и вернулся за стол, где меня уже дожидался грустно глядящий в пустую кружку боцман «Старой Крачки». И вот что-то шепчет мне интуиция, грустит он не от потери собеседника, а от отсутствия выпивки. Ну да, мы это исправим.

— Выпьем, Жар-рди? — стоило грохнуть о стол бочонку с элем, как печаль исчезла из глаз боцмана, будто её и не было. Гуляем!

Глава 4

Меланхолия бывает разная

Каждый раз, когда я вспоминаю свою «прошлую» жизнь, точнее, её обрывки, меня настигает приступ головной боли и слабости. Иногда эти приступы невыносимо тяжелы, иногда дело обходится лишь небольшим уколом боли, но как бы то ни было, без этого «довеска» не приходит ни одно воспоминание. Это плохо? Разумеется. Но есть и плюсы. С каждым приступом мне открывается всё большая часть памяти — как нынешнего моего тела, так и прошлой жизни. Пусть эти воспоминания обрывочны и порой крайне тяжело поддаются «дешифровке», но они всё же появляются — и это хорошо. Значит, есть надежда когда-то вспомнить всё. Главное не увлечься, иначе приступы пойдут волнами, и никто не даст гарантии, что один из них просто не взорвёт мой несчастный мозг. Поэтому, да… я откровенно боюсь погружаться в вспоминания… и не боюсь в этом признаться, по крайней мере, самому себе.

Но есть и исключения из этого правила. Фари. Мелкая смешная хафла, отчаянно строящая из себя прожжённого дельца и вообще чрезвычайно взрослую и серьёзную особу. Беседа со старшиной склада Берриозов в Пампербэй принесла мне воспоминание-ассоциацию о сестре, как оказалось, имевшейся у меня в прошлой жизни. Образ её был размыт и больше похож на сон, но… к моему величайшему удивлению, в отличие от иных воспоминаний, он не приносил боли. А через него я получил возможность вспомнить чуть больше. Назначение окружавших нас в этом воспоминании предметов и смысл действий сновавших вокруг людей. Немного? Да. Но каждое такое воспоминание подталкивает меня к следующему, открывая всё новые и новые знания. По чуть-чуть…

Ниточка за ниточкой, ассоциация за ассоциацией, я получил возможность «разбудить» хотя бы часть своего прошлого без боли и страданий. Естественно, что я им воспользовался. И плевать, что процесс этот оказался медленным и муторным. В конце концов, после работы на рынке у меня не было каких-то важных занятий, а время до ночи нужно как-то убивать. Так что я вполне мог потратить по паре часов перед сном на медитации над образом сестры. Зато никаких приступов. Правда, была в этом действе и своя странность… я помнил свои эмоции в отношении оставленной где-то в далёком мире сестрёнке и нашем с ней доме, но я не чувствовал их.

Я не жалуюсь, вовсе нет. В конце концов, лучше так, чем мучиться от осознания, что близкий человек потерян навсегда. Но сам факт такого странного отношения к собственному прошлому меня, признаться, несколько напрягал… пока я не понял, что исправить сам ничего не могу. А как говорил кто-то из людей моего прошлого мира: «Там, где ты не волен что-то изменить, ты не должен ничего желать». Главное — не пытаться вспомнить, как звали этого умника.

В остальном же, моя жизнь вошла в колею. Работа на рынке и учёба по библиотечным книгам перемежались тренировками в телекинезе и медитациями-воспоминаниями о сестре и доме, а когда, скажем так, душа просила отдыха, я отправлялся в «Акулу и перст», чтобы пропустить по кружке флотского эля со знакомыми моряками. Если же возникало желание почесать кулаки, то отправлялся в любую другую матросскую таверну, поскольку после состоявшегося-таки поражения боцмана Жарди со «Старой Крачки» от моей руки, найти себе иных противников в «Акуле» я так и не сумел.

Вообще, как я понял в дальнейшем, больше двух-трёх раз сорвать куш на столе в одном заведении мне было не суждено. Сплетни и новости в матросской среде, оказывается, разносятся ничуть не медленнее, чем в дамских клубах, так что довольно скоро пришлось почти полностью свернуть это доходное дело… со мной просто перестали выходить на поединок. Эх, а ведь у меня было столько планов на обход всех двух дюжин пампербэйских таверн. Правда, оставался ещё Уинфер… да и в Тувре, пожалуй, можно найти подходящие места. В общем, окончательно забрасывать идею подзаработать на ставках в свою пользу я не стал, лишь отложил её на время. А там, глядишь, молва утихнет и можно будет повторить поход и по Пампербэю.

