Посмотри, наш сад погибает

– Константин! – строже добавила мать, и в голосе её зазвенел лёд.

Мальчик сполз с лавки и ушёл в уголок к Белке грызть орехи. Осне тяжело вздохнула, собираясь с мыслями.

– Прости, матушка, – пролепетала покорно Велга. – Я всё поняла. Буду носить височные кольца.

– Твой отец делает всё, чтобы вы с Константином имели счастливое будущее. – Светлые, с зелёными крапинками глаза матери светились ярче, чем каменья в её венце. – Но ты не должна забывать, откуда родом. Так положено: женщины носят знаки своей семьи. И все на севере увидят, что ты Буривой.

– Я же возьму имя мужа, – она опустила взгляд на височные кольца в своих руках, провела пальцами по волнам и ветвям.

– Но все будут помнить, что ты – дочь Буривоя, первого князя Старгорода.

– А смысл? Сейчас мы никто…

– Не смей так говорить. Никогда. Кто бы ни правил в Старгороде, сути это не меняет. Мы, Буривои…

– Мама, ты же не Буривой. Ты с севера, – перебил её Кастусь, щёлкая скорлупу.

Рядом с ним сидела наглая Белка, ожидая, когда ей перепадёт угощение. Самой чистить орехи ей было лень. Мартышка взволнованно дёргала лапками и с трудом сдерживалась, чтобы не утащить ядрышко. Она была чудесно воспитана. Возможно, куда лучше, чем Кастусь.

Мать наблюдала за обоими, нежно улыбаясь.

– Я родила четверых Буривоев, Константин, – сказала она. – Я имею полное право зваться Буривой.

Велга собиралась убрать кольца в мошну на поясе, но мать её остановила:

– Надень сейчас. Гордись, что ты Буривой. Твои предки основали Старгород, ты княжеского рода.

– Правят-то всё равно Белозерские.

– Это не навсегда. – Лёгкая, едва уловимая улыбка, блеск в глазах. О, мать и без княжеского венца выглядела настоящей княгиней.

– Что ты имеешь в виду?

– Надень височные кольца и ступай к отцу. Ему есть что тебе рассказать.

Больше Велга не медлила. Она сняла кольца, подаренные отцом на семнадцатые именины, убрала в мошну и надела новые.

– Как мои волосы, не растрепались? – взволнованно спросила она.

– Прекрасно, – мать поправила ей выбившуюся прядь.

– Спасибо, – Велга вдруг сжала её в объятиях, прижалась к груди.

Велга была в отцовскую родню, совсем невысокая. Рядом с матерью она казалась себе ребёнком.

– Иди, милая. – Мать погладила её по волосам, то ли поправляя непослушные кудри, то ли лаская.

Вниз по ступеням, через клеть прямо в сад – так было быстрее. Слуги расступались, пропуская юную господицу. Велга, громко хлопнув дверьми, ворвалась в цветущий сад, и курицы, сбежавшие из курятника, испуганно закудахтали, разбегаясь в стороны.

– Осторожно! – вскрикнул Данила. – Не зашиби куриц, господица.

– Кто пустил их в сад? – Велга обошла беспокойных птиц стороной. – Им место во дворе, а не в саду.

– Да… я… случайно, – покраснел холоп. – Забыл калитку закрыть.

– Гони их отсюда, – велела Велга и направилась в глубину сада.

Слышно было, как кудахтали куры, разбегаясь от Данилы. Велга захихикала, но не оглянулась. Она намеренно пошла степеннее, с достоинством, как положено знатным девушкам её возраста. Так, чтобы даже случайный прохожий загляделся на неё. Велга знала, что красива, лучше всех девушек в Старгороде. Медово-рыжая, маленькая, ладненькая, точно кошка. Нянюшка говорила, что грудь и попа у неё словно наливные яблочки. Велга знала, как лучше себя показать, умела так посмотреть, так качнуть бёдрами, чтобы от неё уже не могли отвести взгляда.

– Велга! – послышался низкий голос.

На другом конце сада, в месте, где кончался высокий частокол и начинался редкий забор, Велга нашла отца. У его ног крутилась собака по кличке Рыжая, а на траве развалился Инглайв, скренорец, которого прислали сватом, названый брат её жениха.

Они уже исполнили почти все обряды, что положены при сватовстве: и подарками обменялись, и отец со сватом обо всём договорились, и мёд в честь заключения договора распили. В день сватовства Велга хранила строгое молчание, ни слова не произнесла, глаза к полу опускала и краснела, точно маков цвет, почти непритворно. И теперь она впервые смогла разглядеть Инглайва.

– Господица Велга, – он весело подмигнул, кивнул вместо поклона и с травы встать даже не подумал.

Отец не сдержал улыбки и развёл руками:

– Так хорошо у нас в саду, что лендрман Инглайв не удержался вот, решил отдохнуть.

