Русский корсар

Эту свою новую способность: исцеление небольших повреждений организма, типа царапин и головной боли, я обнаружил только вчера, совершенно случайно. Способность, больше похожая на фокус, сопровождалось неярким свечением лечащей руки, продолжительностью не больше пары минут. Практического эффекта почти никакого, а вот психологический… В это время, подобное явление встречалось только в церковных книгах, где описывался жизненный путь христианских святых. Так что… Светить направо и налево этим не стоит, но вот в исключительных случаях подобная способность поможет повлиять на любого собеседника.

Глава 5

По итогу все двенадцать человек из моего старого отряда решили остаться со мной. Будем считать — повезло. Найти верных людей, на которых можно положиться всегда было весьма не просто. Костяк моей будущей армии заложен.

До места добирались почти две недели — путь не близкий. Хорошо, что весна задержалась, снег почти не таял — успели до распутицы. Вымотался до предела. Дело даже не в ранах, они затянулись — с непривычки. Весь день в санях, ночь — в лучшем случае на постоялом дворе, представляющем собой такую же курную крестьянскую избу, только больше по площади. Дорожных неприятностей мы избежали. Вид мой отряд представлял собой достаточно грозный, чтобы возможные вороги сочли его опасной добычей. Не жалея поделился со своими спутниками воинской справой, доставшейся мне в наследство от Юрьевых, так что на грабителей и оборванцев они не походили.

Усадьба Кирилла Яворского, моего старого товарища встретила нас тишиной и забвением. Не мычали коровы, не кудахтали куры на скотном дворе. Не перекликались прачки полоская бельё на берегу речки.

— Вымерли все что ли?

Въехав во двор, мы не встретили ни одной человеческой души. Сама усадьба представляла собой большой деревянный дом прямоугольной формы. Крыша была покрыта красной черепицей, небольшие окна укреплены массивными коваными решётками. Лохматый белый пёс, высунув морду из-под крыльца, поприветствовал гостей неуверенным лаем.

— Куда все подевались то?

Поднявшись на крыльцо, я постучал в массивную обитую железными полосами дверь. Долго никто не открывал, затем за дверью послышались шаркающие шаги. Старик, тяжело опирающийся на клюку, со сморщенным от возраста лицом, по-польски осведомился о цели нашего визита.

— Я друг пана Кирилла Яворского, мы вместе сражались с татарами. Приехал повидаться, — ответил я, с трудом подбирая подходящие слова.

— Пан Кирилл, погиб. Неделю как похоронили, — перешёл дед на понятный мне западнорусский диалект.

Я молчал, немного ошеломлённый печальным известием, прокручивая в голове одну и ту же мысль: и что теперь делать?

Слава богу, старик решил за меня:

— Пойду, доложу о вас хозяину. Он болеет, но может и примет вас.

— Отцу пана Кирилла, — пояснил он, заметив мой вопросительный взгляд.

Я с грустной улыбкой смотрел на отца своего друга — последний раз, когда мы виделись, он запомнился мне совсем другим. Пан Тадеуш лежал на широкой кровати с откинутым балдахином, его заросшее многодневной щетиной лицо давно не знало бритвы. Насколько помнил, он всегда тщательно следил за своей внешностью, следуя европейскому обычаю, аккуратно сбривал бороду, оставляя только маленький клинышек на подбородке.

— Ясновельможный пан…,- склонился я в приветственном поклоне.

— Здравствуй, Захар…,- печально посмотрел на меня отец Кирилла.

— Не уберёг я сына, нет у тебя больше друга.

История оказалась стара как мир. Зависть, жадность и предательство. Невеликие земли, согласно наследственному праву издавна принадлежащие шляхтичам Яворским приглянулись местному магнату князю Чарторыйскому. Большинство окрестных территорий принадлежали его многочисленному семейству или прямым вассалам. Относительно небольшой удел Яворских был для князя, как кость в горле. Помешало ли это планам Чарторыйского или просто у него заговорила уязвлённое самолюбие, оскорблённое резким отказом пана Тадеуша продать свои владения, но он решился пойти на крайние меры. Под надуманным предлогом, нанятый в германских землях известный бретер барон фон Шульц вызвал его на поединок. Получив смертельную рану в живот, Кирилл умер через три дня в страшных муках. После его кончины пан Тадеуш сильно сдал — и вряд ли уже оправится.

