Доброволец

Казан, рис, специи и курей мы захватили в доме, где устроились на ночлег. Мы – это я, Ваня Тихий (капец, у болтуна Ваньки оказалась фамилия Тихий), пулеметчик Серега Могила и Петрович.

Если по порядку, то после охраны лодок на пляже и нашего героического уничтожения группы турок, вооруженной одним револьвером и одним ножом, нас с Ваньком послали на зачистку жилых построек. А чтобы нам веселее чистилось, дали в усиление двух бойцов из первого взвода – молодого бугая по имени Сергей, вооруженного ПКМом, и его второго номера, низенького худощавого мужичка среднего возраста, который отзывался на отчество Петрович. Разговаривал Петрович на жуткой смеси русских и украинских слов, родом он был с Кубани, но за глаза его звали Хохлом.

Меня в этой группе назначили старшим. Фронт работ определили просто:

– Видите эту улицу? – сказал борода с РПК (все забываю, как его зовут). – Идете по этой стороне, а я с остальными – по другой. И смотрите, нас по ошибке не подстрелите, у этих хибар стены тонкие, пуля насквозь проходит.

Пулеметчик Серега был молчалив до безобразия, за те двенадцать часов, что я его знаю, он проронил всего два слова – и оба матерных. Первое слово (собака женского рода) он изрек, когда рядом рванула граната, а второе (женщина с пониженной социальной ответственностью), когда я дернул его за ремень, оттаскивая от дверного проема, в который через секунду влетел залп картечи. На вид пулеметчику было лет восемнадцать-двадцать, он был высок, широк в плечах, с бледной кожей, светлыми волосами и пухлыми губами, которые вечно кривил и сжимал. Внешне очень походил на древнерусских богатырей, которых изображали на иллюстрациях к былинам. Странный был парень, как будто не из этого мира. Хотя о какой, к черту, норме можно рассуждать в мире, где все перевернулось с ног на голову?

Петрович, как я уже говорил, был неприметным мужичком средних лет, тихим и незаметным. Весь такой никакой, средних лет, дядька, непонятно каким раком решивший податься в корсары. Пират из него был, как из сами знаете чего пули. Ну да ладно, коробки с пулеметными лентами тягает, и то хорошо.

Вернемся к Ваньку. Иван Тихий (Господи, ты чем думал, когда давал ему такую фамилию?), двадцатилетний балбес, невысокий, крепенький, увлекающийся спортом и мечтающий стать спецназовцем. Он разбирался буквально во всем, а в чем не разбирался, то делал вид, что разбирается и понимает. У него на любое явление в этом мире было свое собственное мнение, причем зачастую прямо противоположное его собственным высказываниям. Он спорил с окружающими не ради истины, а ради спора.

При этом, самое удивительное, Ванек и Серега как-то быстро сдружились, причем выглядело это весьма забавно: один трещал без умолку, а другой его внимательно слушал и периодически кивал, явно соглашаясь со сказанным.

Кто первым обозвал пулеметчика Могилой, я сейчас уже не вспомню, но прилипло сразу, впрочем, не удивлюсь, если это был Ванька Болтун. Тихого, кстати, так и называли – Болтун.

Ну а Петрович был, как говорится, человек ни о чем. Вроде и есть, а исчезнет – и никто его пропажи не заметит. Одно слово, второй номер, потаскун для пулеметных коробок.

Командование в лице бородатого здоровяка с РПК (черт, да как же его зовут?) решило, что для этой самой тройки я – лучший лидер. Наверное, просто вид у меня такой, что посторонним людям кажется, будто я шибко умный и опытный.

– Болтун, как зовут нашего взводного? – крикнул я в оконный проем.

В ответ – тишина. Странно… Обычно на любую возможность поговорить или ответить на заданный вопрос Ванек откликался с пионерской готовностью.

Я подхватил автомат и вышел наружу. Во дворе никого нет, только где-то поблизости, в саду слышны звуки тихой перебранки. Пошел туда, чтобы разведать, кто это тут барогозит. В саду, засаженном вишневыми деревьями, которые сейчас были украшены белыми цветами, было свежо и чудесно. Воздух наполнен запахами весны и цветочной пыльцы. Немного портила эту идиллию вонь горящего пластика и смрад от обугленных трупов, но к ним я как-то уже привык.

