Москва, слезам не верит.
Глава 5
Всю ночь Франциас не мог сомкнуть глаза по окнам барабанил дождь, а под утро когда над туманной речкой серые облака перешли во влажный туман облака на небе сделались плотнее и гораздо темнее — Франциас ожидал продолжение дождя. Мать бродила в гостиной, по скрипучему полу она часто подходила к окну рассматривая что-то там вдали, за вершинами гор на меня смотрело палящее яркое солнце я часто хмурился. Она поймала мой взгляд, на себе мать взяла тряпку, а потом принялась с силой тереть стекло.
— Прекрасная работа, — сказал я Каллину. — Ценю твою заботу.
Тот сразу — же покосившись на меня ответил:
— Странно мне казалось ты никогда мне не делал комплиментов. Что, на тебя нашло молния попала?
— Я сам изменился, не только окружающий мир вокруг ты же мой старший братец, когда-то ты тырил для меня чипсы в продуктовом магазине, а теперь ты работаешь ментом.
— Да ладно, — подбодрил я, — ты работал как настоящий профессионал. Вот что я тебе скажу у тебя явно талант.
Кайлен пожал плечами:
— Ну и дальше что?
— Положу пока найденную улику в машину, пока Майкла Далине не передумала, — я держал в правой руке громадный чемоданище, я махал матери и потом широко оскалил зубы, пытаясь, улыбнуться, — потом поговорю со своими старыми знакомыми. А ты пока вместо младшего брата поговори с нашими родителями.
У Кайлена от удивления расширились глаза ведь он никогда не слышал от меня таких, подобных слов.
— Боже, мой ну уж нет дудки! Господи чёрт тебя побери! Твоя младшая сестрёнка ещё со вчерашнего дня никак не может прийти в себя ведёт себя так словно, в неё Демон вселился!
— Да ладно, тебе Кайлен. Надень ей ожерелье из пляжных ракушек ради подаренного знака внимания я думаю ей понравится твоя, забота. Ах, да я даже не думаю я точно, знаю, что ей это понравится!
— Твоя сестра явно сумасшедшая! Ты же сам её завёл, а меня посылаешь за моей ещё ранней смертью! — У Кайлена волосы встали дыбом он вечно недоволен ни о чём попросить его нельзя!
— Боб, — сказал я. — Ты же понимаешь что нельзя, чтобы она донимала Дай тли я не хочу чтобы она болтала сплетни по всему городу, это только для начала. Мне нужно всего — лишь два часа, прежде чем она снова вернётся в нормальное адекватное состояние. Ты же сможешь её отвлечь?
— А что ты скажешь на это если она не захочет целый день сидеть со мной дома взаперти? Силой её уговаривать?
— И какой — же у тебя номер? — Кажется я нашёл тот, мобильный на который мне звонят мои личные агенты и осведомители, один уже сегодня отправил Карлу СМС с текстом: “Здравствуй“. — Вот. Если мать посмеет сбежать, я тебя прошу ответить на это сообщение. Я сам приеду и сам её буду сторожить. Ты согласен?
— Проклятые небеса, — буркнул себе под нос Кайлен, он наконец оторвал взгляд от окна.
— Кремень, — я похлопал его по спине, — ты настоящий рашен боец. Встретимся здесь же на этом месте через полчаса, а вечером поставлю тебе несколько кружек, хоть это тебя устраивает?
— Ну смотри ты слово дал, потом не отвертишься — угрюмо нахмурив брови сказал Кайлен, он расправил плечи и направился навстречу к своим разочарованиям.
Тем временем я аккуратно укладывал набитый вещами чемодан в багажник, чтобы отвезти его прекрасной госпожи из техотдела, её домашний адрес мне давно уже известен. У стены проблёскивали чёрный въевшиеся пятна, которые оставили пропавший след на сотню лет жизни во дворе я увидел качающиеся от порывистого ветра проволочные вешалки которые уже были на готове к машине. Ещё мне этого не хватало, чтобы вернуться и потом понять, что чемодана и след простыл. Я встал задом уперевшись в багажник, сделал надпись на конверте для Вульгарной госпожи, я покурил, прожигая взглядом каким — же будет будущее нашей страны, пока никаких разъяснений нет о сложившихся в России ситуации.
Квартира Дай тли становилась зеркальным отражением нашей — надолго там тело невозможно было спрятать. Если Розалин погибла дома, у Дай тли было только два варианта. Если у господина Дай тли хватило смелости, в чём я не ошибался он, мог спрятать её тело в какую-нибудь простыню, а потом вынести через чёрный ход и сбросить её тело в речку, или же закопать на песочном пляже или вовсе её тело могли съесть бездомные собаки. Однако в Либер кинге слишком велика вероятность, что это кто-нибудь вообще увидит, а потом ещё запомнит и кому-нибудь расскажет. Любви к риску я за господином Дай тли ничего такого не замечал.
Господин Дай тли тот человек, который никогда не посвящал себя к авантюре, я точно уверен, что он бы выбрал особняк где-то далеко за пригородном. Сейчас большинство таких особняков засажены розами и утыканы всевозможными оградами, а в былые времена они бы уже давно пропали и стали бы заброшенными: пожелтевшая трава, грязь, доски, сломанная мебель да ещё изредка покорёженное авто. Туда только из-за нужды теплым летом — стирку затеять, вся жизнь так и проходила мимо старых улочек и домов. Было холодно, но не настолько, чтобы земля там промерзала, вполне можно было бы поздней ночью выкопать могилу, а на следующую ночь закончить, а когда наступит третья то засыпать. Никто бы ничего не увидел: задние дворы никогда не освещались, и в те кромешные ночи без фонаря до туалета невозможно было бы дойти. Никто бы ничего не услышал: сёстры Гаррисона были глухими как чешуйки, задние окна в подвале Елены Карт тоне заколочены, досками чтобы оттуда не выпускать тепло, окна других соседей накрепко закрыты от январских холодов. Днём, закончив, гнить кинул поверх могилы лист гофрированного железа, старый стол или что-то покрепче.