– Да и вам бы советовал присесть рядом, господин Кажимеж, – щурясь на солнце, предложил гость.

Велга переглянулась с отцом, тот в ответ пожал плечами и смешно пошевелил усами.

– Я бы так и сделала, – сказала Велга, расправляя подол, – если бы не старалась вести себя почтительнее при лендрмане.

Осторожно она опустилась на траву, усыпанную белоснежными лепестками. Над головой качались ветви, и было слышно, как тихо жужжали пчёлы, перелетая с цветка на цветок.

Довольно виляя хвостом, Рыжая тут же легла рядом, положила голову ей на колени, заискивающе заглянула в глаза, мол, чеши. Велга брезгливо погладила собаку по макушке.

– Ты же наполовину скренорка, а не лойтурка, господица, – сказал Инглайв. – Мы, скренорцы, любим жизнь. Если ты станешь счастливее, посидев на траве в цветущем саду, надо сесть на траву, а не думать о приличиях.

Глаза у него были удивительно голубые, чистые, яркие. В такие глаза можно было бы влюбиться, особенно когда они искрились весельем. Велга задумалась, были ли такие же прекрасные глаза у её жениха.

– И все скренорцы так рассуждают о приличиях? – она склонила голову набок, и из косы её выбилась прядь, упала на плечо.

Она не стала поправлять волосы.

– Те, кто реже бывает в Лойтурии и Империи.

Глазами Велга скользила по наряду Инглайва. Она подметила и скренорский скрамасакс, и императорское кайло на пуговицах.

– А ты бывал в Империи?

Он проследил за её взглядом:

– Это? А, не, по наследству достались.

– У тебя в предках император? – Велга широко распахнула глаза.

– Ох, дочка…

А Инглайв расхохотался. Улыбка у него оказалась белая, красивая. Жалко всё же, что он не был её женихом.

– Я на четверть троутосец, но, конечно, не из императорской семьи. Не могу сказать, что родство с троутосцами хоть как-то помогает в жизни. Разве что кожа у меня смуглее и не обгорает так быстро на солнце.

– Ох да, – искренне вздохнула Велга. – У меня веснушки по всему лицу, и нос вечно облезает…

– Дочка… – Отец по-прежнему топтался рядом и садиться, кажется, не собирался. Велга догадалась: он боялся, что встать у него уже не получится.

Она помнила отца другим. Ещё лет десять назад Кажимеж Буривой был видным мужчиной: живым и подвижным, с тёмными густыми волосами и крепким телом. После рождения Кастуся он резко располнел, точно сам его вынашивал. Волосы отца поредели, а в начале весны, когда пришли вести о гибели старших сыновей, и вовсе поседели. Тогда мать не проронила ни слезинки. Велга не была уверена, что она вообще умела плакать, а батюшка, не скрываясь, несколько дней рыдал без остановки.

А потом всего за месяц он нашёл жениха для Велги и невесту для Константина.

– Хорошо, что ты пришла сама, дочка, – сказал отец. – Мы с лендрманом Инглайвом хотели обсудить кое-что с тобой, о чём в доме лучше не говорить.

Невольно Велга выпрямила спину. Пальцами она сильнее закопалась в шерсть Рыжей. Собака довольно хрюкала, подставляя пузо и бока.

– О чём?

– Дело в том, господица Велга, что мой друг, твой жених Оддбьёрн Раннвайг знатного рода. – Инглайв, напротив, выглядел совершенно спокойным. – Но он не конунг и даже не ярл. Он, как и я, лендрман, знатен и богат.

– Лендрман – это же как боярин? – спросила Велга.

– Почти, да, наверное, это близко к боярину, – согласился Инглайв.

– Мы хотели поговорить с тобой, дочка, – отец подошёл ближе, наклонился, задев ветку. Потревоженная пчела, недовольно жужжа, пролетела прямо над его головой. – Ты поедешь на север, а там неспокойно. Если слышала, – голос отца был мягкий, он точно рассказывал сказку, – сейчас у Рдзении и Ратиславии есть разногласия по поводу торговли. Златоборск не пропускает к нам корабли с Благословенных островов, они перехватывают товары и продают втридорога.

Велга едва сдержалась, чтобы не нахмуриться. Конечно, она знала о торговой войне, о столкновениях на реке, о сожжённых ладьях, о загубленных товарах. Рдзенцы заливали камни в воск, а ратиславцы продавали им поеденный молью шёлк. Рдзенцы везли на юг гнилую древесину и несвежую икру, а ратиславцы в отместку завышали северянам цену на стекло.

С прошлого лета Старгород седмица за седмицей терял всё больше денег и людей. Многие гибли, другие, потеряв доход, уезжали на запад, хотя там не было спасу от духов Нави. Но люди так или иначе гибли: или в Совине от когтей нечисти, или в Старгороде от голода, или на реке, борясь с проклятыми ратиславцами.

