— Как раньше, уже никогда не будет. И это хорошо. Тайная полиция, к слову, тогда работала гораздо эффективнее… Не дай вам бог попасть к ним в лапы. Вы по сравнению с ними — детишки в песочнице…
Задержанный снова дёрнулся, пытаясь поднять скованную руку.
Гор брёл по ночным улицам. Сегодня была не его смена, но заснуть в тепле и уюте родной комнатушки гвардеец так и не смог. Стоило только закрыть глаза, как на стуле перед ним представал голый «художник» со скованными за спиной руками. Ссадины на теле, стекающая изо рта кровавая слюна, неловко подогнутая нога, травмированная при жёстком допросе. Тот молча смотрел на Гора. Просто смотрел — без укора, без осуждения. И это молчание становилось невыносимо. Не сказать, что смерть человека, причина которой — Гор, была в последние годы чем-то из ряда вон… Сама профессия просто-напросто не способствовала проявлению милосердия. Но до этого случая все смерти настигали лишь виновных. Либо гвардеец так думал. Если имелся, пускай минимальный, шанс, что убитый — преступник, для совести этого было волне достаточно, и она спокойно дремала дальше.
Однако, в случае с «художником», его невиновность не вызывала и малейших сомнений. Оставался, конечно, призрачный шанс, что внутреннее чутье подвело Гора, но только до появления новых картин. Озвученная глашатаем версия о мерзких подражателях могла показаться правдивой только простоватым горожанам — все художники, способные криво-косо держать кисть, давно рисовали божественное сияние на том свете. И выставлялись они уж точно не на дворцовой площади…
Пришлось вытаскивать из забытья старые родственные связи, чтобы найти Художника…
Следственная группа вернулась ни с чем. Не было в квартире задержанного ни красок, ни мольбертов. Похоже, он и вправду рисовать не умел.
На экстренное совещание прибыли высокие чины из королевского Министерства. Они долго совещались в кабинете шефа. Потом вышел капитан, построил гвардейцев и вызвал Гора. Перед строем объявил:
— От имени Его Величества выражаю благодарность за поимку особо опасного преступника. Его ждёт заслуженная кара — решением королевской Комиссии приговорён к ликвидации в течение двух часов… Отныне, благодаря вашей самоотверженной работе, Город может спать спокойно.
А на следующий день после казни «Художника» на дворцовой площади стояла новая и ещё более мерзкая картина, изображавшая королевское правосудие. И через неделю…
Теперь по ночному городу Гора вело не чувство долга гвардейца, а тайное знание, куда направлять свои сапоги. Да ещё колдовской гребень в волосах периодически впивался всеми своими костяными зубцами в голову. Напоминая наездника на послушной лошади.
Путь к землянке, даже, скорее, обыкновенной норе, где жил волхв, занял полдня по дебрям глухого леса. И если бы не точные указания родственницы и неприятно шевелящийся в волосах колдовской гребень, ни единого шанса у Гора найти отшельника не было.
С превеликим трудом протискиваясь по узкому лазу, гвардеец гадал — как можно постоянно им пользоваться?
Внутри норы оказалось сравнительно светло. Правда, неясно было откуда поступает свет — ни окон в стенах, ни каких-то заметных отверстий в низком потолке.
Хозяин сидел на земляном полу прямо посерёдке совсем небольшого жилища… Древний старик, казалось, надёжно сросся со своей лесной берлогой. Прикрытые глаза, не выражающее ни единой эмоции морщинистое лицо, сухое бездвижное тело. Фигура волхва казалась вырезанной из старого почерневшего куска мёртвого дерева. И только редкое шевеление пальцев левой руки, перебиравших чёрные бусинки четок, подсказывало, что это ещё живой человек. А о времени, что сидел неподвижно этот странный старик, свидетельствовали ветви растений, густо ветвящиеся вокруг ног. Даже, скорее, было похоже, что это он сам пустил корни, питаясь прямо от земли.