Посреди сада Ванька переругивался с двумя уголками из третьего взвода. Два худющих мужичка явно криминальной наружности тащили через наш сад какого-то подростка. Помимо пацана у них в руках еще было несколько баулов с разномастным цветным тряпьем. Подросток выглядел неважно, он был сильно избит, руки так туго связаны проволокой, что кожа под металлом лопнула и оттуда сочилась кровь. Уголки бросили мешки, один продолжал держать пацана, а второй чего-то втолковывал Болтуну. Позади Ванька монументальной скалой возвышался Серега, но он, по своему обыкновению, молчал. Петровича нигде не было.

– Че орете? – вяло поинтересовался я.

– Слышь, старшой, убрал бы ты своих малолеток, а то как бы не было беды, – сквозь зубы прошипел боец, державший на болевом захвате турецкого пацаненка.

– Иваныч, ты прикинь, они поймали турчонка и хотят его изнасиловать. А он, – Ванек ткнул пальцем в связанного пацана, – он наш. Русский!

– Помагы, пажалюйста, – коверкая русский, тут же промямлил пацаненок. – Я – русикий, я – свой!

– Вот! – зарычал Ванек. – Отпускайте его!

– Слышь, пистон малолетний, если мы его сейчас отпустим, то мы тебя потом опустим! Понял? – прорычал второй уголок.

Бамс! Я тут же, не раздумывая, двинул ногой в пах угрожавшему Ваньку бойцу.

– Руки! Руки вверх! – Ствол автомата буквально впился в ошалевших уголовников. – Вы че, попутали? Кого вы тут опускать собрались? Серый, разоружить обоих! – приказал я пулеметчику.

Могила тут же сдернул автоматы с обоих бойцов третьего взвода, а подскочивший Болтун выдернул у одного из них пистолет из открытой кобуры, висевшей на поясе на манер ковбойских. Через минуту оба бойца были разоружены и освобождены от подсумков с магазинами.

– Че за дела? – набычился один из уголков.

– Сейчас за базар ответите или старшего позовем, чтобы разрешил наш спор? – спросил я. – Кто вас за язык тянул? – С этими словами я взял в руки пистолет уголовника и с силой вжал ствол ему в лоб. – Как говорил один усатый грузин: нет человека, нет проблемы. Ванек сгоняй к ограде и смотри, чтобы никто не шел, Серега, а ты этот тюк, – я махнул стволом пистолета в сторону баула с тряпьем, – уложи на этих двух фраеров. Мне надо, чтобы звук выстрела был не слышен.

Чтобы вы понимали, я сейчас говорил совершенно несерьезно, я ни капельки не планировал убивать своих сослуживцев, пусть и таких моральных уродов, как эти. Блин, у нас тут каждый ствол на счету, не хватало еще друг дружку перестрелять. Но Серега и Ванька, кажется, совершенно не поняли моего настроя, я-то думал, что они бросятся меня уговаривать, чтобы я помиловал этих уродов, а они – ни фига, тут же бросились выполнять мои прямые приказы. Ванька поскакал к ограде и оттуда прокричал, что все нормально, дескать, чисто, можешь их валить на хрен. Прямо так и заорал: «Чисто, вали их на хрен!» Интересно, на этот крик уже бежит сюда добрая половина нашего отряда или только его малая часть? Ну а Серега, в свою очередь, тут же сбил ударом ноги одного из уголовников и набросил на него тюк с вещами.

– Братка, не надо, не стреляй! – взвизгнул один из уголков. – Да забирайте себе этого турчонка, он нам и в буй не впился!

– Дело не в пацане, дело в твоих словах, – грозно произнес я, мысленно сдерживая смех. – Ты моего младшего брата опустить хотел, такое прощать нельзя.

– Да ты чего?! Да ты не так понял!!! – опешил от такого поворота уголок. – Да мы никогда! Ты чего? В натуре, честное пацанское слово, вот тебе крест!

– Сто золотых монет! – строго сказал я. – За базар надо отвечать!

