— А после вчерашнего вообще мрак — характер, конечно, закаляется, но мне бы с товарищем старшим лейтенантом киношку в Минкульте посмотреть, мороженого потрескать — в обычного влюбленного пацана поиграть, короче. Вы на тему «порчи оперативника» не переживайте, дядь Вить, она через пару лет все равно профессию на домохозяйку поменяет, а за это время особо квалификацию утратить не успеет.
— Совестливый ты, Серега, — вздохнул он.
— Маленький еще просто, — отмахнулся я. — Еще немного позакаляюсь и станет плевать на девяносто девять целых и девять десятых проблем. А пойдете ко мне в совхоз главбухом? — без всякой паузы поменял я тему.
Шутка «зашла», и «экономический» дядя Витя разразился зычным гоготом до выступивших на глаза слез. Посерьезнев, уточнил:
— Ты серьезно?
— Вы же на пенсию скоро, я понимаю, что «пенсия» у бурильщиков разная бывает, но я бы вас взял, — развел я руками. — А так — по большому счету шутка.
— Скучно мне будет, — поморщился он. — Но у меня товарищ есть, майор, стопу потерял в прошлом году, в бухгалтерии разбирается, ему на Лубянке сидеть тоскливо — вот он точно пойдет, если попросишь.
— Обязательно попрошу, — благодарно улыбнулся я.
Кадры решают всё потому что, а вместо главбуха у нас пока временно выданный министерством сельского хозяйства «попользоваться» ИО.
В дверь постучали, и директор ДК препроводил нас за кулисы — мне доверена честь толкнуть речугу сразу за начальником местного Комсомола — они организаторами и являются. Уже совсем привычно выкатившись на сцену под аплодисменты, помахал руками и вооружился микрофоном.
— Когда мне плохо — я пою, и тогда плохо становится всем!
Широкая улыбка, десяток секунд тишины «на осознание», хохот и аплодисменты — вспомнили, что Сережа вообще-то юморист.
— Здравствуйте, товарищи! — после эпиграфа перешел я к нормальной речи.
Бла-бла, Дагестан классный, бла-бла, песня строить и жить помогает, бла-бла, огромное доверие, судить клянусь строго, но справедливо, спасибо. А вон и дед с Магомед-Саламом Ильясовичем — в первом ряду сидят. Я уж думал не увидимся сегодня, а гляди-ка, снизошли до детско-юношеского мероприятия.
Под аплодисменты спустился со сцены и занял центральное место за судейским столом — всего нас здесь пятеро, компанию мне составляют четверо мужчин-аборигенов, включая директоров ДК и лучшей Махачкалинской «музыкалки», которая большую часть участников и предоставила.
Не пренебрегая совещаниями с «коллегами», добросовестно царапал карандашиком в выданном разлинованном листочке баллы для деточек, подавляя желание выдать всем «пятерочки» и по путевке в Артек — стараются же, вон какие мордашки потешно-насупленные, но бегающие от волнения глазки все портят. Коллеги с трогательной непосредственностью копировали мои оценки. Вполне возможно, что не из подхалимажа, а решив, что действующему «члену» и автору бесчисленных шлягеров банально виднее. Интернационал — мое почтение, организаторы явно набирали участников по каким-то разнарядкам, следя, чтобы «каждой твари» было по паре и не больше. Ближе к финальной трети искомый голосистый ребенок был найден — девочка четырнадцати лет, Кучер Ольга Юрьевна, с многообещающим потенциалом фигурки, миленькими веснушками на лице, большими голубыми глазками и бантиками в длинных рыжих косах. А поет-то как! Если у нее не идеальный слух и не менее идеальные вокальные данные, значит я всего в этой жизни реально добился сам, без плагиата, блата и почти нереалистичного везения.
Решено — семья девочки Оли отправляется с нами в Москву, а сама маленькая певица будет участвовать в записи саундтрека к «Электронику» и «Приключениям Петрова и Васечкина», параллельно начав сольную карьеру. Испортиться от свалившейся славы не дам — шефство возьму как минимум, а как максимум — в гарем, когда немного подрастет. Шутка, но только во второй части!
Решив, что на одну хорошенькую головку сразу все блага вываливать несправедливо, поставил ей на 0.1 балл меньше «третьего» призера — мальчика-грузина. Место второе — девочка-киргизка. Победитель, к огромному восторгу коллег по судейской бригаде и, справедливости ради, без учета Олиного выступления, вполне заслуженно — голосистый, зараза — местный мальчик, внук директора ДК. Последнее стало для меня новостью (спровоцировал блат, блин!), но чего уж теперь.