М-да, честно говоря, я был удивлён тому разочарованию, что почувствовал после очередного отказа моряков-поединщиков выйти со мной на стол. И вот что-то подсказывает, будто бы эта эмоция принадлежит не мне «прошлому», а нынешнему телу, по крайней мере, в некоторых книгах, найденных мною в Королевской библиотеке, утверждалось, что мои нынешние соплеменники далеко не дураки набить морду ближнему и дальнему. В тех же куцых обрывках памяти о прежней жизни, которые осмелился переворошить не опасаясь приступа, я не нашёл ни единого намёка на подобную тягу, хотя соответствующие эпизоды вспомнились, да. Но вот эмоционально… не было ничего говорящего о том, что в прежнем теле я испытывал какие-то положительные эмоции от драк. Порой вспоминался азарт… а чаще — злость. Но чтобы энтузиазм? Или, тем более, веселье, которое, признаться, время от времени накатывало на меня теперешнего в поединках с матросами? Не было такого, точно. Да и не похожи были вспомненные мною стычки из прошлой жизни на честный поединок.

В общем, пришлось смириться с тем, что нынешнее тело несёт в себе такой минус… ещё один, в коллекцию к уже имеющимся. А среди них числится не только моя неспособность говорить, с которой, как и со своими дикими предпочтениями в еде я кое-как всё же справляюсь, но, прежде всего, внешний вид, точнее, следствия обладания таковым. Даже для многонационального Тувра, расхаживающий по его улицам синий здоровяк с проклюнувшимся на переносице рогом — зрелище редчайшее. Ну не живут на этих клятых островах ни огры, ни турсы.

И если те же матросы, в силу опыта дальних странствий, давно привыкли иметь дело с представителями самых экзотических рас, а большинству обитателей Граунда, как выходцам из иных стран, где водятся ещё и не такие монстрики, как я, откровенно плевать на внешний вид прохожих, то в более приличных районах Каменного мешка я то и дело ловлю на себе взгляды… в которых, чаще всего, читается чисто столичное презрение к «понаехавшим». И если с этим я готов мириться в силу характера и насмешливого настроя в отношении слишком много мнящих о себе «столичных штучек», то местная так называемая «имперская снисходительность к варварам и дикарям» меня всерьёз выбешивает. Из горла рвётся рык, а лапы — к отсутствующему оружию. Справляюсь, конечно, кое-как, но… Я просто не понимаю, как в таком многорасовом государстве вообще мог появиться столь оголтелый расизм? Откуда?!

А уж внимание добберов! Да я считаю день удавшимся, если во время визита в Королевскую библиотеку меня по дороге не остановит хоть один служитель закона! Задрали, гады. Спасает только читательский билет, который я им предъявляю в качестве единственного имеющегося у меня документа. Ну и ошалелый вид очередного «повелителя улиц и повозок», решившего одарить вниманием закона «очередного тупого дикаря, приехавшего в славный Тувор за лёгкой жизнью», и увидевшего в его руках совсем недешёвый читательский билет главной библиотеки метрополии, немного греет душу. Но именно, что немного.

Впрочем, всё это цветочки. А ягодки… Драхх! Да если бы не книги и тренировки, которыми забивается всё моё свободное время, и не ставшие слишком редкими поединки на столах матросских таверн, где мне удаётся хоть немного спустить пар, набив чью-нибудь наглую рожу, то я бы уже свихнулся от банального недотраха.

К тому же ситуация ухудшается тем фактом, что по меркам своей нынешней расы я считаюсь юнцом, как заявил Дорвич. А какую дичь творит молодёжь, у которой гормоны только что из ушей не брызжут… В общем, хреново мне. Не всегда, но порой накатывает так, что хоть волком вой.

Идти в бордель? Брезгую, честно говоря. Вот просто чувствую, что в Граунде такой поход может окончиться для меня лишь очередным визитом к доктору Дорвичу, и не на чай, а за лечением. Идти же в более солидное заведение, которых, кстати, в Тувре совсем немало, так кто меня туда пустит? Пробовал уже. Без паунда в кармане солидного костюма в нормальный бордель не попасть, а костюм-то, между прочим, сам по себе меньше трёх паундов не стоит. В общем, «денег нет, но вы держитесь», как сказал… кто-то. Вот и держусь.

