Помоги проекту - поделись книгой:
Обелиск на меридиане
ПРОЛОГ
Фельдъегерь доставил из Москвы пакет с грифом: «Совершенно секретно. Лично».
Блюхер сорвал сургучные печати, вынул плотный лист.
…Н а з н а ч а е т с я комендант Ленинградского укрепленного района и командир 1-го стрелкового корпуса БЛЮХЕР Василий Константинович состоящим для особо важных поручений при РВС СССР.
Незадолго перед тем, просматривая приказы Реввоенсовета, поступавшие в его штаб, Василий Константинович в разделе «Исключается из списков РККА за смертью» прочел: «Командир 13-го корпуса Павлов Павел Андреевич». С тяжелым чувством подумал тогда: еще один из нашего поколения… Их, высших военачальников, не так уж и много. И почти все они ровесники, разница в возрасте — максимум пять-шесть лет: Фрунзе, Тухачевский, Ворошилов, Буденный, Якир, Эйдеман, Корк… Павлов из самых молодых, едва за тридцать. Что же случилось с ним? Где встретил он свой смертный час?..
Блюхер не был близко знаком с Павловым. Дороги гражданской свели лишь единожды, уже летом двадцатого года, на Южном фронте, где в боях против Врангеля их дивизии оказались рядом. Потом Павлов воевал в Туркестане, против басмачей. Блюхер знал, что он — сын генерала, выпускник привилегированного кадетского корпуса, владеет пятью языками, был офицером лейб-гвардии Волынского полка, за мировую войну получил шесть боевых орденов, к революции дослужился до чина капитана. Но в Красную Армию пришел не военспецем — был, оказывается, большевиком-подпольщиком. В последний раз Василий Константинович видел его всего год назад, под Москвой, на сборах высшего комсостава в школе «Выстрел». На груди Павлова было два ордена Красного Знамени, в петлице — три ромба.
То извещение Блюхер показал своему помощнику Яну Фрициевичу Фабрициусу. «Что стряслось? Сердце? Попал в аварию?» — «Не знаю…» Блюхер и Фабрициус помолчали, отдавая дань памяти боевому товарищу.
Откуда было знать Василию Константиновичу, что между тем приказом Реввоенсовета и сегодняшним — непосредственная связь, что смерть комкора Павлова неожиданным образом изменит и всю его последующую жизнь?..
Сам Блюхер лишь весной этого, двадцать четвертого года был назначен комендантом Ленинградского укрепрайона, одного из важнейших в системе оборонительных рубежей страны. На недалекое будущее спланировал для себя: наладит дела, передаст бразды правления Яну, а сам поступит наконец в академию — в Реввоенсовете обещали отпустить на учебу. И вдруг: «…для особо важных поручений».
Василий Константинович выехал в Москву.
— Легок на подъем! — встретил его Фрунзе. — Видать, жаждет душа нового горячего дела?
— Нет. Считаю нецелесообразным перебрасывать с укрепрайона в разгар реорганизации войск и освоения техники. Только развернули строительство. К тому же вы обещали, что осенью…
— Фабрициус с корпусом и УРом справится? — остановил его Фрунзе.
— Безусловно. Но…
— В таком случае — целесообразно. Вам известно о смерти комкора Павлова? Мы обсуждали на совете и решили: замените его вы.
— На корпусе?
— Нет. В Китае.
— Где-где?
Фрунзе вышел из-за стола, пересел в кресло рядом с Блюхером, сменил официальный тон на товарищеский:
— Не удивляйся. По просьбе президента Южнокитайского правительства доктора Сунь Ятсена мы вот уже несколько месяцев помогаем ему в создании Национально-революционной армии. Павлов был главным военным советником при Сунь Ятсене и там, на Юге Китая, погиб.
— Понятно…
— Обстановка, в которой предстоит тебе работать, Василий, необычна. Не говорю об опасностях, о личном риске, — Фрунзе повел рукой, как бы отодвигая столь малозначащие соображения. — К сожалению, мы очень мало знаем о Китае. А там для нас все непривычно: местность, люди, их язык, нравы. Даже еда — все иное.