Двух старших сыновей Буривоя, её родных братьев, весной привезли синими, распухшими, безжалостно изуродованными смертью, после того как они вступили в очередную стычку на реке. Конечно, Велга знала о торговой войне. Все в Старгороде о ней знали. Только о том и говорили. Но девице её положения, безусловно, не стоило об этом рассуждать. Ей нужно было вышивать, молиться Создателю и сплетничать о хлопцах с подружками.

– Мои братья погибли на реке от рук ратиславцев, – как можно спокойнее произнесла Велга. – Я немного слышала о торговой войне.

– Так вот, этому безобразию пора положить конец, – решительно произнёс Кажимеж. – И это в твоих силах, дочка.

Вдруг Рыжая навострила уши, подняла голову.

И только тогда остальные услышали, как за забором заскрипели колёса. Кто-то ехал по дороге в телеге. Собака вскочила с места и кинулась к забору, нырнула в заросли, тут же скрылась из виду, и с другой стороны послышался задорный лай.

– Кхм, куда это она делась? – недовольно спросил отец.

Инглайв и Велга заговорщически переглянулись, точно знали ответ. Князь Буривой, семеня на коротких ногах, поспешил к забору, раздвинул крапиву и осоку.

– Вы смотрите, вот разбойница! – воскликнул он возмущённо. – Подкоп прорыла. Да такую яму! Тут и ты, Велга, пролезешь.

– Неудивительно, – дёрнула плечом девушка. – Давно пора снести забор и поставить новый частокол.

– Да как-то всё… не до того, – отец смущённо покосился на гостя. – У нас тут раньше везде частокол был. Его во время половодья размыло. Старое тут всё, ещё мой дед строил. Надо бы и вправду заменить. А то сколотили забор «на время», а он уже две зимы простоял, хех…

Он постоял ещё немного, выглядывая через щели на улицу.

– Вообще, она ощенилась недавно, – произнёс задумчиво отец. – Где только прячет выводок, непонятно.

– Не успели утопить?

– Что? – почти испуганно переспросил отец. – От такой умной собаки топить щенков – грех. Я бы и себе оставил, и друзьям раздарил. Вот Репа, мой друг, очень просил щеночка от нашей Рыжей.

Переваливаясь с боку на бок, он пошагал назад.

Велга пообещала себе, что никогда не располнеет, как отец. Они были слишком похожи: небольшой рост и круглое лицо. Рядом с матерью он и вовсе смотрелся нелепо. Неудивительно, что до свадьбы они не виделись. Согласилась бы мать выйти за коротышку-отца, если бы не влиятельность его рода, княжеское происхождение да богатство? Осне была высокой, статной, но её род давно потерял земли на севере и перебрался в Снежный. Они нуждались и в деньгах, и в связях, а того и другого у Буривоев было вдоволь.

– Думаю, скоро время обеда, – похлопав себя по бокам, точно гусь крыльями, произнёс отец. – Пойдёмте домой.

Инглайв тут же легко поднялся на ноги, протянул руку Велге, помогая встать. Она неловко задела затылком ветку, и на плечи и волосы ей посыпались лепестки.

– Ох! – Велга попыталась отряхнуться, но Инглайв вдруг сказал:

– Так ещё красивее. Точно снег посреди лета.

И она передумала:

– Догадываюсь, что у вас на севере такое часто случается, да?

Заметив её лукавую улыбку, Инглайв весело расхохотался.

– Умоляю, не верь сказкам, будто мы купаемся в ледяной воде даже в середине лета. Она… прохладная, но не ледяная, – он блеснул кривой улыбкой и добавил: – В ледяной воде мы купаемся зимой.

– О, у нас тоже есть любители, – воодушевлённо поддержал отец. – Я, правда, ни разу не пробовал. Даже смотреть как-то холодно, – он поёжился, хотя в тот день пригревало солнце.

Неспешно, наслаждаясь благоуханием сада и ласковым ветерком, они втроём шли к усадьбе по сочной зелёной траве, усыпанной белыми лепестками.

Скоро их догнала Рыжая.

– Вернулась, разбойница, – усмехнулся отец, потрепав её за ухом. – Собственно, об этом мы и хотели поговорить с тобой, Велга.

– О чём?

– О разбойниках, точнее, о разбое. О том, что творится на реке.

– Север зависит от торговли со Старгородом, – вставил Инглайв. – И нам очень не нравится, что ваша королева сцепилась с ратиславским князем.

Велга крутила головой, переводя взгляд то на одного, то на другого, и едва сдерживалась, чтобы не выдать своё волнение. Кажется, об этом и упомянула мать. Княгиней… Велга станет княгиней…

– Война между Рдзенией и Ратиславией мешает не только нам, – продолжил Инглайв. – Империя и Вольные города тоже недовольны. Товары тормозят на реке или перепродают втридорога. Наши люди проходят на юг только за большую мзду.