– Братка, ты че?! – выпучил глаза уголок. – Побойся бога! Давай по-братски разойдемся миром? Откуда у раба божьего столько?

Мужичок принялся извиваться всем телом и рыдать. Получалось у него весьма реалистично и натурально, я бы даже поверил, будь на моем месте я трехлетней давности, до Катастрофы. Тогда я вообще был человеком доверчивым и немного наивным, многим верил на слово, за что чуть было не присел на пару лет.

– Ладно, живите, – смилостивился я. – Вечером принесете по десять монет каждый. Тогда же и оружие свое заберете.

Уголовников развязали и отпустили, те ушли огородами, на ходу о чем-то переговариваясь. Я нисколько не сомневался, что для нас это так просто не пройдет, и, скорее всего, эти двое будут мстить. Но мне как-то на это было плевать, в конце концов, сейчас времена другие, теперь очередь из автомата в упор есть последний аргумент в споре. Нас трое, а если считать еще и Петровича, то четверо, у нас есть пулемет, автоматы, гранаты и много патронов. Перемелем, если что, не одного уголка. Опять же одна из задач, которые я ставил перед собой, отправляясь в этот рейд, – это организовать свою собственную, верную только мне команду. Мне нужны были такие парни, чтобы пошли за мной в огонь и в воду. Собственно, туда я и собирался, как только хорошенько подготовлюсь.

– Иваныч, не надо было их отпускать, – в кои-то веки серьезным тоном произнес Болтун. – Они же вернутся.

– Ванек, напоминаю, что это ты нас в эти разборки втянул. Дался тебе этот турчонок. Жрали бы сейчас плов и не думали, как с уголовниками краями разойтись.

– Да, но так нельзя, – с вызовом сказал Ванек. – Нельзя всяким сволочам позволять творить беспредел, тем более пацан – наш, русский!

– Поддерживаю! – произнес свое третье по счету слово за сегодняшний день Серега.

– Охренительная логика, – покачал я головой. – Вы прекрасны в своей простоте. Как только выжили в этом дерьме, что творится вокруг? Ладно, распетляем как-нибудь, пошли жрать плов, он уже настоялся. И руки перевяжите этому, вашему… русскому!

Петровича мы нашли в доме, он, зараза такая, сидел себе за столом и прямо из казана жрал плов. Я настолько онемел от такой наглости, что даже не нашел слов, чтобы как следует его пропесочить. Поэтому молча достал тарелки и разложил остатки плова в них, даже пленному пацаненку досталось немного. На десерт была вареная курица – пара штук небольших курчат. Мясо разломал пополам, каждому по половинке курицы. Турчонку досталась плошка с бульоном.

После сытного обеда чертовски захотелось спать. Глядя на сидящих за столом парней, понял, что и им тоже.

– Я – спать, Петрович – в охранение, и чтобы никого внутрь не пускать, глядеть в оба, если что, орать как резаный. Серега, проверь все оружие, почисть и набей магазины патронами. Ванек, ты обшмонай весь дом и собери все ценное из расчета, что нам надо будет ночевать в другом месте и под открытым небом. Одеяла, теплая одежда, жрачка, посуда, вода, ну и какую-нибудь телегу или тачку раздобудь. И у своего нового корефана смажь раны, а то, не дай бог, заражение схватит. Уяснили? Выполнять!

– Турчонок, теперь за тебя базар. Ты хоть понимаешь, что твоя жизнь сейчас висит на тоненьком волоске? – обратился я к пареньку и, увидев утвердительный кивок, продолжил: – Берешь лист бумаги, карандаш и пишешь на нем сочинение на тему «Почему меня нельзя убивать». Понял? Нет? Поясню. Сейчас тебя проще застрелить, чем вносить раздор в наш такой разношерстный коллектив, поэтому тебе надо поднапрячь мозги и изложить на бумаге свои мысли по поводу того, что может представлять интерес для нас. К примеру, может, ты знаешь, у кого здесь есть схрон, тайник или еще чего ценного. Или, может, где-то по соседству есть одинокая усадьба, в которой живет богатый нувориш. Ну, короче, если хочешь жить, думай, чем ты можешь нам помочь.

