Мое злое шипенье было оправдано — квадратный люк из техотсека в камеру гостеприимно распахнут. Но я ведь закрывал его! Или нет?
В следующую секунду острое чувство опасности пронзило меня ледяной иглой. Я дернулся на рефлексе, и страшный удар пришелся вскользь, не разбив мою глупую голову, а лишь оцарапав. Слепо вытянув руки, я рухнул на пол камеры, больно ударившись о лабораторный образец — слиток бериллиевой бронзы. Застонав, поднял голову с этой металлической «подушки», готовясь к удару в спину. Контрольному…
Приглушенный двойным стеклом, грохнул выстрел. Вывернув голову, я смутно увидел трап, по которому ссыпался человек в антирадиационном спецкостюме. На крошечную площадку выскочила Лена, вскидывая пистолет, но ее опередили — прямо перед прозрачной панелью присел еще один тип в мешковатом СК, и дважды нажал на спуск «стечкина».
— Стреляй, Ленок… — прошептал я, погружаясь в пульсирующую болью тьму. — Камера выдержит…
…Очнулся я от резких рывков. Кто-то меня хватал за руки, за плечи, дергал, оттаскивал, и частил, едва не плача:
— Мишенька! Мишенька! Ну, что же ты? Очнись, миленький! Ну, пожалуйста!
Вверху надо мной реяло лицо Елены, а в следующее мгновенье камера завибрировала, и низкий утробный гул опал с четвертого этажа. Заработали эмиттеры.
Миллиарды тахионов уже падали в камеру сверхсветовым дождем, но это пустяки. Наверное… А вот когда хлынет по-настоящему…
Я бешено загреб ногами. Всхлипывая, оттолкнулся локтем, перевалился набок, и Лена обеими руками захлопнула люк.
— Живой! — простонала она. — Ты живой… Я уж думала…
— Уходим… — просипел я, качаясь на четвереньках. На каждый удар сердца голова отвечала всплеском боли, а кровь из раны стекала на потное лицо.
«Ох, до чего ж паршиво…»
Вывалившись в лабораторию, я кое-как встал, цепляясь за вязки кабелей.
— Кто это был? — вытолкнул, чувствуя, как мир качается и плывет.
— Не знаю! Лиц под шлемами не видно, — выдохнула Лена, снова вооружаясь. — Ты как?
— Нормально… Беги за нашими.
Отмахивая вороненым ПСМ в руке, девушка бросилась к открытым дверям.
— Здесь кровь! Хоть одного ранила!
Браилова выбежала в коридор, а я скособочился у пульта.
Ускоритель работал. Его зычное гудение порой опускалось до пугающего рыка.
Кое-как стерев кровь со лба, я моргнул слипавшимися веками. Конфигурация поля… Нормальная конфигурация, расчетная… Немного сузить веер пучка… Вот так…
Внутри камеры, пластаясь по стеклянной панели, разжигались зеленоватые сполохи, стекая трепещущим изумрудным сиянием.
Мои ноги не выдержали, и я пал на колени, равнодушно поглядывая за стекло, где плясали и бесновались вызванные мной тахионы.
«Хватит…» — моя ладонь шлепнула по красной кнопке-грибку.
Гул, мятущийся в главном канале, стихал, уступая взволнованным голосам, полнившим коридор. Я скривил разбитые губы в улыбке.
Опыт удался.
Глава 4
Пока охрана бегала повсюду, разыскивая шпионов-диверсантов, я промыл рану и кое-как залечил ее дрожащей рукою. Да ничего особенного, обычная ссадина. Черепушка не треснула, она у меня крепкая, а легкое сотрясение пройдет. Всё проходит.
Стащив заляпанную кровью «олимпийку», я остался в одной футболке и трениках, и новый халат накинул для пущей солидности.
Лена разводила суету вокруг ускорителя, а я, кряхтя, осторожно уселся на кресло перед пультом, и снимал сливки — показания приборов.
Обработкой займусь позже, мне хватило и того, что всё действует, всё работает, согласуясь с моей моделью!
Маленькое счастье…
Я усмехнулся, стараясь не двигать гудевшей головой. Вообще-то, само название «ускоритель тахионов» звучит глупо. Стоило сверхсветовым частицам покинуть эмиттеры, как они сами мгновенно ускорились, оставив по себе мощное излучение Вавилова-Черенкова. Вот, детекторы зафиксировали!