— Вам надо уходить, — грустно сказал он.

— Вассалы Чарторыйских дали мне три дня на размышление, чтобы покинуть усадьбу. Завтра утром срок закончится. Они нападут на рассвете.

— Пусть приходят, — криво усмехнулся я в ответ на увещевания Тадеуша.

— Мы окажем им достойный приём.

Оставить без помощи отца товарища, посчитал для себя неприемлемым. Хотя формально, я не Захар и его долги, не мои проблемы, но внутренне мы слились памятью и частично характерами. Я уже давно не отделял наши личности друг от друга. Надеюсь только, что унаследовал его лучшую сторону — и вторая, тёмная половина его души, во мне никогда не проявится.

Утром мы ждали гостей во всеоружии. В арсенале пана Тадеуша я удачно обнаружил десяток аркебуз, немного устаревшей, но вполне работоспособной конструкции. Длиной примерно 1,3 метра, они имели калибр 16 мм и весили около четырёх килограмм. Если коротко: увесистое фитильное ружьё с прямоугольным, немного скошенным вниз прикладом. В отличие от более тяжелого мушкета аркебуза использовалась без подставки, этим прообразом винтовки стреляли с рук.

План отражения нападения возможных агрессоров был прост и понятен. Когда враги въедут во двор их встретит дружный залп из огнестрела, а после того, как рассеется дым, уцелевших добьют лучники. До рукопашной, надеюсь, не дойдёт, вряд ли Чарторыйские направят на захват поместья, слуги из которого давно разбежались, большой отряд.

План сработал, но не на сто процентов. Когда, два десятка всадников со свистом и гиканьем миновали распахнутые настежь ворота, свинцовая коса прошлась по ним беспощадным замахом. Закричали люди, жалобно заржали раненые кони. Через пару минут, потребовавшихся для рассеивания дыма от выстрелов, мы с Осляблевым, вскинув луки, милосердно добили вяло шевелившихся раненых. Они всё равно были обречены: пуля шестнадцатого калибра оставляет страшные, практически несовместимые с жизнью раны. Но, погибли не все, мой опыт подсказывал, что часть наших незваный гостей просто притаилась, лишь изображая убиённых.

— Эй, есть кто живой? Кто сейчас не встанет — умрёт! Подходить не будем — стрелами, как ежей утыкаем! А так может, поживёте ещё!

Почему я не удивлён? Выжил только один, но это был главарь банды — барон фон Шульц. Тот самый наёмник, профессиональный бретер-поединщик, который убил моего товарища Кирилла. Вот так сюрприз! Однако, мастерство не пропьешь. При первом же выстреле, Шульц заставил своего коня лечь на землю, используя его туловище, как укрытие от пуль. Ушлый! Жаль, что мы по разные стороны баррикад. Примирение невозможно, смерть близких — не прощаю никому.

— Кто есть тута главный? Хачу с ним гаварить! — русский немчуры оставлял желать лучшего.

Предусмотрительно не подходя ближе, я помахал ему рукой.

— Вызываю тебя на поединок, — немец, вытащив массивный обоюдоострый полумеч-полушпагу, изобразил им что-то вроде салюта-приветствия.

— А зачем мне с тобой сражаться? Не проще ли просто прострелить голову?

— Это не есть поступок лыцаря! Убить вот как — замарать свою честь!

Я задумался. Стоит ли рисковать, ради мифической чести? На кону стоят такие планы, под стать Наполеону, а тут какой-то продажный скот-наёмник? Кирилла, говорят, он разделал без шансов, в чистую. Справлюсь ли? У друга я выигрывал всего два тренировочных боя из трёх.

Надо сказать, дуэль один на один, по практике, достаточно сильно отличается от реальной боевой схватки на поле боя. Там кругом враги, опасность угрожает со всех сторон. Сама схватка очень скоротечна, два-три удара и кто-то уже покойник. Тут не до демонстрации фехтовальных изысков. И всё моё сабельное умение было рассчитано именно на это. Были, конечно, подобные сходки, но татары, даже поляки — это не бретер, который зарабатывает дуэлями себе на жизнь.