После оглашения результатов, вручения подарков (немножко поснимало местное телевиденье) и прочих «политесов» подкатил к Главкомсомольцу:
— Дядя Салих, можно мне с Олей Кучер поговорить?
Заметив заминку на его лице — ох уж эти местные особенности — уточнил:
— Со всей ее семьей.
Просветлев, он кивнул и пообещал все организовать. Теперь к деду и главе республики, которых окружили местные — почести воздают, надо полагать. Помахав рукой из-за спин, был замечен, и дедов адъютант быстро, но очень вежливо организовал мне коридор.
— Магомед-Салам Ильясович, мне очень неудобно, но я прошу у вас разрешения ограбить вверенную вам республику на одну очень талантливую девочку, — лицемерно соблаговолил я соблюсти приличия.
— Акбермет? — предположил он.
Это про девочку-киргизку.
— Олю Кучер, — покачал я головой. — У нее — огромное будущее, и я бы очень хотел увезти ее семью с собой в Москву. Я уверен, что вы с товарищами сможете раскрыть ее потенциал и здесь, но лично мне будет очень неудобно поставлять ей репертуар на расстоянии, а у меня есть куча песен, словно написанных специально для нее.
Товарищ Умаханов просветлел — наконец-то пацан проявил человечность, запросив себе эрзац-бакшиш. С другой стороны — я прямо предвзято к нему с самого начала отношусь, и могу быть в корне неправ, а "просветление" — исключительно гордость за то, что в его баронстве нашлось что-то хорошее, а не только педофильские бордели. Он пообещал обо всем позаботиться, и я, откупившись от «афтерпати» автограф-сессией, в компании дяди Вити отправился домой.
— Помоложе себе нашел? — с веселой ухмылкой озвучил он по пути то, на что никто не решился.
— Всякое бывает, но мне Виталина страшные кары обещала — неделю отлучения от тела за поход налево.
— Легко отделался — меня моя скалкой воспитывала, когда помоложе был! — гоготнул он.
Просмеявшись, я ответил нормально:
— А вообще девочка реально талантливая, а ей, уж простите за цинизм, в Дагестане нифига хорошего не светит — она же не отсюда, а наверх толкать будут родственников и протеже тех, кого надо. Вы вот знали, например, что у нас в республиках просто-таки чудовищное количество всяческих «членов»?
— Не знал, — покачал он головой.
— Вот видите — и никто почти не знает, кроме тех, кто целенаправленно интересуется. Само собой, часть в Союзах состоит вполне заслуженно — талантами Советская земля богата — но остальных за пределами республик никто не знает, и правильно делает — говнище потому что, совершенно нечитабельное и неслушабельное. Идеологически правильное зато, а автор — человек уважаемый, из уважаемого клана. Недавно Борис Николаевич одного такого выгнал — за пятнадцать лет один рассказ про мальчика-пастуха написал, художественно никчемный, зато рекомендаций его принять в архивах как у дурака фантиков, и все сплошь от уважаемых людей. Поспрашивали — оказалось у такой полезной для Родины творческой единицы редкий талант произносить красивые тосты, на каждой свадьбе желанный гость, ну чем не писатель?
Дядя Витя поржал, мы зашли домой, перекусили — ну нельзя с чужого стола в заранее несогласованных местах питаться — я немного потупил в окошко на опускающееся за горы солнце, и в дверь постучали.
Открыв, узрел на пороге понимающе (да что ты понимаешь, старый хрыч?!) лыбящегося деда в компании переодетой в этническое, сильно нервничающей Оли Кучер, ее мамы — рыжей симпатичной, прячущей карие глаза женщины «под сорок», и отца — опирающегося на трость подозрительно-радостного отца, седеющего крепкого мужика «чуть за пятьдесят».
— Сослуживца моего ты нашел, Сережка, — добродушно объяснил Судоплатов причину своей неверно истолкованной внуком улыбки. — Думал нет его давно, а оно вон как. Мы у меня посидим, а дам тебе на попечение оставляем. Пойдем, Юра.
И они свалили в квартиру напротив, оставив меня с дамами.
Глава 14
Весь перелет до Москвы общался с хорошей девочкой Олей — уже без платочка, но с «конским хвостом», в серой юбке и такой же блузке — потом к этому набору добавится курточка, в Москве-то климат похуже дагестанского, и снег как лежал, так и лежит. Вчера вечером я разговаривал по большей части с ее мамой — Дианой Викторовной, которая старательно отыгрывала свою часть симулякра — «сослуживца» дед от себя отпускать не хочет, вон сидят треплются через пару рядов от нас, так что ехать за мужем им бы пришлось так и так. Ну и надо себе врагом быть, чтобы от таких предложений отказываться — жизнь считай одним днем превратилась в безоблачную.