— Были у меня китайцы. И в партизанских отрядах, и в Дальневосточной армии. Хорошие были бойцы. Понимали мы друг друга.
— Так-то оно так… Но тогда ты командовал. Отдал приказ — должны выполнить. А теперь тебе предстоит стать не командиром, а советником. Не приказывать, а разъяснять, убеждать, втолковывать. Не только учить, а переучивать. И не младших офицеров, а генералов. Павлов докладывал, что у него было очень много трудностей. На таком посту нужен не только опытный командир, но и серьезный политик. Поэтому и решили на Реввоенсовете послать именно тебя. — Михаил Васильевич раскурил свою неизменную, еще с Перекопа знакомую Блюхеру трубку с обкусанным мундштуком: — Задание тебе доверено серьезнейшее. Оно имеет глубокий интернациональный смысл: армия, которую ты поможешь создать, призвана стать вооруженной силой китайской революции. Долгосрочная и главная цель твоей миссии — способствовать укреплению дружбы между нашей страной и Китаем.
Фрунзе откинулся на спинку кресла и в упор посмотрел на Блюхера, словно бы еще раз оценивая: справится ли?.. Василий Константинович понял: ему предстоит выполнить поручение действительно особой важности.
Часть первая
ВЫБОР
Глава первая
Ранним утром третьего июня 17-го года нового китайского летосчисления[1] по гулким безлюдным улицам Пекина в сторону Северного вокзала двигалась кавалькада: два ощетинившихся дулами пулеметов броневика, за ними — бронированный легковой автомобиль, облепленный с обеих сторон по подножкам телохранителями-маузеристами, позади — еще два броневика. Вдоль всего пути, от Пурпурного дворца в Запретном городе до вокзальной площади, стояли солдаты — спиной к машинам, лицом к домам с затворенными дверями и наглухо занавешенными окнами. В руках солдат винтовки на изготовку с блестящими штыками-жалами.
Генералиссимус Чжан Цзолинь покидал столицу Поднебесной. В междоусобных войнах, десятилетиями раздиравших страну, Пекин много раз переходил из рук одних правителей в руки других, подобно золотому жезлу, символизирующему право на власть над всей страной. Так и Чжан Цзолинь трижды до этого дня добывал жезл и дважды терял его в расчете на близкий реванш. С такой надеждой оставлял он заветный город и ныне. Поэтому оставлял без боя, накануне отдав приказ на отход по всему фронту дивизиям своей «армии умиротворения».
Он знал, что военное и политическое счастье переменчиво. Но за спиной Чжан Цзолиня надежные, могущественные и решительные покровители. В самом же Пекине за недолгое время иного правления выявятся скрытые враги, и по возвращении генералиссимус, как обычно, выкорчует ядовитые кусты до самого глубокого корня. Теперь же, как улитка в прочный панцирь, Чжан скроется в своей вотчине — Маньчжурии. При всех сменах ветров там его царство, там незыблемы лишь его повеления.
Вдоль перрона — сплошные цепи охраны. Единственный провожающий — председатель «комитета старейших государственных деятелей» Ван Шичжэнь, ровесник генералиссимуса и преданный его сторонник. Халат перехвачен красным поясом с пряжкой из нефрита. Лысое темя прикрыто шапочкой с помпоном — просверленным рубином величиной с орех. Все это символы принадлежности к высшей, еще при империи, чиновничьей касте. Ван молча, с подобострастной улыбкой на восковом лице исполняет традиционный ритуал прощания с правителем — лю-коу: отвешивает шесть земных поклонов. Рубин глухо ударяется о настил. Генералиссимус лишь сжимает кулаки и поднимает их к лицу. Нет, это не выражение гнева, а лишь гун-шоу — такая же, предусмотренная церемониалом, форма ответа.
Скрежет колес. Лязг буферов.
Поезд без остановок проносится мимо станций и полустанков. Вдоль всего пути, как и на улицах Пекина, охрана. На насыпи, у въездов на мосты и под виадуки, вперемежку с китайскими солдатами несут службу солдаты японской армий — армии страны-покровительницы Чжана. Они в иной форме, но с таким же оружием. Солдаты похожи на спиленные телеграфные столбы. Или на частокол ограды от всех превратностей. Систему обеспечения своей безопасности Чжан Цзолинь перенял от последнего русского царя.