На Руси вообще подобное не практиковалось, поединки на саблях или пистолях, обычные на Западе, у русских не прижились. Русичи, поссорившись между собой, садились на лошадей и хлестали друг друга бичами. Другие бились палками или на кулаках, без ограничивающих правил. Смертных случаев хватало, поэтому в семнадцатом веке судебные поединки на палках и дубинах запретили. Зато, после запрета на членовредительство, получил широкое распространение другой способ сведения счётов и мщения — доносы, средство более безопасное и часто ещё более удачное.

— Раз ты меня вызвал, значит по правилам, я выбираю оружие.

Немец согласно кивнул.

— Тогда, я выбираю лук и стрелы, — прокричал я, резко вскидывая искомое.

Щульц, не испытывая ни малейшей рефлексии шустро, с низкого старта рванул в мою сторону, словно спринтер на стометровке.

Первая стрела попала ему в правое бедро, вторая насквозь проткнула голень левой. Но проклятый шваб не сдавался: теряя кровь, он упорно полз в мою сторону, помогая себе руками. Раз! Трёхгранный стилет, который метнул барон пролетел всего в паре миллиметров от моего виска.

Вжик! Вжик! Две мои стрелы зашли в его глаза почти по самое оперение. Я вытер холодный пот на лбу — по краю прошёл. Хорошо, что от дуэли отказался.

Подойдя к немцу, молча снял шелом. Отменный был вояка, жаль, что не на моей стороне.

— Похороните его как положено!

Хотел добавить по церковному обряду, но вовремя остановился. Вопрос, по какому? Католик он, или протестант?

— В общем, похороните, — махнул я рукой, — в отдельной могиле! С крестом!

Этот бой закончился нашей победой, обошлось без потерь.

Конечно, это была победа в битве, а не в войне. Долгое противостояние с могущественным кланом Чарторыйских мы бы не потянули. Только ближайшие вассалы магнатов могли собрать несколько сотен вооружённых всадников. Продолжать борьбу, чтобы полноценно отомстить за друга, я не мог себе позволить — силы были неравные. Только, что делать с паном Тадеушем? Одного его не бросишь, взять с собой до ближайшего города? Собравшись с духом, вошёл в спальню хозяина поместья, чтобы поговорить с ним откровенно.

— Знаю всё, что ты мне сейчас скажешь, — огорошил он меня с самого порога.

— Не спеши! Ответь мне на несколько вопросов. Прежде всего, скажи: каким ты видишь своё будущее? Возможно, я сумею тебя как-нибудь отблагодарить за помощь.

— При всём уважение, это вряд ли, мне нужны всего лишь две вещи: деньги и титул. А дальше, как-нибудь сам.

— Деньги не обещаю, моих скромных средств тебе не хватит. А вот, титул… Тут возможностей побольше…

Я промолчал, в то, что старикан предложит нечто путное, верилось не особо.

— Открой сундук в углу, найди зелёную шкатулку.

Выполнив просьбу, протянул пану Тадеушу, искомое. Открыв крышку, тот вытащив перевязанный шёлковым шнурком бумажный свёрток, протянул его мне.

Развернув бумаги, недоумённо уставился в текст: здесь, кажется, латынь, а это на старофранцузском… Ничего не понятно…

— Погоди, не удивляйся. Расскажу тебе одну историю, всё поймёшь сам.

— В молодости, когда огонь юности горит в крови, требуя совершать подвиги во имя славы и прекрасных женщин, я вступил во французскую армию. С переменным успехом мы несколько лет воевали в Италии, наконец, я насытился приключениями, решив вернуться в родные пенаты. Незадолго до моего отъезда случилась большое несчастье: какие-то наёмники смертельно ранили моего лучшего друга. Дни его были сочтены — я остался скрасить его последние мгновения. Перед тем, как исповедоваться, мой товарищ попросил меня о последней услуге.

— У меня есть младший брат. Так случилось, что он всегда завидовал моему будущему титулу, наследству, которое перейдёт ко мне после смерти отца, по праву старшинства. Он ненавидел меня с детства, всячески оговаривая перед родителями. Сегодня я умру, и не кому будет защитить мою молодую жену и маленького сына. Брат найдёт способ уничтожить, оболгать и обобрать мою семью. К тому же, на Изабелле, я женился без разрешения отца, а по новому закону это позволяет отменять даже освящённые церковью браки. Прошу тебя, спрячь, укрой Изабеллу и маленького Франсуа, а в будущем, если будет такая возможность, помоги моему сыну занять достойное его рождению положение.

Я не решился отказать другу, но жизнь сложилась так, что не смог выполнить его просьбу. Франсуа умер, простудившись в дороге, а Изабелла через три года стала моей супругой. Мы прожили вместе счастливые тридцать лет, а теперь я остался один — пережив любимую жену и сына.

Тадеуш помолчал, затем решительно указал мне на бумаги: здесь документы на имя виконта де Сен-Поль, внука графа де Сен-Поль и де Шомон. Старик, всё-таки вспомнил про него. Не знаю, как он меня нашёл, но в прошлом месяце для его внука передали письмо, где он предлагает посетить фамильные владения.

— Письмо там же в шкатулке, вместе с подтверждением твоего дворянского происхождения. Все документы заверены лучшим парижским нотариусом. Я подтвержу их своим свидетельством, в присутствии аббата Гродненского монастыря. Он подпишет, — пан Тадеуш грустно улыбнулся.

— Наследников у меня не осталось, земли отойдут короне, а движимое имущество я завещал аббатству.

— Но, это же…

— Ты хочешь сказать: подлог? Ничего, возьму грех на себя. Ведь ты не используешь преимущества, полученные благодаря новому титулу, во зло Речи Посполитой и святой матери церкви?

— Не использую, клянусь! — твёрдо ответил я, успокоив старика.

Действительно, шанс получить титул есть. Ведь мне нужен только он, а не само наследство. А с родственниками можно договориться. Средства убеждения я найду. Ну, бритвой по горлу и в колодец — будет на крайний, самый дикий случай. А вот, банальный подкуп заинтересованных лиц, вполне может проскочить — деньги решают всё! А исключения, только подтверждает правило.

Пан Тадеуш не обманул, он умер всего через два дня. Проводив его в последний путь, я с тяжелым сердцем покинул усадьбу — в ней уже вовсю хозяйничали представители аббатства.

Аркебузы, продовольствие и всё годное оружия мы самовольно забрали с собой — до Франции нужно было ещё суметь добраться.

Покидал Польшу я с чувством глубокого облегчения, сия контора вызывала у меня, как сознательное, так и инстинктивное отторжение. Хотя, сейчас где-то на территории современной Белоруссии проживали мои предки по отцу, ни какого ощущения своих корней, не ощущал. Я — русский, и этим всё сказано. Национальное самосознание больше определяется по менталитету, чем по крови.

Польша же переживает непростые времена. Король Сигизмунд Август был бездетным — встал вопрос, что будет после его смерти? Союз Литвы и Польши, накопил много противоречий и держался лишь единством династии. В прошлом 1569 году была заключена Люблинская уния, согласно которой Польша образовала с Великим княжеством литовским объединенное федеративное государство — Речь Посполитую. Во главе нового политического образования встал общий сейм, который пожизненно избирал правителя, носившего два титула: короля польского и великого князя литовского. Но, законодательство, армия, судебная система и казна оставались раздельными.

Уния вызвала недовольство среди литовцев — они девять месяцев противились её подписанию. Условия унии были ущербными для Литвы, приличная часть литовской территории (на месте современной Украины) была передана Коронной Польше.

Всё бы ничего, но Польша стала заложницей шляхетского мировоззрения. Шляхта выбирала короля, каждый шляхтич обладал правом «вето». Сословие «воюющих господ», считало всё остальное население, занимающееся мирным трудом — людьми второго сорта. Даже самые бедные шляхтичи, как тогда превозносилось — потомки сарматов, считали себя гораздо выше презренного «быдла» (буквально «крупный рогатый скот», аналог русского «скотина»). Истинный шляхтич предпочел бы умереть с голода, но не опозорить себя физическим трудом. Закрепощение крестьян в Польше достигло абсолюта. Если по статуту 1496 года, уйти из деревни мог только один крестьянин, только одного сына крестьянская семья имела право отдать на обучение, то вскоре в 1573 г., помещики получат власть даже над жизнью своих крепостных. Это при том, что на Руси в эти годы, заплативший аренду за используемую землю крестьянин был совершенно свободен. Что говорить о просвещённой Франции, где крестьяне имели право (с согласия сеньора) торговать арендуемой землёй между собой.

Глава 6

Аугсбург — город трёх рек, столица Швабии, одной из исторических областей Баварии, промежуточная цель нашего путешествия — предстал перед нами во всем своём великолепии. Въехал в него уже не опричник русского царя, Кузьма Боков из детей боярских, а настоящий французский виконт. Титул солидный — сын графа, не просто барон, или там шевалье. Разоблачения я не боялся: документы подлинные, письменные свидетельства от уважаемых людей имеются. А что язык плохо знаю и плаваю в местных реалиях, так был младенцем вывезен на чужбину, рос вдали от родных земель, среди варваров. Что настоящий виконт умер в младенчестве, среди живых никто не знает. Так что версия, что пан Тадеуш, женившись на матери, отправил чужого сына подальше, чтобы не мозолил глаза — вполне правдоподобная.

А французский титул был мне нужен как воздух. Сам титул для поднятия престижа, неизвестного мелкого дворянчика никто серьёзно не воспримет. Тем более не доверит ему людей и денег. Надеюсь, с семьёй я смогу договориться, всё-таки еду не просто так, а по приглашению деда. Теперь, почему именно французский? С англами мне точно не по пути, они мои потенциальные соперники и враги. Испанцы? Там таких, как я полно, не протолкнуться. Франция же ещё не начала колонизировав Канаду, но до начала экспансии осталось не долго. Вот я, как французский подданный и буду первой ласточкой. А это защита и поддержка метрополии. Иначе другие великие державы сожрут и не подавятся. Нужно выиграть время, обустроиться и укрепиться. А дальше: пусть будет не полная независимость, устроит и формальный вассалитет. Тем более, пока европейским правителям не нужны в колониях сами земли, их интересует золото и серебро. Зато, могу принять всех недовольных и неугодных, избавив королевскую власть от лишнего геморроя.

— Перед вами город Аугсбург! Знаменит тем, что здесь жил и родился отец великого Моцарта…,- начал я было торжественную речь перед своими орлами — и осёкся… Какой Моцарт, до него ещё восемьдесят шесть лет… Даже папа его ещё не родился! Орлы же… Нет, все мы не только приоделись по европейской моде, но и бороды сбрили, оставив только усы. Но, смазливости это моим людям не прибавило — как выглядели бандитами, так и осталось. Единственное, теперь они похоже не на просто романтиков с большой дороги, а, согласно, недешёвой одежде и оружию, на бандитов, состоящих на службе у дворянина. Хотя, чего я голову морочу? В это время через одного такие…

— Поехали! — оборвал я свой короткий спич — и наша кавалькада застучала копытами по городской брусчатке. Ровно трёх человек: меня и двоих сопровождающих. Остальные остались на постоялом дворе небольшого посёлка на расстояние трёх полётов стрелы от города. Нечего лишний раз светиться. Да и дешевле выйдет.

Зачем я приехал в Аугсбург? Моя цель — Фуггеры. Нужно было присмотреться к этой семейке, прощупать почву, возможно, войти в контакт. Конечно, сейчас они не только супербогачи, а титулованные дворяне. Но, время, когда у руля семейного бизнеса стояли настоящие зубры, прошло. Нынешние не тянут даже на волчат. Так, что шансы найти взаимный интерес имеются. Я теперь тоже не лыком шит. Есть титул, люди, некоторая толика денег. Для того, чтобы замутить небольшую афёру — хватит.

Для постоя нашли небольшую гостиницу в предместье города. Типа, посада — если перевести на русские реалии. Начитавшись в будущем о коварных городских хозяйках, которые не глядя, выливают на головы несчастным прохожим помои, прикупил на всех в ближайшей лавке необходимый антураж. Широкополые шляпы, чтобы отходы жизнедеятельности не попадали прямо на голову. Плащи и ботфорты мы уже давно приобрели. Весна, значит, грязь и дожди — без них никак. Кстати, потом заметил, сколько по городу не ходил, никто ничего сверху не выливал. Может, повезло, а может здешний магистрат урегулировал проблему штрафами.

