Простой советский спасатель 4

— Почему Вы так решили? — уточнил Чудной.

— Ну, это же сразу видно, — удивилась Ладзинская.

— Да? По каким признакам Вы определили, что мужчины в лодке ругаются? — сержант не сдавал позиций.

Женщина скривилась, но на минуту задумалась, перебирая в голове подробности.

— Тот, который в кепке, он что-то доказывал второму, более молодому. А молодой возмущенно размахивал руками, даже пытался встать, но лодку качнуло, и он упал обратно.

— Дальше? Вы заявили про убийство.

— Именно! — воодушевилась Лариса Гавриловна. — Именно, самое натуральное убийство!

— Как оно произошло? — Василий не давал свидетельнице ни малейшего шанса уйти в сторону от рассказа.

— Он ударил его веслом! — воскликнула женщина. — Я видела собственным глазами, он ударил его веслом! Ах! — очередная попытка упасть в обморок не увенчалась успехом, муж стоял все так же поодаль, наблюдя за сыном, который возился с куличиками возле пляжного коврика.

— Кто кого?

— Молодой парень ударил того, который в кепке, ударил по голове веслом!

В Ларисе Гавриловне точно пропала великая актриса, так артистично демонстрировать окружающим свое отношение с помощью лица не всякий умеет.

— Что было дальше? — глубоко вздохнув, поторопил свидетельницу сержант.

— Дальше? А как Вы думаете, что было дальше? — вскрикнула дама, и её выдающийся бюст едва не выпрыгнул из купального костюма. — Он умер!

— Кто умер?

— Мужчина в кепке! Он упал за борт и умер!

— Почему Вы так решили? — удивился Василий.

— Потому что он упал в море, и я больше его не видела, разве не ясно?!

— Ясно, — кивнул милиционер. — А второй?

— Что второй?

— Вы говорили, в лодке было двое. Молодой ударил того, кто был в фуражке, веслом. Так?

— Совершенно верно, — величественный кивок.

— Когда человек упал за борт, что сделал второй?

— Второй? — женщина на секунду нахмурилась. — Он выкинул весло за борт, а потом и сам зачем-то прыгнул в море.

— Прыгнул, чтобы спасти первого?

— Нет, конечно! — бюст отрицательно качнулся из стороны в сторону. — Он поплыл в сторону берега, — уточнила Ладзинская, и, смутившись, закончила. — А потом… потом я отвлеклась и больше его не видела.

— Опознать сможете?

— Кого?

— Второго.

— Нет, кончено, он же был… голый! — выпалили дама.

— Голый? — мы с сержантом воскликни одновременно.

— В каком смысле голым? — первым пришел в себя Василий.

— Ну, он был в плавках, таких темненьких, узенькими шортиками, — дама чуть покраснела и стрельнула глазами в сторону мужа, убедившись, что супруг не слушает, она аккуратно выдохнула и пояснила. — На голове у него была кепка с длинным козырьком, так что лица я тоже не разглядела.

«Опа, неужто снова всплыл мужик в бейсболке?» — мелькнула мысль, и я навострил уши, желая подробностей. Но наша громогласная свидетельница преступления больше ничего не смогла рассказать.

Я передал сержанту фуражку, которую мы обнаружили в лодке, попрощался, и отправился на вышку. Перед этим условившись, что Василий подойдет к нам за показаниями, когда закончит с Ладзинской и другими свидетелями.

Глава 2

Возле вышки в кои-то веки никто не толпился. Женька сидел наверху, крепко вцепившись в бинокль, и разглядывал морские горизонты и побережье. Я впервые видел своего напарника — балагура и весельчака — таким притихшим.

— Жек, ну, ты как?

— Как там?

Вопросы вылетели одновременно, мы хмыкнули и напряжение дурацкого утра чутка ушло.

— Я нормально, — откладывая бинокль, вздохнул Жека. — Что там? Нашли?

— Что нашли? — опешил я.

— Ну, Кузьмича… — Женька с такой надеждой на меня глянул, что я даже растерялся, не зная, что ему ответить.

— Мы с тобой искали-искали, не отыскали. А на брегу кто ж его отыщет? — неловко пошутил я, усаживаясь на парапет, чтобы наблюдать за поредевшей толпой возле милиционера и громогласной дамы в гороховом купальнике.

— Лех, ты как думаешь, Сидор Кузьмич того? — шепотом поинтересовался Жека.