Стонут шпалы. Над равниной, разлинованной на квадраты полей чумизы и гаоляна, гудит ветер. По горизонту синеют холмы. В небе навстречу поезду, с севера, несутся облака. По древнему поверью, злые духи приходят с северными ветрами, добрые — с южными. Ныне, однако, злые духи Чжана пришли с Юга. Но не то что тем холмам, даже высоким горам не задержать облаков: пройдет немного времени, генералиссимус навербует новые сотни тысяч солдат, пополнит армию оружием; перекупит кого следует в стане врагов, кого нужно — отравит, уступит кое в чем своим покровителям, хотя они стали чересчур нетерпеливы и требовательны, и его «армия умиротворения» сокрушит южан, вернет ему золотой жезл. Он снова воссядет в Пурпурном дворце и щедрыми жертвоприношениями возблагодарит Небо и своих богов. На кострах жертвоприношений будут гореть обезглавленные тела его врагов. Только набраться терпения и переждать…
От Пекина до Мукдена — маньчжурской столицы Чжан Цзолиня всего сутки пути. Поезд мчит навстречу облакам. Утром генералиссимус укроется в своей неприступной раковине.
В 5 часов 10 минут утра 4 июня эхо оглушительного взрыва разбудило столицу Маньчжурии — Мукден.
Глава вторая
Зазвонил телефон. Михаил Николаевич снял трубку и с облегчением отозвался:
— Точно, у меня. Совсем замучил. С удовольствием передам. — Обернулся к собеседнику: — Берзин тебя разыскивает. Просит, когда освободишься, — он сделал ударение на «освободишься», — зайти к нему. Что-то срочное. Ну а мы, кажется, обо всем договорились.
— Э, нет! — Василий Константинович встал, резко отодвинув стул. — Только на одни пушки я не согласен. Танки и самолеты все равно выжму.
— Жми, — согласился начальник штаба. — Не на меня — на своих приятелей из Управления механизации и моторизации. Не больно много они дают. Открою секрет: до конца года обещают всего сто танков и две сотни самолетов. На всех.
— Ого! Вот и дай мне… — Василий Константинович прикинул, — хотя бы тридцать танков, как раз на отдельный полк. И столько же самолетов, создадим три эскадрильи. Сам знаешь: наш округ особый, приграничный.
— Каков, а? Когда сидел на Ленинградском УРе, брал за грудки, говорил, что тот особый! — подтрунил начальник штаба. — Все особые, и всем нужна новая техника. Сколько просишь, конечно, не выкроим, и не мечтай. — Не дав возразить, умиротворяюще добавил: — Но не обидим. Распределим по справедливости, каждой сестре по серьге. Кстати, уже поступают новые ручные пулеметы, самоучка-рабочий сконструировал — Дегтярев с тульского оружейного. Отличный пулемет! Тоже получишь.
— За пулеметы благодарствую. Но от танков и самолетов не отступлюсь. Не распылять нужно технику, а собирать в кулак. Чтобы отрабатывать взаимодействие как решающий фактор успеха в грядущих боях. Не так ли, уважаемый автор?
— Хитер! Прочел, значит? Впечатление? Общее и в частностях?
— О частностях поговорим на досуге, а в общем и целом обеими руками голосую «за».
— Коли так, получай дарственный экземпляр с автографом, — Михаил Николаевич выдвинул ящик, достал книгу в синем картонном переплете. На обложке было оттиснуто: «Вопросы современной стратегии». Открыл книгу, вывел на титульном листе: «Василию Константиновичу Блюхеру, давнему боевому товарищу и единомышленнику» — и размашисто подписал: «Тухачевский».
— Спасибо, — с сердечностью сказал Блюхер и, уже направляясь к порогу, пообещал: — А за танки и самолеты мы с тобой поборемся. Наш Украинский действительно самый важный округ.