Сослуживец Юра у нас персонаж не простой, а НКВДшный, под опалу попал вместе с дедом, но успел свалить подальше от столицы, затерявшись в неспокойных в те времена республиках при помощи связей и поддельных документов. Поскитавшись там и тут, осел в Дагестане, устроившись на завод электриком. Трость — потому что одноногий, левой ноги чуть ниже колена нет, протезом пользуется. Женился на учительнице музыки, и через некоторое время у них родилась Оля, которая в данный момент дуется щечками и жалуется мне на несправедливость мира:
— У меня мама Гнесинку заканчивала, второй десяток лет в школе работает, почетных грамот и благодарственных писем — вешать некуда, а замдиректора Шамиля Омаровича сделали, потому что он директору двоюродный брат. У папы еще хуже — передовик, на доске почета висит, руки золотые — всем соседям розетки и утюги чинит, а его даже бригадиром не назначают, потому что русский!
Сочувственно вздохнул — а что тут ответишь.
— И ты такой же, — насупившись, укоризненно на меня зыркнула. — Я же знаю, что лучше всех в Махачкале пою, а ты мне — четвертое место!
— Искуплю, — пообещал усовестившийся я.
— А я и не знала, что ты такой грустный, — с совершенно детской непосредственностью переключилась она на сочувствие.
Наблюдательная, блин!
— По телевизору другой совсем — улыбка до ушей, шутишь смешно, песни поешь как будто из другого мира! — мило-премило зажмурилась от удовольствия, видимо, проиграв песенки в голове, и доверительно прошептала на ушко. — Мне мама твою пластинку не купила — говорит, что не музыка это, а грохот! А у меня в голове «Три полоски» играет все время, джинсы с первой получки (у неё будет своя не подконтрольная родителям получка) себе куплю, как у тебя — наши! — потыкала пальчиком мне в укутанную «Тверью» ногу. Вздохнув, грустно предположила. — От мамы попадет поди, если порежу — я у комсомолок видела, одну даже из республики выгнали, потому что голыми коленками светила, как проститутка.
Чудо, а не ребенок!
— Я себе чуть-чуть порежу, — скорчив хитрую мордашку, поделилась планами. — Вот здесь, чтобы не как проститутка, — показала на нижнюю часть голени. — И если мама ругаться начнет, сразу к папке побегу — он мне все разрешает, лишь бы семью не позорила. А какой позор, если в Москве даже в мини-юбках ходят? Я отличница, а ты? — резко поменяла она тему.
— Тоже отличник, в спецшколе учусь в Сокольниках, — ответил я.
— А я туда же ходить буду? — с трогательной надеждой в глазках спросила она. — У нас школа хорошая была, но в Москве, наверное, лучше!
Английскому ее отец дома обучал — он им в совершенстве владеет, потому что «нелегалом» успел поработать еще до войны, а в школе Оле давали немецкий и аварский — последний осваивала почти добровольно, сиречь — по совету матери.
— Школа нормальная, — кивнул я. — Бассейн большой есть, каток на зиму заливают. Но на каток лучше в другое место ходить, в эко-парк, мы рядом с ним будем жить.
Твою мать, теперь я просто не могу ее не позвать — вон какая рожица, аж светится.
— Сходим вместе?
— Сходим, если мама отпустит, — с довольной улыбкой кивнула она.
Может попросить, чтобы не пускала? Как-то быстро Оленька меня под контроль брать начала. Да ерунда, я ж без задней мысли, просто прикольная, типа Тани моей, будем дружить, пока возможность есть — это пока Сережа не начнет слюнями истекать, когда она кондиции наберет. Вот потом придется подумать.
Внезапно она отвела глазки, поерзала, потерла ладошки друг о дружку и едва слышно спросила:
— А ты правда Электроник?
— Нет конечно, я живой, из плоти и крови, — с улыбкой покачал я головой. — У меня и мама есть, хорошая, познакомишься как-нибудь, она тебе мои детские фотографии покажет — Электроники же сами не растут, их какими сделали, такими они и остаются.
— А ты меня с ними познакомишь?! — загорелись Олины глазки.
Ути боже!
— Не существует их, — расстроенно развел я руками. — Но могу с автором книжек про Электроника познакомить, с Евгением Серафимовичем — он сам расскажет, как Электроника придумал.