— Чего того? — изумился я, оглядываясь на друга.

— Ну, того самого… — парень вздохнул и на одном дыхании выпалил. — Убили его, точно?

— Да мне-то откуда знать? — я пожал плечами. — О, гляди, еще что-то вспомнила, — махнул я рукой в сторону свидетелей. — Опять руками машет, что-то нашему Василию доказывает.

— Лех, ну я серьезно. Чё думаешь, жив Кузьмич?

— Скорее да, чем нет, — я задумчиво потер подбородок совсем как отец. Надо же, никогда раньше не замечал за собой такой привычки. — Не тот Кузьмич человек, чтобы вот так просто веслом по голове получить и в море потонуть.

— А как же фуражка? И… кровь? — напомнил Жека.

— Ну, что фуражка… Фуражку наш мичман мог оставить в лодке, забыть. А пятна… пятна еще проверить надо, мало ли что это может быть. Краска там, или ржавчина.

Я говорил, но в глубине души четко осознавал: не краска и не ржавчина, именно что кровь. Другой вопрос, чья она. Ни в голове, ни в сердце не укладывалась, что матерого сотрудника Комитета государственной безопасности могли вот так запросто при свете белого дня, на глазах у кучи народа грохнуть посреди моря каким-то веслом. Особенно Кузьмича. Да он сам кого хочешь отрихтует будь здоров.

— Тогда где Сидор Кузьмич, по-твоему? — Женька вслух озвучил вопрос, который крутился в моей голове.

— А леший его знает. Когда это Сидор Кузьмич нам с тобой докладывал, где он по утрам бродит и что делает.

— Ну, так-то да, — согласился напарник. — И все-таки жутко… Вдруг и правда убили. А за что?

— Ну у тебя и вопросики, Жека. Мне-то откуда знать?

— Да я так… Просто… Что делать-то будем?

— Как что? Вахту нести. С дежурства нас никто не снимал, а Чудной освободится и к нам придет показания снимать.

— Показания? — удивился друг. — А мы здесь причем? Мы же ничего не видели?

— Ну, так за лодкой плавали, за утопленником ныряли, вот и расскажем, как дело было.

— Что там рассказывать, не видели мы ничего, и все дела! — заволновался Женька.

— Жек, ты чего? — я удивленно оглянулся на парня. — Видели, не видели, мы там были, проводили спасательные работы. Василию по должности положено всех опросить. Так и скажешь: доплыли, фуражку обнаружили, людей не было.

— Знаю я этих ментов, им бы только докопаться. Вот увидишь, еще и на нас все повесят! — Женька все больше нервничал.

— Да что все-то? Мы на берегу сидели, про лодку знать не знали, пока гражданка не заорала.

— Ну да… хотелось бы верить, — вздохнул напарник. — Вот ведь глазастая зараза, да? И чего ей на месте не лежалось. Лежи, загорай, красота же.

— Это точно, — вздохнул я. — Слушай, а ты не в курсе, куда Кузьмич мог на лодке спозаранку мотануться?

— Ну, куда, куда… — Женька дернул плечом, задумчиво выпятил нижнюю губу. — По акватории пройтись, мало ли что… Нам утопленники на участке не нужны, сам понимаешь. На острове мог с ночевкой остаться на утреннюю зорьку… Там у него друганы в рыбной артели.

Надо же, а я и не знал, что на острове в советское время обитали рыбаки. Точнее, забыл уже историю островного губернатора Вадика, о котором в один год внезапно заговорили все краевые и даже российские средства массовой информации. Жил себе мужик на Ейском острове, никого не трогал, наш отряд МЧС с ним дружил. Заезжали к нему в гости, еду привозили, дрова, вещи. А потом вдруг в одночасье стал наш энский Робинзон знаменитым.

«Точно», — вспомнил я. Он же сторожем в рыбсовхозе при советской власти работал, да так и остался жить в сторожке для вахтовиков после развала хозяйства в лихие девяностые. Не повезло Вадику под конец жизни конкретно. Сначала кирпичную постройку затерло льдами перед самой весной, когда глыбы начали двигаться. Доживал мужик зиму в шалаше из покрышек.

По весне перебрался в полуразвалившуюся сторожку, не прошло и года, как новая избушка, которую восстанавливали всем миром, сгорела. Спасибо добрым людям, помогли и стройматериалами, и деньгами, и вещами с продуктами, построили Вадику жилье. Да только осенью четырнадцатого года, когда по нашему району прошлось наводнение, домик едва выдержал удар стихии.