Обратиться к волхву посоветовала дальняя родственница Гора, по бытовавшим в семье верованиям — известная колдунья. Понятно, что такие родственные узы он никогда не афишировал и старался максимально от них дистанцироваться. Но сейчас ничего иного не оставалось — все возможности для поиска Художника были исчерпаны. Приходилось обращаться к силам иного порядка.
— Волхв пребывает уже вне нашего мира, — давала указания тётушка Эмма, — Здесь присутствует только его тело. Что надо сделать, чтобы он ответил на твой вопрос, я не знаю…
— Так, может, его притащить к нам в казармы да поговорить с ним плотно? — Гор никогда не испытывал сомнений в эффективности методов гвардии короля. Была бы только ниточка, а уж как вытянуть весь клубочек и всех, кто им повязан, королевские специалисты по допросам знали прекрасно.
— Попробуйте, — засмеялась старая колдунья, — Более бестолковой идеи в жизни не слыхала — притащить в Город волхва! Легче ближайшую гору переместить к нам на улицы. Да вы его, даже имея мои чёткие указания, найти не сможете.
— А чего сложного? Прочешем лес… — не унимался деятельный гвардеец.
— Да? На, попробуй… — С этими словами тётушка Эмма вытащила из волос костяной гребень и положила его на стол перед Гором. — Найди мой гребешок.
Гвардеец сперва не понял в чём уловка — вот же он. Протянул руку и… Гребень просто исчез! Прямо у него на глазах. Завороженно он пошарил по столу, где только что лежал гребень. Пусто! Непонимающе посмотрел на колдунью. Та усмехнулась.
— В чём проблема? Вот же он. — С этими словами протянула руку и вытащила прямо из пустоты свою вещь, воткнула обратно в волосы.
Гору даже показалось, что гребень зашевелился всеми своими костяными зубцами, собирая седые волосы в тугой пучок.
— А я по сравнению с волхвом даже не ребенок… Младенец.
За время, что Гор стоял в ожидании ответа перед стариком, тот даже глаза не открыл, посмотреть на гостя. Видимо, пребывая духом где-то совсем далеко. Казалось, Гор адресует свои вопросы пустоте…
Деятельная натура гвардейца заставляла действовать, и он протянул руку, чтобы потрепать за сухое плечо…
Открыл глаза, лёжа на земляном полу. Всё вокруг медленно кружилось, а из последнего он помнил только свою протянутую к волхву руку. Сам хозяин берлоги сидел в своей прежней позе, и только четки тихонько постукивали в абсолютной тишине. Наверное здесь само время подчинялось этому неторопливому перестуку, сменявшему одну картину реальности за другой…
Всё указывало на то, что придётся покинуть нору волхва не солоно хлебавши. Но в Горе заговорила его природная упёртость — или всё, или ничего. И он сел напротив бездвижного изваяния, зло буравя того взглядом…
Чётки мерно стучали, отмеряя тающие в бесконечности минуты… Часы… Дни…
Порою Гор терял ощущение себя самого — берлога исчезала, и он парил подобно соколу в голубых небесах, ощущая себя богом…
Гор открыл глаза в полной уверенности, что делать дальше. Встал и подошёл к волхву. Достал из своих волос колдовской гребень и начал расчесывать волосы отшельника. Те лились волнами, изредка расцвечиваясь маленькими искорками. Затем осталось только воткнуть странно потрескивающий гребень обратно себе в волосы.
Сам смысл действа гвардейцу остался неясен. Но он всегда руководствовался универсальным принципом — надо так надо. Тем более, приказ снизошёл откуда-то свыше.
— Его Величество? — Гор растерялся.
Перед ним стоял сам король, собственной персоной. Как-то нехорошо получалось…
— Кто таков? — надменно поинтересовалась титулованная особа.
— Королевский гвардеец Гор! — само собою отчеканилось отблеском золотой монеты.