Познакомиться с барышней? Ха! Дохлый номер. Может быть, в Тувре и есть любительницы экзотики, но мне они не попадались. Зато откровенно презрительных взглядов и скорченных в отвращении гримас обитательниц бывшей метрополии я навидался на сто лет вперёд. И ладно бы выглядел немытым бродягой, так ведь нет! За своим внешним видом я слежу не в пример большинству жителей Граунда, но… а, к драхху всё! Надо наведаться в «Акулу и перст». Не подерусь, так хоть с нормальными людьми и нелюдями пообщаюсь. Без этой расисткой фанаберии.

— О чём задумался, детина? — отвлёк меня от размышлений знакомый блондинистый хафл с неизменной трубкой в зубах, оказавшийся напротив меня, словно из пустоты соткался. Впрочем… почему «словно»? Из неё и вышел. В смысле, из портала.

— Здорово, Падди, — прохрипел я в ответ и, цыкнув со злости на свои убогие связки, полез в карман за блокнотом и карандашом. Последний тут же запорхал по листу, уже ничуть не спотыкаясь на шероховатостях. Да и «почерк» улучшился. Зря я, что ли, столько времени убиваю на тренировки? — Вот сижу, кручинюсь. То бишь, самокопанием занимаюсь. И чем глубже копаю, тем больше расстраиваюсь.

— С чего бы вдруг? — удивился хафл, прочитав мою записку. Вынул трубку изо рта, окинул меня долгим внимательным взглядом и, очевидно не удовлетворившись увиденным, обошёл по кругу… вместе с лавкой, на которой я устроился, намереваясь перекусить после утренней разгрузки телег. — В смысле, от чего расстраиваешься-то, синий?

— От собственного тела, — честно вздохнул я. Падди ошеломлённо хлопнул белёсыми ресницами и… замолчал. Минуты на полторы. Но потом не выдержал и заржал в голос. Самозабвенно так, до слёз. Прибил бы мелочь, да Фари обидится… а следом за ней и «дедушка».

Пришлось остаться на месте и молча наблюдать, как белобрысый хафл заходится смехом. Впрочем, он шустрый, так что уже через пару минут угомонился и, высморкавшись в огромный клетчатый платок, прерывисто вздохнул.

— Уф… рассмешил, орясина! — пробормотал Падди, устраиваясь на лавке рядом со мной. — С чего вдруг такие дурные мысли? Ты ж вон какой! Силы немеряно, рост всем на зависть. На дворе зима к серёдке подбирается, а ты словно и холода не чуешь. Как ходил без пальто, так и сейчас ходишь. При денежке, опять-таки, а значит, в голове помимо опилок мозги имеются. Чего ещё желать-то?

— Чего желать, всегда найдётся, — кое-как пробурчал я и, благодарно кивнув, принял из руки хафла маленькую серебряную фляжку с терпкой настойкой. Травяной аромат шибанул в нос, но отвращения не вызвал совершенно. Сделав крошечный глоток знакомого пойла, я вздрогнул от промчавшейся по телу волны холода. Хорошее тонизирующее варит хафл. Забористое.

— Например? — не отстал Падди, отбирая у меня фляжку. Покрутил в руках и сам приложился, тут же задорно сверкнув глазами. — Рассказывай, синий! Мне же интересно!

— У тебя зазноба есть, мелкий? — начеркал я в блокноте и уставился на хафла. Тот прочёл вопрос и… заскрёб пятернёй затылок. Окинул меня взглядом и вздохнул.

— Ну да, твоих сородичей в наших местах отродясь не видали, — кивнул он и, помолчав, спросил: — Бордель?

— В Граунде?! — хрюкнул я. — На скеллинг удовольствия, и паунд на лечение.

— Согласен, — протянул Падди. — А если в том же Рестэнде? Впрочем, да… кто тебя туда пустит в таком виде.

— Именно. А приличный костюм встанет в три-четыре паунда, — черкнул я в блокноте. — С такими тратами никаких удовольствий не захочешь!

— Либр, Грым. Паунд — это граунди[18]. Скажи так в приличном месте, и тебя тут же опознают как обитателя самого дна Каменного мешка, никакой костюм не поможет, — задумчиво поправил меня Падди, вот так походя ткнув носом в ещё один секрет, который, очевидно, ни для кого не секрет… кроме одного конкретного синекожего. — Хм, а ведь тебе ещё, наверняка, не всякая девица сгодится, а? Я про размеры…

И снова заржал, сволочь.

— Предпочитаю хафл, — едва сдержав желание приложить собеседника в челюсть, рыкнул я, вспомнив своё знакомство с завсегдатаями «Акулы и перста».