– Эфенди, я не писать по-русикий. Говорю едва плохо, – скривился подросток. – Как писать?

– Другими языками владеешь кроме турецкого и плохого русского? Спик инглиш?

– Ес, ес, – радостно закивал головой пацаненок и тут же выдал длинную фразу на английском.

Из монолога турчонка я понял, что если мне, господину офицеру, так будет проще, то он все готов изложить на английском или французском языке. Зовут его Исмаил, ему пятнадцать лет, родители его погибли от Заразы, и здесь его приютили дальние родственники по отцовской линии. Мать Исмаила – русская, а точнее – из Крыма, а еще точнее – из Керчи. Папа – коренной турок, долгое время проживавший в различных странах бывшего СНГ, где представлял интересы пивоваренного концерна «Эфес».

– Ванек, – крикнул я Болтуну, копающемуся в шкафу. – Прикинь, а турчонок-то наполовину керчанин, считай земеля твой, мамка его из твоей селухи родом!

– Что-о-о-о?! – взревел Иван. – Да ладно?! Ну вот!!! Я ж как жопой чувствовал, что нельзя его на растерзание этим уродам отдавать! Земеля, братан!!! – С этими словами он подскочил к непонимающему ничего пареньку и сграбастал его в объятия. – Да я ж за тебя теперь любого порву! Мы ж, керчане, друг за дружку горой! Брателла!!!

Пацаненок явно ошалел от такого поворота событий и попытался высвободиться, но куда там. Ванек встретил земляка, керчанина!!! Можно гасить свет и всем расходиться!

– И, кстати, Керчь – не селуха! Между прочим, это самый древний город на территории Российской Федерации, его история насчитывает…

– Стоп! – прервал я пламенную речь Тихого. – Вон ему и рассказывай, а я твоим Мухосранском сыт по горло. Я спать, а вы чтобы шуршали, как рабы на галерах!

С этими словами я ушел в соседнюю комнату и, расстелив пару трофейных одеял на полу, приготовился вздремнуть пару десятков минут. За стеной Болтун радостно бубнил, втирая Исмаилу историю родного города. У нашего Ваньки помимо страсти к оружию и желанию стать крутым спецназовцем был в голове небольшой (хотя какой, к черту, небольшой, он был большой, просто огромный) пунктик по поводу его родного города Керчи. Он этот свой городишко приплетал ко всему, о чем говорил, и по всем его разговорам выходило, что лучше города на земле быть просто не могло.

Честно говоря, я в Керчи не был, но мне почему-то туда точно не хотелось попасть. Если там хотя бы половина горожан такая же прибабахнутая, как наш Ванька, то чур меня от таких путешествий.

Под монотонный бубнеж Тихого я и уснул.

* * *

– Ну что, господин Седов, вы меня точно хорошо поняли? – строго спросил следак. – Отлично, тогда подпишите здесь и здесь. Все, можете быть свободны, из города попрошу не выезжать.

– Мне избрана мера ограничения? – сварливо спросил я.

– Нет… Пока нет, – тут же вернул мне колкость следователь. – Пока можете быть свободны, я всего лишь вас прошу не покидать пределы города. А вы что, планируете уехать?

– Да. Наш вуз идет организованной «коробкой» в Москве на «Бессмертном полку», я, как аспирант, один из организаторов этого процесса. Так что планировал на девятое-десятое мая быть в столице. Можно?

– Конечно, можно. День Победы – это святое, в этом году, кстати, под этот праздник даже амнистию организовали. Жаль, что все эти ваши делишки так поздно всплыли. – Следак гнусно ухмыльнулся. – Чуть бы пораньше, и могли бы получить срок и тут же выйти на свободу по амнистии. Шучу! Ладно, телефон ваш у меня есть, так что будьте на связи.

Я понуро кивнул и поплелся наружу. Вот такой подарочек мне подгадала судьба-злодейка к майским праздникам. Я, конечно, сам виноват, никто на аркане не тащил в криминальные и коррупционные схемы влезать, легких деньжат захотелось, вот теперь и закупайся теплыми носками и чайной заваркой. Обидно, ведь в схеме я был лишь мелкой пешкой, получавшей крохи с барского стола, но, судя, по поведению следака, козлом отпущения решили сделать все-таки меня. Но, как известно из древней мудрости, загнанная в угол мышь опасней льва! Тем более что мышь умна и за последние пару лет приобрела нехилый опыт и кое-какие связи.