— Ага. И как ты тут оказался? Королевский гвардеец… Гор…
— Осуществлял личный сыск преступного Художника…
Жуткие картины перекраивали саму жизнь когда-то счастливого Города, походя перемалывая в труху и человеческие судьбы, и старые здания. А когда-то белоснежные стены замка словно служили холстом для безумного Художника — постепенно кровь многочисленных жертв проступила на них зловещим буро-красным колером. В борьбе с неизвестным живописцем ничего не помогало — ни строжайший запрет, под страхом смерти, смотреть на сюжеты картин; ни попытка ограничить пересказы их содержания угрозой вечной каторги. Народ глуп по самой своей природе, и что ему особо вредно и строго-настрого запрещено, становится навязчивой идеей воплощения…
Нереальная красота ночного Города, залитого светом полной Луны. Растянувшиеся в тишине прямые улицы, застывшие в серебряной паутине дома, в которых порою мелькал отблеск зажжённой свечи.
Дневная грязь, разруха и запустение милосердно скрывались волшебством ночи. А когда-то всё было ровно наоборот — ничто не могло сравниться по красоте с убранством дневного Города.
Был в этом некий высший мистический смысл…
Гребень впился в голову Гора с такой силой, что тот невольно остановился. Наверное, перед ним располагалась конечная цель его поисков — огромный мрачный дом за тонкой витиеватой оградой. Насколько знал Гор, особняк принадлежал графу Уно, когда-то давным-давно обвинённому в колдовстве. После казни хозяина здесь никто не жил, и лишь охрана с собаками следила за тем, чтобы дом, отошедший королевской казне, не оказался подчистую разграблен.
Гор осторожно подошел к чугунной решётке ограды. За тонкими прутьями хорошо просматривалась лужайка, где в свете Луны чёрными призраками лежали огромные псины. Встречаться с ними нос к носу совсем не хотелось…
Гвардеец было двинулся вдоль ограды, как вновь оживший гребень заставил остановиться. Проклятая колдовская штука гнала его прямо в пасти собак. Хотелось верить, что гребню виднее что и как…
Более не в силах сопротивляться, быстро перемахнул через декоративную ограду. И когда осторожно пошагал к дому, псы даже мордами не повели, спокойно пропуская мимо себя. Словно и не было здесь никого.
Огромный дом скрывал в себе многочисленные комнаты, длинные коридоры и просто уйму закрытых дверей. Пришлось изрядно поплутать в этом лабиринте, и даже проводник на голове почему-то таинственно притих. Обстановочка в жилье графа была соответствующая — роскошь и богатство, достойные самого короля…
Его Величество выжидающе смотрел на своего гвардейца. А Гор не знал, что сказать, что сделать. Мольберт, краски — всё буквально кричало, что правитель и есть тот самый Художник. Но… Как теперь быть? Это же король!
— Но зачем? Почему всё катится в…
— На всё есть высшая воля….
— Не понял, Ваше Величество…
— А чего понимать-то? Любое государство очень сложно устроено. Правитель издаёт законы. В русле которых действуют остальные слои общества. Но чем ниже ступенька на иерархической лестнице, тем более возможностей для люфта и разболтанности. И так сложилось изначально, что прямой контроль над серой массой в принципе невозможен. Здесь действуют иные принципы, формирующиеся в горниле сложных взаимодействий живой, изменчивой социальной среды и спущенных сверху законов. И что за монстр в итоге порождается… Очень трудно предугадать.
Гор молча внимал, пока абсолютно ничего не понимая.
— Сразу после восхождения на престол я вплотную занялся обустройством города. Было потрачено немало сил, и ушло немало лет, прежде чем всё заработало, как хорошо подогнанные шестерёнки в часах. Но после нескольких лет благополучия меня начала мучить скука… Более не требовалось моё личное участие — всё организовывалось как бы само собою. Появилась пугающая перспектива застоя. Застоя во всём. И я начал действовать…
— Но картины… Это же они… — не по протоколу перебил Гор.