Глава 21
— Придётся вам поговорить с нашим следователем. Или с моим сержантом, или с кем-то из отдела убийств, в зависимости от того...
— Я только что с дороги, — сказал я.
Охранник поджал губы:
— Нет нужно со мной вот таким грубым тоном разговаривать. Можете подождать там, где вы стояли, пока вам не разрешат приступить к делу...
— Я с дороги, или я тебе сейчас все зубы перечитаю, — грозно пригрозил я.
Мент выпучил глаза, но, сообразив, что сейчас я не шучу, отстранился. Он ещё перечислял, в каких нарушениях обвинит меня в своём рапорте, когда я, прыгая через две ступеньки, ворвался в дверь, задев плечом его пугливого помощника.
Самым смешным, было то что скрывалось в глубине души я ни на секунду не думал, что они сами найдут приключений. Я, прожженный циничник, с высокого опыта обучавший новичков, что мир всегда на два шага беспощаднее, чем когда-либо ожидаешь, не мог поверить, что со мной это когда-нибудь случиться, — ни когда я открыл чемодан, ни когда качнул ногой бетонную плиту в сумрачном подвале, ни когда воздух заискрил от высокого напряжения. В самой - самой глубине, вопреки всему что я узнал раньше и узнал после, я всё ещё верил Розалин. Я верил ей, пока спускался по ветхой лестнице в подвал; верил, когда увидел круг поворачивающихся ко мне лиц в масках в слепяще-красном свете фонарей и выкорчеванную бетонную плиту, вздыбившуюся под не естественным углом среди тросов и ломов; верил, когда вдохнул густую подземную вонь чего-то более ужасного и неправильного. Я верил до того момента, как протиснулся между экспертами и увидел, над чем они склонились; нервные ямы, тёмный комод запутанные волосы, лохмотья джинсовые ткани и гладкий бледные кости со следами крошечных маленьких зубов. Увидев изящный изгиб руки скелета, я понял; когда под пластами земли, дохлых насекомых и гнили разложения найдут ногти, правого указательного пальца будет обкусан под корень.
Челюсти сжались так крепко, что, казалось, вот-вот раскрошатся зубы. А мне было всё равно, даже хотелось услышать их хруст. Нечто в глубокой яме свернулось клубом, как спящий маленький малыш, спрятав своё лицо, и заслонив руками. Наверное, это спасло меня от безумия. Я услышал, как голос Розалин произносит мне на ухо “Франциас“ отчетливо и потрясённо, как в наш первый раз.
Глава 1
Наша жизнь определяется считанными мгновениями. Замечаешь это обычно когда время на часах идёт быстрее когда-то я не верил что жизнь пролетает мимолетно, на миг, когда мне разрешили заговорить с обычной девчонкой, я притормозил на крутом повороте, я не поленился найти презерватив. Мне, можно сказать, повезло: у меня был один из таких моментов я увидел даму в белом и распознал её. Я ощутил, как меня словно затягивает в бурный водоворот жизни, кромешной зимней ночью на улице Портленд. Мне было восемнадцать лет — я был уже достаточно взрослым, чтобы покорять миры, я ещё достаточно молодой, чтобы решиться на какую - либо глупость, — и в ту самую ночь, стоило обоим моим сёстрам, но я, был неуязвим и одержим страстью к классической музыке, сёстры спали в своих комнатах, а я выскользнул из своей спальни с рюкзаком на плечах. Дверь в одной из комнат сестёр скрипнула в комнате я услышал голос когда я на цыпочках прошёлся по гостиной на расстоянии вытянутой руки мои родители даже не шолохнулись. Красные угли в комнате едва догорали. В рюкзаке лежали мои самые ценные лохмотья: джинсы, футболки, подаренный на день рождения свитер и паспорт. В ту пору для переезда за границу больше ничего не требовалось кроме паспорта. Билеты на пером хранились у Розалин.
Я ждал Розалин в конце улицы, подоль от размыто — жёлтого круга света под горящим фонарём. Холодный как стекло воздух пряно попахивал горелым хмелем из гиннесовной пивоварни. Ноги грели три пары молодых людей. Я стоял, сунув руки глубоко в карманы армейской куртки, в последний раз я прислушивался к дыханию улицы, плывущей в долгих потоках глубокой ночи.” Эй земляк кто тебе дозволил...” – рассмеялась какая-то барышня, словно её ударили по голове. В кирпичной стене скреблась крыса, кашлял мужчина, за углом промчался мотоцикл, в подвале дома тринадцать глухо, злобно заворчал сумасшедший Ронни Рейн, он сам себя так успокаивал. Слышались любовные шорохи, приглашённые стоны, ритмичные толчки. Мне вспомнилось, как пахнет шея Розалин, и подняв глаза улыбнулся небу. Раздался перезвон городских колоколов — на звонницах церквей Христа, Святой Елены, Святого Михаила отбивали полночь, громкие округлые звуки падали с небес, словно в праздник, отзванивая наш личное тайное Рождество.
Когда пробило час, мне стало страшно. С задних дворов донеслись слабые шорохи, шаги, и я с готовностью выпрямился, но она так, и не перелезла через стену ограды — наверное, кто-то припозднился и виновато пробился домой через распахнутое окно. В доме шесть тоненько, пока та не проснулась и не начала петь колыбель.