– Алексей? – окликнул меня женский голос в тот момент, когда я уже открывал дверь своего трехдверного «крузака».

– Да? – оглянулся я.

На стоянке стояла вишневая «Мазда СХ9», за рулем которой сидела хорошенькая дамочка позднего бальзаковского возраста. Госпожа Разумова собственной персоной. Интересно, что этой бюрократической акуле из администрации университета понадобилось от меня. Сомневаюсь, что эта встреча случайна. А ведь я даже не подозревал, что она знает, как меня зовут.

– Есть пара минут для серьезного разговора?

– Конечно, до пятницы я совершенно свободен. Кофе? – кивнул я в сторону ближайшего бистро. – Или в машине поговорим?

– Езжайте за мной, тут недалеко, спокойное место и без лишних ушей.

Я согласно кивнул, сел в свою машину и поехал вслед за вишневой «японкой». Ехать действительно было недалеко, буквально пару кварталов, и мы приехали в небольшой жилищный комплекс, состоящий из четырех девятиэтажек, стоящих квадратом, в центре которого расположились небольшой сквер, фонтан и детская площадка.

Разумова зашла в один из подъездов, я молча шел следом, на ходу вспоминал, как ее по батюшке. Звали ее точно Карина, а по отчеству, кажется, Георгиевна. А может, и нет? Не помню. Мы с ней по работе вообще не пересекались, нашу кафедру обслуживали другие люди из администрации и отдела кадров. Знал я госпожу Разумову исключительно из-за ее мужа – проректора нашего вуза Степана Викторовича Разумова, занятного старикана, который любил рассказывать, как он поднимал науку во времена Брежнева. У них, кстати, с женой разница была в двадцать пять лет: ей – сорок пять, ему – семьдесят.

В итоге мы оказались в однушке-студии, мебель простенькая, но все чисто и даже уютно.

– Сдаем с мужем пару однушек, с этого и живем, – пояснила мне женщина. – Как поговорили со следователем?

– Нормально, – односложно отозвался я. – А что?

– Ничего, кроме того, что, скорее всего, вас посадят.

– Думаете?

– Уверена. Сверху пришла указивка, чтобы кого-нибудь показательно выпороли. Выбор пал на вас.

– Интересно, из-за чего такие привилегии моей скромной персоне?

– Не скромничайте, вы у нас в некотором роде личность выдающаяся. Молодой аспирант, волонтер, общественник, умный, красивый, спортивный, по вам томно вздыхает чуть ли не вся бухгалтерия вместе с отделом кадров, да еще и при деньгах. Ну а когда вы влезли на чужое поле и стали там активно разворачиваться и расширяться, тут уж и некоторые наши мужчины обратили на вас внимание. Даже ваши совместные фотографии с Путиным не помогут.

– На тех фото кроме меня и Путина было еще полсотни человек, – заметил я. – Неужели я так сильно расширился, что перешел дорогу нашим бонзам?

– Нет, но они вас заметили и понимают, что лучше вас сбить сейчас, пока вы летаете низко, чем позволить вам вырасти.

– А как же ежемесячный бонус, который я заношу кому надо?

– Мне ничего про это не известно, собственно говоря, речь не об этом. Вам нужна помощь или будете сами отбиваться?

– Еще пока не знаю, правоохранители конкретных обвинений не выдвигают, так, намеки непонятные и какие-то туманные угрозы.

– Ну, тогда подождите пару недель и все сами узнаете. Намеки перерастут в полне реальные обвинения и статьи уголовного кодекса.

– Вы же меня сюда не просто так позвали, знаете что-то о сложившийся ситуации? Так, может, все сами и расскажете?

– Почему бы и нет? – мило улыбнулась женщина. – Вы пока посидите, а я нам кофе сварю.