— Они задумывались всего лишь, как смелый эксперимент. Попытка менять саму устоявшуюся реальность.
— Но зачем казнили всех художников?
— Устранил ненужный элемент влияния на чистоту эксперимента.
— Как-то… Того… Бесчеловечно? — запинаясь вставил гвардеец.
— Бывает… — Небрежно пожал плечами венценосец. — Моя власть безгранична, а последние годы правления наглядно показали, что мне подвластна сама природа реальности. Я практически сравнялся с богами. Единственно… Сознание масс… Оно слишком хаотично и подвержено едва уловимым влияниям… Не ведает авторитетов и не ценит усилий Богом ниспосланных правителей…
Пока король рассуждал о своём величии, Гор немного сместился в сторону и смог рассмотреть последнюю картину короля…
— Гвардеец, ты куда? — удивлённо прервал высокопарную речь Его Величество.
Гор даже не оглянулся, лишь громко хлопнул дверью. Картина, что удалось ему хорошо рассмотреть, ужасала. Но отнюдь не своим содержанием. Более неумелой мазни, гвардеец в жизни не видел. Даже простецкий набросок, вышедший из под кисти самого последнего художника, что был казнён по указу Его Величества, казался настоящим шедевром.
Настоящий Художник творил явно не в королевских покоях…
Коридоры дворца внешне были те же самые, но… Гор никак не мог найти выход. Проклятые пролёты и галереи то поворачивали ни туда, то странно петляли, то непривычно искривлялись. А за очередным поворотом задержанный Художник просто банально исчез. Вот он шёл с картиной подмышкой впереди, завернул за поворот, но когда вслед повернул Гор, там уже никого не было. И даже укромные места либо открытые двери, где можно спрятаться, отсутствовали. Гвардеец ошарашено замер…
Гор задумчиво стоял в тёмном коридоре дома графа Уно. Получался какой-то заколдованный круг. Казалось бы, цель достигнута — и Художник найден, и картина присутствует, но… А художник снова не тот. Да ещё проклятый гребень, заведший в этот дом, помалкивал, словно выжидая… Внезапно в конце коридора качнулись тени. Кто-то шёл по смежному коридору со свечой в руках. И пробудившийся колдовской наездник со всей дури впился в голову. Подчиняясь резкой боли, Гор невольно сделал шаг назад и оказался за тяжёлой портьерой. Для тайного наблюдения это оказалось прекрасным местом — через щель между складками весь коридор до самой двери в комнату короля прекрасно просматривался. И только вездесущая пыль не давала спокойно дышать, норовя вызвать внезапный чих. Гвардеец прикрыл рот рукой и как мог сдерживал дыхание.
Вскоре из-за угла появился неизвестный. Пламя свечи в его руке подрагивало, неверно освещая надменно брезгливое лицо. И сам он выделялся ростом и статью. Правда по странной прихоти мерцающего освещения, пока неизвестный медленно приближался к убежищу Гора, сравнительно молодое лицо стремительно старело, походка из уверенной, полной сил, превращалась в шаркающую, прямую же спину перекорёжило так, что, поравнявшись с Гором, неизвестный уже превратился в скрюченного больного старичка — у двери к королю стаял согбенный годами, никчёмный служка. Он осторожно костяшкой мизинца постучал по дереву косяка. Дождался окрика и, предварительно опасливо оглянувшись, трепеща скользнул в узкую щель.
Когда пребывание в царстве пыли стало нестерпимым, и Гор собрался покинуть тайное убежище, дверь снова приоткрылась, и в образовавшуюся щель протиснулся давешний служка, держа в руках королевскую картину. Тихо притворил двери и медленно пошаркал прочь. Подчиняясь вновь ожившему гребню, гвардеец скрытно последовал вслед.