Губернатор острова оказался мужик-кремень, пока мы, спасатели до него добрались, он сутки просидел на крыше с козой и овчаркой Глафирой. Половина крыши рухнула, дом затопило, но все остались живы, слава Богу. Общим собранием спасателей и двух рыбаков-предпринимателей решено было очередное жилье строить на высоте метра от песка на месте старого цеха рыбсовхоза.

Там Вадик и закончил свои дни в двадцатом году, не дожив пары месяцев до своего дня рождения, а живность его мы потом пристроили в добрые руки. Хотели Глафиру на базу определить, да наша кошачья статья отказалась принимать в свою дружную и наглую семью нового товарища.

Отчего-то мне даже в голову не приходило, что в этом времени на остров можно сходить на лодке совершенно спокойно. Страна через море еще под советским флагом, границы открыты, точнее, наш город еще не граничит с иностранным государством. На выходных на комете можно и в Мариуполь смотаться, который пока что носит имя Жданов.

Решено, в ближайший выходной беру Лену и рванем на песчаные пляжи острова, почувствуем себя робинзонами. Рыбы наловим, ухи наварим, красота. И вода чище, чем в городе, потому как там людей раз-два и обчелся.

— Парни, спускайтесь! — крикнули нам снизу. Я свесился с перил, увидел сержанта и крикнул:

— Нет уж, лучше ты к нам. Мы на дежурстве. Поднимайся, давай.

Василий громко вздохнул, выражая свое отношение к нашему отказу, и затопал по деревянной лестнице наверх.

— Фух, умаялся, и как её муж терпит, не представляю, — выдохнул милиционер, ныряя в тень и доставая смятый платок. — Попить есть?

Я развёл руками, а Женька сунул руку под стул, достал бутылку минералки и протянул Чудному.

— Вот спасибо! — парень скрутил голову бутылке и жадно припал к горлышку.

Спустя минуту и полбутылки сержант напился, крякнул от удовольствия и протянул полупустую тару недовольному Женьке.

— Спасибо, спасли от смерти! — Василий кивнул на свободный стул. — Можно?

— Садись, мне нормально, — я вольготно разместился на перилах, облокотившись спиной о стойку, все видно, всех слышно, красота.

— Ну, что скажете? — начал Чудной с места в карьер, раскрывая милицейскую папку.

— Да что мы можем сказать? — вскинулся Женька. — Ничего мы не знаем, ничего не видели!

— Да погоди ты, не тарахти! — поморщился милиционер. — Давайте сначала.

— С какого-такого начала? — Жека откровенно нервничал, а я не мог понять почему. — Сидели на вышке, вдруг эта дурниной заорала про утопленника, мы схватили круг, помчали спасать. Прибежали, а никто не тонет. Все!

— Все да не все, — сержант достал чистый лист и принялся записывать наши показания. — Ты что скажешь, Алексей?

— То же самое, — я пожал плечами. — Я чуть позже пришел, сегодня только из больницы выписался. Ну, поздоровались, обменялись новостями, меня почти неделю на пляже не было, а потом тетка заорала про убийство, ну, мы и рванули вдвоем на крик. Добежали быстро, да пока выяснили кто, кого и где убивает, любой тонущий три раза успел бы утонуть.

— Что делали дальше, — старательно записав мои слова, Чудной продолжил допрос.

— Что дальше… Дальше мы с Женькой оседлали автобот и помчали к лодке.

— Что обнаружили, когда прибыли к месту происшествия?

— Что за тупые вопросы, — пробурчал Жека. — Что, по-твоему, мы могли обнаружить, кроме пустой лодки посреди моря?

— Так и запишем: пустая лодка. Живые люди находились в водоплавающем транспортном средстве или возле него?

— Ты что, дурак? — искренне удивился напарник.

— Я бы попросил! — вскинулся сержант. — Оскорбление сотрудника милиции при исполнении статья сто девяносто один пункт один до шести месяцев лишения свободы.

— Чего? — опешил Жека. — Васёк, ты чего?

— Сержант Чудной! Мы не в бане, гражданин, — строго поправил друга Василий. — И не «чего», а до года исправительных работ, еще штраф можно впаять размером с минимальную зарплату. Понял?

— Понял, — Женька насупился, всем своим видом демонстрируя, что теперь из него даже из мертвого никакой милиционер слова не вытащит.