Тахиончики пролетели какие-то сотые доли миллиметра, но успели на этом треке растерять всю свою энергию, став безынерционными и достигнув почти бесконечной скорости.
Благодушествуя, я улыбнулся — свою долю получат и аналитики, ухватив трясущимися от жадности руками ту бронзулетку, что угодила под луч. Тахионы поглощаются протонами, мезонами и прочими досветовыми частицами, разве что живут очень и очень недолго. Вот и посмотрим, что станется с бронзой. Потом и до мышей очередь дойдет.
Весь смысл моего «ускорителя» в том и заключался, чтобы пронаблюдать взаимодействие с материей не единичных сверхсветовых квантов, а плотного пучка тахионов. Ведь одно дело — выискивать косвенные улики, вроде «искажений в спектрах распределения ядерных частиц по импульсам и углам разлета», и совсем другое — щупать весомый и зримый брусок металла, «поварившийся» в тахионном поле!
Шаги по гулкому трапу развеяли высокоученые мысли.
— Надо бы твой «ускоритель» перекрестить в «замедлитель»! — оживленно произнесла Лена, словно участвуя в моих рассуждениях.
— Ты мне зубки не заговаривай, — проворчал я, не оборачиваясь. — Откуда у тебя оружие?
— Иванов дал, — тут же созналась девушка, усмехнувшись. — Так и знала, что спросишь... Нет, я не агент КГБ, и не прикрепленная. Просто достаточно развитая физически, чтобы бегать и стрелять. Ну, и прикрыть товарища завлаба, в случае чего…
— Твоя талия слишком узка, чтобы прикрыть мою тушку.
Неслышно подойдя, Браилова молча положила мне ладони на плечи. Я даже не ожидал этого, и «подтаял».
— Спасибо, — моя рука накрыла тонкие, но сильные девичьи пальцы.
— Пожалуйста.
Я не видел лица Лены, но по голосу угадал улыбку. К этому моменту глухой отдаленный рокот резко усилился, навалился, колотясь в окна.
— Их превосходительство генерал-лейтенант пожаловали! — звонко объявила девушка. — Как ты? Пойдем встречать?
— Пошли… — я мужественно выскреб себя из податливого кресла.
— Етта… — пробасил Ромуальдыч, запуская всех к себе в «кабинет-мастерскую». — На всех стульев не хватит.
— Постоим, — буркнул «их превосходительство», неприязненно косясь на огромного особиста Привалова. Тот стеснительно сутулился в углу, чтобы занимать наименьший объем, и усиленно вздыхал. Поворотясь ко мне, Иванов хмуро спросил: — Почему дверь в лабораторию стояла открытой?
— А какой смысл запирать ее? — парировал я. — И от кого? От своих?
— А по вашей умной башке кто съездил? — не сдержался генлейт. — Карлсон, который живет на крыше?
— Борис Семенович, — хладнокровно продолжил я. — Ценю ваш юмор, хотя мне точно не до шуток. Свои не могли на меня напасть, потому что некому! Лично я не представляю почтенного доктора наук, прыгающего с пистолетом в руке, да еще в спецкостюме. Молодежь — да, та способна скакать. Но стрелять… Опять-таки, кто? Киврин из аналитического? Ага, так и вижу этого физика-лирика с «люгером» наперевес!
Привалов хихикнул, словил тяжелый взгляд Иванова, и увял.
— А кто еще? Малеева, может? Или Почкин? Так не с его физическими данными! Корнеев? Ну, если бы Витёк отслужил в десанте, тогда бы я поверил! В принципе, напасть могли парнишки из «девятки», но как бы они незаметно покинули пост? Да и не проходил никто извне — мимо Макарыча не проскочишь.
Особист жадно слушал меня — и расправлял плечи. Уже и улыбочка зареяла…
«Ишь ты, воспрял!» — мелькнуло в ударенной голове.
— Есть, правда, один некрасивый нюанс, — усмехнулся я. — Если те, кто напал на нас с Леной, не знали о дате запуска, тогда ладно, сочтем за совпадение. Но если знали…
— Етто значит — утечка, — недобро усмехнулся Вайткус.
— Арсений Ромуальдович! — покачал головой Иванов с укором. — И вы туда же! В таком случае, ответьте на один-единственный вопрос: как чужаки могли проникнуть на охраняемый объект?