От здания Наркомата по военным и морским делам до разведуправления было недалеко. Блюхер быстро дошел до тихого переулка. Часовой у входа взял под козырек. Дежурный краском, хоть и знал в лицо, проверил удостоверение. На втором этаже, в приемной, Наталья Владимировна, неизменный помощник-секретарь начальника управления, оторвалась от заваленного пакетами стола, кивнула на обитую черной клеенкой дверь:
— Павел Иванович ждет.
Навстречу поднялся широкоплечий мужчина: седой ежик, выпуклый лоб, спокойные серые глаза. Блюхер вспомнил: многие говорили, что они внешне похожи. Только Берзин совсем сед, а у него в щетине еще ни одного белого волоска. Павел Иванович нравился Блюхеру.
— Здравствуй, Василий.
Они обменялись рукопожатием.
— Услыхал, что ты объявился в Москве. Решил посоветоваться как с главным специалистом по Китаю.
— Китайская эпопея уже выветрилась у меня из головы.
— Ой ли? — с усмешкой усомнился Берзин.
— Хочу, чтобы выветрилась, — уточнил Василий Константинович. — Вспоминать тошно.
— Ну, пока помнишь — вот, прочти, — Павел Иванович протянул узкий лист.
«Сегодня, четвертого, пять утра, вблизи станции Шэньян, предместье Мукдена, неизвестными брошены бомбы поезд Чжан Цзолиня. Взрывами разрушено несколько вагонов. Возможно, генералиссимус убит…»
— Хао, хао! — с удовлетворением проговорил Блюхер, возвращая листок. — По-китайски значит «хорошо»! Выходит, добрались-таки до старого хунхуза. Вот уж не скажу: «мир праху его». Пусть-ка хорошенько пожарят Чжана черти на том свете.
Уж кто-кто, а Чжан Цзолинь был достоин такого напутствия. Обличье диктатора Маньчжурии было превосходно известно. Начинал Чжан как главарь хунхузской шайки, орудовавшей в тылу русских войск во время войны 1904 года по заданиям и на деньги японцев, и все последующие годы пользовался их возрастающим покровительством. И прежде, даже при императорах, восседавших на троне в Пекине, власть в Китае на местах целиком и полностью принадлежала губернаторам: они вводили на границах провинций свои пошлины, имели свои армии и флоты, чеканили собственные монеты, даже устанавливали единицы мер и весов. Войны или восстания, разгоравшиеся за пределами их владений, наместников не касались. Их связи с Пекином сводились к регулярной уплате налогов в императорскую казну. Так было в течение столетий. Тем более обособились провинции после крушения императорской династии и провозглашения в 1911 году республики. Тут уж каждый правитель возомнил себя богдыханом. А бывший главарь бандитов Чжан Цзолинь стал генерал-губернатором Трех Восточных провинций Китая, властителем Маньчжурии. Позже, в годы гражданской войны в России, его отряды принимали участие в оккупации Приамурья, в боях против Красной Армии, наступавшей на Колчака, и против Народно-революционной армии Дальневосточной республики, которой тогда командовал Блюхер. Чжан Цзолинь охотно принял белоэмигрантов, хлынувших в пределы Китая. По сей день тысячи бывших корниловцев, колчаковцев, каппелевцев, молчановцев и прочих несут службу в «армии умиротворения», в жандармерии и полиции Чжана.
Генералиссимус изображался на портретах в драгоценных одеяниях, восседающим на троне под расшитым золотом балдахином. Крысиное, усохшее лицо закоренелого курильщика опиума. Унизанные перстнями морщинистые руки опираются на меч. Вряд ли он хоть единожды вынимал из ножен этот меч, но во всем Китае не было более свирепого правителя — Чжан превратил свою вотчину в «сад пыток», где за любой проступок изощренная смерть ждала каждого. Даже офицерам и генералам «армии умиротворения» за недостаточное рвение при исполнении его приказов генералиссимус отрезал носы и уши. Но, как и большинство диктаторов, сам он до такой степени боялся смерти, что о его трусости ходили легенды. Специальной конструкции бронированный автомобиль он заказал в Северо-Американских Штатах; почти никогда не появлялся за пределами дворца, подобно осажденной крепости окруженного спиралями колючей проволоки, окопами и блиндажами. Да вот, как ни остерегался…
— Хао! — повторил Блюхер. — Однако, Павел, почему тебя так обеспокоило это известие?