— Че-его?! — от удивления Падди подавился своим смехом и закашлялся. — Как… почему?!

— Лопаются смешно, — вновь оскалился я в лицо белобрысому. Смехуёчки ему!

— Вот ты… — оправившись от изумления, покачал головой хафл и неожиданно расплылся в идиотской улыбке. — Лопаются… Ха! Сегодня же деду расскажу эту байку!

— Смерти моей хочешь?! — пришла моя пора охреневать от заявлений мелкого.

— А? — непонимающе протянул Падди, но, проследив за моим взглядом и наткнувшись на суетящуюся за прилавком через дорогу Фари, отмахнулся. — Да ну тебя! Заменю турса на хафлинга, а хафлу на фею. И всех дел! Дед любит хорошую шутку. Оценит! Но…

— Что?

— Но смех смехом, а ты, синий, учти: не дай Многоликий, я узнаю, что ты подбивал клинья к сестрёнке… — в руке хафла зажёгся небольшой, но так и пышущий жаром огненный шарик.

— Я тебя стукну, — поняв, на что намекает эта белобрысая сволочь, выдавил я, в очередной раз насилуя свои ленивые связки. — И ты станешь фиолетовым… в крапинку.

— Почему «в крапинку»? — опешив, маг сбился с угрожающего тона, и огненный шар с шипением исчез.

— Потому что веснушки, — черкнул я очередную записку.

— Ты наши веснушки не трожь! — тут же вздёрнул нос Падди. — Это тебе не абы что! А родовая черта всех Берриозов, между прочим! Можно сказать, фамильная реликвия, которая всегда при себе.

— А ты меня не зли всякой глупостью, и останутся твои веснушки в неприкосновенности, — управляемый телекинезом, карандаш слишком резко поставил точку в предложении… и пробил блокнот насквозь.

— М-да уж… — полюбовавшись на дырку в двухсотстраничной тетрадке, хафл покачал головой. — Тебе точно нужно пар выпустить. А то сегодня блокнот, а завтра? Ну, как телегу разломаешь, а она ещё деду служила? Он на ней, считай, весь остров объехал — от Шоттского нагорья до Ввелинга и от Дортмута до Эберси.

— Тоже, небось, реликвия рода, а? Вроде ваших веснушек… — кое-как успокоившись, я вновь взялся за карандаш.

— Орчанка! — даже не глянув на текст записки, вдруг воскликнул Падди и ткнул в мою сторону чубуком выуженной из кармана трубки. — Точно! Тебе нужна орчанка! И по статям, и по характеру! Ух, уж орчанка-то тебе буйствовать не даст. Живо сковородой по голове угомонит!

— Ни одной не видел, — пожал я плечами, а осознав собственный ответ, удивлённо глянул на хафла. Тот фыркнул.

— Неудивительно, — понял мой безмолвный вопрос Падди. — Это орков можно встретить в любой дыре мира, а своих женщин они предпочитают оставлять дома… на хозяйстве, чтоб не мешали бузить и развлекаться, полагаю. Впрочем, это совсем не большая проблема. Есть у меня знакомые, сведу вас при случае. Глядишь, и не придётся тебе копить деньги на бордель… потому как, придётся собирать либры на выкуп.

— К-какой выкуп? — не понял я.

— За невесту, — с совершенно невозмутимым видом ответил этот… этот… Я поднялся на ноги, но Падди, явно почуяв грядущие неприятности, тут же исчез в мареве портала. Ну, м-мелкий!

Я бухнулся обратно на лавку и, вздохнув, полез в бумажный пакет за пирожками. Такой стресс надо заесть. Срочно.

— Да, Грым! — хафл вдруг снова оказался рядом… ну, как «рядом»? В перше[19] от меня. Я отложил надкушенный пирожок и вопросительно уставился на этого баламута. — Я чего тебя искал… Заработать хочешь?

— Сколько? — прохрипел я. Падди растянул губы в широкой улыбке.

— На выкуп невесты не хватит, а вот на костюм… — протянул он, но, заметив, что я выворачиваю булыжник из брусчатой мостовой, тут же стёр улыбку с лица. — Стоп-стоп-стоп. Я всё понял! Серьёзно, Грым!

— Ну? — положив камень на лавку рядом с пирожком, я хмуро уставился на мелкого.

— М-м… в общем, дед требует, чтобы я завтра сопроводил Фари на её первые переговоры с поставщиком. А я… у меня договорённость о встрече с одним торговцем алхимическими ингредиентами. В общем, не успеваю я и туда, и туда. Даже порталами… у меня просто сил не хватит.