— А я все равно в Электроников никогда не верила! — поспешила она оправдаться, чтобы не выглядеть в моих (а главное — собственных, девочка же!) глазах совсем уж наивным ребенком. — И в Деда Мороза не верю! — мощно усилила впечатление, слегка подпрыгнула с выражением «сболтнула лишнего» и попросила. — Только маме с папой не говори, ладно? Вдруг на Новый год подарки дарить перестанут!
Точно не перестанут!
— Обещаю!
Как только я вошел в родную квартиру, по пути, само собой, не забыв заехать к маме в больницу — «вырос-то как, а я лежу тут, скучаю, даже вставать толком не дают» и прошел в захваченный «соседский» сегмент — пока дети не подрастут, буду жить здесь, без пяти минут в отдельной квартире — только проход прямой к семье и отличает — сразу же попался в Вилочкины лапки, был жарко расцелован и едва ли не на руках утащен в уже полностью переделанную под мою прежнюю комнату спальню. Вот это я понимаю возвращение домой! Когда первая часть программы — это когда поговорить некогда — была завершена, Виталина положила голову мне на грудь и, поглаживая по голове, выслушала рассказ о поездке — стопроцентно уже про все в курсе, но мне приятно. После этого она накормила меня котлетами с пюрешкой, сама ограничившись пустым чаем, и зазвонил телефон — мне провели отдельный, «рабочий».
— Ткачев! — здесь положено представляться псевдонимом.
— Как ты, Сереженька? — раздался полный сочувствия голос Екатерины Алексеевны.
Тоже все знает.
— Жизнь продолжается, дела не ждут, и я к ним готов, — проявил я моральную стойкость.
— Молодец какой! — припечатала меня Фурцева. — Приказ у меня для тебя есть.
— Готов ко всему!
— Изначальный состав «Ласкового мая» решено снабдить англоязычным репертуаром. Справишься? — чисто для проформы уточнила она.
— Все составы?
Фурцева подвисла — приказ явно продиктован валютными поступлениями от других проектов, сиречь — жадностью, и именно с ней она сейчас и борется.
— Нельзя, — разочарованно вздохнула она. — Одно дело здесь, другое — там, — выдала исчерпывающее объяснение.
— График доработать придется, чтобы хотя бы пару дней между концертами заграничными и местными пауза была, Занавес-то только называется «железным», а по факту сквозит и туда и сюда, — на всякий случай подстелил я соломки.
— Само собой, — голосом отмахнулась она. — То же самое и с «Цветами», им особое внимание удели — задача поставлена показать, что Советский рок лучше буржуйского! Ты же обещал «Битлов порвать»?
А вот этого в моей реальности в принципе прозвучать не могло бы! Прямо немало я за свою короткую жизнь здесь дел наворотил.
— Будет исполнено, Екатерина Алексеевна! — принял задачу в работу.
— Молодец!
Вот и поговорили.
— Педаль доделали, — когда я повесил трубку и вернулся в спальню, добавила новостей эротично потянувшаяся нагая Виталина. — Завтра можно забирать. А еще у Минкульта для тебя подарок — к его просмотру меня просили аккуратно тебя подготовить, чтобы не расстроился, — хихикнула. — Совсем они тебя не знают!
— Что там? — заинтересовался я.
— Полтора часа зарубежных эфиров, посвященных разбору твоего немецкого интервью, — ухмыльнулась она.
— Ругаются?
— Как ты любишь говорить — «визжат от боли», — рассмеялась она и с блеском в глазах мягко призналась. — Я очень по тебе соскучилась, Сережа.
Пришлось сделать длинную паузу.
— Если враги визжат и топают ножками — значит мы все делаем правильно, — вернулся я к очень приятно прерванному разговору. — И я по тебе тоже очень-очень соскучился.
Снова пауза — хорошо быть молодым!
Оделись и поехали в Минкульт — энергия бьет ключом, вот что значит толковая машинистка.
— Вот тут тупо обрезали, лишив фразу контекста, — комментировал я для девушки развернутую капиталистами информационную кампанию против меня. — Но в эти времена проверить трудно, а даже если бы и была возможность — кто будет заморачиваться? Этот канал попрошу на наши земли не пускать — прямо грязно играют.
— А вот тут передергивают, но в рамках этой их фальшивой «журналистской этики».
— А это просто хрень — тоже мне, суперагент-мальчишка, секретный проект КГБ!
— Это вообще внимания не стоит, классическая «слезинка ребенка» с проходом в тридцать седьмой год.
По итогам просмотра сформировал в голове идею: