— Ну посмотри, какие вы бедняжки…
— А ты скажи, пожалуйста, отец:
что за напасть такая — телевизор?
— Когда приходит он, активности — конец.
Все замирают, перед ним столпясь.
Я не видал такую штуку отродясь,
но говорят, что — адская машина.
О том мне рассказал один мущына…
— Косматый весь, в разорванных штанах?
Так то юродивый, отец, его не слушай.
— А я-то, вот дела, развесил уши.
Как мог поверить в этакую муть?
От болтовни нам надо отдохнуть,
но есть последнее, однако, предложенье –
я вам из теста сотворю сынка.
— И что же это будет за творенье?
— Я оживлю сегодня колобка.
— Но как, отец?
— Я знаю способ верный.
— И ты уверен в нём наверняка?
Тогда вот, слушай: не забудь про нервы.
Я понял: оживляешь колобка.
Дай волос, — дед мой маме говорит –
А ты, сынок, отрежь кусочек ногтя.
— Ты не колдуешь? Так скажи: чего ты
сейчас творишь, милейший инвалид?
— А, часом, голова у деда не болит?
— О, как же далеки вы от науки –
вздохнул мой дед, не знавший ране скуки, -
я клона сделаю, хотя, признаюсь честно,
не делал отродясь такого с тестом.
Я изобрёл чудесный эликсир,
Который потрясёт однажды мир.
Ну а сегодня — дайте позволенье –
Произведу я первое творенье.
И тут он ноготь в тесто замесил,
Потом и волос, эликсир полил.
Мать придала творенью форму шара
и собралась поставить тесто в глубь
(Ей богу, я не вру) печного жара.
— Коль хочешь съесть его, так ставь скорей,
но будет он невкусным, ты поверь.
А коль сыночка хочешь, то, конечно,
не стоит относиться столь беспечно
к его созданью. Лучше положи
его на печку и садися, жди.
Притихли все и стали ждать; уж вечерело.
И тут впервые я на мир взглянул несмело:
На тесте появилися глаза.
Потом и рот, и нос, и — посмотри –
Внутри зашевелилися мозги.
Всё остальное в росте отставало.
В ту пору не имел ни рук, ни ног –
типичный, прямо скажем, колобок.
— О, Боже… Ты прости нам этот грех:
кажись, не получился человек, -
то мать моя в углу запричитала.
— Уродов в жизни повидал немало,
но этот — всем уродам есть урод.
Увидит кто — так сразу и прибьёт.
— Вы подождите — всё нормально будет.
И труд родительский вам будет не тяжёл.
За сотворенье Бог нас не осудит,
ведь человек тот будет — не осёл.
Шли дни, меня скрывали от людей.
Соображать я начал понемногу.
Родного дома не было милей,
но всё ж манила дальняя дорога.
(А почему она меня манила?
Ведь дома было очень даже мило.)
И вот однажды в сумеречный день,
когда в домишке было пусто и темно,
на волю укатился чрез плетень,
с разбегу лихо выпрыгнув в окно.
Катясь туда, где никогда я не был,
шурша ушами чрез опавшую листву,
я наблюдал траву, деревья, небо,
опять деревья и опять траву.
Катился я катился понемногу,
вдруг вижу — заяц на меня идёт.
«Эх, поскорее отрастить бы ноги,
ведь этот зверь шутя меня сожрёт», -
подумал я.
— Стой, колобок с ушами!
— Вот это нечисть — говорящий заяц…
— Тебя сейчас сожру я с потрохами!
— Рискни, но знай, что больно я кусаюсь.
— Не хватит мочи справиться со мной! –
не унималась всё зверюга злая.
— Ну, посмотрите — доблестный герой.
Не ешь меня, тебя я умоляю.
А коль не миновать судьбины злой