— Знаете, Борис Семенович, — бегло улыбнулся я. — Стоило мне попасть на этот самый объект, и сразу на ум пришла аналогия со средневековым замком. А в любом уважающем себя замке обязательно существуют тайные ходы…
— Тьфу на вас! — рассердился генерал-лейтенант. — Р-романтики…
Ромуальдыч, поджав губы, достал со шкафа пухлую пачку мятого ватмана, и шмякнул ею о столешницу.
— Етто план объекта, — сказал он очень внушительно. — Все размеры снимали пятнадцать лет назад, поскольку ранних чертежей не сохранилось. Неизвестно даже, были ли они вообще. Стройка началась в сорок восьмом, и вели ее пленные немцы под руководством военного инженера Августа фон Краусса. В войну здесь проходила линия обороны фрицев, с севера на юг, и стояли три дота из железобетона. Самый большой из них, опорник, располагается прямо под нами. Объект, к слову сказать, возводили по личному приказу Сталина, и Краусс предложил вождю использовать уже готовое строение. Тот дал согласие. Вот так главное здание объекта «В» получило свой двухэтажный подвал. Опорник занимал небольшую высоту, а в ста метрах к северу, и пониже, располагался еще один дот, куда вела забетонированная траншея. Краусс использовал и ее, протянув трубы канализации и водовода…
— А третий дот? — не утерпел я.
— Заглядывал и туда, — кивнул Вайткус. — Пусто и сыро. Тот дот как бы на склоне, за периметром. Мы и подвал исследовали с товарищем Приваловым. Когда еще… В мае.
— А этот… Фон Краусс, — пришла мне в раненую голову мысль. — Он куда делся?
— Етта… Уехал в Берлин… м-м… узнавал в министерстве. В пятьдесят восьмом, кажется…
— Минутку, товарищи… — я выскользнул за дверь, провожаемый удивленным взглядом Иванова, и поднялся в кабинет директора. Ключ у меня был, Дим Димыч полностью доверял своему бывшему аспиранту.
В кабинете чисто и тихо, а диван так и притягивал к себе своею мякотью.
«Ничего, организм, успеешь отдохнуть…»
Я набрал номер посольства ГДР, и четко выговорил цифры кода. Дежурный тут же переключил меня на сотрудника Штази, и уже через него открылась прямая линия с Берлином. Гудочки, щелчки…
— Да? — голос Маркуса Вольфа звучал, как всегда, спокойно и мужественно.
— Гутен таг, — перешел я на немецкий. — Их бин`с, Михель!
— О-о! — затянул Вольф, обрадовавшись. — Шён, дих цу хёрен! — и он по привычке заговорил по-русски: — Как жизнь?
— Нормально! Бьет ключом, — я не стал договаривать, по чему именно. — Товарищ Вольф, уж простите за официоз, но срочно нужна справочка!
— Слушаю, Михель.
— Ищем Августа фон Краусса, военного инженера и строителя. Был в советском плену, освободился в пятьдесят восьмом, переехал в Берлин. Сейчас ему должно быть под семьдесят.
— Понял. Не кладите трубку!
Я терпеливо ждал, вслушиваясь в отдаленные шумы. Невнятный говор, глухие шаги…
— Алло!
— Да, да!
— Фон Краусс работал строителем до самой пенсии, но… Он умер в сентябре. Его убили в собственной квартире. И, похоже, пытали.
— Ага… — протянул я, и заторопился: — Спасибо огромное, вы нам очень помогли!
Бросив трубку, я помчался вниз, отмахиваясь от головокружения. В фойе нервно прогуливалась Браилова. Заметив меня, она оживилась, но я юркнул к Ромуальдычу, отделавшись смутным:
— Щас, Лен…
А спор у Вайткуса завял, однако. Все стояли или сидели, насупленные и скучные. Я выдохнул, и сказал ровным голосом:
— Августа фон Краусса убили два с лишним месяца назад. Перед смертью пытали. Вы верите в совпадения? Я — нет!
Склон, полого упадавший от «запретки» к лесу, покрывала заиндевевшая трава, хрустевшая под ногами. Неплохое место для укрепления, все подходы можно держать под обстрелом.
Сам дот выглядел невысоким холмиком — старый бетон заплыл глиной, зарос травой. Лишь промоина с южной стороны пропускала к входному проему. Согнувшись в три погибели, я пролез под холодные своды. Цементные стены, разделенные ржавыми швеллерами, ощутимо давили, угнетая сознание, но не до того.
Я искал улики. Следов не было. Грязь под ногами давно смерзлась, и не приняла бы новых отпечатков.