— Дело не в мощах Чжан Цзолиня, а в подоплеке покушения, — ответил Берзин. — Более злобного врага СССР трудно было найти. Но его повадки мы знали, цели изучили и могли прогнозировать его действия. Убийство генералиссимуса может привести к непредвиденным последствиям. А любое изменение стабильности в мире, тем более в районах, примыкающих к нашим границам, вызывает тревогу. Кто стоит за покушением? Какие цели, ближайшие и долгосрочные, преследует? В какой степени они направлены против нашей страны?
— Может быть, все гораздо проще: месть? — высказал предположение Блюхер, но тут же сам отверг: — Вряд ли. Если бы разделались во дворце, еще куда ни шло. Но взрыв на тщательно охраняемой дороге… А его сынок, Чжан Сюэлян, тоже ехал в этом поезде?
— Нет, по нашим сведениям, он с войсками под Кайфыном.
— И ему вроде бы незачем спешить, — продолжал размышлять вслух Василий Константинович. — Последние годы Сюэлян фактически командует Мукденской армией, отец провозгласил его своим наследником. В отличие от старого хунхуза, Сюэлян — образованный офицер, окончил Токийскую военную академию, вводит в армии новшества, наводнил штабы японскими советниками. Отец не мешал ему и в этом… К тому же Сюэлян — правоверный конфуцианец, а по конфуцианским канонам невозможно допустить, чтобы сын поднял руку на отца… Нет, нужно искать в другом направлении. А что, если это проделка Чан Кайши?
Теперь возразил Берзин:
— Чан Кайши добился, чего хотел: без боя взял Пекин и теперь, конечно же, объявит себя главой центрального правительства. Так что цели он достиг. И вряд ли из-за хунхуза будет ссориться с его могучими покровителями. Хотя сам он опирается на американцев, но, по нашим сведениям, ищет расположения и японцев.
— Запутанный клубок… Понять мотивы поступков китайских бонз так же трудно, как расшифровать их иероглифы. — Блюхер ногтем распечатал пачку папирос, закурил. — Уж как я готовился к своей командировке; казалось, проштудировал все возможное, а за те мои три года убедился: в Китае все для нашего мировосприятия непривычно. Церемонии, церемонии… Обязательно улыбаются. Непременно кланяются… Да это еще что! У них лучший подарок почтительного сына своему отцу в день рождения — гроб! А преподнести в день пятидесятилетия похоронные одежды — неукоснительный обычай. Генералы чуть что начинают рыдать. В первый раз я даже опешил, когда увидал. Представляешь, прямо на военном совете — слезы ручьем. Оказалось, тоже ритуал: коль сказали о нем во всеуслышание лестные слова, он должен в знак благодарности прослезиться. И такая разница почти во всем: мы пишем перьями, они — кисточками; мы — слева направо, они — сверху вниз. Ты, приветствуя, пожимаешь руку товарища, он — свою собственную.
— Но живем-то мы с ними бок-о-бок. Вот, — Павел Иванович кивнул в сторону карты Восточного полушария на стене кабинета, — тысячи километров общих границ… — Он снова взял в руки листок, сосредоточился, будто пытаясь прочесть нечто меж строк короткого донесения. — Нам известно, что в последние месяцы и Чжан Цзолинь начал заигрывать с американцами…
— Вот оно что? Для его покровителей — это кость в горле. Они бы ни за что не стали терпеть шуры-муры Чжана с янки.
— Предполагаешь, что покушение подстроили сами самураи? — проследил ход мыслей Блюхера Павел Иванович. — Не чересчур ли проста отгадка?
— Ни у японцев, ни у китайцев чересчур просто ничего не бывает, — согласился Василий Константинович. — И все же, как ни невероятно, а не исключено. Не исключено…
В дверь постучали.
— Войдите.
Помощница переступила порог:
— Вы просили немедленно докладывать о донесениях из Мукдена. — Она протянула бланк.
— Спасибо, Наташа.