Карина Георгиевна продефилировала через всю комнату и принялась возиться возле плиты. Причем делала она это так вызывающе красиво, что я даже засмотрелся. Тут тебе и платье в обтяжку, и туфли на тонкой высокой шпильке, отчего икры ног настолько обалденно смотрятся, что… А эта ажурная резинка чулок, пару раз мелькнувшая из-под короткого подола легкого платья… Да и вообще, встречая ее в университете, ни разу не замечал на ней столь агрессивный макияж. О, не собирается ли наша гроза университетской администрации соблазнить юного аспиранта? С чего бы это? Ладно, подождем, посмотрим, как будут развиваться события. Тетка она в целом привлекательная, можно и поддаться на соблазн. Пусть и старше на восемнадцать лет, ничего страшного, лишь бы толк и польза от этого были.

– Так вот, не буду тянуть кота за причиндалы, – начала женщина свой рассказ, поставив перед мной красивую чашку из тонкого белого фарфора, исходящую запахом ароматного кофе, – уж больно активно и, самое главное, нестандартно начали вы свою коммерческую деятельность, Алексей. И все у вас так продуманно, не просто диплом задним числом выдаете, а и целые истории приписываете: страницы в социальных сетях создаете, фотографии одногруппников фотошопите, какие-то видосики снимаете. Прямо не подкопаешься. Наши старожилы как увидели уровень ваших работ, так чуть локти себе до пяток не сгрызли от зависти.

– А что поделать, не хочется же погореть на мелочах и подставить уважаемых людей. Это сейчас он у тебя диплом купил, чтобы звание майора получить, а через десять лет может и губернатором оказаться или, не дай бог, министром внутренних дел, и хитрые журналюги раскопают, что диплом об окончании вуза есть, а одногруппников нет, как нет ни одной студенческой фотографии. Это же подстава, а так имеется хоть какой-то шанс выйти сухим из воды.

– Согласна, это, кстати, характеризует вас как умного и дальновидного человека. Вы ведь в это дело влезли не столько из-за денег, сколько с целью обзавестись связями и хорошими знакомствами на перспективу? Насколько мне известно, в деньгах вы особо не стеснены.

– А вы чертовски прозорливы! Не завидую я вашему мужу, это очень опасная смесь – красивая и умная женщина.

– Льстец! – улыбнулась госпожа Разумова. – Вас, Алеша, подставили. Веру Рымову помните? Мерзкая особа, должна вам сказать, зуб она на вас точит, все никак не успокоится, что вы ее бросили. Помимо этих ваших делишек она еще и какие-то следы биоматериалов на своем белье сохранила и желает вас по совсем нехорошей статье засадить.

– Пустяки, – отмахнулся я. – Любая экспертиза докажет, что у нас с ней было исключительно по обоюдному согласию. А вот то, что она об университетских схемах в курсе, это неожиданно. Спасибо за наводку, теперь мне будет легче бодаться с правоохранителями.

– К сожалению, все не так просто. Дело не полицейских, ваша судьба решится в кабинете ректора нашего университета. Если он даст добро, то вас принесут в жертву, а если скажет «нет», то вы и дальше будете обольщать студенток третьего курса и продавать липовые дипломы. Там еще есть некоторые обстоятельства, о которых вам знать еще рано, но я могу вам помочь.

Я отхлебнул кофе и зажмурился от удовольствия: очень хороший кофе. Прям божественный, туда бы еще пару капель «Старого Бахчисарая»!

Компьютер в голове хладнокровно просчитывал различные варианты развития событий, как дальше поступить, чтобы выиграть как можно больше для себя плюшек. Ну а почему бы и нет? Вполне рабочий вариант!

– Хорошо, я готов принять вашу помощь. Говорите, что надо делать? – Я поставил пустую чашку на стол.

– Послезавтра в Москве на шествии «Бессмертного полка» будет идти организованная группа от нашего университета. Среди руководства вуза и активистов будет студентка пятого курса Надя Шикина. Ваша задача – найти с ней общий язык, втереться в доверие и попросить за деньги устроить вам встречу с Павленым. Момент передачи денег и саму просьбу зафиксировать на видео. Справитесь?

– А ректор что, с ней… Того?