Родовое гнездо семьи Фуггеров впечатляло. Настоящий город в городе. Место здесь не экономили: сад, фонтаны — не дом, а дворец. Подобное пахло очень большими деньгами. По слухам, в усадьбе были собраны культурные сокровища со всего мира. Всё, что можно и нельзя было достать за деньги. Картины, статуи, редчайшие свитки и манускрипты. Фуггеры активно поддерживали разные виды искусства, жертвовали огромные деньги на благотворительность. Они построили целый квартал Фуггерей для обедневших горожан. Если ты прожил в Аугсбурге два года, не имеешь долгов и являешь католиком — то за один гульден в год можешь поселиться в одной из квартир, пока твои финансовые дела не поправятся. Эдакое первое социальное жильё в мире. Единственное, что от тебя потребуют — три раза в день произносить молитву, благодаря своих благодетелей. Фуггерей существует и в моём будущем. Условия проживание те же — один евро в год. Добавились, правда, небольшой церковный налог и счета за коммуналку. Когда союзники в 1945 разбомбили город, потомки Фуггеров восстановили квартал за свой счёт. Они и сейчас оплачивают его содержание.

Сходили, посмотрели, за небольшую мзду привратник провёл нам короткую экскурсию. Неплохо для средневековья. Мои спутники вышли с ошалелыми глазами. Иван два раза переспросил: а это правда, жильё для бедняков? Я кивнул, а про себя добавил: в Европе весь шестнадцатый век позже назовут всего двумя словами — эпоха Фуггеров.

Стараясь не привлекать внимания, сходили глянуть на родовой гнездо германских банкиров — Фуггерхаус. Яков Фуггер сам рисовал эскизы для его постройки, перенеся на них свои впечатления от итальянской архитектуры. Внутри комплекса, находятся четыре внутренних дворика, богато украшенных мозаикой и тосканским мрамором. Главные ворота Альдертор обладают достаточной шириной и высотой, чтобы можно было проехать верхом на лошади.

Что же, визуально с местообитанием Фуггеров мы ознакомились, осталось только наладить личный контакт. И самое главное придумать, как развести их на деньги. Причём, сделать это на законных основаниях, без грязных уловок и явного криминала.

Ночь почти не спал — думал. Утро встретило меня с красными от беспокойной ночи глазами, злым и раздражительным. Причём, «пёрло» меня совсем не от того, что не выспался. Настроение испортили неутешительные выводы, к которым привели мои ночные бдения. А именно, что без этих самых грязных уловок — ничего у меня не выйдет. По крайней мере, быстро. А ждать у моря погоды, чтобы поймать переменчивую птицу удачи за хвост — времени не было.

Посему, смирившись, стал искать варианты. Первое, что сделал — отправил своих собирать информацию. По уму, с этого и надо было начинать, прежде чем устраивать мозговой штурм нынешней ночью. В моём отряде удачно затесалась парочка выходцев из земель, входящих сейчас в рыхлое государственное образование под названием «Священная Германская империя». Ганс, родом из Баварии, бывший ландскнехт, профессиональный наёмник, сбежавший на край мира в дикую Московию, чтобы избежать виселицы. Хотя, учитывая, что он обокрал церковь, попутно зарезав священника, то дело могло бы закончиться четвертованием или сожжением на костре. Кроме, знания языка и местных реалий — в Гансе меня привлекала надёжность, этот не предаст, чревато. А отсутствие у него религиозной нетерпимости, позволяло использовать его в щекотливых делишках, связанных с церковью.

Вторым был Жан, француз, искатель приключений. Мы подцепили его в Варшаве, где он пропивал последние оставшиеся гроши. Бесшабашный малый, бывший помощник оружейного мастера, он неплохо разбирался в средневековом огнестреле. Чем-то он мне приглянулся, в результате Жан, присоединился к нам в качестве отрядного оружейника. По пути мы усердно учили французскую мову, смею надеяться, достигнув неплохих успехов.

Посему, пока остальные члены нашего боевого братства, сидели на постоялом дворе, дегустируя знаменитое баварское пиво, Ганс и Жан, шныряли по тавернам и кабакам Аугсбурга, собирая нужную информацию.

Через три дня у меня родилось некое подобие плана.