Берзин начал читать. Нахмурился:
— Вот и первое эхо взрыва. — Передал лист Блюхеру.
«Связи инцидентом Мукдене паника. Японские органы информации передают: покушение совершено коммунистами, работниками КВЖД, осколки бомб советского производства. Двое русских убиты районе взрыва. Белогвардейцы ажиотаже. Специальным поездом из Харбина Мукден выехали главноначальствующий Особого района Трех Восточных провинций и председатель правления КВЖД…»
— Завязывается. Как я и предполагал, вокруг КВЖД, — проговорил Павел Иванович. — Пожалуй, ты прав — японцами. «Держи вора!» громче всех кричит сам вор. А развязывать этот узелок, или — как там по-твоему? — расшифровывать иероглиф, хочешь не хочешь, а придется. Нам с тобой, Василий.
Глава третья
Панихида по безвременно почившему генералу Данилину в православной церкви союза галлиполийцев на рю Мадемуазель окончилась, толпа прихожан чинно двинулась к дверям. Но тут от одного к другому передали, что офицерам велено собраться в притворе церкви.
— Господа офицеры! — адъютантским тенором подал команду штаб-ротмистр Мульча, и в комнату под сводами вошел генерал Кутепов.
Путко повел взглядом по сторонам. Проплешины. Патлы. Жеваные сюртуки. А прикроешь глаза — можно представить: парадные мундиры, эполеты, аксельбанты… Да и Александр Павлович Кутепов, генерал от инфантерии, сам в сером твидовом пиджачке. Котелок. Зонтик. По виду — рантье средней руки… Ан нет! За ним сила. Весь РОВС[2], сотни тысяч солдат и офицеров бывшей российской армии, ставших эмигрантами.
— Господа, — не повышая голоса, но отрывисто, по-командирски, начал Кутепов. — Рад доложить, что великий князь Николай Николаевич имел личную аудиенцию у президента Пуанкаре и получил от него карт-бланш на организацию во Франции русских военных школ. — Генерал сделал значительную паузу и продолжил: — Это, господа, означает и подготовку-переподготовку унтер-офицерских и младших офицерских кадров, кои за годы безвременья подзабыли военную науку, а она, даст бог, пригодится в недалеком будущем; это и воодушевляющий пример солидарности страны-союзницы, это и посильная, хотя и скромно оплачиваемая фондом великого князя служба для многих из вас.
По собранию пошел одобрительный гул.
— Наряду с сим радостным известием вынужден доложить и о прискорбном: «возвращенцы» усиливают свою зловредную деятельность. Еще до тысячи ходатайств поступило от эмигрантов в представительство Совдепии на рю Гренель. В числе ходатайствующих немало рядовых чинов, казаков. Но что особенно прискорбно, имеются и офицеры. Позор, господа! Отказаться от жертвенного порыва! Продать свои шпаги большевикам!..
Лицо Кутепова дошло бурыми пятнами. Гнев его передался собравшимся. Толпа загудела.
— Мы должны, господа, принять меры. К слову сказать, президент обещал великому князю содействие в искоренении деятельности зловредного «Союза возвращения».
Антон Путко продолжал с интересом разглядывать генерала. Невысок. Невзрачен. Черноус и чернобород. Довольно молод, едва за сорок. Кутепов лишь не так давно, после смерти барона Врангеля, принял пост председателя РОВС. В отличие от Деникина, Лукомского, Юденича и иных он выдвинулся лишь в гражданскую войну, до нее был дворцовым «шаркуном» — командовал лейб-гвардии Преображенским полком. Боевой путь начинал в Добрармии под Ростовом, потом командиром корпуса наступал до Орла и отступал до Новороссийска; уже в Крыму, у Врангеля, командовал армией… После войны Кутепов так и находился при бароне, в Югославии, пока великий князь Николай Николаевич не вытребовал его в Париж.
Перед тем как расходиться, штаб-ротмистр Мульча назвал несколько фамилий:
— Этих господ офицеров Александр Павлович просит задержаться. Остальные свободны.
Путко знал, что почти все названные — бывшие офицеры разведки, контрразведки и жандармерии. Его в этом списке не было.
Поделиться книгой: